- Действительно, почему - нет? - сказал Штейнхауэр. - К нам многие просятся, у нас весело, и Старик, как я уж говорил, умеет награждать по заслугам. Желторотых фанатиков, рвущихся на фронт, мы, понятно, не берем, на кой ляд они нам сдались, а людей опытных почему же не взять? У людей поживших и причины могут быть разные, веские, чтобы к нам проситься. Вот Роберт Искам, он фольксдойче, с Волги…
"Вот еще один землячок", - с тоской подумал Юрген.
- …к нам попросился. Взяли, конечно, как переводчика для допроса пленных и для переговоров с местными жителями. Роб! - громко крикнул Штейнхауэр.
- Ты что, командир? - донесся чей-то голос. - Роберт третьего дня погиб. Запамятовал?
- Вот так всегда, - скорбно сказал Штейнхауэр, - привыкаешь к человеку, раз - и его уж нет. Он был храбрый солдат, этот Роберт Искам, переводчик - одно название, в бою все за оружие берутся, и он сражался не хуже других.
- Он был из лагеря, - сказал Юрген, в его голосе не было вопроса.
- Конечно, - коротко согласился Штейнхауэр. - Есть и другие. Те уж совсем добровольцы. Другое дело, что к нам в бригаду они не по своей воле попали, а по приказу начальства, - туманно сказал он.
Юрген не стал вникать. Он провел достаточно времени на фронте, чтобы понимать, что там чего только не случается, особенно по приказу начальства. Самая дрянь именно по этим приказам и случается. Его другое волновало.
- Какие же вы в таком случае штрафники? - сказал он.
- А кто мы есть?! - загорячился Штейнхауэр. - Мы еще большие штрафники, чем вы! У тебя автомат на груди висит, а у меня что? Когда иваны валом валят, винтовкой, пусть и снайперской, много не навоюешь. Старик посылал зимой наверх заявку на новое вооружение, я ее видел. Просил 62 пулемета, 12 минометов, 600 новых винтовок. Обрати внимание, автоматов и орудий, самых завалящих, даже не просил, знал, что ничего не дадут. У нас их отродясь и не было. И раций не было. И врача. Представь! Ни одного врача почти на тысячу человек! Любое ранение - ложись и помирай. А посылали-то куда? В самое пекло. Это у вас в вермахте все ясно, вот фронт, вот тыл. А у нас - ни фронта, ни тыла, противник со всех сторон, отовсюду ударить может. И никому до этого дела нет, выкручивайся, как сможешь, а не сможешь, так и шут с тобой. Смертники, одно слово.
Все это Юргену было хорошо знакомо. Он поспешил согласиться с новым приятелем. Им нечего было делить.
Дорога раздвоилась. Та, что уходила в сторону от железной дороги, упиралась в небольшую деревню на краю леса. До нее было километра полтора. Это была первая деревня, что попалась им на глаза.
- Бандитское гнездо, - сказал Штейнхауэр, - нутром чую.
- По мне - так обычная деревня, - пожал плечами Юрген.
- Ты меня слушай, - сказал Штейнхауэр, - у меня на это дело и нюх, и опыт. Я, знаешь, сколько таких деревень за два года перевидал! Всю Белоруссию из конца в конец несколько раз на своих двоих прошел, с севера на юг и с запада на восток. Только посмотрю и сразу скажу: бандитская или нет. У нас ошибки дорого обходились.
До Юргена наконец дошел смысл некоторых оговорок Штейнхауэра.
- С партизанами воевали? - спросил он.
- С ними, - согласился Штейнхауэр и тут же мягко поправил: - С бандитами. Слышали, чай?
- И слышали, и видели, и сталкивались, - коротко ответил Юрген. У него к партизанам был свой счет. Длинный.
- Надо проверить, - сказал Штейнхауэр и свернул на боковую дорогу. - Вы с нами?
Юрген неохотно согласился. Это была не их работа. А военных приключений он уже досыта нахлебался, чтобы еще самому искать их на свою голову. Он от последнего-то все никак в себя прийти не мог, ныли от усталости и подрагивали мышцы, глаза слипались, в голове вата.
