Святополк нахмурился. В этой битве пал его отец, был убит юный Борис Вячеславич, князь-изгой, кинувшийся в битву от отчаяния. Олег и Роман, двое других изгоев, получили по заслугам - Романа подкупленные Всеволодом хазары убили через год, а Олега на четыре лета заточили в Царьград. От Олега мысли перескочили на Тмутаракань, куда в разные годы бегали князья-изгои - то Ростислав Владимирович, коего потом отравили греки, то сын его Володарь с двоюродным дядей Давидом Игоревичем, другим изгоем Рюрикова корня. Давид потом, отпущенный Олегом, занялся грабежом и захватил торговый город Олешье и бесчинствовал бы и далее, но Всеволод послал его во Владимир-Волынский, который он делил с тремя братьями-Ростиславичами и его собственным братом Ярополком Изяславичем, так странно и страшно убитым несколько лет спустя. А ведь у Ярополка подросли два сына, Ярослав и Вячеслав, новые изгои… Кого они приведут на Русь и какие земли захотят забрать под себя?
Владимир Мономах терпеливо ждал, пока на высоком, с залысинами челе Святополка не проявятся следы его дум. Устав ждать, заторопил его сам:
- От бездомных князей и есть все беды на Руси! Вспоминаем, кто кем когда обижен да со стола согнан! И без того делов полно, чтобы еще этим считаться. А, казалось бы, чего проще - раз и навсегда поделить землю, и пусть каждый в своей отчине разбирается, а к другим носа не сует, потому как и к нему никто не сунется. Зато, свободные от распрей, можем мы силы объединять на другие дела! Вспомни, как мы два года назад в Половецкую степь ходили, совокупившись? В одиночку ни ты, ни я и полпути бы не прошли, а вместе? Знатно поганым перья пощипали! А кабы Олег Святославич нам свою рать прислал?.. А вспомни, как мы на него прошлым летом ходили? Тут не только мы - Давид Игоревич помог да сыновец твой Ярослав.
- С такой силой можно было и на половцев сызнова пойти, - задумчиво кивнул Святополк.
- То-то и оно! Вместях сподручнее любое дело делать!.. Святополк Изяславич, ты как есть великий князь киевский и всей земли Русской, должен о том речь свою повести. Ты старший, тебя послушают. А кто не захочет, с теми и разговор у нас пойдет другой.
Остальные князья стали прибывать на другой день. Встревоженный и взволнованный долгожданной встречей с князьями-братьями, Святополк встречал их всех по очереди.
Князей Всеславова корня звать не стали, да они бы и не пришли. Полоцкое княжество прочно откололось от Руси, ввязавшись в распрю с ляхами и балтийскими племенами зимегалов, ливов, эстов и время от времени огрызаясь на изборские и псковские земли. Жив был еще старый Всеслав Чародей, выросли семь его сыновей. Рано было ратиться с Полоцком. Против него могли выйти только объединенные силы русских.
Зато от ближних соседей, Галича и Волыни, приехали все три князя - старший Володарь и младший Ростиславич, Василько, высокий, красивый и сильный русоволосый витязь с синими глазами. Явился он в сопровождении всего одного своего боярина, Кулмея, родом берендея, ибо в последнее время шли к нему сотнями и тысячами торки и берендеи, селились на землях его Теребовля и по берегам Дуная. Приходили к нему половцы - с миром и военными союзами. Сам Тугоркан был его другом и соратником - только в Любече узнавший о смерти хана Василько нашел Святополка и искренне посочувствовал ему: он знал Тугоркана с другой стороны, его города степняки не грабили. Самый молодой, едва достигший тридцати четырех лет, Василько был и самый деятельный, горячо и весело сверкал глазами, озираясь вокруг, заговаривал со всеми и, казалось, всему был рад. Его брат Володарь с некоторых пор, хоть и был старше, слушался его и во всем поддерживал.
