- Так это же и есть программа Собрания! - восторженно констатирует Краммер.
В польское время не задумывался о политике, видел, ощущал несправедливость жизни, воспринимал как закономерность человеческого существования. "Неужели политика может изменить человека? - подумал не о себе, о депутатах Собрания. И о них же: - Если эти люди способны изменить политику, должна быть и обратная связь. Должна быть, - а будет ли?..".
Председатель - худой, седоусый, с изможденным лицом - объявляет:
- Дорогие товарищи, нашему Народному Собранию надо решить три вопроса: какова будет государственная власть в Западной Украине, хотим ли вхождения Западной Украины в состав Украинской Советской Социалистической Республики, надо ли конфисковывать помещичьи земли, национализировать банки и крупную промышленность. Кто за такую повестку дня, прошу голосовать мандатами.
Взметнулись руки с мандатами, вскочили со своих мест депутаты, гремит "Интернационал".
За повестку не так голосуют, так принимал решения французский конвент, думает Краммер, и вспоминается недавно услышанный разговор на остановке трамвая. Какой-то тип со злостью твердил другим типам, что пришли "москали", но не они скажут "последнее слово, а пан Гитлер". Кто этот тип, кто его слушатели? Конечно, не рабочие, но сколько рабочих и сколько других жителей края! Каково настроение сел, местечек, небольших городов? Все же "Интернационал" - не решение, его могут петь с разными мыслями. Как будут выступать депутаты? Легко отказаться от чужих фабрик, труднее - от своей земли, ремесла, мастерских. А надо ли отказываться? По-разному говорят о колхозах, артелях…
Обсуждается главный вопрос - о власти. Выступают депутаты, высказывают мысли о прошлом, настоящем и будущем. Не слышит сомнений, возможно, потому, что их думы рождены в подневольном труде, в бесправии, голоде, зрели в камерах жандармерии, тюрем, концлагерей.
- Я, бывший политический заключенный, коммунист, девять лет томился в польской тюрьме, - заявил депутат села Полонки Петро Морущак. - Я и мои товарищи не сидели сложа руки, мы боролись за лучшее будущее. Низкий поклон Красной Армии за помощь, за возможность осуществления нашей извечной мечты.
- Тут собрались лучшие люди труда, которым доверено решить самые важные дела нашего украинского народа, - делится своими мыслями депутат Бродовского уезда Олексюк. - Хочу сказать и о тружениках-поляках, - они живут на одной с нами земле, и их угнетали паны-поляки. Суть не в национальном делении, а в классовом. Для всех живущих на земле Западной Украины самым важным является вопрос о том, какая должна быть власть. Я, как и вы, скажу: должна быть Советская власть!
Депутат от Снятинского уезда Пантелюк выдвигает программу предстоящих реформ, выступает как хозяин нового времени:
- Нам, рабочим, крестьянам, трудовой интеллигенции, необходима такая власть, которая раз и навсегда уничтожит помещичью эксплуатацию и передаст безземельным и малоземельным крестьянам в вечное пользование землю; передаст все банки и крупную промышленность в пользование трудового народа; введет глубокое и искреннее равноправие для всех граждан независимо от того, какой они веры, какой национальности и какой расы. Нам нужна такая власть, которая воссоединит Западную Украину с цветущей Советской Украиной и всем Советским Союзом.
Благодарят депутаты Красную Армию, толкуют о ней лишь как об одном из слагаемых их нелегкой борьбы с угнетателями. Депутат Кременеччины Балкуш так и сказал:
- Вместе с Красной Армией мы завоевали свободу… После первого заседания возвращается Краммер домой, снова гложут противоречивые мысли. Справедливо ли забрать у людей дома, заводы, фабрики? Возможна ли без частной инициативы успешная экономическая деятельность?.. На фабриках Доцета только организуется работа по-новому, пока неизвестно, что из этого получится, а в довоенной Польше часто и много писали о "советской разрухе". Где выдумка и где правда?
