4
Состояние Крайнева ухудшалось с каждым днем. Вокруг раны появились красные пятна, нога распухла, и Сердюк уже не сомневался, что это гангрена.
Услав Теплову и Павла из водосборника к выходу у пруда подышать воздухом, он подсел к Сергею Петровичу.
- Я решил, Сергей, затащить сюда хирурга. Будем говорить как мужчины: состояние у тебя тяжелое, как бы не пришлось ампутировать ногу.
Крайнев покачал головой.
- На ампутацию, по советским законам, кажется, требуется согласие больного. Я согласия не дам.
- А что же делать?
- Странные ты вопросы задаешь, Андрей Васильевич. Я цеховик, производственник. Где ты видел начальника цеха на одной ноге?
- Ты инженер, голова в тебе ценна - ишь какую штуку придумал со взрывом гестапо, - сказал Сердюк, сразу смекнув, что Крайнев хитрит. Говоря о ненужности своей жизни, он как бы снимает с него, Сердюка, моральную ответственность за себя.
- И подумал ли ты, что сюда нельзя пускать человека, нам недостаточно известного? - высказал Сергей Петрович свой основной довод. - Провалимся мы - и сотни людей, которых можно будет тут укрыть, угонят в Германию. И из-за чего? Операция меня не спасет. Госпитальный уход нужен. Ты мне лучше достань бумаги поплотнее. У меня есть настоящее изобретение - головка мартеновской печи. Чертежи я отдал Елене Макаровой, но довезли их или нет - не знаю. Сына отдал Макаровой и чертежи… Эскизы хочу сделать, пока жив, описание изобретения составлю. Поверь мне, стоящая мысль. Уцелеешь - передашь нашим, когда вернутся.
- К дьяволу мартеновскую головку! Твою голову спасать нужно, - вскипел Сердюк.
- Моя голова не стоит сотен голов, которые ты спасешь в этом подземном хозяйстве. Это наши, советские люди, это рабочие, которые будут восстанавливать завод, чугун плавить, сталь варить. И ты рискуешь из-за меня одного все провалить. Разве ты прав? Ты ведь посылал Павла Прасолова почти на верную смерть. Для чего? Уничтожить сотню врагов. А тут из-за одного скольких наших людей загубить можешь?
- Не могу я жить в этом помещении рядом с тобой и смотреть, как ты…
- А ты поселись в другом и не смотри - вот и все.
- А сын? Вадимка?
- Если жив, воспитают его Макаровы, как своего, не хуже, чем я воспитаю. Елена - хорошая женщина, не то что Ирина. Уехала с каким-то немцем в Германию… Вот как бывает. Людей воспитывал, коллективом руководил, а человека под боком, жену, не знал…
Крайнев задумался.
- А Валентина? - прервал его мысли Сердюк.
- Зачем буду портить ей жизнь безногий…
- Чудак! - не выдержал Сердюк. - Она любит так, как… как… надо любить… - Он сбился - не умел говорить о таких вещах. - Боготворит тебя. Пойми, какая у женщины будет трагедия. На что ты ее обрекаешь?
- "Увы, утешится жена…" - попробовал отшутиться Крайнев.
Сердюк отрезал:
- Эгоист ты!
- Я-а?.. - удивился Крайнев.
- Ты только о себе думаешь: тяжело с одной ногой, а о ней не думаешь…
Крайнев грустно покачал головой, будто говоря: "Эх, ничего ты не понимаешь!" Валя давно прочно поселилась в его душе, и ему казалось, что живет в нем что-то большое, без чего существование немыслимо…
- И обо мне не подумал.
- "…и друга лучший друг забудет…" Ты-то при чем?
- Полагаешь, я прощу себе когда-нибудь, что мало сделал для твоего спасения?
- А простишь, если завалишь организацию? - выкрикнул Крайнев. - Ор-га-ни-за-цию! Эх, руководитель большевистского подполья! Черт знает, как плохо подбирают у нас людей на такую работу! Рассуждаешь, как гнилой интеллигент. Квашня!
Вошла Теплова, приложила руку ко лбу Крайнева и отдернула ее. Руки у нее были холодные, и голова показалась очень горячей. Прикоснулась ко лбу губами - да, есть жар, но не такой уж сильный. Поцеловала.
