Во втором месяце снегопады поутихли, но северный замок в Этидзэн всё ещё был отрезан сугробами от внешнего мира. В покоях тэнсю военачальники день и ночь держали совет, выбирая благоприятный день для начала войны против Хидэёси. Вечерами в пределах крепостной стены загорались костры простых ратников, которые, не снимая доспехов, готовились ко сну под открытым небом; во всех гостевых покоях квартировали знатные самураи. И вот наконец, на рассвете двадцать восьмого дня второй луны, бой барабанов и трубный глас раковин торжественно возвестили сбор. Хидэёси уже захватил Нагахаму, заручился поддержкой Нобухико и теперь атаковал Такикаву, союзника Кацуиэ. Дольше оставаться в стороне Кацуиэ не мог. Со смотровой площадки тэнсю взору открывалась равнина, на которой тысячи людей расчищали снег - им предстояло открыть дорогу на Янагасэ, где должна была состояться битва, освободить от сугробов десятки ри заснеженного пространства.
На второй день третьей луны, едва занялась заря, первые отряды тронулись в путь во главе с Моримасой Сакумой. Если верить его пьяному бахвальству на новогоднем пиру, в тот день он выступил навстречу смерти. Тятя с сёстрами поднялись на сторожевую башню. Колонна ратников растянулась на белой равнине тонкой длинной цепью. Силуэт молодого полководца навсегда запечатлелся в Тятиной памяти.
Через два дня настала очередь Кацуиэ покинуть Кита-носё. Он повёл за собой двадцать тысяч воинов - своих и Тосииэ Маэды. На сей раз Тятя с матушкой и сёстрами вышла проводить отчима к воротам, у которых царила величайшая суета. Пятидесятичетырехлетний полководец держался в седле с горделивым достоинством, выпрямив спину, и ни разу не обернулся к О-Ити и её дочерям. Всей армии понадобилось два часа, чтобы выйти за ворота. Когда последние ряды ратников исчезли из виду, О-Ити, Оха-цу и Когоо удалились в свои покои, а Тятя немного побродила в полном одиночестве по опустевшему центральному двору замка, припорошенному только что выпавшим снегом. Ступив на галерею, ведущую из внутреннего сада в гостиную, она увидела Такацугу, идущего ей навстречу и, слегка поклонившись, собралась было пройти мимо, но он её окликнул:
- Княжна!
Девушка остановилась.
- Это сражение будет судьбоносным для вашей семьи.
Гадая, к чему он клонит, Тятя молча смотрела ему в глаза. Поколебавшись немного, Такацугу продолжил:
- Военным кланам не привыкать к победам и поражениям. Такова их участь. Вот и вам настала пора задуматься о том, что вы будете делать, когда битва закончится.
- Вы хотите сказать - когда мой батюшка потерпит поражение? - прямо спросила Тятя и потупилась. - Я уже знаю, что буду делать.
- Могу я полюбопытствовать, что именно?
- Я намерена разделить судьбу этого замка.
- И почему же, с таким-то образом мыслей, вы в своё время не разделили судьбу замка Одани?
- Тогда я была слишком маленькой. - Тятя подняла голову и теперь снова смотрела в лицо Такацугу. Нет сомнений - брачный союз её матери с Кацуиэ Сибатой увлёк их всех на неверный путь. Она знала, что так будет, с самого начала знала и всё же подтолкнула мать к этому губительному решению. Она сделала это ради него, ради Такацугу, ради юноши с красивым печальным лицом, ради воина, который предпочёл жизнь вечного изгнанника бесчестью смерти, отказался уйти, не исполнив своего предназначения, не подняв из пепла дом Кёгоку. Да, когда-то для неё не было в мире ничего прекраснее этого лица и она охотно согласилась бы снести любые удары судьбы, подвести под них не только себя, но и мать, и сестёр, лишь бы это помогло Такацугу в осуществлении цели всей его жизни. Но теперь, глядя на него, Тятя чувствовала, как былая любовь обращается в ненависть. Она чувствовала, что её предали.
- Ваша матушка вышла замуж всего-то полгода назад. Никто не требует от вас столь беззаветной преданности клану Сибата.