- Ваши армейские фельдмаршалы да генералы докладывали: мы пол-России завоевали, - принялся рассказывать Штейнхауэр, - а что они завоевали? Города с пригородами и дороги между ними. В леса и в болота они даже не совались, там дорог нет, одни тропки. По ним технику не протащишь, а без техники вермахт воевать не может, не приучены, несподручно. Вот нас туда и бросили. Знал бы ты, сколько в тех лесах бандитов было! Попадались отряды и в сто, и в пятьсот человек, а на круг - несколько десятков тысяч, если не все сто тысяч. И вооружение не то, что у нас, автоматы, пушки, гаубицы, даже танки. И против всей этой армады - один наш батальон. Представь!
Юрген представил. Понимающе кивнул, пряча невольную усмешку.
- Нам, конечно, и другие части СС помогали. И вермахт. Если где что разбомбить нужно, это они всегда готовы, только покажите где. А в разведку опять мы! По три и по пять дней ходили. А леса не то что у нас в Баварии или в Тюрингии - сырые! И мошка. Мелкая такая, но роем вокруг вьется, человека не видно, через час глядишь - нет человека, одна бледная немочь, всю кровь из него высосали. Зимой еще хуже. Холод собачий, а костра не разжечь, не обогреться. В болотное окно провалился, пиши пропал. Представь!
Юргену и представлять не надо было. Он это проходил.
- И все ради чего? Расстояния там немереные, пока разведаешь да сведения в штаб доставишь, бандитов уж и след простыл. Они сегодня здесь, завтра там. Так наш Старик что придумал? Облетать большой район на разведывательном самолете, на таком, чтобы можно было идти на малой скорости над самыми деревьями, над деревнями. Партизаны как такой самолет увидят, всегда стрелять начинали, кто ж удержится! А вскоре мы наваливаемся или вермахт.
- Неужели сам летал?
- Никому не доверял! Старик - он такой! Он и в атаку первым поднимается! А на тех самолетах он нарочно крупную свастику снизу на крыльях рисовал, по крестам бандиты не всегда стреляли, а свастика их раззадоривала. Пули вокруг так и свистели, мне пилот рассказывал. Да что пилот! Стоило только на крылья посмотреть - как дуршлаг. А Старику хоть бы что! Только пуще заводился!
- Смелый человек, - сказал Юрген с искренним уважением.
- У нас трусов нет! Не держатся, не выживают. У нас ведь какая служба была? Одно большое приключение! Вспоминаю сейчас свое браконьерство на гражданке - детская игра! Вот у нас была охота так охота. Иду, бывало, один в лес, с подружкой моей верной, - Штейнхауэр ласково погладил приклад винтовки, - и день, и два дичь выслеживаю, нахожу гнездо бандитское, залегаю, главаря высматриваю - мелочовка меня не интересует. Засекаю. Снимаю одним выстрелом и - опять в лес. Нахожу место, где они со своими связниками из города встречаются. Опять терпеливо жду. Вот встретились, связник обратно в город идет. Я его - щелк! И дальше иду. Смотрю, идут три бандита, тяжелые мешки за спинами. К железке идут, подрывать, это их любимое развлечение. Ну а у меня свое! Я двоих убираю, а третьего скручиваю и с "языком" на базу возвращаюсь.
- Да, это не в траншеях сидеть, - согласился Юрген.
- Это что! Мы еще и настоящие облавы устраивали. Тут уж всем отделением шли. Предварительно все разведывали, конечно. Где бандитский лагерь располагается, какие к нему пути-подходы есть. В лагерь мы не совались, их там и сотня, и две бывали, мелочовка-то нас не интересовала.
- Это еще кто на кого облаву устроит, - усмехнулся Юрген.
