Профессор потихоньку выздоравливал и становился уравновешенным. Вот только никогда не вернулись к нему ни прежнее спокойствие, ни свобода. Он жил монотонной, серой жизнью учителя, ото дня ко дню, от ранга к рангу, от ордена до ордена. Все это его не радовало и не вызывало никаких воспоминаний. Он стал безразличен ко всему, подобно многим другим в этом смертельном, отравленном тишиной царствовании Александра III - царя, влюбленного в покой… кладбищенский покой.
Глава V
Перед Рождеством господин Ульянов пошел на повышение, став директором над всеми народными школами. Исполнение новых обязанностей он начал с объезда учебных заведений губернии. Володю, у которого были рождественские каникулы, он взял с собой.
Они путешествовали на почтовых санях, иногда попадая в очень редко навещаемые места, где среди лесов притаились поселения без церквей, школ, врачей и властей.
Из лекций Остапова Владимир помнил, что вся Казанская губерния была когда-то могущественным, высокоцивилизованным болгарским государством, от которого не осталось ничего, кроме названия реки Волги. В XIII веке в эти края наведались татары, гнавшие перед собой несчетные племена, поднятые идущей из глубин Азии монгольской волной. Остатки той орды и встречались теперь на пути Володи; рядом с татарами и русскими крестьянами жили вотяки, мещеряки, черемисы, чуваши и мордва.
Погрязший в невежестве муравейник людей, отличавшихся друг от друга одеждой, языком, верой, обычаями и первобытными, иногда мрачными и кровавыми предрассудками.
Между поселениями туземцев, принадлежащих к различным племенам, царила постоянная вражда.
Русские с презрением смотрели на бывших захватчиков, называя их "татарвой" или "белоглазой чудью"; те, со своей стороны, платили им холодной ненавистью. Одинокий татарин или вотяк не могли без опаски пройти по русской деревне; мужик-великоросс не отважился бы без товарищей проехать через деревню чувашей или черемисов.
Скандалы и драки возникали даже на выходе из церкви по окончании богослужения или в школе между детьми.
Владимир стал свидетелем очень интересного и поучительного зрелища.
Они остановились на привал в маленькой деревеньке, чтобы перекусить и сменить коней.
Мальчик пошел к реке, где толпились люди. Они сбегались на середину реки из двух лежавших на противоположных берегах деревень.
Над обрывом стояла толпа баб и детей. Женщины рассказали Володе, что две разделенные рекой деревни издавна не могут поделить лужайку на острове и теперь решили поставить точку в этом споре всеобщим побоищем.
Вначале звучали отвратительные оскорбления и проклятия. После этого в бой вступили маленькие мальчишки, за ними - подростки; однако продолжалось это недолго, так как мелюзгу разогнали толпы бросившихся в круговорот битвы молодых и старых мужиков.
Бойцы были вооружены камнями и толстыми ремнями, намотанными на кулаки, как у древних гладиаторов. Самые здоровые мужики, от которых зависела окончательная победа, размахивали длинными и тяжелыми жердями и даже снятыми с телег оглоблями. Драка продолжалась недолго, так как жители вотяцкой деревни отступили перед молодецким натиском татар с противоположного берега. На снегу осталось несколько раненых, а может, и убитых; на льду расцвели, словно пурпурные маки, пятна крови.
Ульянов задумался над тем, как повести всех этих, ненавидевших друг друга и принадлежавших к финской и монгольской расам туземцев к общей цели. Он понимал, что это грезы, которыми безотчетно обманывала партия "Народная воля".
- Тут надо придумать столько же призывов, сколько существует племен! - шептал он с издевательской улыбкой на разрумяненном от мороза лице.
В больших деревнях уже функционировали открытые недавно народные школы. Владимир с интересом присматривался к учителям и учительницам.
Часть из них приветствовала нового директора спокойно. Этим людям нечего было скрывать. Те же, что и в гимназии, рекомендованные церковью и правительством учебники, та же оболванивавшая и мошенническая программа.