- И что же вы предлагаете? Бежать? Да знаете ли вы, что воины этого замка идут на смерть только ради того, чтобы мы могли спокойно жить?
- На смерть, говорите? Но если вам нужна моя жизнь, я готов отдать её прямо сейчас!
В глазах Такацугу зажёгся прежний огонь, и Тяте показалось, что свет от него окутал её с головы до ног. Чтобы избавиться от этого наваждения, девушка устремилась в свои покои.
Вбежав в гостиную, она бросила Охацу:
- Приготовьтесь к визиту господина Такацугу, - и со злорадным удовольствием отметила, что при одном упоминании имени кузена личико сестрицы запылало румянцем.
Моримаса Сакума, военачальник первой группы войск, ступил со своими ратниками на землю Оми в пятый день третьей луны и встал лагерем вблизи Янагасэ. Кацуиэ, взявший под командование основные силы, не заставил себя ждать - девятого числа его знамёна взметнулись на горе Утинакао. С южной стороны он приказал возвести оборонительные укрепления и принялся ждать Хидэёси. Тот, самолично возглавив многотысячную армию, уже семнадцатого подошёл к Янагасэ, но обмена ударами не последовало: его армия заняла позицию в виду объединённых сил Сибаты и Маэды и тоже возвела оборонительные укрепления.
Вести из Оми поступали в Китаносё ежедневно, но в депешах говорилось лишь о нехватке продовольствия, амуниции и прочего, о военных же действиях - ни слова. Мало-помалу нервное напряжение, царившее в замке, спало, весенние деньки продолжили свой безмятежный бег. Снегопады теперь налетали на Этидзэн совсем редко, первые солнечные лучи, ещё чуть тёплые, но уже возвещающие своим появлением воцарение весны, начали робко согревать стылую землю, а в середине третьего месяца во внутренних садах замка зазвучали птичьи трели. Тятя расспрашивала каждого встречного и поперечного, пытаясь выведать названия птиц, но никто не мог ей ответить.
На двадцатый день третьей луны после полудня в великой спешке примчался гонец на взмыленном коне с первыми боевыми сводками. Воспользовавшись тем, что Хидэёси бросил часть сил на штурм крепости Гифу, в которой заперся Нобухико, войска Маэды и Сибаты пошли в наступление. Гонец покинул место событий накануне вечером, когда на горе Утинакао заканчивались последние приготовления к битве.
На следующий день два вестовых, загнав лошадей, привезли донесения о громких победах Моримасы Сакумы, но к полуночи прибыл третий с неожиданной новостью: войско Сакумы разгромлено, самураи Кацуиэ Сибаты отступают, гарнизону Китаносё приказано готовиться к осаде.
В замке поднялась суматоха, стены заходили ходуном, и лишь в покоях О-Ити и её дочерей царило спокойствие. У Тяти было такое чувство, будто нечто долгожданное и неотвратимое наконец-то произошло.
Через несколько часов после прибытия третьего гонца, доложившего о поражении союзных войск, в весеннем предрассветном сумраке начали вырисовываться вдали, на северном тракте, расплывчатые силуэты самураев, конных и пеших, бежавших с поля боя. Неверным шагом, едва держась на ногах от усталости, они входили в город у подножия замка группками по трое-четверо. Были среди них и люди Моримасы Сакумы, и воины Кацуиэ Сибаты. Они собирались на площади у главных ворот крепостной стены, где для них уже выставили котлы с едой. Грязные, оборванные самураи бродили вокруг котлов, точно бездомные собаки, а наевшись, растягивались на голой земле и тотчас засыпали от изнеможения.
Кто-то из беглецов рассказал, что враг преследовал их до самого Футю и всё смешалось на дорогах - уже невозможно было различить, где свои, где чужие. Ещё говорили, что волна скоро докатится и до Китаносё. О судьбе остальных полков армии Сибаты они не знали, не могли сказать и каким образом удалось Хидэёси нанести им столь сокрушительное поражение.