Их ближайший сосед, Давид Игоревич Владимиро-Волынский, отстал от братьев чуть ли не на целый день, хотя путь им лежал из одного края. Невысокий, рано начавший полнеть и лысеть, Давид много пережил за свою жизнь. Пока был молод, его кормили, но едва вырос, указали на дверь. Помыкавшись по Руси и испытав немало горечи и унижений в попытках получить волость, Давид мертвой хваткой вцепился во Владимир-Волынский, доставшийся ему после смерти Ярополка Изяславича. У него уже был взрослый сын, от рано умершего младшего брата остался сыновец Мстислав, коему Давид заменил отца. Он слишком хорошо понимал, что такое для князя оказаться не у дел, и был готов на все, чтобы потомки не повторили его судьбы. Деятельные братья Ростиславичи его раздражали - заразившись от отца жаждой жизни и живостью, они вместе были сильнее его. Опасаясь за свою участь, Давид Игоревич окружил себя верными людьми - вместо двадцати дружинников, как великий князь и Василько, привел с собой чуть ли не полсотни и взял трех самых разумных своих бояр - Лазаря Мишинича, Василя и торчина Туряка.
Братья Олег и Давыд Святославичи приехали вместе. Олег явился без свиты, разве что с несколькими отроками и слугами. Давыд же, нравом и видом тихий и вялый, слушавшийся всех и желавший всем угодить, собрался обстоятельно. Он единственный выказал полное почтение Святополку Изяславичу как великому князю киевскому и приветствовал Владимира Мономаха как второго после него властителя. Радостный своим Смоленским столом, он был готов хоть сейчас заключить любую роту. Что же до Олега, то он держался гордо и надменно, чуть свысока поглядывая на остальных князей. То, что Любеч стоял на Черниговской земле, его несколько успокаивало, но он не верил Мономаху полностью и ждал дурных вестей.
Сразу по приезде, едва князья сходили, по обычаю, в баню, умывшись и переодевшись с дороги, Владимир Мономах устроил для них пир. Святополк пришел на него спокойно и уверенно, поелику тратился не он. Остальные пребывали в ожидании. Их бояре не столько ели и пили, сколько косили глазами по сторонам, высматривая и выжидая.
Из-за настороженных взглядов, бросаемых боярами и князьями друг на друга, настоящего веселья не получилось, и, когда стольники и чашники наконец убрали остатки яств и напитков, многие почувствовали облегчение.
После пира собрались в той же палате, расселись вдоль стен по лавкам. Как старший князь, Святополк сел на высокий резной столец, сжимая узкими пальцами подлокотники. Владимир Мономах держался поблизости, наклонившись вперед, блестя светлыми серыми глазами и поглаживая редеющие на темени рыжеватые кудри. Он бросил на Святополка вопросительный взгляд, и киевский князь, поняв, что надо начинать, поднял руку, призывая ко вниманию.
- Братья-князья! - воззвал он, уже жалея в душе, что не уступил Мономаху право говорить - красно молвить ему было не дано, он боялся сказать лишнее или забыть упомянуть о чем-то важном. - Что же это деется? Брани меж нами, которы, роту не исполняем, младшие старших не слушают… Нет между нами мира и любви, нет согласия, ибо сказано в Святом Писании, что Господь всегда на стороне сильного! Мы же сами заросли, села и города в Поросье обезлюдели, сколько людей наших в полон поганые увели!..
- Так то Поросье, оно вона где! - не сдержался Давид Игоревич. - Далече небось!
Святополк замолчал, не зная, что ответить на такие слова, но тут ему на помощь бросился Владимир Мономах.
- Далече-то далече, но то общая земля, Русская!.. Братья, почто мы губим нашу Русскую землю, коию от дедов и отцов наших нам заповедано оберегать и хранить от ворога и лиходея, Правду Русскую блюдя!
- Истинно так, - вставил слово Святополк. - Земля наша общая, и беды ее и радости, богатства ее и лишения тоже общие! Огляньте вокруг - со всех сторон на нас вороги наседают, житья не дают.
- А иные того не разумеют и ради своей выгоды готовы ворогу помогать! - добавил Владимир Мономах.
Олег Святославич медленно выпрямился, расправив плечи.