Однако у подавляющей части учителей, как сразу заметил наблюдательный мальчик, совесть не была чиста и благонадежна. В беседе с директором они были недоверчивы, осторожны, воздержанны. В их глазах легко можно было прочитать неприветливость по отношению к представителю власти.
Однако господин Ульянов этого не замечал. Внешне все было в порядке. Он безразлично выслушивал жалобы на скверное оснащение, на нищету, на недоброжелательное отношение жителей к школе и даже вражду к учебе и учительству; это находилось за рамками его компетенции, об этом должна думать центральная власть. Он отвечал за то, чтобы все было в соответствии с инструкциями.
Он выезжал из деревни спокойный и удовлетворенный, даже не подозревая, что в сундуках народных учителей лежали старательно замаскированные брошюрки авторов "Народной воли", которые намного отважнее, нежели официальные, оплачиваемые "ученые", расправлялись с историей святой Руси.
С тяжелым сердцем возвращался молодой Ульянов домой.
Он понимал, что народ не монолитен, что он поделен на враждующие племена, предан местечковому патриотизму и не знает общих стремлений и принципов.
Для него была очевидна бездонная пропасть между деревней и городом, между крестьянством и интеллигенцией, которую мужики не понимали и не любили, так как была она для них воплощением правительства или чем-то дьявольским со всеми ее знаниями, наукой и чуждыми обычаями.
- Справиться с ними мог только Чингисхан или иной великий захватчик! - думал Владимир. - Кровавой рукой гнал он их за собой к покорению мира, вел к самим собой обозначенной цели. С той поры ничего не изменилось, поэтому и теперь нужен был новый хан или наш русский - дерзкий, жестокий Антихрист, новатор-мечтатель с толстой дубиной в крепкой руке - Петр Великий!
Своими впечатлениями мальчик подробно делился в доме Остаповых.
Все там любили его и называли ласково - Воля.
Впервые он услышал это имя от хрупкой, златовласой Елены и, сам не зная почему, покраснел по самые уши.
Старый доктор Остапов с изумлением слушал рассказы серьезного Воли, который говорил, как взрослый человек со сформировавшимися взглядами.
Логика, понятная без преувеличений и эмоциональных порывов мысль; простая, но жесткая диалектика занимали старого доктора. Не один раз думая об этом, он формулировал свои впечатления следующим образом:
- Ни мое поколение, ни сверстники моего сына не демонстрировали таких строгих, ясных и смелых мыслей. Ха! В жизнь вступает новое поколение, абсолютно непохожее на нас. Быть может, они не только смогут строить блестящие здания на глиняном фундаменте, но возведут что-то действительно великое и вечное, например - пирамиду русского Хеопса!
С Владимиром старый доктор вел беседы часами. Мальчик предпочитал их безразличному, полному сомнений профессору.
Однажды, когда Владимир с глубокой уверенностью утверждал, что можно изменить взгляды, будучи законопослушным и нравственным, молодой Остапов произнес горькие, безнадежные слова:
- Ничего не получится! Россия обречена на уничтожение…
От этих горьких, унизительных мыслей повеяло холодом.
Только Ульянов, внимательно взглянув на профессора, сразу ответил:
- В России живет 130 или 150 миллионов людей, на всем земном шаре, наверное, два миллиарда, которые страдают и чувствуют одинаково. Так пускай гибнет Россия во имя торжества правды… общечеловеческой.
- Ну нет - это уже перебор! - воскликнул врач.
- Мы не можем устанавливать исключительно русскую правду, - ответил Владимир. - Не имеет она ни цели, ни средств.
- А общечеловеческая правда?
- Над ней будут работать все вместе: мы, англичане, негры и индусы. Вместе получится лучше и быстрее!
- Какая же это правда? - спросил профессор.
- Я еще не знаю, но чувствую ее… здесь, здесь…
Говоря это, Володя пальцем дотронулся до своего лба.