Андрей Васильевич пошел в свой угол. В водосборнике стало тихо. Паровозный фонарь, стоявший на ящике, светил тускло, стены помещения и углы тонули во мраке. Особенно темно было за фонарем, там, где находилась лежанка Вали.
Мерно капала вода, просачиваясь сквозь свод тоннеля, уходящего из водосборника. Сердюк всегда слушал эти звуки настороженно - ему казалось, что кто-то, крадучись, боязливо ходит на носках по тоннелю. Вот и сейчас почудилось, будто кто-то идет. Он прислушался. Да, это шаги.
И Теплова услышала их. Вскочила и потушила фонарь. В тишине комнаты отчетливо щелкнул предохранитель пистолета.
- Зажгите свет, это я. - сказал, входя, Сашка.
Валя чиркнула спичкой, зажгла фонарь. Крайнев заметил: руки ее дрожали.
- Что случилось? - встревожился Сердюк.
Парнишка приходил в рабочее время лишь в исключительных случаях, пробираясь прямо с территории завода.
- Радиограмма, срочная.
Сердюк прочел - и не поверил своим глазам.
Позавчера он посылал запрос в штаб, просил сообщить фамилию хирурга из соседнего района, на которого можно было бы положиться. Ответ был неожиданным:
"Молния. По нашим данным заводской аэродром пустует. Проверьте сообщите число час когда забрать больного. Опознавательные знаки три красных огня четвертый в направлении посадки. Огни расположить в ямах чтобы видеть их только сверху. Действуйте без промедления вашим описаниям гангрена. Вам вылететь вместе с больным для личного доклада штабу".
Сердюк отдал радиограмму Тепловой. Она вскрикнула от радости, прочитав первые строки, и поникла головой, прочитав остальные.
- Начальник штаба требует, Сергей, чтобы мы с тобой вылетели ночью самолетом. А ты говорил… Эх, ты!..
Лицо Крайнева ожило. Он счастливо улыбался и, преодолев боль, приподнялся и сел.
Теплова расцеловала Сашку, Крайнева, бросилась к Сердюку, но остановилась. Он всегда был очень скуп в проявлении своих чувств, и это невольно удержало ее.
- Ну, поцелуйте, - снисходительно разрешил Андрей Васильевич и подставил небритую, колючую щеку.
- А где же мы достанем красные огни? - забеспокоилась Валя. - Не костры же разводить - это не в лесу.
- Саша достанет, - уверенно проговорил Крайнев. - У железнодорожников красные фонари всегда есть.
- И правда. В ямку коптилку поставить, сверху красным стеклом накрыть…
- Деньги есть? - спросил Сердюка Сашка.
- Есть.
- Завтра на базаре электрические куплю у итальянцев. Они все продают. Говорят, даже пистолеты купить можно.
- Но-но!
- Можно. Гоните только гроши.
5
Переправлять Крайнева на аэродром начали в половине двенадцатого ночи. Пронести его на носилках по всему тоннелю не удалось. В нескольких местах, где тоннель делал крутой поворот, больного приходилось переносить на руках. Сердюк шел, втянув голову в плечи, - и то в нескольких местах задел головой свод.
Наконец выбрались к пруду, остановились отдышаться. Была такая ночь, какие нередки перед новолуньем на Украине, - непроглядная, ни зги, часто усыпанная яркими крупинками звезд, которые, однако, не тревожат крутую тьму на земле. Сердюк с трепетом посмотрел на небо. Прилетит ли самолет? Что делать, если они останутся днем в открытой степи? Куда деваться, где укрыться? "В землю зароемся", - решил он, вспомнив, что на аэродроме есть лопата, которую оставил Петр, заблаговременно выкопавший ямы для огней.
- Как свежо! - вымолвил Сергей Петрович, вдыхая полной грудью прохладный прелый воздух.
- Пошли, - скомандовал Сердюк и взялся за носилки.
Сзади носилки несли Теплова и Павел. После ранения Павел еще не совсем оправился, пришлось взять на помощь Валю.