- Правильно понимаешь! - радостно откликнулся Штейнхауэр. - В прямом бою они нас количеством задавят, поэтому мы их хитростью брали, на марше. Наш дозорный сообщает: бандиты на вылазку собираются. Мы тут как тут. Минируем тропу, по которой они пойдут, в лесу вокруг всякие ловушки устраиваем, залегаем двумя группами на расстоянии шагов в сто, ждем. Появляются. Сначала группа разведчиков. Их мы пропускаем. Вот и основная колонна. И мы из двух засад, одновременно, по голове и по хвосту колонны из пулеметов - та-та-та. Тут мины рваться начинают. Бандиты врассыпную. А в лесу их ловушки ждут. Взрывы, крики! А мы уже отходим. Потому что у них все равно преимущество в численности остается, и в три, и в четыре раза. Отстреливаемся, отрываемся. Бандитам уже не до вылазки, уползают обратно в лагерь, раны зализывать. А мы - героями на базу. Кровь бурлит! Хорошо!
Первая история не очень возбудила Юргена. Ой примерил ситуацию к себе и понял: нет, не его это, он не охотник, он не любит выцеливать издалека добычу из ружья. Ему по душе прямая схватка. И еще ему нравится сражаться бок о бок с товарищами, когда один за всех и все за одного. И еще хорошо, когда нет над тобой командиров, когда все зависит от твоего расчета. Он любил охотиться стаей и быть вожаком стаи, первым среди равных. Так он применил вторую историю к себе.
- Хорошо, - согласился он.
- Хорошо, - произнес Штейнхауэр совсем другим тоном, как-то раздумчиво. - Входим в деревню. Ты бы приказал своим парням быть настороже и держать оружие наготове.
Юрген огляделся. За разговором они незаметно подошли к самой деревне. Она казалась вымершей, хотя над некоторыми домами курился дымок из печных труб. И еще он с удивлением обнаружил, что в строю не было никого из эсэсовцев.
- Мои парни знают свое дело, - сказал Штейнхауэр, заметив взгляд Юргена, - им приказы не нужны.
- Солдаты, внимание! Рассредоточиться! Оружие на изготовку! За мной! - негромко скомандовал Юрген и двинулся по единственной улице деревни, зорко посматривая по сторонам.
Так они дошли до конца деревни. На улице никого не было, даже детей. Лишь изредка колыхались занавески на окнах. А еще у домов, иногда из раскрытых дверей, появлялись солдаты Штейнхауэра и делали ему какие-то знаки.
- Точно, бандитское гнездо, - сказал он с каким-то удовлетворением, - ни одного мужчины, попрятались. Но еда для них осталась. Вот и перекусим!
- Это кто перекусит, а кто и навернет на полную катушку, - рассмеялся Юрген. - Бакс, Чижевски! Занять пост на околице! Граматке, Кальбер! Граматке, отставить! - не та была ситуация, чтобы этого недоумка в охранение ставить. Деревня действительно выглядела что-то уж слишком мирной. Это было подозрительно. Чертовски подозрительно. - Кальбер, Лебин! Занять пост на входе в деревню! В оба смотреть! Остальные, по трое, по домам - обед!
- И завтрак! И ужин! - радостно подхватили его солдаты. Много ли солдату нужно для счастья?
Они заняли лучший дом. Это был не их выбор. Просто солдаты старательно обходили его, всем своим видом показывая: этот дом для начальства. Они ввалились в него вшестером: Юрген с Красавчиком и Брейтгауптом, Штейнхауэр с Эрвином и земляком Брейтгаупта, имени которого Юрген так и не услышал. Это был молчун похлеще Брейтгаупта. Юрген заметил, как Штейнхауэр жестом позвал этих двух солдат за "барский" стол, потому что они были их земляками и новыми приятелями. Это был знак уважения. Юрген оценил его.
Их встретила хозяйка, крупная полька лет сорока - сорока пяти. За ее спиной, смотря исподлобья, стояла девушка лет восемнадцати, вся в мать, такая же крупная. "Такая же красивая", - отметил про себя Юрген. В его взгляде это не отразилось. Тяжелый у него был взгляд. Под его тяжестью девушка опустила глаза.
- Мечи весь харч на стол. Може, останний раз исть будем, - сказал Штейнхауэр с порога.
Хозяйка испуганно вздрогнула и метнулась к печи. Вздрогнул и Юрген, от неожиданности.