В уголке, наклонившись над вышивкой, тихонько сидела Елена.
Когда Владимир произнес последние слова, она подняла на него глаза. Увидев его, указывающего на свой лоб, опустила веки и тихо вздохнула.
После ухода отца и брата, не отрываясь от вышивки, спросила:
- Воля убежден, что правда находится в мозгу?
- Да! - ответил он. - Только в мозгу.
- Я думаю иначе! - возразила девушка, покачивая светлой головкой. - Великие идеи только тогда могут овладеть людьми, когда переходят в чувства. Это значит, что в деле созидания, укрепления и принятия правды должно участвовать сердце…
- Нет! Как только в игру вступает сердце, начинаются компромиссы, а их я не выношу и не признаю! - резко воскликнул Володя.
- Значит, Воля никогда не пойдет за голосом сердца?
- Нет, никогда! Сердце - враг разума.
Она вздохнула и замолкла, еще ниже склонившись над столом.
- Почему Лена вздохнула? - спросил Владимир.
Ответа не было долго. Владимир терпеливо ждал, глядя, как свет лампы ложится золотыми пятнами на гладко причесанные волосы и ласкает длинные, толстые девичьи косы.
- Мне грустно… - прошептала она.
Ульянов промолчал.
- Мне грустно, - повторила девушка и вдруг подняла на него большие голубые глаза, наполненные горячим блеском. - Воля плохой!
Владимир не отзывался.
- А что, Воля ничего в жизни не любит?
Он подумал и ответил:
- Я желаю добра и правды всем людям во всем мире…
- То есть - любит?
- Нет! Для этого достаточно разума, - сказал он спокойно.
Спустя мгновение Елена, не отводя от его глаз удивительного, игривого взгляда, шепнула:
- И никого… не любит?
Он хотел ответить, но внезапно смутился и, покраснев, стал разглядывать лежащее на столе иллюстрированное издание Пушкина.
- Например, меня… Воля любит? - услышал он тихий шепот.
Ульянов вздрогнул и стиснул зубы.
- Потому что я люблю Волю… люблю, как отца, как когда-то любила маму… о, нет! Люблю еще больше - как Бога!
Он ответил сквозь стиснутые зубы:
- Не слишком убедительное сравнение!.. Бога, Лена, нет! Это устаревшая идея, случайно остающаяся в обороте.
Глаз на нее он, однако, не поднял, опасаясь посмотреть в ее полные сердечного блеска зрачки.
- Для меня Бог существует! Я Его люблю так же, как люблю Волю, - прошептала девушка.
- Лена! - бросил он удушливым, как будто зовущим на помощь голосом.
Он не видел, но догадывался, что она протягивает ему изящную, с ямками над каждым пальчиком ручку.
Схватив, он рванул ее почти жестоко, почувствовал возле своей груди бьющееся сердце Лены, притянул ее к себе, щуря темные раскосые глаза, и впился губами в ее холодные, дрожащие губы.
- Твоя, твоя на всю жизнь, до последнего вздоха!.. - шепнула она с воодушевлением.
- На всю жизнь! - повторил он, и сразу какой-то холод проник в его грудь.
Он не знал, фальшь этих горячих слов или плохое предчувствие послужили этому причиной.
Елена как настоящая женщина уже планировала всю их жизнь.
- Воля окончит университет и станет адвокатом, чтобы защищать только самых несчастных, самых обиженных, как, например, Дарья, отправившаяся нищенствовать; я научусь медицине и буду лечить самых бедных и униженных…
Дальнейший разговор прервал профессор Остапов. Он стал у порога и позвал:
- Пойдемте, друзья, ужинать!
После того разговора с Леной Ульянов каждую свободную минутку старался провести у Остаповых. Даже Маркса забросил. Сейчас, в период первой любви, он казался ему слишком холодным и беспощадным.
