Ему почему-то стало стыдно всего, о чем он только что размышлял с самим, собой. Он вспомнил Вовку: "Ты что, пап, на новую работу идешь?" Вспомнил Люсю: "Ни пуха ни пера тебе! Ну!.." Вспомнил спящую Маринку, которая до сих пор осталась для него Маринкой, хотя ей скоро и двадцать. И даже тещу… Пусть она не очень понимает, почему он сегодня почти не спал и встал так рано…
Двадцать лет хорошего и плохого, трудного и радостного, и все это - жизнь, без которой не было бы ничего сейчас, без которой ничего не может быть завтра. А он - стол вспомнил, шкаф, безделушки! Здесь, конечно, стол надо сменить и шкаф тоже. А дома… Разве это главное…
Он вышел в коридор. После ремонта больные еще не поступали. Потому и медперсонал в клинике был не весь. Он не мог не прийти. Как же, первый день… Он решил осмотреть палаты и операционные, благо и время есть и никто не мешает.
Где-то кто-то возился. Алексей Архипович явно слышал шум и скрип, такой, когда моют окна, протирая их газетами. Он заглянул лишь в две-три палаты, но скрип повторился, и он пошел на звук.
Палата… Очередная палата. Распахнутое окно, и женщина, немолодая, полная, в замусоленном халате, на подоконнике.
- Вы же простудитесь, зачем так? - сказал Алексей Архипович. - И почему так рано вы здесь?
- Почему рано? - обернулась она. И - поразила Алексея Архиповича чем-то… - Просто окна мою. Ведь через три дня…
Он не поверил своей догадке и все же решился:
- Тася?!!
Она тяжело соскочила с подоконника, вытерла руки о халат, посмотрела на него - и ничего не поняла:
- Откуда вы знаете? Разве я что-то не так…
- Тася! Это же я - Алеша! Неужели ты… - почти закричал Алексей Архипович. - Забыла, не помнишь?
Она не могла узнать его. Может, только что-то чуть знакомое. Но Алексей… Это было совсем другое, не связанное с этим человеком в белом халате и белой шапочке.
- Алексей Архипыч я, Лешка, Алешка, Дементьев, неужели не помнишь? - спросил он, глядя прямо в ее лицо. - Ведь ты это, Тася?
14
Они встретились дома у Алексея Архиповича. Поначалу все было чинно, словно на дипломатическом приеме. И хотя Вовка бегал без конца от стола куда-то в соседнюю комнату, и хотя Маринку через каждые пять - десять минут вызывали к телефону, ужин сохранял нарочитость официальной встречи.
- А все же вы далеко забрались, Людмила Петровна, - говорила Тася.
- Ну, что вы! - улыбалась Люся. - Разве Зюзино - это далеко! И метро рядом, и автобусное сообщение. Скоро и троллейбус, кажется, будет…
Сам Алексей Архипович почему-то чувствовал себя неловко, мельтешил, старался угодить за столом то Тасе и Марине, то Люсе, то - наоборот! - явно не угодив Вовке, сказать ему, что тот плохо ест, мусолит и вообще…
Все стало проще после трех-четырех рюмок. Вовку уложили спать, Марина пошла в кино на последний сеанс, а оставшиеся опять налили по полной.
- Я хочу выпить, - сказал Алексей Архипович, - за Люсю, то бишь жену мою, Людмилу Петровну, и за тебя, Тася, друга детства, и за женщин, прошедших войну!
Все чокнулись. Тася сказала: "Премного благодарна!" - и все выпили, после чего все пошло по-человечески. И воспоминания у всех нашлись, и темы для общих разговоров.
- У меня Андрюшка тоже в Бауманское поступил, по конкурсу хорошо прошел, - говорила Тася. - Вот бы как-нибудь встретиться нам всем, я бы Андрюшку своего с вашей Мариночкой познакомила. Одногодки они, интересно! Вот вы, Алексей-то Архипыч, знаете, как…
Алексей Архипович:
- Тась! Опять ты со мной на "вы"?
