- Я много думаю последнее время, - продолжал о своем Нестор. - А особливо задумался в те поры, когда монастырь наш восстанавливался от набега Боняка шелудивого. В то время неверные много книг старых пожгли, иные пришлось заново переписывать, иными ты нам, княже, помог. Я тогда записал повесть о сием событии в летопись, а Господь, видимо, удоволен был слогом моим, вот и вложил мне, худоумному, дерзкую мысль - написать повесть: какова она, откуда есть пошла земля Русская, кто в ней первее начал княжити и откуда Русская земля стала есть… Уж помаленьку тружусь. - Нестор со смущенной гордостью указал на исписанные листы. - Про обычаи словенские, языки и прочее пишу да о князьях наших, кто да откудова да каково живут…
Святополк вдруг насторожился. Его острый ум сразу выхватил главное из путаных от смущения речей Нестора описать князей нынешних, кто да откудова да каково живут…
- Жизнь людская - суета и дым, - говорил монах, и каждое его слово оседало в душе князя. - Сегодня жив человек - а назавтра его нет: отпели и в землю зарыли. И забыли о нем, будто его и не было. Но ведь сказано - по плодам вашим узнаю вас! Льва узнают по рыку, птицу по полету! И человека помнят по делам его!.. Помнишь ли ты, князь, притчу о талантах, коие дал своим рабам некий богач на сохранение? Один истратил его на распыл, за что был наказан; другой зарыл свой талант в землю, сберег его в целости, но и только; и лишь третий, пустив его в дело, не только возвернул хозяину долг, но и новое богатство приобрел!.. Тако же и мы - что сотворим в жизни, так и про нас поминать будут! Я вот, грешный, труды пишу - авось когда смысленым людям мои словеса понадобятся. А иные по-своему стараются.
Святополк сжал кулаки. Нестор говорил верно - по делам люди остаются в памяти народной. О богатырях былины сказывают, о князьях старого времени гусляры да скоморохи песни поют, он сам читал описание жизни Александра Македонского, не говоря уж о Священном Писании, где подробно сказано и про Иакова, и про Иосифа, и про воителя Гедеона, и про богатыря Самсона, и про самого Господа нашего, Иисуса Христа. Не простые были мужи, да и он сам-то - разве смерд какой? Он великий киевский князь, как отец его, дед, прадед… Неужто не достоин он памяти народной? Неужто после смерти никто не вспомнит о нем? А кого же - обожгла страшная мысль, - кого вспомнят? Владимира Мономаха? А он сам? А прочие князья что же?
- Ты вот что, Нестор, - решившись, молвил он, - пиши свою повесть. Пиши. Я прослежу… А коли нужно будет что - приходи на княжий двор. В моих палатах старые пергамен-ты хранятся, каких, верно, в вашем монастыре не сыщется - о старых временах там повествуется, еще отцом и дедом моими собиралось. Ты приходи, коли надо. И повесть свою приноси - я прочту!
- Как велишь, князь, - поклонился Нестор.
- Так приходи! Я ждать буду! Да пиши скорее - я прочесть хочу, что про нас напишешь!
- Напишу, напишу, светлый князь! - кивал монах.
Святополк задержался в монастыре - беседовал не только с Нестором, но и остальными монахами, зашел даже к игумену. Всех выспрашивал, что они думают о Руси, о князьях, о судьбах Русской земли, а напоследок еще раз напомнил Нестору про обещание навестить его княжий двор.
Монах сдержал слово - через два дня он появился в Киеве. Святополк Изяславич встретил его с радостью, отвел в светлицу, куда еще прежде велел принести сундуки и лари, в которых бережно хранились договоры, заключенные еще Олегом Вещим, Игорем Старым и Ольгой с греками, записи сказаний и деяний старины, переписка князей прежних времен с иноземными владыками и многое другое. Здесь же были старинные списки Русской Правды Ярослава Мудрого и воспоминания князей. В свое время все это складывалось и хранилось с бережением до лучших времен - и теперь неожиданно пригодилось, чтобы стать основой новой русской летописи.