Уже ночь, Наталка не спит, с нетерпением ждет мужа.
Пришел, рассказывает об увиденном и услышанном, делится своими сомнениями.
- Какое "счастье" дала нам частная собственность? - рассуждает Наталка. - Не знаю, что будет, верю в справедливость, хорошую жизнь.
На следующий день Краммер примчался пораньше в Оперу, поспешил занять свое "репортерское" место в уютном пурпурно-бархатном зале. Сегодня должна решиться судьба Западной Украины, судьба его и Наталки, знакомых и незнакомых сограждан.
Народное Собрание принимает "Декларацию об установлении Советской власти в Западной Украине". Депутатские думы - народные думы запечатлены в первом законе первого за многовековую историю всенародного вече:
"Выражая единодушную волю освобожденного народа Западной Украины, следуя примеру народов Советского Союза, Украинское Народное Собрание провозглашает установление Советской власти на всей территории Западной Украины. Отныне вся власть в Западной Украине принадлежит трудящимся города и села в лице Советов депутатов трудящихся".
Краммер, как и все в этом зале, стоит, аплодирует, охвачен энтузиазмом. Ведь с сегодняшнего дня не будет проблемы работы, никто не выгонит за "неподходящую" внешность или "неподходящее" слово, не лишат жилья за то, что не так поклонился.
Во время перерыва вышел на улицу, прогуливается по скверу, разделяющему проспект Легионов, думает, что будет теперь с различными партиями и свободами…
На вечернем заседании обсуждается вопрос о вхождении Западной Украины в состав Украинской Советской Социалистической Республики.
"Украинское Народное Собрание, - провозглашается в принятой Декларации, - будучи выразителем непоколебимой воли и стремлений народа Западной Украины, постановляет: просить Верховный Совет СССР принять Западную Украину в состав Союза Советских Социалистических Республик и этим воссоединить украинский народ в едином государстве, положить конец вековому разъединению украинского народа".
Теперь я гражданин Советского Союза! - радостно твердит Краммер, возвращаясь домой. Как не радоваться, могучее государство преградило путь Гитлеру, теперь он, Наталка, их будущее дитя ему недоступны.
Решения третьего дня - справедливость и равенство в экономической жизни. Национализируются банки и крупная промышленность, конфискуются земли помещиков, монастырей и крупных государственных чиновников "со всем живым и мертвым инвентарем и усадебными постройками".
Начались нелегкие и счастливые будни, что ни день - перемены. Во Львов входит советская явь. На домах появились таблички, как правило, большие и, как правило, красные: районный Совет рабочих и крестьянских депутатов, горком КП(б)У, обком ЛКСМУ, облпрофсовет, издательство газеты "Вильна Украина", редакция газеты "Ленинська молодь". На афишных столбах объявления: "В клубе трамвайщиков вечер пролетарских писателей. Выступают Александр Гаврилюк, Степан Тудор, Ярослав Галан, Яков Шудрих. Вход свободный"; "В зале заседаний еврейской газеты "Дер ройтер штерн" - вечер, посвященный герою революционного подполья Нафтали Ботвину"; "Рабфак объявляет набор рабочей молодежи для подготовки в политехнический институт". И на этих же столбах уцелевшие афиши напоминают недавнее прошлое: "Весь изысканный Львов предпочитает фирму Мечислава Залевского"; "Хирургическая клиника доктора 3. Хранка. Львов, ул. Оссолинских, 4. Операционный зал, палаты для больных, врачебный надзор. Рентгеновский аппарат"; "Самые элегантные пани Львова делают себе прическу и длительную завивку электрическим аппаратом только в первоклассном салоне парикмахерского искусства "Шик"; "Изящный мужской гардероб изготавливает бывший многолетний сотрудник наилучших портновских фирм Парижа и Лондона Ст. Кондзерский".