Мария Александровна догадывалась, в чем дело, и была довольна тем, как все складывалось.
- Очень порядочная и милая девочка! - откровенничала она с мужем. - Серьезная, честная, из хорошей семьи. Может, даст Бог, будет из этого толк. Я была бы довольна!
- Естественно! - соглашался Ульянов. - Отец - генерал, лучший врач в городе. Это - партия!
- Самое главное, что она очень стоящая девушка, рассудительная, с добрым сердцем! - поправила мужа госпожа Ульянова.
- Ну и слава Богу! - воскликнул, потирая руки, отец.
Никто не знал, что в это же время Владимир переживал муки сомнений.
Он чувствовал, что изменяет чему-то более важному, чем его личная жизнь. Ему припомнился пьяный Остапов, рассказывающий об угрызениях совести Иуды. Теперь он понимал Иуду… Понимал, что эта подсознательная, неуловимая измена связана с Леной.
А если поступить, как с коньками и латынью? Бросить Лену и снова взяться за Маркса, за свои записки и книжки?
Однако он не мог себя побороть и шел к Остаповым, смотрел жадным взглядом в глаза Елены, улыбался блеску ее золотых кос и ощущал приятную дрожь возбуждения, когда она слушала его, хмуря брови.
Он был молод и не мог понять, что, раз уж он сравнивал свое чувство к этой девушке со своим увлечением коньками, которые он отверг ради дела, значит, это не была любовь на всю жизнь до последнего вздоха.
Не зная этого, он боролся с первой любовью, которая поглощала его. Боролся… Отдавался ее сладким чарам и стряхивал их с себя, чтобы в момент слабости вновь протянуть к ней руки. Он чувствовал то, что переживали святые во время искушения, сводившего их с пути Божьего. Они поддавались соблазну, уже касались жаждущими устами чародейской чаши с ядом и отталкивали ее, чтобы пребывать в муках, пока вновь не начинали мечтать о чем-то прекрасном, соблазнительном, искушающем.
Они презирали себя, восставали против слабости духа, истязали себя и - побеждали во имя Господа, продолжая путь по усыпанной камнями и шипами дороге.
- Во имя какого Бога я должен бороться? - спрашивал себя Владимир. - Кто требует от меня жертвы?
Ответа не было, только где-то в лабиринте мозга, как ловкая змея, извивалась удивительная, беспокойная, пробуждающая мысль:
- Ты должен быть одиноким, избавленным от жизненных забот, ничем не связанным! Отдай все силы свои, всю мощь разума, весь жар никого не любящего сердца!..
- Чему или кому отдать? - шептал он, чувствуя охватывавшую его дрожь.
Снова молчание. Новая борьба, сомнения, угрызения совести, слабость, голубые глаза и золотые волосы Лены - муки, невыносимые муки!..
Александр Ульянов, закончив с червями и микроскопом, приглашал к себе коллег и знакомых. Во флигеле почти ежедневно стоял шум, а комната была наполнена дымом и голосами спорившей молодежи.
Когда появлялся старый Ульянов, неописуемо гордый полученным недавно крестом Святого Владимира, который давал ему наследуемый дворянский титул, молодежь сразу смолкала и завязывала обрывочные, банальные беседы. Однако до ушей отца долетали отдельные выражения. Это были ужасные слова: революция, Народная воля, подвиг Желябова…
Потом он горько упрекал сына, говоря, что эта "банда безбожников" всю семью погубит.
В конце концов слухи о собраниях, проводимых в доме статского советника и кавалера ордена Святого Владимира, дошли до полицмейстера.
Он пригласил к себе Ульянова и по-дружески предупредил, что держит под наблюдением дом, а особенно Александра Ильича, которого охарактеризовал как "человека молодого, незаурядной гениальности ученого, зараженного, к сожалению, преступными мечтами масонов и революционеров из партии убийц святого государя Александра Освободителя".
Старик устроил сыну такой скандал и так возмущался, что потерял сознание. Он тяжело две недели болел под надзором доктора Остапова.