Глава 25
Зима прошла беспокойно - не раз и не два заставе приходилось браться за оружие и отгонять от окрестных деревенек находников-половцев. К весне набеги поутихли, но орать пахари выходили все равно с оружием за поясом и зорко сторожили - не покажутся ли вдалеке чужие всадники. Дух люди переводили, только когда замечали поблизости русских ратников.
А в начале лета возле заставы появились послы.
К тому времени Иванок уже был вторым помощником Еремея Жирославича после Калины. Под его началом ходили люди. Его-то отряд и встретил послов.
Десятка три всадников и около десятка груженых припасами и дарами подвод остановились как вкопанные, когда на них наехали дружинники. Вырвавшийся вперед Иванок сразу углядел в одном из незнакомцев боярина - тот был добротно одет, под свитой угадывалась легкая броня, а на поясе висел меч в кожаных ножнах.
- Ой вы гости-господа! - крикнул он, поравнявшись. - Откуда, куда и зачем путь держите?
- Послами мы от Чернигова-города, - ответил боярин. - Посланы Давыдом и Олегом Святославичами в Половецкую степь.
- Послами? - не поверил своим ушам Иванок. - Ну, коли так…
По его знаку воины окружили обоз, готовые провожать его до самой степи. Иванок остался возле боярина.
- Князь Владимир Всеволодович в Переяславле большой поход задумал на половцев и стал к другим князьям гонцов слать, дабы, совокупясь, вместе идти на поганых, - неспешно рассказывал черниговец. - Ну оно понятно - его землю чаще других тревожат! И я его понимаю - сам на берегу Сейма вырос, дважды наш городок сжигали, а последний раз дотла. Но сейчас Олег Святославич нездоров, дружины княжеские и кладовые пустуют. Волынская война все пожрала! Переяславльцы, вишь, в которе не были замешаны, добро свое и силы сохранили - вот ныне и чешутся у них кулаки. А прочей земле бы передохнуть, силенок поднабрать хотя бы годок!.. Не время сейчас для походов! Вот и задумали черниговские князья вкупе с великим князем послать гонцов в степь, чтобы заключить мир!
- Мир? Со степью? - ахнул Иванок. - Но как же это? Разве мир возможен?
- А то нет? Князья уговорятся, талями поменяются, девок половецких за своих сынов возьмут, вот и мир.
- Но ведь они же враги! Как же с ними мириться? - возмущался Иванок.
- Эх, и мы ведь им не братья кровные, - вздохнул боярин.
- Обманут!
- Обманут, но и нам для чего мир нужен? Чтоб к войне со степью сил набрать! Ты возле степи живешь, вой, а главного не разумеешь! Молод еще!
Иванок вспыхнул, как сухой лист. На заставе его давно не называли молодым. Даже воевода Еремей говаривал, что второго такого, как Иванок Козарин, еще надо поискать. Но суровая заставная жизнь приучила его не молоть языком попусту, и он сдержался. Сказал только:
- Твоя правда, далековато мы живем, мало чего и слышали. У нас одно на уме - придут поганые нынешним летом или не придут да как отбиться, ежели большая сила придет… А правда, что все князья совокупились мириться со Степью?
- Правда истинная! Черниговские князья как один встали. Киевский великий князь тоже…
- А ты в Киеве был?
- Был. Из Чернигова сперва туда был послан, а уж оттуда…
- Поведай, будь ласков, что в Киеве деется? - взмолился Иванок. Вроде уж почти два года прошло, как его сослали на заставу, пора было прошлому быльем порасти, и в самом деле юноша привык к новому житью, однако стоило услышать знакомое слово, как все всколыхнулось в душе с новой силой. Не мог он выбросить из памяти Киева, его золотых куполов, его колокольного звона, его улочек и теремов. И тех людей, что оставил в Киеве, забыть не захотел.