Стремительно преображается экономика края, на новый лад перестраиваются труд и взаимоотношения новых граждан СССР. Две тысячи двести промышленных предприятий стали народной, государственной собственностью. Объединяются ремесленники, появились артели. Немного потребовалось времени, и безработицы как не бывало. Десять тысяч трудоустроено во Львове, около двадцати тысяч выехали на работу в восточные области Украины. Появились невиданные ранее объявления. Газета "Вильна Украина" сообщает читателям, куда и какие требуются специалисты.
Где только ни ютились при панской Польше бездомные, и в то же время пустовали квартиры, за которые нечем было платить. Теперь все решилось быстро и просто: львовский горисполком предоставил рабочим и служащим одиннадцать тысяч восемьсот шестьдесят девять квартир при самой низкой в мире квартплате.
Трудно Фалеку Краммеру осмыслить огромный поток небывалых событий, вникнуть в их суть. А они что ни день входят в его и Наталкину жизнь.
- Я теперь лицо официальное - юрисконсульт! - сообщает Фалек, вернувшись с работы.
- Кто-кто? - не понимает Наталка.
- Помощник директора по юридической части, - объясняет Фалек. - Состою в этой должности на двух государственных предприятиях, ранее принадлежавших пану Доцету.
- А зарплата?
- И зарплату назначили на двух предприятиях.
- Разве так можно?
- Юрисконсульту можно. Полдня буду работать на одном предприятии, полдня - на другом.
- Что же это за особенная работа?
- Должен консультировать директоров, как работать по советским законам и защищать интересы предприятий, когда к ним предъявляются незаконные требования.
- А ты знаешь советские законы?
- Чем же я занимаюсь все вечера!
У Фалека утомленный вид, осунулся, а в глазах счастье: участвует в небывалых событиях. Наспех доест и допоздна работает, изучает законы Советской страны, читает советские книги. Как ни занят, ежедневно выводит Наталку прогуляться по свежему воздуху. Трудная у нее беременность, ждет не дождется рождения ребенка, и мучают мысли: "Неужели так и останется незаконнорожденным?" Спросила Фалека:
- Не написано ли в советских законах, как будет с нашим ребенком?
Стыдно Фалеку, не смотрит Наталке в глаза. Во всепоглощающем житейском вихре забыл о главном.
Назавтра вернулся с работы, объявляет Наталке:
- Надевай самое нарядное платье, отправляемся в ЗАГС.
- Что это такое?
- Учреждение, регистрирующее акты гражданского состояния - браки и рождения детей. Так что, пани Гораль, побыстрей собирайтесь.
- Разве можно так, с бухты-барахты?!
- Ничего себе, с бухты-барахты!..
- А свидетели и прочее?
- Ничего этого не требуется, только наше согласие и наша любовь.
Пришли в ЗАГС, приняла молодая, просто одетая женщина. Не спросила, какая у них национальность, верят ли в бога, в какого. Выдала свидетельство о том, что "Гражданин Краммер Фалек Иосифович и гражданка Гораль Наталья Ивановна вступили в брак, о чем в книге записей гражданского состояния о браке 16 ноября 1939 года произведена соответствующая запись".
Вышли супруги из ЗАГСа, осмелела Наталка, просит:
- Пойди в райсовет, попроси квартиру. Законная семья, ожидаем ребенка. Ты как-никак помощник директора по юридической части на двух предприятиях.
- Обязательно пойду, - обещает Фалек. - Должны предоставить квартиру. - Не думает о том, что еще два месяца тому подобную мысль посчитал бы абсурдной. Не стали бы старые власти беспокоиться, где будут жить супруги с новорожденным ребенком.
Поутру, отпросясь с работы, Краммер отправился в райисполком. Принял сам председатель, сразу его узнал: выступал в Народном Собрании. Задушевная получилась беседа, откровенно рассказал, почему вступили в брак на исходе Наталкиной беременности. Вышел из райисполкома с ордером на трехкомнатную квартиру со всеми удобствами.