У самураев из охраны замка нашлось лишь одно объяснение: Хидэёси провёл молниеносную атаку и тотчас бросил авангард своей армии на север. Значит, он очень скоро будет у стен Китаносё. Никто не ведал, жив ли Кацуиэ Сибата, главнокомандующий союзными войсками, и не сложил ли голову в бою Моримаса Сакума.
О-Ити и княжны начали спешно собираться в дорогу - в любой момент мог прибыть Кацуиэ и дать им распоряжение покинуть замок. Пока они хлопотали, на женскую половину явился самурай и сообщил, что господин Сиба-та уже вошёл в город. О-Ити с дочерьми тотчас направилась по галерее к саду, и дальше, через главный двор к распахнутым въездным воротам первой линии укреплений - единственному освещённому бивачными кострами месту. Повсюду в замке, в покоях и под открытым небом, царила тьма. Вскоре они увидели, как на освещённое пространство ступили восемь боевых коней с всадниками, за ними - десятка четыре пеших воинов, и всё остановились у костров. Верховые спешились. При них не было уже ни заплечных флажков, ни полковых штандартов. Но странное дело: ничто в облике и поведении самураев не напоминало о том, что это жалкие остатки разгромленной армии, - напротив, они были собранны и сосредоточенны, будто прибыли на тайный военный совет.
Тятя не сводила глаз со своего отчима, приближавшегося к ней в неверных отблесках пламени, со сломанным копьём в руке. Печальное это было возвращение. Совсем не так он покидал замок пятьдесят дней назад, во главе двадцатитысячного войска, на боевом скакуне, из-под копыт которого разлетались хлопья снега. "Что сталось с отважными воинами, совсем недавно смыкавшими ряды вокруг него?" - думала девушка.
- Обезьяна расставила нам ловушку, - сказал Кацуиэ, ни к кому конкретно не обращаясь - ни к супруге, ни к падчерицам. Лицо стареющего военачальника побеждённой армии было бесстрастно.
Четыре женщины молчали. Да и где бы они нашли слова утешения?
Кацуиэ в сопровождении нескольких самураев направился к тэнсю. О-Ити последовала за мужем, Тятя увела сестёр на женскую половину.
Вскоре от придворных дам из свиты О-Ити княжны узнали, что замок уже взят в кольцо осады и бежать поздно.
В тот вечер Тятя и Охацу долго не могли заснуть, лёжа друг подле друга на футонах, расстеленных, как всегда, в их общей спальне.
А Когоо тотчас погрузилась в сон. Тятя завидовала младшей сестрёнке, которой достался такой невозмутимый характер, завидовала её хладнокровию, не сказать - бесчувственности, которая и помогла ей заснуть, несмотря ни на что.
В темноте Тятя не видела лица Охацу, но знала, что она тоже не смыкает глаз. Вдруг девочка села на футоне, затем снова улеглась. Через какое-то время опять зашевелилась, собираясь встать.
- Не спится? - прошептала Тятя.
Охацу что-то пробормотала себе под нос, откинулась на подголовник и вдруг спросила:
- Что станется с господином Такацугу?
И тогда Тятя поняла, что сестре не дают заснуть мысли о двоюродном брате.
- Напрасно ты о нём беспокоишься, - ледяным тоном сказала она. - Я уверена, что именно сейчас он думает о том, как бы отсюда улизнуть.
Тятя и сама переживала за Такацугу, который нашёл убежище в замке, обречённом на уничтожение, но не смогла удержаться от презрительного ответа, когда Охацу об этом заговорила. С другой стороны, её слова были правдивы от начала и до конца: она действительно не сомневалась, что Такацугу готовится бежать из осаждённой крепости. Ведь он предвидел такой оборот событий ещё в тот день, когда Кацуиэ повёл войска в Янагасэ, и даже советовал ей последовать его примеру и позаботиться о собственном спасении. Такацугу, впрочем, был не единственным, кто помышлял о бегстве. В ту самую ночь пусть на мгновение, но об этом задумались все обитатели замка.