- Пришлось выучить несколько фраз на их варварском наречии, - смеясь, сказал Штейнхауэр. - Не знаю толком, что это означает, но действует безотказно. Проверено! Ишь, как забегали. Швыдче! - крикнул он.
Крикнул, впрочем, беззлобно. Вот и хозяйка уже не вздрогнула испуганно, а окинула Штейнхауэра быстрым, каким-то оценивающим взглядом. На пороге комнаты возник Эрвин, он, оказывается, уже успел обыскать дом. Он подал знак: все чисто. Штейнхауэр удовлетворенно кивнул.
- Самогонку давай! - крикнул он.
Хозяйка повела головой. Дочка подошла к стене, откинула половик, схватилась за кольцо на крышке подпола. Эрвин подошел чуть позади и сбоку, держа винтовку наготове. Да, эти парни знают свое дело, отметил про себя Юрген, их на мякине не проведешь. Девушка спустилась в подпол и вскоре появилась обратно, держа в одной руке двухлитровую бутыль с мутноватой жидкостью, а в другой - большой свиной окорок.
- Добре, - сказал Штейнхауэр.
Хозяйка достала поднос, поставила на него шесть объемистых стопок, налила почти под край. Дочка тем временем настрогала окорок, сложила куски на блюдо, добавила свежих огурцов. Потом взяла каравай хлеба, устроила между грудей, начала резать большим ножом.
- Милостиво просим, панове офицеры. Будьте здравы!
Хозяйка поставила поднос на стол, поклонилась в пояс. Штейнхауэр снял одну стопку с подноса, поставил на край стола перед хозяйкой, широко улыбнулся:
- Просим. Будьте здравы!
Хозяйка принялась отнекиваться, показывать жестами, что ей это много, потом - что она выпьет только с "панами офицерами". Штейнхауэр лишь широко улыбался ей в ответ. Наконец, хозяйка храбро выпила. Поперхнулась, закашлялась, вся покраснела.
Приятель Брейтгаупта вскочил, принялся хлопать ее ладонью по спине. Хозяйка прокашлялась. Штейнхауэр внимательно посмотрел в ее заблестевшие глаза, усмехнулся, взял стопку.
- Прозит! - сказал он и выпил.
- Прозит! - повторили все за ним и тоже выпили.
Только приятелю Брейтгаупта стопки не досталось. Он не протестовал. Он как заведенный продолжал хлопать хозяйку по спине, спускаясь все ниже и ниже.
В желудке у Юргена разлилось блаженное тепло. Он взял большой ломоть хлеба, наложил на него куски окорока, впился зубами. Совсем хорошо стало. Чтобы продлить это состояние, он выпил еще одну стопку, закусил огурчиком. Через полчаса он откинулся назад, привалившись спиной к стене, и, не переставая методично жевать, с усмешкой наблюдал сквозь полуопущенные веки за потугами Эрвина и приятеля Брейтгаупта. Первый кружил вокруг дочки, второй - вокруг мамаши, помогая, а больше мешая им собирать на стол.
- Истосковались парни, - сказал Штейнхауэр, заметив направление взгляда Юргена.
- У нас в батальоне каждый пятый из таких истосковавшихся, - сказал тот. - Если не за изнасилование, так за связь с расово неполноценной особой.
- Все зло от баб, - повторил Красавчик свою любимую присказку, - мы на местных даже не смотрим.
- Пуганая ворона куста боится, - сказал Брейтгаупт.
"Beschossener Hase flieht vor jedem Gebüsch"
Это сказал Брейтгаупт.
- Нам можно, - протянул Штейнхауэр и тут же уточнил: - Нам, штрафникам. А по доброму согласию - сам бог велел.
Хозяйка поставила перед ними по большой миске густой наваристой похлебки с жирными клецками.
- Добре, - сказал ей Штейнхауэр и повернулся к Юргену, - ну что я тебе говорил! Бандитское гнездо! У них эта похлебка в печи стояла. Для кого они такую прорву наварили? Не для себя же!