У кромки воды земля была влажная. Ступали осторожно, боясь поскользнуться.
Крайнев беспокоился, успеют ли донести его вовремя. Сейчас двенадцать, самолет должен приземлиться в два. До аэродрома четыре километра. Если будут продвигаться с такой скоростью, то не доберутся и к трем. Сергей Петрович чувствовал, что Валя идет шатаясь. Она действительно напрягала все силы, чтобы не выпустить ручку носилок и не упасть.
- Отдохнем, - предложил Сердюк.
Постояли - и снова в путь. Обогнули пруд, пошли по степи. Почва стала суше, двигались уже быстрее, но Крайнев этого не ощущал.
- Не дойдем в срок, - со страхом сказал он.
Три дня назад Сергей Петрович был готов к тому, что умрет. Но радиограмма из штаба воскресила в нем жажду жизни. Нога? Бог с ней, с ногой, лишь бы жить, лишь бы можно было творить! Он целиком посвятит себя изобретательской работе. И с ним всегда будет Валя. Вот только очень плохо выглядит она… Как бы не заболела.
У большой каменоломни остановились, и тотчас, словно из-под земли, выросли силуэты двух человек.
Крайнев вздрогнул всем телом.
- Это свои, - успокоил его Сердюк.
Подошли Петр и Сашка.
Носилки снова поставили на землю. Петр обрадовался брату, которого не видел с тех пор, как тот поселился в подземном хозяйстве, но тотчас упрекнул его:
- Мать по тебе глаза выплакала, не верит, что жив, - и только. Думает, успокаиваю просто. Обязательно записку напиши.
- Прощайтесь, Валя, - тихо сказал Сердюк и отошел в сторону.
Теплова опустилась на землю, прильнула к груди Крайнева.
- Крепись, Сереженька, любимый, единственный… - прошептала она, целуя его в горячие губы.
Крайнев ощутил незнакомый ему до сих пор соленый вкус Валиных слез.
- Я все выдержу… Выдержи только ты, женуля.
Теперь носилки понесли Петр и Саша. Сердюк оглянулся. Теплова продолжала сидеть на земле, жалкая, убитая горем. Он возвратился, поднял ее, повернул к заводу.
- Ступайте, не задерживайтесь.
Валя плакала.
- Я туда не могу одна…
- Павел! - окликнул Сердюк.
- Не надо, не надо, я как-нибудь…
- Ничего, пусть идет. Все равно ему туда возвращаться.
Проводив их взглядом, Андрей Васильевич догнал товарищей и подменил Сашку.
Парнишка уныло плелся позади, ощупывая свои карманы, в которых были рассованы фонарики. Ему повезло - удалось купить пять фонарей вместо четырех на случай, если один выйдет из строя. Брать Сашку на эту операцию Сердюк не хотел - на нем держалась связь с радистом, но слишком уж горячо просил он, и Андрей Васильевич, подумав, решил, что в этом ночном путешествии по степи нет ничего особо опасного.
На аэродром пришли за полчаса до срока. До войны здесь стоял заводской "У-2", служивший для связи с заводами. Гитлеровцы пользовались аэродромом, когда фронт был близок, а потом оставили его. У развалин сторожки поставили носилки. Петр и Сашка отправились к ямам, уложили в них фонарики, зажгли. Огней со стороны видно не было, только стоял над ямами едва заметный призрачный красноватый туман.
Стрелки часов уже показывали пятнадцать минут третьего, а самолета не было. В половине третьего Сердюк приказал Прасолову копать яму на двух человек внутри сторожки.
- Укроемся на день там, если не прилетит самолет, а ночью опять ждать будем.
- Боюсь, что мы гитлеровцев здесь дождемся, - сказал осторожный Петр. - Все-таки отблеск красного света над ямами есть.
Андрей Васильевич посмотрел через плечо по направлению его взгляда.
- Забирай Сашу и уходи. Не будем рисковать всеми. Руководство останется на тебе. Командуй от моего имени. Не вернусь - заменишь полностью. Понял?
- Понял.
- А завтра пусть кто-нибудь наведается. Еды-то, жалко, не захватили.
Сашка неохотно последовал за Прасоловым. Что он скажет Вале?