Хочется Краммеру излить переполняющую душу радость, решил подготовить очередной репортаж о том, как меняются на заводе порядки и люди, как советская жизнь входит в судьбы людей. С написанной статьей пришел в "Дер ройтер штерн". В промышленном отделе - пустые столы, стучится к Блицу. Вошел в кабинет, видит Шудриха. Застеснялся, попятился к двери, Блиц останавливает:
- Стоп, назад!
- Увидел меня - и проснулась совесть! - смеется Шудрих. - Обещал познакомить со своей фабрикой - и ни гу-гу!
- Да я…
- Ладно, ладно, садитесь! - перебивает Блиц. - Вы очень и очень нужны. Читали?
- О чем вы? Принес очередной репортаж о нашей фабрике.
Прочел Блиц статью, красным карандашом отчеркнул кое-какие места.
- Придется переделать.
- Что же вам не понравилось?
- Статью Ванды Василевской в польском "Коммунисте" читали?
- Не читал! - не понимает, при чем тут статья Василевской.
- Зря не прочли, пишет о ваших фабриках.
- Как бы прочесть? - не терпится Краммеру.
- Чего проще, - протягивает Блиц газету. Схватил Краммер газету, читает:
"В одной из американских газет появилась статья о Львове. Очень интересуются люди тем, что у нас происходит. И эту заинтересованность американских читателей решил удовлетворить "очевидец событий", какой-то польский панок Артур Вальдо.
Нашел пан Вальдо в городе Львове шляхетного, но обездоленного рабочими фабриканта. Чудесно и творчески работал на себя фабрикант, радостно и преданно трудились на него рабочие, и не было бы этому конца, если бы Западную Украину не заняла Красная Армия. Следом за ней явились комиссары и решили все перевернуть вверх ногами. На фабрику шляхетного фабриканта пришел комиссар. Начал присматриваться, а в это время проходит по залу уборщица Марыся. Задержал ее комиссар, приказывает немедленно бросить метлу и корзину для мусора, сесть за директорский стол. Это ничего, что Марыся не умеет ни писать, ни читать. Известно же: большевики - люди неграмотные. Вот и Марыся вполне может быть у них директором предприятия.
Но это директорство не замутило Марысиной головы. Запуганная комиссаром девушка прибежала к бывшему директору. Со слезами на глазах просит простить, ее насильно заставили, боится отказаться, должна выполнить приказ неумолимого комиссара. Пусть пан директор извинит, пусть пан директор простит. Не хотела занимать это место, не поймет, чего от нее хотят.
Вот такую историйку о Львове написал пан Вальдо. Не сказал, что обиженный большевиками пан Доцет имел не одну, а две фабрики. Ни слова не сказал, какую роль в этом крае играл иностранный капитал, представителем которого и был пан Доцет…".
Возвращая газету, Краммер брезгливо поморщился:
- Бессовестный лгун!
- Лгунов будем выводить на чистую воду, для этого надо переделать статью.
- Переделаю, покажу, чего стоят открытия пана Артура Вальдо,
- Во вторник жду с новой статьей, - делает Блиц пометку в календаре.
- Сдадите статью - заходите, - протягивает Шудрих листок со своим адресом. - Хочу побывать на вашей фабрике, вас кое с кем познакомлю.
- Обязательно! - Шутка ли, приглашает известный писатель.
Вышел из редакции, размышляет, как переделать статью. Неплохо побеседовать с Доцетом, от Беднарского слышал, что живет со своей пани в прежней квартире, сын находится в США, владеет большим магазином. Не он ли Вальдо?
Застал Доцета дома, представился, показал статью Ванды Василевской, рассказал о цели визита.
- С паном Вальдо не знаком и ничем не могу помочь, - насмешливо ухмыльнулся Доцет.
- Откуда же у пана Вальдо такие сведения?