- Да нас, наверное, ждали, - усмехнулся Юрген, внутренне соглашаясь с новым приятелем.
- Да кого бы ни ждали, все нам досталось, - вторил ему Красавчик.
- Это точно. Досталось. И еще достанется, - сказал Штейнхауэр, принимаясь за еду.
Эрвин с тюрингцем возобновили свои кружения, все более настойчивые. Хозяйка несколько раз бросала быстрые взгляды на Штейнхауэра и Юргена. Но те расслабленно сидели на лавке. Им было хорошо. И им ничего не хотелось. Даже вникать в суть этих быстрых взглядов.
Посматривала хозяйка и на Эрвина с дочкой, с каждым разом все более обеспокоенно. Наконец она вытерла руки, сняла передник, пошла к двери в соседнюю комнату, по дороге задев Эрвина своей большой грудью. Тот сразу же забыл о дочке, потянулся за хозяйкой как привязанный. Та остановилась на пороге, посмотрела на тюрингца, чуть повела головой в сторону комнаты. Тюрингец подхватился, но на полдороге остановился, обернулся, призывно помахал рукой Брейтгаупту. Он был хорошим товарищем, этот тюрингец! Брейтгаупт подхватил эстафету. Он вскочил и посмотрел на Юргена, как на товарища и командира. Юрген пожал плечами: делай, что хочешь. Это было единственное движение, которое он сделал. Брейтгаупт посмотрел на хозяйку. Та тоже повела плечами, но не так, как Юрген, ее грудь колыхнулась. Брейтгаупт тяжело зашагал в ее сторону. Хозяйка пропустила всех троих в комнату, обернулась на пороге.
- Панове офицеры! - сказала она просительно, показала глазами на дочку, отрицающе покачала головой.
- Все будет хорошо, - сказал Юрген, - не тронем.
Он не понял, на каком языке сказал это, на немецком, польском или русском. Главное, что его все поняли. Красавчик со Штейнхауэром согласно кивнули головами.
- Дзенкую бардзо, панове офицеры, - сказала хозяйка и закрыла за собой дверь комнаты.
Лишь по лицу девушки пробежала какая-то неясная тень, то ли страха, то ли разочарования. Чтобы подавить в корне всяческие устремления, у всех подавить, Юрген повернулся к Штейнхауэру и завел с ним разговор.
- А там, в Белоруссии, как у вас с местным населением складывалось? - спросил он.
- Да по-разному, - махнул рукой Штейнхауэр, - люди-то - они ведь разные. А с другой стороны, одинаковые, везде одно и то же. Вон баб возьми. Такие же бандитки попадались, как эти. Готовы с тебя штаны содрать, а чуть зазеваешься, опоят чем-нибудь или под пулю бандитскую подведут. А были добропорядочные, приветствовали нас как освободителей и защитников и тех же бандитов нам сдавали.
- Даже так? - удивился Юрген. - Своих?
- А что тут удивительного? Бандиты ведь тоже разные были. Были идейные или организованные, называй как хочешь. Эти в лагерях укрепленных размещались, у них командирами были кадровые офицеры, те, что в окружении оказались или, наоборот, с той стороны фронта заброшены были, комиссары большевистские, они им мозги постоянно прочищали. Эти по приказу из Москвы воевали, у них и танки были, и пушки, я уж рассказывал. Они могли и на колонну на дороге напасть, и на небольшой город с гарнизоном. Были и другие. Те по лесам да по деревням отсиживались. Подорвут иногда полотно железки или деревянный мост через речушку, на большее не хватало сил и задора. Охотились в основном на старост, на служащих полиции из местных, в общем, на предателей, как они их называли. А часто просто сводили старые счеты. Сам, поди, знаешь, как это бывает. Вспомнил обиду десятилетней давности, взял ружье, пошел и убил соседа. Он-де предатель, или собирался предать, или просто мог предать. И никто ничего против не скажет. У кого оружие, тот и прав. А были еще чистые бандиты. Тем было вообще не до нас, разве что случайно где столкнемся. Им лишь бы пограбить. Весело жили.
- Кому война, кому мать родна, - сказал Юрген.