После короткого обмена репликами сёстры снова погрузились каждая в свои невесёлые мысли. Сколько времени они пролежали так в ночном мраке, неизвестно, но внезапно Охацу подняла голову. Тятя тоже услышала тихий звук, как будто кто-то осторожно постучал костяшками пальцев по раме сёдзи со стороны сада. Стук повторился.
Охацу вскочила:
- Кто это может быть?
Тятя уже знала ответ: не кто иной, как Такацугу. Она тоже встала. Сёстры легли спать одетыми и теперь не мешкая подбежали к сёдзи.
- Кто там? - громким шёпотом спросила Тятя.
- Такацугу. Прошу прощения за то, что явился к вам среди ночи, но время не ждёт, - прозвучал приглушённый голос из сада.
Охацу чуть-чуть отодвинула раму, оставив небольшую щёлочку. Обычно им и в голову не приходило принимать меры предосторожности в Китаносё, но сегодня в замке царила необычная атмосфера. Перекличка часовых, звон оружия, конское ржание, тяжёлые шаги в ночном мраке то ближе, то дальше - кто это, враг или друг?..
Такацугу стоял совсем рядом, на расстоянии кэна от девушек.
- Я пришёл попрощаться. Сегодня ночью я убегу из замка, - без тени стыда сообщил юноша. - Вам же, княжны, бояться нечего - даже если Китаносё не выдержит осады, ничего дурного с вами не случится. Едва ли господин Сибата пожелает, чтобы вы последовали за ним прочь из этого мира, а уж Хидэёси… - Он не закончил мысль и, помолчав, снова заговорил: - В общем, хочу вас предостеречь от… неблагоразумных поступков. Замок обречён - не завтра, так послезавтра он будет в руках врагов, вам же нужно только тихо пересидеть штурм в своих покоях. Вот что я хотел вам сказать. Потому и осмелился побеспокоить вас среди ночи.
- Благодарим за ваше доброе отношение. Надеюсь, вы тоже воздержитесь от… неблагоразумных поступков. Куда вы собираетесь бежать? - Тятя не могла себе представить ни единого места в стране, где Такацугу мог бы чувствовать себя в безопасности. Да Хидэёси все острова вверх дном перевернёт и не успокоится, пока не найдёт его!
- Что ж, выбор у меня невелик. Какое-то время придётся скрываться в Вакасе. - (Тасуко, старшая сестра Такацугу, вышла замуж за Гэммэя Такэду, даймё этой провинции.) - Надеюсь, мы ещё свидимся. В один прекрасный день, когда вы и ждать-то меня перестанете, я вырасту перед вами, словно из-под земли, и попрошу убежища.
- Я была бы счастлива предоставить вам кров, но боюсь, что к тому времени меня уже…
- Что? - резко перебил Тятю Такацугу. - Не вздумайте сказать мне, что вы намерены покончить с собой! - И усмехнулся: - В наше смутное время человеку и тысячи жизней не хватит, коли он начнёт расплачиваться ими за каждое поражение. Моя тётушка вышла за хозяина этого замка каких-то полгода назад. У неё нет обязательств перед кланом мужа. С ней, так же как и с вами, я поговорю откровенно, чтобы вы всё немедленно выбросили глупые мысли из головы. Я, Такацугу, буду жить! Слышите? Пусть на земле не останется ни деревца, ни былинки, за которыми можно схорониться, даже тогда я, Такацугу, не отрекусь от своей воли к жизни! - И поскольку этим всё было сказано, он с гордо поднятой головой исчез в ночном мраке, не забыв слегка поклониться кузинам и бросить на прощание: - До встречи. Когда-нибудь она непременно произойдёт!
Тятя и Охацу какое-то время оторопело смотрели на то место, где он только что стоял. Младшая сестра первая пришла в себя и тоскливо спросила:
- Что же с нами будет?
- Я знаю одно: мы разделим судьбу этого замка, - заявила Тятя.
- Нет, я не хочу! - всхлипнула Охацу и в отчаянии замотала головой.
- Хочешь ты или не хочешь - у тебя нет выбора. Мы - часть семьи Сибата. Долг каждого члена семьи - следовать за своим господином и в жизни, и в смерти. Разве это не справедливо?
- Нет! Не хочу, не хочу!