Сердюк принялся углублять яму. Невольно мелькнула мысль, что он копает могилу.
Работа подвигалась плохо. В земле то и дело попадались камни, крупные и мелкие, лопата быстро затупилась, и Андрей Васильевич боялся, что не успеет выкопать эту проклятую нору до рассвета. Но в четвертом часу утра он услышал слабый гул самолета, летевшего с востока. Гул постепенно усиливался, потом надолго оборвался, и вот мотор взревел совсем близко. На фоне неба Сердюк увидел самолет, идущий на посадку. "Планировал без мотора, но не дотянул", - догадался он и побежал к концу посадочной площадки.
Самолет приземлился. Летчик, заглушив мотор, нетерпеливо выглянул из кабины.
- Фамилия! - крикнул он, когда Сердюк подбежал совсем близко.
Андрей Васильевич назвал себя.
- Давайте больного.
- Вылазь, помоги. Я один.
- Не могу. И из города машины идут.
Андрей Васильевич увидел отблеск фар нескольких машин, мчавшихся по степи, и побежал к сторожке. Крайнев лежал неподвижно.
- Сергей! - окликнул его Сердюк.
Ни звука в ответ.
"Умер", - решил Андрей Васильевич, но взвалил Крайнева на спину и что было силы побежал к самолету.
До него оставалась еще добрая сотня шагов, когда летчик выпустил пулеметную очередь, чтобы отпугнуть гитлеровцев. Фары мгновенно погасли, и сейчас уже невозможно было понять, идут машины или остановились.
Обессилевший Сердюк с трудом подал Крайнева. Летчик подхватил его под мышки, придержал. Андрей Васильевич вскочил в кабину, перетащил Крайнева через борт и бережно усадил рядом.
Летчик дал газ, самолет покатился по площадке, подпрыгивая на неровностях почвы, с каждой секундой набирая скорость, и вдруг перестал подпрыгивать: оторвались от земли.
А Сашка незаметно отстал от Петра. "Приказ приказом, но надо же знать, улетели они или нет, - рассуждал он. - Если нет, нужно сообщить радисту, если да, фонарики забрать - не пропадать же им. Еще пригодится".
В километре от аэродрома он залег в бурьян, стал терпеливо ждать. Он слышал, как приземлился самолет, видел, как несколько автомашин с гитлеровцами промчались невдалеке. Пулеметная очередь и беспорядочный треск автоматов испугали его; сердце перестало замирать, только когда до его ушей донесся затухающий гул удалявшегося самолета.
Одна машина с потушенными фарами возвращалась назад, в город. Сашка смекнул: гитлеровцы поехали за подкреплением и будут рыскать по степи, полагая, что самолет кого-то высадил.
Спотыкаясь и падая, он побежал к заводу, ускользая от облавы, и радовался, что сообщит Вале: улетели.
6
Член Военсовета Южного фронта Николай Семенович Крутов, широкоплечий и приземистый, с высоким крутым лбом, вошел к начальнику Украинского штаба партизанского движения, когда тот никак не ожидал его увидеть - только несколько часов назад была получена от Крутова радиограмма с фронта.
- Выкладывайте все нерешенное, - с ходу потребовал Крутов, энергично пожимая начальнику штаба руку.
- Опять радирует Тихомиров. Настоятельно просит разрешения выйти в район северо-восточнее Чернигова.
- Запрети. Разъясни ему, что партизанщины в нашем партизанском движении нет. Согласно плану операций, утвержденному Верховным Командованием, он должен выйти в Черноземную область. Так и ответь. Отряд Петрова сдвинулся с места?
- Да, пошли в рейд.
- Наконец-то, а то засиделись товарищи. Пашут, картофель садят, окружили себя заставами, не воюют, да еще кормятся хлебом и мясом от населения. Какой же они авторитет будут иметь? Другие отряды сами население кормят. Вон Федоров - тот миллион пудов хлеба людям роздал из взятых у немцев трофеев.
- Николай Семенович, замучили меня отряды, лекторов просят, - пожаловался начальник штаба.