Боярин с понятливым удивлением покосился на молодого дружинника. Хоть и далековато Чернигов от Киева, но кое-какие вести доходили и туда, а уж побывав в Киеве, он и вовсе многого наслышался…
Выросли сыновья Ярополка Изяславича, Ярослав и Вячеслав. Хоть детство и ранняя юность их прошли в унижении и утеснениях от родни, но юноши ведали о своем княжеском достоинстве. В свое время поняли они, что оказались изгоями в роду - отец не сидел на золотом Киевском столе, и им не видать уделов и княжеской власти, и судьба их вечно быть княжьими милостниками. Детям Ярополка были положены села для кормления, но братьям хотелось большего. Перед очами стояли примеры старших князей - Ростислав Владимирович, став изгоем, сумел овладеть Тмутараканским княжеством, сыновья его, приснопамятные Рюрик, Володарь и Василько Ростиславичи, ныне держат в руках Волынь. Не так давно сидел там же и другой князь-изгой, Давид Игоревич. Хоть и согнали его с Владимирского стола, но города в кормление оставили, не унизили княжьего достоинства.
Владимир-Волынский остался за Киевом, вся земля до Полоцкого княжества отошла Святополку и его родне. После того как погиб Мстислав, великий князь не отпускал Ярослава, дрожал над ним, как курица над яйцом, а на Волыни сидел его посадник. Но посадник, даже боярского рода, не князь. Случись что - и града не оборонит!
Поразмыслив об этом, как-то весною зашел к стрыю Ярослав Ярополкович. Старший княжич был горячее, порывистее, лелеял свои надежды. Святополка Изяславича застал он вместе с Нестором. Монах-летописец Печерской лавры в последнее время зачастил в терем - то долго корпел над княжьими рукописями, то сам читал вслух записи. Святополк живо интересовался создаваемой повестью, на радостях не жалел монастырю даров. Как всегда после беседы с ученым иноком, Святополк размяк душой и принял сыновца ласково.
- Почто хотел меня видеть, Ярослав? - молвил он с улыбкой.
- Просить тебя пришел, князь, - ответил тот, глядя в пол.
- Никак, дело твое неладное, раз ты очей поднять не можешь, - усмехнулся князь. - Иль я не прав?
- Не о том я, князь… Стрый, - вдруг воскликнул Ярослав, - отдай мне Владимир!
- Что? - Святополку показалось, что он ослышался.
- Отдай мне и брату моему на княжение Владимир-Волынский, - громче повторил Ярослав. - Не младенцы мы - мужи взрослые. Надоело нам по селам кормиться, княжьей доли хотим.
- Княжьей доли? Вам, сиротам, княжью долю подавай?
- Но ведь братья Ростиславичи княжеством владеют! - возразил Ярослав. - И Давид Игоревич владел! И князья черниговские тоже при наделах, а мы…
- А вы еще дети сущи! - повысил голос Святополк. - Я у вас заместо отца, я и буду решать, чему вам владеть!
- На Волыни отец наш сидел! И нам по чину отцово наследие иметь!
- Ярополк сидел на Волыни, да не усидел! И вам там не место! Волынь за старшим в роду! Ныне старший я, я и распоряжаюсь землей!
- Но, стрый, ведь Мстислав погиб, а Ярославца ты от себя не пущаешь, - попробовал последний раз взмолиться Ярослав. - А город без князя! Пусти нас во Владимир! Мы из руки твоей не выйдем…
- Молчать! - сорвался на крик Святополк, который потерял голову, услышав напоминание о смерти любимого сына. - Не дам Волыни - и кончен сказ!
Он обернулся на дверь, за которой трудился Нестор - хотелось туда, в тишину, прочь от надоедливых отроков, которые пекутся только о себе. Так бы и ушел, но Ярослав упрямо топтался перед ним.
- Значит, не дашь Волыни? - пошел на попятную он. - А какой иной город? В Киевской земле, чай, немало городов…
- Нет, - отмахнулся Святополк. - Вам даны села возле Турова и Пинска - там и кормитесь. Не хватало еще мне свои же города раздаривать…
- Давиду Волынскому ты два города подарил, да еще потом Дорогобуж добавил, - сердито фыркнул Ярослав.
Этого великий князь стерпеть не мог - достаточно того, что потеря трех городков до сих пор сидела занозой в душе.
- Молчать! На кого гавкаешь, щеня? - закричал Святополк. - Молод со мной спорить! Поди прочь! Поди!
