Охацу и Когоо в свою очередь поклонились Омаа, и та ответила каждой едва заметным кивком, не проронив при этом ни слова. Тятя почувствовала всю ту же неприязнь, которая охватила её и при первой встрече с высокомерной девицей в замке Футю. Лицо Омаа являло собой неподвижную маску, надёжно скрывавшую её мысли.
Тут прибыла целая толпа подвыпивших гостей. Все, кто уже был в павильоне, включая Омаа, низко поклонились человеку, возглавлявшему шумную братию. Он, непринуждённо посмеиваясь, широким шагом прошёлся по энгаве, ступил на освещённое пространство и уселся подле Омаа. Тятя и её сёстры кланялись, не поднимая глаз. Они и без того догадались, что их поклон адресован самому Хидэёси.
- Ну что, княжны, небось уже наболтались всласть?
- Нет, - отрезала Омаа.
Тятя впервые услышала её голос - он прозвенел хрустальным колокольчиком.
- Нет? А что так? Давайте-ка навёрстывать упущенное. Как поживают наши дамы в Адзути?
- Хорошо. - Тятя наконец взглянула в лицо любопытствующему мужчине. Он сидел в каком-то кэне от неё. Да, это был Хидэёси. Улыбался, весело щуря глаз, обратив багровое лицо в её сторону. В неярком свете фонариков невозможно было понять, то ли знойное солнце опалило его, то ли возлияния сделали своё дело.
- Это, стало быть, Тятя. Как же величать вторую княжну?
- Охацу, - ответила Тятя вместо сестры.
- А третью?
- Когоо.
- Все три - писаные красавицы. Загляденье. Кстати, извольте подружиться с княжной Кагой, сделайте милость. - Хидэёси повернулся к Омаа: - Коли заскучаешь в Осаке, можешь в любое время наведаться к ним.
- Вот ещё.
Все вздрогнули, услышав столь дерзкий ответ.
- Что - вот ещё?
- Мне с ними неинтересно.
- Какая неприятность! - Хидэёси оглушительно захохотал, словно общался с малыми детьми и те позабавили его своими проказами.
Тяте стало неуютно от того, как вела себя Омаа, но присутствие мужчины, который самолично присвоил титул верховного правителя, разволновало её ещё пуще. Выходец из более чем скромного семейства, он достиг вершин власти, уничтожил клан Асаи, разделался с домом Сибата, принудив к самоубийству Тятиных отчима и матушку, а совсем недавно был назначен императорским двором на должность кампаку. Княжна глаз не могла отвести от лица этого человека.
Она дала себе слово выдержать его взгляд, но возможности испытать свою решимость ей не представилось, потому что Хидэёси вообще ни на кого не смотрел. Ни разу не взглянул никому в лицо. С видом взрослого, ненароком затесавшегося в стайку ребятишек, поглощённых игрой, он задал несколько вопросов Омаа, Тяте и её сёстрам - какие яства они предпочитают, занимаются ли разведением птиц, катаются ли по озеру на лодке - и велел всем отправляться спать.
Прежде чем удалиться вместе с дамами из своего окружения, Тятя поклонилась в знак прощания Хидэёси. Все последовали её примеру. Все, кроме Омаа, которая осталась сидеть рядом с властелином, высокомерно поглядывая на остальных. Её поведение показалось Тяте очень странным. И только вернувшись в свои покои, сёстры узнали из уст одной придворной дамы, что Омаа тоже сделалась наложницей Хидэёси и тот как раз вёз её в Осакский замок, но по пути остановился в Адзути. Поначалу Тятя не поверила своим ушам, а потом поняла, что иначе и нельзя объяснить дерзость шестнадцатилетней девчонки. И в тот же миг её обуял страх. Все барышни её возраста и положения одна за другой становятся наложницами Хидэёси - Тасуко, Омаа, младшая сестра Удзисато… Уж не уготована ли и ей та же доля? И впервые она почувствовала тоску и леденящую тревогу от того, что будущее Когоо, Охацу и её собственное отныне всецело зависит от милости кампаку.