- Советую с ним побеседовать, - раскуривает Доцет сигару.
- А пану известно, что происходит на ранее принадлежавших ему фабриках?
- Почему принадлежавших? - насторожился Доцет. - Не продавал их и не собираюсь этого делать.
- Так ведь они национализированы! - поражен Краммер нахальством своего собеседника.
- Сколько вам лет? - как ни в чем не бывало выясняет Доцет.
- Какое это имеет значение? - возмущает Краммера снисходительный тон, курит, на столе большая коробка с сигарами, не угощает.
- Самое непосредственное! - наблюдает Доцет за кольцами дыма. - Когда бегали еще в коротких штанишках, во Львове за один год трижды сменялась власть, украинская республика продолжалась недолго.
- И теперь на это рассчитываете? - усмехается Краммер. Сейчас собьет с пана спесь, будут ему "коротенькие штанишки". - Читателям "Ройтер штерн" интересно узнать ваше мнение.
- Никакого мнения не высказывал, ваших читателей не знал и знать не желаю, - в тоне пана Доцета явно звучит брезгливость к "жидам". - Сообщил об исторических фактах, известных любому нормальному человеку. Хотел бы у пана узнать, сколько от Львова до Москвы и сколько до новой германской границы?
- И это известно любому нормальному человеку, - запальчиво отвечает Краммер. - На что пан намекает?
- Вы еще очень молоды и наивны, - с деланным сожалением отмечает Доцет. - Жаль вас, хочу поговорить откровенно. Вряд ли вы верите в дружбу Гитлера и Сталина. И как по-вашему: станут ли Соединенные Штаты, Франция и Англия защищать большевиков, если Гитлер решит их уничтожить?
- Советский Союз - не Польша! - все более и более отвратительным становится Доцет, возлагающий надежды на фашистскую Германию, поработившую его родину. - Гитлер знает, что СССР надо обходить стороной.
- Пан журналист так считает, у пана Гитлера может быть иное мнение.
- Какое?
- Это мне неизвестно, лучше взять интервью у самого пана Гитлера. Все же хочу дать совет, очень хороший и совершенно бесплатно. Мировая война не закончилась, а во Львове живут не только Беднарские и Гринусы, далеко не все признают большевистскую власть. Пока молчат, но это до поры до времени. И пану лучше помалкивать, не злить людей, которые еще смогут сказать последнее слово. Иначе не позавидую пану.
- Так и написать в своем интервью? - с вызовом говорит Краммер.
- Можете писать, никто не поверит, что "классовый враг" так откровенничал с представителем ограбившей его власти. А легкомысленному пану товарищу как бы не плакать над своими статейками!
- Угрожаете?
- Предупреждаю!
На этом закончилось интервью. Следуя домой, Краммер думает о Доцете. Представляет, как распишет их встречу, вскроет настоящее нутро бывших господ… Почему Доцет вел себя так нагло? Надеется на связи сына, на США? Навряд ли! Неужели надеется на Гитлера, объявившего Польшу немецким генерал-губернаторством? Что ему родина, если уверовал в возвращение фабрик. Почему не скрывает этого, не боится последствий? Как смеет запугивать? А если смеет - значит, чувствует силу, значит, есть у него на кого опереться во Львове. Слышал, как в селе Конюхи банда националистов организовала еврейский погром, живьем сожгли старика и шестилетнего мальчика. Все не так просто, как кажется, как хочется ему и Наталке. От этих мыслей поблекла радость, рожденная поручением Блица. Посмеет ли Гитлер напасть на Советский Союз?.. Нападет или не нападет, а во Львове и в селах притаилось немало врагов новой власти, Доцет может быть с ними связан. Все же не стоит трогать этого опасного типа, без него хватит материала для ответа Вальдо.
Принял решение - сразу улучшилось настроение, до позднего вечера работал над репортажем о фабрике. Отличная получилась статья, Блиц остался доволен.