Он нетерпеливо отмахнулся, встал и быстро направился в светлицу к Нестору.
Не раз и не два подходил к нему настырный старший Ярополчич, но великий князь был тверд. Чем чаще заводил молодой княжич разговор о собственном уделе, тем несговорчивее и злее делался Святополк. Ему казалось, что стоит начать - и так раздарит родне и друзьям всю волость. А это - власть и богатство!..
Мрачный слонялся Ярослав Ярополчич по терему. На двоюродного брата Ярослава Святополчича глядеть не мог. Сунулся было со своими бедами к брату, но Вячеслав был нравом сломлен еще в детстве и многого от жизни не требовал, боясь потерять то малое, что подарила судьба.
И тогда Ярослав решился на отчаянный шаг. В Киеве и предместьях набралось достаточно недовольных великим князем людей - бояре, чьих детей обошли князевы милостники, торговцы, коих задавили поборами и резами, дружинники, напрасно ждавшие милостей за ратные подвиги и верную службу, просто люди, помнившие и любившие его отца. Из них княжич сколотил дружину и однажды теплым днем ускакал из Киева прочь.
Во Владимире-Волынском он остановиться все-таки побоялся - там крепко сидел боярин Василь, Святополков посадник. Выбившийся из меньших бояр княжий милостник готов был костьми лечь, а не допустить чужого в город. Поэтому передохнув в городе, Ярослав кинулся дальше - в приграничное Берестье. Живший возле воинственных ляхов, город обрадовался собственному князю.
Святополк тогда был в отъезде - гостил в монастыре у Нестора, поэтому о бегстве Ярослава Ярополковича узнал, уже когда за копытами княжеского коня осела на дороге пыль. Опять поднимали голову неугомонные изгои, опять мерещился вдалеке призрак междоусобицы.
Весть о том, куда направился Ярополчич, пришла от посадника Василя. Получив грамоту, Святополк не колебался ни часа. На селе вовсю шел сев, и отнимать смердов от полей не хотелось, но он все-таки поднял свою дружину и послал с полком Ярославца, наказав ему изловить Ярополчича и в оковах воротить его в Киев.
Молодой князь не стал спорить с отцом. В подмогу себе он взял Владимирские полки и пришел к Берестью. Встав у стен города станом, он перекрыл дороги, занял посады и приготовился ждать.
Дав берестьянам почувствовать страх, Ярослав только после этого послал в город верных людей с наказом, что он, Ярослав Святополчич, городу не враг, пришел воевать не с Берестьем, а единственно лишь исполняя наказ великого князя. Он-де должен лишь воротить в Киев брата своего, Ярослава Ярополчича, и тотчас же пойдет назад. Но если горожане захотят биться, то он встанет под городом крепко и пошлет гонцов за подмогой…
Это напугало берестьян. Вече гудело весь день до вечера, а наутро нового дня город открыл перед Ярославцем ворота.
Молодой князь с гордым видом въезжал в Берестье. Верный слову, он запретил дружинникам хватать горожан и волочить в обоз их добро. Но вот брата приказал привести к нему немедля.
Ярополчич вышел сам, в простой свите и рубахе, без оружия, в одном только плаще. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, стоя в воротах детинца: сын Святополка - сидя верхом на коне, сын Ярополка - глядя на него снизу вверх.
- Вот и свиделись, брат, - сказал Ярополчич.
- Свиделись, - кивнул Святополчич. - Взять его!
С боков подскочили дружинники, сорвали с княжича плащ, заломили назад руки и поволокли прочь. В стороне, подальше от посторонних глаз, Ярополчича повалили наземь, к нему подошел кузнец и быстро заковал в кандалы.
Ярослав Святополчич недолго задержался в Берестье. Отправив отцу срочного гонца, что дело исполнено в точности, он на другой день отправился восвояси. На одной из подвод обоза под особой охраной в железах трясся по пыльным дорогам Ярослав Ярополчич.
Святополк не скрывал своего торжества. Он лично вышел встретить подводу с пленным сыновцем и улыбался в бороду, когда его стаскивали наземь. Потом подошел, гордо взглянул сверху вниз:
- Понял, кто на земле хозяин и господин? Ярополчич ожег стрыя ненавидящим взглядом и ничего не ответил.