- Не про меня ли речь сия? - негромко вопросил он, но в палате сразу запахло грозой. Бояре завертели головами, присматриваясь, остальные князья обратились в его сторону.
Сам Святославич смотрел на Владимира Мономаха, и в глазах его сверкал вызов.
- А про кого же иначе? - ответил Мономах. - Не по твоему ли слову поганые на Русь трижды приходили, землю нашу зорили? Ведаешь ли ты, свою выгоду блюдя, сколько людей они в полон увели, сколько нив потоптали, сколько сел и городов пожгли!
- А ты будто половцев на Русь не водил? - мгновенно ощетинился Олег. - А кто супротив меня поганых той зимой навел? Да еще стяг свой, княжеский, половчину поганому передал? Не так ли?
Остальные князья и бояре сдержанно загудели, обсуждая событие. Отдать стяг инородцу, неверному язычнику? Но Владимир Мономах и бровью не повел.
- Было сие дело не ради моей выгоды! - воскликнул он. - Я ради спокойствия всей земли на сие дело решился!
- И на убийство послов половецких тоже поэтому пошел? - вспомнил Олег. - Почто к тебе Итларь и Китан два лета назад прибегали зимой? Не с войском же шли! Тайно, обманув, ночью убил!
- Сии половцы врагами земли нашей были! - ответил Мономах. - А с врагами разговор короток - смерть поганым, и все тут! Я их на Русь не звал… Да и почем ты ведаешь, о чем они прибегали со мной говорить?
- Уж ведаю!
- Это Итларевич твой тебе набрехал?.. Да он земли нашей первым врагом был! А ты врагам нашим помогал. Чем они тебя прельстили? Что обещали? Не зря ты с ними стакнулся! Половчанку за себя взял, своим у поганых стать желаешь!
Услышав такое обвинение, многие бояре разинули рты, а князья ошеломленно уставились на Олега Святославича. Даже брат Давыд - и тот дернулся отсесть от него. Но сам Олег держался гордо и спокойно, темные глаза его не изменились, разве что руки на коленях сжались в кулаки.
- Вы половцев врагами величаете, - холодно отмолвил он, - а того не разумеете, что они со мной поступали честнее, чем вы, братья родные и двоюродные. Они меня с родины не высылали, отчины не лишали…
- Так и мы тебя не трогали особо! - вставил слово Святополк. - Сидел ты в Тмутаракани, блюл наши русские дела и заботы…
Давид Игоревич скривился и переглянулся с Володарем Ростиславичем - пока Олег жил пленником в Царьграде, Тмутараканью правили они, а после его возвращения стали изгоями.
- Моя отчина Чернигов! Почто меня лишили моей земли? Не потому ли, что Всеволод Ярославич, отец твой, себе захотел мой богатый край взять? Брату Давыду вы Смоленск отдали, а мне что? А Ярославу?
- А что вы для земли нашей сделали, чтоб вас волостями награждать? - огрызнулся Мономах. - Лишь тот, кто о земле печется, живота ради нее не жалеет, днем и ночью в заботах, как сделать ее обильнее и от ворога защитить, лишь тот достоен владеть землею!
Услышав такие слова, Василько встрепенулся, словно боевой конь, заслышавший трубный голос рога. Молодой князь был полон замыслов, что теснились в его голове, он горячо желал их осуществления, поверив в свои силы еще два года назад, когда в союзе с Боняком и Тугорканом ходил воевать на стороне Алексея Комнина против восставших булгар и их союзников печенегов. До этого он лишь пробовал свои силы, но та война показала Ростиславичу, что он может надеяться и на большее. С тайными мыслями получить себе поддержку у старших князей он и ехал на снем, тем более что военная сила ему была надобна. И вот они, золотые слова!.. Владимир Всеволодович, двоюродный дядя, вот кто ему нужен!