- Да что вы! Это я просто так…
Потом словно вспомнила:
- Андрюшка мой стихи любит. И наука у него и стихи…
- Так ты… Значит, в тебя сын, раз стихи любит! - сказал Алексей Архипович.
- Да, вот подсказать не можете ли, - сказала Тася, - Читали мы как-то с Андрюшкой поэта такого, Бориса Ручьева. "Любава" называлась. А потом искали что-нибудь его же, не нашли. Я все лотки обегала и Андрюшка - ничего не нашли. Не поможете, Алексей Архипыч? Может, вам легче где-то достать?
- Постараюсь, Тася, - пообещал он. - Борис Ручьев, говоришь? Постараюсь! Запомню!
И опять шли воспоминания. Видно, уж таков по натуре русский человек, что, случись ему выпить рюмку-другую, никак без воспоминаний не обойтись. А если уж фронтовики бывшие встретились, то - без фронтовых воспоминаний. Тася вспоминала что-то свое, и Люся вспоминала. И Алексей Архипович, наперекор здравому смыслу, перебивал женщин и долго, слишком подробно повествовал о каких-то своих боевых эпизодах.
Кажется, жена его, Люся, нарушила весь этот разговор, сказав:
- Теперь посуду соберем! Пора накрыть под горячее.
- А вообще-то я счастливая! - вдруг сказала Тася. - Правда, счастливая! Войну прошла - живой осталась. Сына взяла из детдома, малюсенького такого, год с половиной, вырастила и вот вроде в люди вывела! И сама! Вот хоть и на пятый десяток дело идет, здорова, пенсию получаю! А тут, понимаете, к двадцатилетию победы орден мне еще вручили, за сорок первый, третий по счету, и медаль "Партизану Отечественной войны". Полковник в военкомате вручал, важно так, как генералу какому…
- И еще медаль будет, - сказал Алексей Архипович, - "В честь двадцатилетия Победы…".
- Вот я и говорю: счастливая я, - подтвердила Тася. - А что, разве не так?
Он провожал ее поздно. Хотел вызвать такси - она отказалась. Хотел довезти на автобусе до метро - тоже отказалась.
Алексей Архипович проводил Тасю до лифта, нажал кнопку:
- Ну, хоть так…
- Спасибо вам, Алексей Архипыч! - сказала она. - Очень хорошо все у вас было.
- Опять ты со мной на "вы"?
- Так это не сердитесь, - сказала она, - Людмиле Петровне еще раз спасибо! И ребяток целуйте. Хорошие они у в… у тебя…
Как раз пришел лифт, и Алексей Архипович открыл дверцу:
- Ну, спасибо тебе, Тася! За то, что пришла, спасибо! А завтра увидимся в клинике…
Она вошла в кабину лифта, но придержала рукой дверь:
- Вот, Алексей Архипыч, вы все: на "вы", на "ты"! А я ведь, Алеша, если по чести сказать, больше всего тебя и любила всю жизнь… Так вот!.. Ну, прощай! До завтра!
И она захлопнула дверь.
И кабина пошла вниз.
Примечания
1
Дорогая, но нельзя же так долго! (нем.)
2
Стой, стой… (нем.)
3
Люблю! Люблю! Понимаешь, люблю! Не валяй дурака! (нем.)
4
Донесение захвачено при разгроме штаба полка в декабре 1942 года в районе Россоши войсками З-й танковой армии под командованием П. С. Рыбалко. (Перевод с нем.)
5
Из предсмертного письма И. X. Козлова, написанного в Минской тюрьме 27 декабря 1942 года.
6
Никак нет, нам просто дали квадрат (нем.).
7
Никак нет (нем.).
8
Я действительно знал. Знал, мне сказали, что в этом квадрате, то есть в лесу, находился штаб германского командования, построенный нашими войсками. И что теперь здесь должен находиться штаб русских (нем.).