- Ничего, посидишь на цепи, авось присмиреешь, - кивнул Святополк и махнул рукой: - Запереть в поруб!
Княжича уволокли.
Но недолго великий князь торжествовал победу и раздумывал, как ему сломить дух сыновца. Надо было его покарать, но убивать не хотелось, а на ослепление после случая с Васильком Теребовльским не хватало духа. Заточить в монастырь? В Византии такое часто бывало, а патриарх Никифор-гречин, должен понять! Даром что недавно ставлен после покойного Николая.
Патриарх сам все узнал - то ли через бывавшего у Святополка Нестора ему поведал о том игумен Печерской лавры, то ли сами бояре не нашли нужным таиться, но несколько дней спустя митрополит Никифор со всем духовенством был тут как тут на княжеском подворье.
Все вместе они пришли молиться за молодого княжича. Печерский игумен Феоктист поминал Василька Теребовльского - ведь Ярослав Ярополчич был по крови еще ближе Святополку - сын старшего брата. Великий князь был своему сыновцу вместо отца и должен быть более терпелив, аки Отец Небесный, и милосердно спускать грехи молодости. Приводили в пример все братние которы вплоть до убиения Бориса и Глеба Святополком Окаянным, пробовали даже угрожать ему славой братоубийцы.
Святополк Изяславич не любил, когда его сравнивали с его печально знаметнитым родичем, и именно поэтому поддался на уговоры, посетил храм в Вышгороде, где в золоченой раке хранились мощи братьев-страстотерпцев, помолился возле них, а на другой день пришел к порубу Ярослава Ярополчича. С ним вместе были священник и двое отроков. Увидев крест в руках святого отца, молодой княжич побледнел и невольно отшатнулся - ему подумалось, что его хотят убить.
- Ярослав, - обратился к нему Святополк, - я тебе стал вместо отца, но ты не желаешь почитать меня и слушать наказов моих. Ты поднял смуту, порешив, что слово великого киевского князя уже ничего не значит, вздумал жить своими умом. Я мог бы примерно покарать тебя, но, любя тебя как сына, я готов примириться с тобой, ежели и ты сам сейчас поклянешься на кресте, что никогда, ни словом, ни делом, не встанешь против меня и моей власти. Если же ты откажешься принести мне клятву, то лучше бы тебе остаться здесь до конца дней своих… Готов ли ты?
Ярослав покосился на маленькое окошко. Там была воля, мир, которого он мог никогда больше не увидеть. Княжич был молод и хотел жить. Он боялся верить своему стрыю, но уж лучше быть князем-изгоем без удела, да на свободе, чем сидеть тут. Другие изгои добивались рано или поздно своего стола.
- Я готов присягнуть тебе, стрый, - сказал Ярослав.
- Целуй крест!
Священник нагнулся к оконцу, протягивая распятие. Подобравшись ближе, Ярослав перекрестился и коснулся нагретого человеческими руками креста.
- Клянись быть верным сыном и стоять за великого князя, почитая его аки отца своего, - наставительно молвил священник.
- Клянусь! - прошептал Ярослав.
- Аминь.
Святополк отступил в сторону. Отроки топорами выбили верхние венцы поруба, волоком вытащили княжича, и кузнец стал сбивать с него цепи.
В конце лета мимо заставы, где жил Иванок, проехали половцы. Шли они мирно, не таясь - не уговорившись ни о чем у Золотчи, половецкие ханы по зову русских князей направлялись к Сакову. Там они приняли роту и, обменявшись заложниками, повернули обратно в степи.
Воевода Еремей Жирославич сердито покачивал головой, глядя с крепостной стены на удаляющихся всадников и кибитки. Он не верил степнякам, ожидал, что и в послах вот-вот взыграет жадная кровь и они примутся грабить окрестные деревеньки. Да и мало ли в степи ханов? С одним ты замирился, а тут пришел второй и пожег твои дома и нивы! И с кого спросить?
Но набегов ни в ту осень, ни зимой не было, и Русь вздохнула свободнее.