Заметив, как загорелись глаза Василька, Давид Игоревич нахмурился, а его бояре стали пристальнее наблюдать за молодым князем. Вот он встретился взглядом с Мономахом, задержал на нем взор, чуть кивнул ресницами… Мономах в ответ, не сводя с него глаз, наклоняется к своему боярину Ратибрру, шепчет что-то…
- Братья, братья-князья! - тем временем пытался урезонить родичей Святополк, чувствующий, что со снема все могут отправиться сразу на новую усобицу. - Негоже нам о малом спорить, великое забыв! Опять встала меж нами распря! Почто она? Нам же на погибель, ворогам на радость! Всем нам ведомы наши беды и утеснения. Для того мы тут и собрались, чтобы сообча решить, как землю Русскую поделить.
- А чего ее делить? - не выдержал Давид Игоревич, услышавший для себя опасное слово. - Она и так поделена!
- Как? - бросил на него гневный взгляд Олег. - И кем? Несправедливость чинится - кто сильнее, тот и забирает себе соседские волости…
Святополк Изяславич уловил в его словах намек, переглянулся с Мономахом, но тот шептался о чем-то со своим боярином Ратибором и не заметил взгляда великого князя. Но слова Олега услышал и нахмурился.
- А чего ты хочешь, брат Олег? - не спеша отвернувшись от Ратибора, спросил он. - Новгород?
Теперь уже насторожился сам Святополк. Новгород издавна, еще со времен Владимира Красно Солнышко считался вторым городом в Русской земле. Им владел наследник великокняжеского стола. По лествичному праву он сейчас был в вотчине Мономаха, ибо еще Всеволод Ярославич послал туда внука Мстислава Владимировича. Отдать Новгород Олегу означало признать его права на наследование золотого Киевского стола. И война прошлой осени ясно показывала, что Олег хочет этот город.
- Новгород не Новгород, но Смоленск, где я ныне живу, мал для нас всех, - хмуро ответил Олег. - У меня сыновья подросли, у Давида взрослые дети, Ярослав женат… Совсем нас земель на Руси лишить хотите? А мы не изгои! Своей доли требуем!
- Долю еще заслужить надобно, - отмолвил Мономах, и спор пошел по новой.
В тот день так ничего и не решили - до самого вечера князья спорили, поминая прежние обиды и перечисляя, где и какие города принадлежали им в прежние времена. Вспомнилась Тмутаракань, Олешье, мелкие распри, начиная со дня смерти Ярослава Мудрого, когда первый раз делили столы. Князья перечисляли, кто когда сидел где без волостей, вспоминали, где и как долго им пришлось княжить, и требовали себе эти земли. Святополк отстаивал владения умершего брата Ярополка в Луцке, Ростиславичи требовали себе часть Волынской земли, ибо при Ярополке они сидели в ней без волостей, получив от Всеволода Ярославича и старших братьев его лишь городки для кормления. Давид Игоревич вспоминал торговый город Олешье и Тмутаракань, спорили об отнятых у поляков землях и червенском Перемышле, столе умершего Рюрика Ростиславича, который его братья Володарь и Василько ни за что не хотели отдавать во владения кому бы то ни было. О последнем особенно яростно спорил Давид Игоревич, отчаянно не желая усиления братьев-соперников.
Наконец Владимир Мономах как хозяин дома, под чьей крышей собрались князья, поднялся с места и объявил, что ему пора на вечернюю службу в местную церковку. Гости восприняли это как знак отойти на покой и стали прощаться.
Мономаху было очень важно обдумать все услышанное. Самый важный разговор будет завтра, когда прочие тоже продумают, что и с кого требовать, посоветуются с боярами и придут к решению. Но он был должен суметь направить русло беседы так, чтобы уладить дела между всеми.
Мономах действительно направлялся к своей домовой церкви, чтобы побыть в тишине, но не прошел и полпути, как сзади послышались торопливые шаги:
- Князь! Владимир Всеволодович, погоди!
Мономах - с ним был только боярин Ратибор - остановился, оглянулся. За ним спешил Василько Ростиславич, порывистый и сильный в движениях, красивый, горячий. Подбежав, коротко поклонился, тряхнув русыми кудрями:
- Дозволь слово молвить, князь!