Настал 14-й год правления под девизом Тэнсё, пришла шестнадцатая весна Когоо, и Гэнъи Маэда явился с известием о том, что младшая княжна Асаи просватана за Ёкуро Садзи. Известие это повергло в изумление не только новоиспечённую невесту, но и её двух старших сестриц.
Жених, которому сравнялось восемнадцать, владел землями Ооно в провинции Овари с доходом в шестьдесят тысяч коку. Его мать была младшей сестрой Нобунаги Оды, а значит, Тяте, Охацу и Когоо он приходился двоюродным братом. Однако до той поры княжны и слыхом не слыхивали ни о нём самом, ни о замке Ооно.
Впоследствии от дам из своего окружения Тятя узнала, что брак затеял не кто иной, как Нобукацу, сын Нобунаги, в свою очередь являвшийся кузеном Ёкуро Садзи. Нобукацу уже давно подыскивал юноше невесту, и в конце концов в жертву политике была принесена самая младшая из трёх княжон Асаи. По другой версии, Нобукацу и в мыслях не держал ничего подобного, а идея связать Садзи и Асаи узами брака принадлежала самому Хидэёси. Ёкуро Садзи состоял на службе у Нобукацу, который давно сговорился о политическом и военном альянсе с Иэясу Токугавой на случай столкновения с Хидэёси. Ёкуро, стало быть, тоже предстояло перейти в лагерь Иэясу, если вдруг начнётся война, и брак с Когоо ставил его при этом в неловкое положение перед лицом кампаку. Даже по прошествии многих лет Тятя так и не выяснила истину, но склонялась к тому, что план брачного союза выдвинул именно Хидэёси.
Впрочем, в ту пору, когда поступило предложение, Тятю заботила не столько его подоплёка, сколько благополучие младшей сестры. Найдёт ли Когоо счастье в этом браке? Для того чтобы ответить на столь важный вопрос, княжнам не хватало сведений. Известно было только одно: жених достоин Когоо с точки зрения общественного положения, ибо в его жилах тоже течёт благородная кровь Ода, а по отцовской линии он принадлежит к знатному самурайскому семейству из провинции Овари.
Через несколько дней после беседы с Гэнъи Маэдой, выступившим в роли посредника, Тятя обо всём рассказала Когоо. Шестнадцатилетняя девушка ответила ей с равнодушной беспечностью, свидетельствовавшей о том, до какой степени ей прискучила жизнь затворницы в Адзути:
- Ооно ведь находится в провинции Овари, да? Как вы полагаете, сестрица, Овари - подходящее место для жизни? Коли так, я охотно переберусь туда.
Но Тятя не могла позволить ей принять необдуманное решение. Да и Охацу, разволновавшись при мысли о том, что придётся отпустить маленькую сестрёнку в какое-то Ооно, о котором они и не слышали никогда, заявила:
- Сначала надобно хорошенько разузнать о вотчине жениха. Быть может, Ооно - совсем крошечная крепость.
Когоо только плечами пожала:
- Какая разница - высокие стены ещё никого не спасли. Сама-то я плохо помню Одани, но люди говорят, это был огромный замок, и между тем дядюшка Ода сровнял его с землёй. А Китаносё? Твердыня! И где она сейчас? Обратилась в прах и пепел. Что уж напоминать вам о прежней крепости Адзути - величайшая цитадель во всей Поднебесной, и тоже сожжена дотла.
Она была права. Все замки, в которых когда-либо жили или бывали княжны Асаи, один за другим сгинули в огне пожаров.
Тятя места себе не находила от тревоги за будущее младшей сестры, а та, похоже, ничуть не волновалась. "Раз уж меня просватали за какого-то Ёкуро Садзи, я выйду за него замуж и переберусь в его крепость", - говорила Когоо своим беспечным поведением.
Окончательное решение по поводу этого союза заинтересованные стороны приняли в начале лета того же года. Свадебная церемония должна была состояться на исходе десятой луны. По первоначальному замыслу роль официального посредника отводилась Нобукацу, но время шло, и его имя по неизвестным причинам перестало упоминаться в связи с подготовкой свадьбы.