- Радиоприемниками обеспечить нужно. Любой лектор будет опустошен за месяц и превратится в просителя материалов для лекций. Не забудь про библиотеки и кинопередвижки. Кстати, в отряд Ковпака зубного врача и техника послали?
- Послал. Работают уже.
Начальник штаба давно привык к тому, что Кругов ничего не забывает, но не переставал удивляться его памяти. Он помнил большое и малое и учил настойчиво и терпеливо, всегда с особым вниманием просматривал радиограммы, исходящие из штаба, в которых партизанам сообщали о рождении детей, о местонахождении и здоровье их семей. Такие вести с Большой земли поднимали настроение не только тому, кто получал известие, но и окружающим.
- Я бы попросил тебя заняться вот еще чем, - сказал Крутов, и начальник штаба насторожился.
- Сделай так, чтобы ответственные работники штаба побывали в партизанских отрядах на низовой практической работе. Им тогда легче будет руководить, и руководство их будет более конкретным. Как ты считаешь?
- Очень правильно, я сам об этом подумывал.
- И почему не довел до конца?
- Николай Семенович, ведь круглые сутки отсюда не выхожу, на фенамине держусь. Оперативные вопросы решаю, а на другие сил не хватает. - После короткой паузы начальник штаба заговорил снова: - Я полагаю, что нам нора прекратить забрасывать на места группы организаторов партизанского движения.
- Разве новые отряды не нужны?
- Очень нужны, но организаторов надо выделять из партизанских отрядов, из числа наиболее проверенных, активных людей. У них есть опыт, они обстреляны уже, обстановку хорошо знают.
Крутов одобрительно посмотрел на начальника штаба: не совсем текучка заела.
Ему нравился этот небольшой, преждевременно лысеющий человек с приветливым голосом и удивительно миролюбивым выражением лица. Знал он начальника штаба недавно и при каждой встрече открывал какие-нибудь новые черточки, которые, казалось, исключали одна другую: осторожность и решительность, педантичность и размах, исполнительность и умение отстоять свое мнение, мягкость и непреклонность, страстность и спокойствие.
- Правильная мысль, - согласился Крутов, покачав головой. - Так и действуй. А еще что хорошего за эти десять дней? Сводки я, конечно, все получил. Первую сотню тысяч гитлеровцев партизаны доколотили.
- Партизаны начали сбор средств на танковую колонну.
- Как проходит?
- Логинов выслал самолетом ценностей на одиннадцать тысяч четырнадцать рублей. В Липцах Харьковской области отряд Парнюка организовал массовый митинг. Собрали двести тысяч рублей.
- Да… земля захвачена, а народ наш. Вот что самое важное.
- Соревнование между партизанскими отрядами развертывается. Комсомольцы соединения Маликова обязались уничтожить сорок пять эшелонов, тысячу гитлеровцев и десять автомашин и вызвали на соревнование остальные отряды. Надо только установить мерило объективной оценки деятельности отрядов.
- Один подорванный эшелон на двадцать человек личного состава.
- Отряд Одухи имеет один эшелон на семнадцать человек.
- Но это исключительный отряд.
Крутов подошел к карте, отдернул шторку. Бесчисленное количество красных пятен разной конфигурации покрывали карту Украины. Их было так много, что почти не оставалось просветов. В центре каждого пятна стояли цифры, обозначавшие число партизан в данном районе.
У другой карты он задержался дольше. Мелкими синими кружками на ней были обведены пункты намеченных диверсий. Взрывался мост или летел на воздух завод - кружок расцвечивался красными, расходящимися в стороны штрихами и напоминал собою взрывающуюся бомбу.
- Надо поторопить Сарнскую операцию, - напомнил Крутов. - Заманчивое дело. Три железные дороги сходятся здесь и проходят через три моста. Рвануть их одновременно - и город останется как на острове. Важный узел.
- Подготовка уже ведется, на днях обещают устроить "Сарнский крест".
Крутов вернулся к первой карте и остановил усталый взгляд на большом круглом пятне.
- Прочти-ка мне оперативный план соединения Маликова, - попросил он. - Может, мы ему еще чего-нибудь сверх плана добавим?
Начальник штаба достал из папки копию радиограммы и начал читать: