За окном кончался короткий зимний день, некоторые свечи уже потухли, и в палате сгущались тени. Самые разные мысли теснились в голове киевского князя. Чаще других приходило сожаление: "Эх, и зачем я только поддался Давиду? Отпусти бы Василька…" Но тут же рассудок брал верх: "Василько бы непременно пожаловался Мономаху. Как ни крути, было бы так же". Но что было делать? Как бороться с напастью? Ведь против него, как было сказано в роте, поднялась вся Русская земля! Но ведь виновен не он, а Давид! Как доказать это?
Нарастающий шум снаружи отвлек от дум. Послышались звонкие молодые голоса. Кто-то заспорил с охраной у дверей, прикрикнул на нее, и в палату ворвались четверо юношей.
Двое старших, погодки, похожие как двойняши, были ему сыновцами - детьми брата Ярополка, Ярослав и Вячеслав. Именно из-за их волынских владений ныне началась котора. Двое других были родными детьми Святополка - двадцатипятилетний Ярослав был взволнован. В глазах его младшего брата, восемнадцатилетнего Мстислава, светилось жадное молодое любопытство.
- Батюшка, ведаешь ли, что творится?! - воскликнул он, вырываясь вперед. - Город шумит!
- Кричат - приступ будет, - добавил Ярослав. - Князья Чернигова и Переяславля на нас идут. Им только Днепр перейти. Ведаешь?
- Ведаю! - выкрикнул Святополк. Вскочив, шагнул к окну, прижался лбом к маленьким стеклышкам, силясь в темноте двора угадать, что там творится.
- Что делать думаешь, стрый? - Порывистый, нравом более похожий на отца Ярослав Ярополчич шагнул вперед. - Сражаться или?..
Когда Ярополк убежал к ляхам, поссорившись со Всеволодом Ярославичем, бросив мать, жену и двух сыновей в Луцке, Ярославу было десять лет. Бегство князя запомнилось ему как нечто, раз и навсегда ломающее жизнь ему и всем родным - ведь с того дня Ярополк и Вячеслав больше не видели отца, через два года от чужих людей узнав о его смерти.
И именно это испугало Святополка больше, чем угроза войны. Неужели он, заступаясь за достояние брата, будет вынужден повторить его судьбу?.. По чьему навету его убьют? Уж не по Мономахову ли?..
Но он уже ученый! Он не дастся в руки врагам! Святополк круто повернулся к сыновьям и сыновцам.
- Мы должны бежать! - выдохнул он. - И как можно скорее, пока не опомнились они!.. Поднимайте людей!
Ярослав и Вячеслав Ярополчичи быстро кивнули и выскочили вон, на ходу отдавая приказы. Мстислав ушел следом за ними. Ярослав чуть задержался.
- Батюшка? - робко позвал он. - А куда мы уходим? К уграм? - Ярослав был женат на венгерке.
- После, сын. После! - отмахнулся Святополк, и тот вышел.
Оставшись один, князь некоторое время стоял как потерянный, сжав кулаки и молча слушая нарастающую в тереме суету. Сыновцы и все княжеские слуги ведали, что князь не кинется в путь очертя голову - он захочет взять с собой не только еству и добро, но прихватит любимые книги, оружие, казну. Поезд наберется на десяток возов, не считая подвод с добром дружинников и челяди. Зимний вечер длинен, ночь еще длиннее. Они успеют незамеченными выбраться из города. Мономаху нужен Киев, он войдет в город, остановится там и не сразу снарядит погоню. А они тем временем…
Святополк тихо застонал, покачнувшись. Как он мог забыть?.. Куда им бежать? Где у него друзья? Отец бегал в Польшу, в Германию и Священную Римскую империю, к родне жены и тамошним церковникам в поисках подмоги против мятежников-смердов. Брат Ярополк ходил туда же - он был женат на немке. А куда идти ему?
Можно было ехать к половцам, звать на подмогу родню жены, но Тугоркан убит, его сын тоже, остальные подчиненные ему ханы тоже пали в бою или пленены. Шаруканиды ослаблены, а захотят ли помочь остальные? Или в надежде на большие дары от Мономаха закуют в железа его с дружинниками, сыновьями и сыновцами да и продадут в Суроже? Нет, в степь тоже нельзя.
Остается Византия. Но тамошний император Алексей Комнин - союзник Василька Теребовльского. Да и не было никогда у Святополка друзей в Царьграде. Нет, надо идти на запад. В Венгрию нельзя - его тесть, король Ласло, умер, а новый, Коломан, Киев не жалует. Остаются Чехия, с которой дружил еще его отец Изяслав Ярославич, и датский король Эрик Добрый. К ним он и пойдет. За союз заплатит, женив сыновцев Ярослава и Вячеслава на их дочерях, пообещает чешским и угрским королям своих дочерей. А Давид Игоревич ему не враг, он пропустит великого князя через Волынь.
Это было лучшим решением, но Святополк продолжал сомневаться. Последняя свеча, догорев, погасла, он очутился в темноте, но не сразу очнулся от дум. Стояла полная тишина. Князю показалось, что вокруг сгущаются какие-то тени. Скрипнула половица под чьим-то неосторожным шагом. В углу выпрямилась белая тень…
Святополк не стал всматриваться в бледное лицо, на котором почему-то нельзя было увидеть глаза. Вскочив, он перекрестился дрожащей рукой:
- Чур меня, чур… Свят-свят-свят! Изыди!
Видение дрогнуло, словно отражение в воде. Святополк с криком выскочил из палаты.
Любава не ложилась спать, когда ее нашел великий князь. Княжеская наложница только присела в своей каморке, переводя дух и молясь за своего Святополка/как он вошел к ней сам.
- Любавушка! - воскликнул князь, протягивая руки. Женщина вскочила,, кинулась к нему, пала на грудь.
Как же она любила его!.. Ведала про него все, но любила и знала, что он платит ей такой же любовью и терпит ради нее поношения от других князей. Со дня женитьбы на половчанке Святополк редко посещал наложницу, заходя на час-другой, но сейчас по дрожи его рук, по блеску глаз, по тому, как он обнял ее и прижал к сердцу, как потом стал, торопясь, отыскивать ее губы, Любава поняла, что сейчас он пришел к ней на всю ночь - может быть, последнюю в их жизни. И женщина сама потянулась к нему, отвечая на торопливые ласки. Она высвободилась из его рук лишь однажды, да и то для того, чтобы закрыть дверь каморки на крюк…
Потом они лежали, обнявшись, жарко дыша, под теплой шерстяной полостью. Любава гладила длинные волосы князя, его сухую твердую спину, чувствовала его дыхание у себя на шее. Свечи догорали.
- Мне… идти надо. - Святополк наконец-то оторвался от нее, выпрямился над женщиной. - Спешу я.
- Ведаю. - Любава не сделала попытки удержать его, осталась лежать, разметавшись. - Рухлядь и припасы собраны… Уже все решил?
Святополк кивнул, с усилием сел:
- Я иду один. Ты остаешься. Мономах тебя не тронет, а я… Сыновья со мной идут. Я их сберегу!
Любава только тут поднялась, сзади обхватила князя руками, прижалась щекой к плечу:
- Куда же вы?
- Бог ведает. Должно, в чешские земли… Что делать, Любавушка? - вдруг вскрикнул он. - Что делать?
Любава придвинулась ближе, и Святополк опять сжал ее в объятиях, гладя растрепавшиеся волосы. Женщина послушно отзывалась, ласкаясь, но когда он стих, отстранилась, блестя глазами.
- Не спеши, князь, - вымолвила она. - Погодь, авось что придумается!
- Да что? Что придумается?.. Мономах супротив меня вышел! Не ведаешь, каково было тем, кто вызвал его гнев? Уж на что Олег Святославич силен был - и Чернигов за него, и вятичи, и братья, и половцев наводил - а и того согнул. А кто за меня встанет? Да и не навеки я ухожу - заручусь помощью у чехов да датчан и вернусь.
- А если замириться? - с надеждой спросила Любава.
- Замириться? С Мономахом? - отрывисто рассмеялся Святополк. - Да кто ж меня замирит с ним?
- Люд киевский шумел, - со значением ответила женщина. - Не спеши, лада мой! Погоди до света. Утро вечера мудренее - авось что образуется…
Святополк упрямо покачал головой, но спорить с Любавой не мог и не умел и позволил ей оставить себя в ее каморке до утра.
Наутро Любава растолкала Святополка торопливо, без жалости, как какая-нибудь простая женка своего мужа:
- Вставай, княже! Вставай!
- Что? Где? - Святополк не сразу вспомнил со сна, где находится.
- Мужи киевские до тебя пришли! - Глаза Любавы горели как две свечки, она разрумянилась, словно только что выбегала на мороз, и была удивительно свежа. На миг Святополк забыл об опасности и резво поднялся с постели.
- Мужи киевские до тебя пришли! - выпалила Любава ему в лицо. - На подворье тебя дожидаются. И игумены с ними! Даже из Печерского монастыря прибыли!.. А как людство шумит! С крыльца слышно! Тебя зовут!
Выпаливая скороговоркой эту весть, Любава споро помогала князю одеваться. Святополк спешил, путаясь в рукавах и портах.
- Впотай, ночью уехать хотел, - ворчал он. - А ныне что ж?
- Выйди к ним, - настаивала Любава. - Теперь уж не уедешь - город ведает!
- Ты сказала? - вскинулся Святополк.
- Почему я? Али мало в терему языков болтливых? Стараясь унять дрожь и лихорадочно размышляя, как справиться с киевским людом, Святополк вышел на красное крыльцо. Уже в сенях он столкнулся с сыновьями. Они уже ведали то, что не знал их отец, и лица их горели, а глаза сверкали удивленно-восторженно. Мстислав улыбался.
Когда двери распахнулись, и Святополк, на миг ослепнув от яркого зимнего солнца, вышел на крыльцо, толпа у подножия лестницы взорвалась приветственным криком. Застыв на месте, князь хлопал глазами, глядя и не узнавая своих бояр. В первых рядах, вместе с игуменами, которые еще несколько месяцев назад молили его не карать Василька Теребовльского, стояли братья Вышатичи, Ян и Путята, с ними Никифор Коснятич и Данила Игнатьевич, позади теснились именитые киевские мужи, далее, мешаясь с молодшими боярами и дружинниками, толпились купцы, а в воротах, распахнутых ради такого случая, собрался простой люд.
- Княже! - Переваливаясь с боку на бок и напоминая медведя в длинном охабне, на крыльцо поднялся Путята Вышатич. - Город бурлит! Прослышали мы, что хочешь ты уйти из Киева? Так что тебе за нужда в чужую землю подаваться, нас бросать? Не ходи от нас никуда! Ты наш князь!
Громкие крики поддержали его слова, не дав Святополку раскрыть рот.
- Не по своей воле я ухожу! - заговорил он, когда гул немного стих. - Владимир Переяславльский на меня идет войной с черниговскими князьями. Выстоять супротив него не могу, потому и оставляю город ему. А вы меня не держите, коли зла мне не желаете!
- Святослав Изяславич, ты наш князь! - повысил голос Путята Вышатич. - Не отдадим тебя Мономаху!
- Все за тебя встанем! Как один! - крикнули из задних рядов. - Веди, князь!
- Промысли, княже, о чадах своих, коих Господь вручил тебе, - степенно изрек игумен Святой Софии. - Понеже Господь наш заповедал великим печься о малых!
- Князь, - Никифор Коснятич шагнул вперед, - город бурлит! Не хотят кияне, чтобы ты уходил! Мы помним еще, каково нам пришлось, когда отец твой, Изяслав Ярославич, из Киева утекал - какое нестроение было в людях, как холопы на господ восставали, имения нарочитых мужей грабили и жгли, а потом как приходили ляхи и иные иноземцы и бесчинствовали тут! Не хотим того!
- Не хотим! - заорала толпа у ворот. - Не надо инородцев!..
- Ишшо поганых приведи ко стенам киевским, - донесся чей-то одинокий пронзительный возглас.
Святополк ошалело вертел головой. Говорили уже все разом - игумены и простые священники, бояре и киевляне. Нечто подобное князь видел прежде в Новгороде - там кипело и бурлило народное вече, указывающее князьям, как им жить и править этим городом. И здесь кричал и требовал своего такой же народ. Но кричали они ужасные вещи, поминая его отца и приход ляхов - а ведь точно так же хотел поступить сам Святополк, выехав из Киева!
- Но как же мне, - попробовал он перекричать этот шум, - как же мне быть! Мономах идет на меня войной! Как обороняться от него?
- Князь, - Ян Вышатич прижал руку к сердцу, - ты наш князь, тебя не отдадим, а коли надо - замирим со Владимиром Всеволодовичем! Не может он ослушаться слова всего Киева!
Святополк медленно перевел дух. Случилось то, на что он не надеялся и во что до сих пор до конца не верит. Если бы это было правдой! Мономах грозен и строг, но, надо отдать ему должное, справедлив. Его можно уговорить. Князь вдруг понял, что согласится на многое, лишь бы у него не отнимали стол, не лишали власти и имения. Конечно, за это придется чем-то пожертвовать, но главное - замириться с Мономахом, а там поглядим.
- Добро, мужи киевские, - он расправил плечи и глянул на толпу повеселевшим взором, - коли хотите примирить меня с Владимиром Всеволодовичем - шлите послов!
Ирина Тугоркановна прижалась к стене, краешком глаза глядя из косящатого окошка на княжой двор. Он был заполнен толпой, люди кричали, размахивали кулаками, бросали в воздух шапки. У иных было оружие. Стоявшего на красном крыльце и говорившего с народом Святополка Изяславича не было видно, но княгиня и не пыталась найти глазами мужа. Привлеченная шумом, она выглянула полюбопытствовать - и надо же было такому случиться, что взгляд ее сразу упал на высокого стройного черноволосого юношу, что стоял в первых рядах возле старого боярина!
После того летнего дня, когда принимала Иванка в своих хоромах, княгиня несколько раз видела молодого богатыря в княжеских палатах. Он всегда приходил с приемным отцом Данилой Игнатьевичем, и ни разу им не удалось встретиться. Молодая женщина издалека следила за юношей, вздыхала и сейчас смотрела только на него, дыша и протирая пальчиком замерзающее слюдяное оконце. Румяный на морозе, с горящими глазами, как он был красив! Красивее всех половецких юношей, каких она видала дома, и даже здешних молодых мужчин.
Сзади скрипнула дверь, и молодая княгиня отпрыгнула от окошка, боясь, что ее застанут за непотребным делом и угадают ее мечту. В светелку бочком протиснулась княжеская наложница Любава.
- Здрава будь, княгинюшка, - приветствовала она ее.
- И ты здравствуй, - осторожно ответила Ирина Тугоркановна.
- Прости, что пришла к тебе незвана-непрошена, - Любава встала у двери, сцепив пальцы на груди, - но не могу я… Ведаю, не любишь ты меня… не должна любить, - поправилась она, заметив, как дернулась к ней княгиня при этих словах, - я ведь князю детей родила, любил он меня и по сию пору любит…
- Что же ты от меня хочешь? Уступить его тебе? - Перед мысленным взором Ирины мелькнули черные глаза Иванка.
- Княгиня, ты из половецких степей родом, а ведомо мне, что у переяславльского князя, который под киевскими стенами стоит, мачеха половчанка, из твоего племени. Сказывали, князь Мономах очень любит и почитает ее, как родную мать. Помоги Святополку, княгиня!.. Сошлись с княгиней Анной - пущай замолвит словечко перед грозным князем!
Ирина обернулась на окошко. Толпа еще стояла у крыльца, но Иванка на прежнем месте не было. То ли ушел совсем, то ли встал с другой стороны. Короткое счастье кончилось… Молодая женщина вздохнула. Она знала, что у ее отца было много жен и младшие подчинялись старшим, что были любимые жены, перед которыми трепетали и заискивали остальные. Здесь ее покрестили, священник объяснил ей ее новую жизнь, и Ирина знала, что на родине ее мужа живут только с одной женой. Но привыкла она по-другому, и поэтому молодая княгиня кивнула:
- Я пошлю к ней.
Глава 20
Князья уже готовы были перейти Днепр и окружать Киев, когда от передовых сторож, что уже вышли на лед возле причалов, примчались гонцы с известием, что стольный град открыл Золотые ворота и из них навстречу вышло посольство. В числе послов, кроме бояр, заметили священников - они несли кресты и пели молитвы, а среди них выступал сам митрополит Николай.
Владимир Мономах был удивлен, но и доволен столь быстрым поворотом дела. Вот сейчас ему поклонятся городские мужи, митрополит поднесет Дары и от имени всех киевлян попросит быть новым князем, потому как старый запятнал честь и более народу не надобен. Он сидел на коне впереди своей дружины, возле походного шатра, с крутого берега озирая реку, полки и город на том берегу. Чуть поодаль встали его союзники братья Святославичи - Олег и Давыд с двумя старшими сыновьями. Бояре переглядывались, шептались.
Полки расступились, когда в сопровождении воинов к Мономаху приблизилось посольство. Владимир узнал городского тысяцкого Яна Вышатича, двух старых бояр, служивших еще его отцу Всеволоду Ярославичу, но оставшихся в Киеве после его смерти, митрополита и двух игуменов - из Выдубицкого и Печерского монастырей. Позади них скромно стояла, сложив руки на груди, мачеха, вдова Всеволода Ярославича и смотрела на него печально и тепло. Ее присутствие удивило Мономаха, а первые же слова, сказанные боярами, заставили податься вперед - показалось на миг, что он ослышался.
- Князь! - повел речь Ян Вышатич. - Люд киевский приветствует тебя на нашей земле и просит, чтобы ты не ходил на нашу землю, не зорил ее, не брал Киева на щит. Сие деяние не принесет тебе ни чести, ни выгоды. Отыди от пределов наших, не губи зря людей. Ты великий воин, не раз с победами ходил по земле, оборонял Русь от поганых, добыл много чести и славы. Не пятнай свою честь братней которой…
- Что? - Мономах нахмурился. - Ян Вышатич, в своем ли ты уме? Ты что хочешь - чтобы я отошел от Киева? Сейчас, когда…
Мономах осекся. Киев был готов упасть к его ногам, как спелое яблоко - только руку протяни. Так он думал еще миг назад - и вот киевляне отказывают ему.
- Ты слывешь князем мудрым и справедливым, князь, - продолжал Ян Вышатич, - так не преступай первым старых законов, не начинай которы, не желай земли брата твоего, киевского князя Святополка Изяславича. Сам же в Любече крест целовал, чтобы не преступать пределов чужих земель…
- Да ведь Святополк сам первый роту нарушил! - Голос переяславльского князя не дрогнул, но всем показалось, что над берегом Днепра нависла грозовая туча. - Он кровь родича своего пролил, пожелав земли его заять…
- Князь наш того не желал, - нахмурился старый тысяцкий. - То ему Давид Волынский наговорил. Мы же ему присоветовали о своей голове печься.
- Он бы о ней лучше пекся, ежели б не совершал злодеяния! - Владимир Мономах чуть повысил голос, зная, что его слушают и дружинники, и союзные князья. - Он первый вверг нож в нас, а наговорил ему что Давид Волынский или нет, того мне неведомо. Казнили невиновного, и злодеи должны получить по заслугам. Я пришел к Киеву, чтоб ратной силой призвать Святополка к ответу.
- Князь! Владимир Всеволодович! - не выдержали Всеволодовы бояре.
- От имени всего Киева, от имени земли Киевской просим - не иди на князя нашего Святополка войной! За бесчестье теребовльского князя мы готовы поднести тебе дары - только не переходи Днепра, не начинай которы!