- Если ты так боишься умереть, чего же стоишь тут? Догоняй Такацугу, удирай вместе с ним! - отрезала Тятя и, оставив сестру у раздвинутых сёдзи, вернулась на свой футон.
Когоо всё так же безмятежно посапывала во сне, не ведая о том, что творится вокруг. "Должно быть, она - единственный человек, спокойно спящий этой ночью в замке", - подумала Тятя. Она слышала, как Охацу давится рыданиями, укладываясь рядом с Когоо. О чём бедняжка так горько плачет? О разлуке с Такацугу? О своей жестокой участи? Тятя не знала. Да и сама Охацу не смогла бы ответить на этот вопрос. Все беды навалились так неожиданно, что юное сердечко пятнадцатилетней девочки просто не сумело их вынести.
Тятя твёрдо решила последовать примеру О-Ити. Если мать отринет смерть, она, её дочь, тоже будет жить; если мать покончит с собой, она, Тятя, не раздумывая вонзит в горло кинжал. Внезапно осознав, что в её размышлениях не осталось места для отчима, девушка ещё пуще опечалилась. Она вспомнила высокий силуэт Кацуиэ Си-баты в проёме главных ворот замка. Это было несколько часов назад. Он спешился в отблесках пламени… Сломанное копьё в руке… Тогда при виде старого полководца у неё защемило сердце - она и сама не знала почему.
Задремавшую было девушку разбудил какой-то шум - оказалось, в спальню явились придворные дамы. Ещё не рассвело. Женщины были в походных одеждах и при кинжалах, но все как одна умирали от страха.
- Враг занял холм Асиба! - загомонили они. - А в замке - небольшой гарнизон да горстка раненых самураев! Некому нас защитить! Что же с нами будет? Замок и дня не продержится…
Тятя вышла в сад и направилась к крепостной стене, чтобы подняться на сторожевую башню. По пути ей встретились несколько увечных, обессиленных воинов, накануне чудом добравшихся до замка. Боевые кони бродили по двору без привязи. Уже на подходе к башне девушке пришлось лавировать между вооружёнными ратниками из гарнизона, в спешке сновавшими туда-сюда, а уже возле самых ступенек её повелительным окриком попытался остановить какой-то самурай и, обогнав, заступил дорогу:
- Княжна, здесь опасно, вернитесь в свои покои!
- Я только посмотрю одним глазком сверху и тотчас спущусь. Мне хочется в последний раз полюбоваться горами.
Воин молча посторонился, словно растерявшись от этих слов.
Заглянув в бойницу, Тятя и правда увидела в рассветной дымке на холме Асиба, что возвышался неподалёку от восточной стены замка, боевые стяги. Они полоскались на ветру так близко - казалось, протяни руку - и коснёшься полотнищ. Значит, Хидэёси где-то там, на склоне. Тятя отчётливо вспомнила низенького полководца с хитрым худым лицом. Она видела его всего лишь раз, в прошлом году. Ей никак не удавалось себе представить, что именно это странный человечек нанёс сокрушительное поражение её отчиму, одержал победу в битве, гнал самураев Сибаты, Маэды и Сакумы до самой Этидзэн, встал лагерем вон там, совсем рядом, и готовится к нападению.
Тятя мысленно вернулась в тот день, когда она сказала Кацуиэ, что ненавидит не войны, а поражения. "Кто же их любит?" - рассмеялся он тогда, а теперь на его плечи легла неподъёмная ноша проигранной битвы. Тяте всегда нравился этот стареющий воин, но сейчас он вдруг показался ей совершенно никчёмным человеком. Высокий рост, стать, безупречная выправка, большие крепкие руки, лицо, так легко багровеющее от гнева… Как глупо!
Двадцать второй день четвёртой луны прошёл без столкновений. Вражеские лучники не выпустили ни единой стрелы, ни один ружейный выстрел не грянул с холма Асиба. Но осаждённые знали, что главные воинские силы Хидэёси ещё не подтянулись из Футю, что он собирает людей для решительного штурма и что ночью его армия безжалостной волной-цунами накроет замок.