- Дело у тебя ко мне или так просто, на беседу зовешь? - Мономах покосился на невысокую, украшенную деревянным кружевом церковку, что темным пятном выделялась на осеннем небе.
- Дело у меня к тебе, и дело немалое, - ответил Василько. - Не только на княжеский снем ехал я, старших князей послушать и волю их исполнить. Есть у меня замысел один. Желаю поделиться с тобой и, коли захочешь, вместе его исполнить.
Мономах вспомнил его горячий ищущий взгляд в палате и кивнул Ратибору:
- Последи, чтоб никто не помешал.
Старый боярин отошел чуть в тень, сливаясь с ночной темнотой. Владимир Мономах и Василько отошли к самой церковке, встали на ее крыльце, будто бы молясь, но любому зоркому глазу было видно, что Василько что-то горячо, сбивчиво рассказывает Мономаху, то и дело останавливаясь и отвечая на его осторожные вопросы.
Именно это и видели притаившиеся в стороне двое бояр Давида Игоревича, Василь и Лазарь Мишинич. Василько бросился следом за уходящим Мономахом, успев только шепнуть брату два слова, и бояре не преминули донести это до ушей своего князя. Давид Игоревич давно имел зуб на деятельных Ростиславичей. Не только он - ляшский князь Владислав и угорский Коломан всерьез опасались за свои владения, византийский император Алексей Комнин тоже с неудовольствием смотрел на усиление бывшего союзника. Подозрительный и осторожный Давид, наученный жизнью быть хитрым и изворотливым, желал увеличить свои владения и богатство, с готовностью принимал у себя иноземных послов, получал золото и серебро в обмен на клятвы и только ждал часа, когда можно будет расправиться с Васильком, присоединив к Волыни богатые галицкие и червенские земли.
Верные своему князю и надеявшиеся найти в делах и речах Василька Теребовльского крамолу, бояре подобрались как могли ближе. Однако славящийся своей набожностью Мономах завел-таки собеседника под своды домовой церковки, где никто не мешал им говорить свободно, а у порога остался воевода Ратибор. Поэтому, сколь ни старались Василь и Лазарь Мишинич, не могли ничего разобрать. До них долетали лишь отдельные слова.
- Дай мне дружины! - восклицал горячий Василько.
- Добро, - отвечал Мономах. - Ведаю, Святополку сие придется не по нраву, да благо всей земли важнее. Он должен понять, что…
Далее князья заговорили тише и быстрее, словно торопились высказать все, что было у них на сердце. До подслушивающих бояр и самого Ратибора, который, видимо, тоже был увлечен разговором и не приметил слухачей, доносились лишь обрывки: "Ляхи и булгары, все, сколь ни есть… Царьград… половцы… наша Волынь… тебе честь, мне слава… сами пейте и веселитесь… надо совокупиться и действовать вместе, я это давно понял… за то спасибо тебе, князь!.."
- Сговариваются, - прошептал Василь. - Надоть князя упредить…
- Чуяло мое сердце - покажут себя Ростиславичи! - добавил Лазарь Мишинич. - Давно я Давиду Игоревичу указывал.
- Как мнишь - на что Василько Владимира Всеволодича подбивает?
- Как не мнить - про Волынь сказывал да про ляхов с булгарами. Хочет небось всю Волынь и Галицию под одну руку забрать. А с Мономахом только дурак ныне спорит - сам великий князь ему в рот глядит, когда он вещает! Совокупятся эти двое - кто супротив них выстоит?
Василь озабоченно качал головой. В церковке Мономах молился, крестясь на иконы, озабоченно шептал: "Господи, помоги! Господи, великое дело задумано, да не ради себя - ради всей Русской земли!" Рядом так же горячо клал кресты Василько. Молодой князь был готов криком кричать от волнения и восторга - сбывались самые смелые его мечты.
Боярину Ратибору наскучило стоять у порога, глядя в осеннюю ночь. Он прошелся туда-сюда и заметил две тени за углом. Старый воевода шагнул было в их сторону, но, угадав, что их увидели, тени отпрянули и исчезли за строениями.