Лето для всех трёх сестёр прошло в заботах и хлопотах. Посланники из дома Ёкуро Садзи то и дело наведывались в замок, чтобы лично проследить за приготовлениями. С приходом осени начали поступать поздравления и свадебные дары от вассалов дома Ода, которые уже много лет не подавали о себе вестей.
И наконец настал тот день, когда Когоо должна была покинуть замок в церемониальном паланкине и отправиться в своё новое жилище. Погода стояла холодная, природа поёживалась от страха в предчувствии зимы. Снег, правда, ещё не выпал, но над равниной, раскинувшейся вокруг озера Бива, уже нависли тяжёлые бурые тучи. Дата свадебной церемонии совпала с прибытием в Осаку Иэясу Токугавы, которому предстояло вести переговоры с Хидэёси, и на фоне вызванной этой новостью суматохи в Адзути отъезд Когоо в княжество жениха прошёл почти незамеченным, будто все о ней позабыли.
- Ну что ж, сестрицы, мне пора, - безмятежно и даже игриво бросила Когоо тем утром в момент прощания, но Тяте и Охацу фигурка младшей сестры в белом свадебном кимоно показалась такой торжественной и печальной, словно она отправлялась на смерть.
Охацу была удручена сверх всякой меры. Послужила ли тому причиной печаль от расставания с сестрёнкой или же мысль о том, что их бедной матушке не увидеть свою младшую дочь в свадебном наряде, так или иначе Охацу загрустила и сказала Тяте голоском, хриплым от подступивших к горлу рыданий, что они, наверное, уже никогда не встретятся с Когоо.
Да и Тятя ощущала, как в душе с приближением часа отъезда нарастает тревога. Молодой воин, которого ни она, ни сама Когоо ни разу в жизни не видели, и маленький замок Ооно, которым он владел, принимали в её воображении всё более одинокий и отчаянно печальный облик. Предчувствие того, что этому браку не быть счастливым, волной ледяной дрожи прокатывалось по телу, мешая девушке спокойно сидеть на месте.
- Когоо! - выкрикнула она в порыве сестринской любви. - Если когда-нибудь твой замок сгорит в огне войны, обещай, что ты вернёшься живой!
- Не волнуйтесь, всё обойдётся, - с улыбкой сказала Когоо и встала, чтобы последовать за посланником Ёкуро Садзи, велевшим ей поторапливаться.
Тятя и Охацу проводили её до замковых ворот, украшенных фонариками по случаю торжества. Тут Когоо впервые низко поклонилась сёстрам и исчезла за пологом паланкина. Процессия, которая ничуть не походила на свадебную - пять паланкинов, окружённые тремя десятками вооружённых воинов в походном платье, - устремилась в путь к землям Овари по берегу озера Бива. Тятя не вполне понимала политический смысл этого брака, но, глядя вслед процессии, которая медленно растворялась в рассветных сумерках, не могла отделаться от ощущения, что теряет сестру навсегда.
Вскоре после этого, на новогодних праздниках 15-го года правления под девизом Тэнсё, Гэнъи Маэда явился к Тяте с очередным брачным предложением, на сей раз касавшимся Охацу.
- Я прибыл побеседовать с вами на тему, которая надолго займёт ваши мысли, так что даже времени не останется расспросить меня о том, не ждёт ли часом ваша дражайшая сестрица Когоо наследника дома Садзи, - лукаво усмехнулся старый самурай.
Оказалось, Охацу сватают за воина в расцвете лет, принадлежащего по рождению к одному из пяти самых знатных домов Японии. Сам Хидэёси дарит его своим особым доверием и милостью.
- Кто же это? - осведомилась Тятя.
- Человек, которого вы знаете, княжна.
- И всё-таки, кто он?
- Господин Кёгоку.
Неужели почудилось или обычно ласковый взгляд Гэнъи Маэды действительно полыхнул странным огнём, сделался испытующим? Тятя не знала, что и думать.