Александр перенес свои собрания на какую-то конспиративную квартиру. В доме наступили покой и согласие.
Зная о любви отца к шахматам, Александр часто играл с ним, а старик больше никогда не заводил разговоров о неуместном для сына кавалера высокого ордена и таком опасном поведении.
У него не было уже никаких подозрений.
Мысли Владимира были такие же.
Изменились они неожиданно, после того как однажды, вернувшись домой, он обнаружил торчавшую из-под подушки брата книжку. Взяв ее, он сильно удивился.
Книга была очень тяжелой. Воспользовавшись отсутствием брата, он внимательно разглядел ее. Это был кусок высверленного изнутри железа, имеющего вид книги.
В голове мальчика блеснула страшная мысль. Ему показалось, что он все понял.
- Ты очень не осторожен, Саша! - сказал он, когда старший брат вернулся домой. - Такие вещи надо прятать старательней.
Брат смутился и ничего не ответил.
- Да-а! - подумал Владимир. - Все-таки черви не помешали Александру стать революционером, а Лена отнимает у меня много времени и уводит мысли на эгоистичный, мещанский путь. С этим надо кончать!
Но он не мог…
Его мучили мысли, связанные с открытием, происшедшим в комнате брата. Он сомневался и боролся с собой. Стоял на распутье и не находил выхода.
Он страшно похудел и стал бледным. Однако молчал и с отчаянным упорством держал язык за зубами, чувствуя себя человеком, впервые подписавшим смертный приговор.
Так продолжалось в течение всего лета.
Осенью 1886 года внезапно умер отец.
Это было тяжелое время. Тогда он еще больше полюбил Лену. Она была единственной, кто умел утешить огорченную мать и утихомирить ее боль и грусть. Госпожа Ульянова никогда не уважала мужа, однако, прожив столько лет вместе, грустила о нем. Мария Александровна любила мужа любовью матери. Она понимала, что этот наполовину калмык - недалекий, безвольный, подобострастный - прошел свой жизненный путь благодаря ей. Это она пробуждала в нем человеческое достоинство и придавала его работе настоящее содержание.
Дочки Марии Александровны, смелые и интеллигентные, обожали Лену и открыто называли ее невесткой.
Только Владимир не строил уже никаких планов и отрекся от мечтаний. Со дня на день он ожидал нового удара, который должен был обрушиться на его семью и все изменить, а может, даже разрушить. Ему единственному было известно об этом лучше, чем даже тому, по которому удар должен быть нанесен. У него не было ни надежд, ни иллюзий.
В марте следующего года, когда Владимир ходил уже в 8-й класс, город потрясла весть, что в годовщину смерти Александра II от руки Желябова, в Петербурге было раскрыто покушение на жизнь царствующего монарха.
Среди арестованных заговорщиков был Александр Ильич Ульянов, а среди подозреваемых - его сестра Анна.
Мария Александровна, огорченная и прибитая масштабом несчастья до самой земли, решила ехать в Петербург. Дети не могли отпустить ее одну. Обратившись к старым добрым знакомым, они убедились, что никто не желал иметь проблем с властями и демонстрировать близкие отношения с семьей преступника, поднявшего руку на царя. Некоторые даже не пускали молодых Ульяновых на порог. Старый приятель отца Шилов избегал встреч с ними и больше не приходил сыграть в шахматы.
- Интеллигентное общество дегенерировало окончательно! - бросил Владимир и плюнул с отвращением, возвращаясь вместе с сестрой от старых друзей, не впустивших их к себе домой.
В дальний путь, под предлогом получения информации о поступлении на медицинский институт, отправилась с Марией Александровной Лена Остапова.
Несчастная мать ничем не могла помочь сыну. "Обожающий покой" царь Александр умел мстить врагам помазанника Божьего.
Просьба матери о замене смертного наказания на пожизненное заключение была отклонена.