- Высокородство его неоспоримо, равно как и личные добродетели… - начал было Маэда расхваливать жениха, но Тятя его остановила:
- Если речь идёт о многоуважаемом Такацугу Кёгоку, у меня заведомо нет никаких возражений и, более того, я не могу себе представить лучшей партии для моей младшей сестры. - Она чувствовала лёгкую грусть, как будто Охацу забрала у неё нечто важное, очень ценное, и в то же время испытывала облегчение оттого, что предложение адресовано не ей. - Надеюсь, сам господин Кёгоку не против этого брака?
- Я ещё не успел с ним побеседовать, но думаю, он не станет возражать.
Напрямую Гэнъи Маэда этого не сказал, однако нетрудно было понять, что идея брачного союза Охацу и Такацугу исходит от Хидэёси и что вассал не вправе противиться воле своего господина.
В тот вечер, вернувшись к себе, Тятя велела позвать младшую сестру и передала ей брачное предложение.
- Сватают тебя, а не меня, - подчеркнула она.
- Меня? За господина Такацугу?
- Ты что, не согласна?
Охацу зарделась.
- Но… дело не во мне… - с трудом скрывая радость, залепетала она. - Господин Такацугу может не…
- Не может, - отрезала Тятя. - Это приказ самого кампаку.
Ликующая Охацу не обратила внимания на злость, прозвучавшую в словах сестры, и вдруг расхохоталась. Безумный, торжествующий смех не смолкал до тех пор, пока Тятя не вознегодовала.
Вскоре после того, как Гэнъи Маэда передал княжнам волю Хидэёси, в Адзути явился сам Такацугу. Первая луна была на ущербе, без устали шёл снег, кружил в воздухе хороводы и таял, касаясь земли. В день визита Такацугу лёгкие белые хлопья тоже с рассвета танцевали на ветру, который относил их на погибель к озеру. Порой снегопад утихал, в вышине сквозь тучи пробивалась небесная синева, но тотчас снова налетали мириады снежинок, застили глаза своей кутерьмой.
Как и тогда, в Китаносё, Такацугу появился внезапно, без извещения, пришёл со стороны внутреннего сада. Тятя как раз раздвинула сёдзи, чтобы проветрить гостиную, - и увидела заснеженный силуэт. К ней приближался молодой воин. Она с первого взгляда узнала кузена. Даже ледяная белая пелена, прорезанная чёрными ветвями деревьев, не могла скрыть гордого разворота плеч потомка прославленного рода.
Почти два года минуло со времени их последней встречи. Он обещал, что обязательно вернётся, и только теперь нашёл возможность свидеться.
Охацу в тот день отлучилась из женских покоев - пошла с прислужницей на чайную церемонию в храм, стоявший в призамковом посаде. По натуре Охацу была скорее домоседкой и со дня переезда в Адзути почти не покидала крепостных стен - разве что по случаю официальных церемоний, - но как только она узнала о своей предстоящей свадьбе с Такацугу, её будто подменили - начала выходить в свет при любой возможности, словно на месте не могла удержаться от волнения. Однажды, глядя, как сестра идёт по энгаве, Тятя вдруг поняла, что всё в ней стало другим, включая походку: робкая поступь сменилась уверенными стремительными шагами, под которыми постанывали половицы.
- Негоже барышне так громко топать! - упрекнула её Тятя.
- Но я же выросла, стала тяжелее, оттого половицы и скрипят, - ответила Охацу и, точно в подтверждение этих слов, расправила плечи, чтобы продемонстрировать сестре свои округлости.
И то правда - расцвела девица, вытянулась за год да пополнела, так что даже Тятя завидовала её пышным формам. До чего же грустно было при виде этой налитой женской красы вспоминать хрупкий силуэт Когоо, шестнадцатилетней девочки, покинувшей замок в свадебном паланкине всего год назад…
Лишь подойдя совсем близко к женским покоям, Такацугу заметил Тятю, сидевшую на энгаве, и остановился как вкопанный. Постоял и снова пошёл вперёд, не сводя с неё глаз. На извечно бледных скулах заиграл румянец - надо думать, раскраснелся юноша на морозе.
Тятя впустила гостя, задвинула сёдзи и села напротив него.
- Что же вы, сударь, обещали навестить нас и пропали так надолго, - начала она беседу.
- Я приходил минувшим летом, всё так же, по саду. Услышал ваш голос за сёдзи и, не осмелившись потревожить, ушёл.
- Отчего не постучали?
- Не знаю. В конце прошлого года я опять был здесь, только ночью. Побродил у ваших покоев и вскоре удалился.
Как только молодой человек заговорил, Тятя почувствовала себя неуютно в его обществе. Она склонила голову, чтобы не смотреть на него, боясь поднять глаза и наткнуться на тот же пылающий одержимостью взгляд, которым он так смутил её в тот вечер, в замке Китаносё, когда, изъясняясь намёками, признавался ей в любви. Тятя догадывалась, что и сегодня Такацугу намерен толковать о том же. В гостиной, где, кроме них двоих, никого не было, почти физически ощущалось напряжение. А как же свадьба с Охацу? Что он об этом думает?
- Вас уже уведомили насчёт моей младшей сестрицы? - спросила она.
- Нет. Не понимаю, о чём вы…
Слова хлестнули по нервам, точно кнут. Стало быть, он ещё ничего не знает!
- О, ни о чём существенном.
И вдруг слегка дрожащим от волнения голосом Такацугу сказал:
- Княжна, в ваших жилах течёт кровь Асаи. Не сочтёте ли вы возможным союз со мной, недостойным Такацугу, в чьих жилах течёт кровь Кёгоку?
- Много лет назад я мечтала об этом союзе… - промолвила Тятя. Впервые она была с ним откровенна. Теперь, зная, что женитьба Такацугу на её младшей сестре Охацу неизбежна, ибо такова воля Хидэёси, она могла наконец смело встретить взгляд этого человека, обречённого на поражение. Именно поэтому отпала необходимость кривить душой, умалчивать о сокровенном, как в былые времена общения с ним. Она смотрела на него снисходительно - так умудрённый опытом воин смотрит на юного вассала, который пытается учить его уму-разуму. - Однако ныне и думать об этом забыла.
- Забыли?
- Имена Асаи и Кёгоку принадлежат далёкому прошлому. Настали другие времена. Некогда я и сама мечтала о возрождении наших кланов. Мой род был в ответе за уничтожение вашего, и я думала, что союз между вами и мною положит конец вашей ненависти к Асаи, что вместе мы вернём былую славу домам Асаи и Кёгоку. Но это было давно. Сейчас я думаю иначе.
- Почему?
- Всё изменилось. Мы опоздали. В течение последних десяти лет могущественные кланы один за другим исчезали с лица земли. Такэда, Акэти, Сибата - где они теперь? Даже клан Ода и тот постепенно уходит в небытие. А кто нынче вспоминает о доме Асаи?
- Конечно, вы правы. Однако разве в этом дело? Позволю себе облечь моё предложение в иную форму. Давайте оставим в стороне великие кланы Асаи и Кёгоку. Это я, Такацугу, владетель малого клочка земли в Омидзо с доходом в десять тысяч коку, прошу вас выйти за меня замуж. Теперь вы согласитесь внять моим словам?
- Омидзо?! - воскликнула Тятя. Она не знала, что Такацугу получил эту вотчину.
- Меня самого только вчера уведомили о великой милости. Официально новость будет оглашена в конце лета.
- Поздравляю. И кто же вас уведомил?
Такацугу, сидевший неподвижно, положив, как того требовали правила этикета, ладони на колени, не ответил.
- Его высокопревосходительство кампаку, полагаю? - не отступалась Тятя. Эти слова жгли ей язык, и она бросила их в лицо новоиспечённому даймё Омидзо. Они прозвучали иронично.
Такацугу по-прежнему хранил молчание, но его плечи скорбно поникли. Впрочем, возможно, он таким образом пытался сдержать свой бурный темперамент.
Тятя поднялась и раздвинула фусума, чтобы позвать прислужницу. Снежинки без устали плясали в саду.
- Тятя… - Такацугу подполз к княжне на коленях. - Вы презираете меня за то, что я принял от него землю?
- Полно вам! Что вы такое говорите!
- Я знаю, вы меня презираете. Моя старшая сестра стала наложницей, и…