* * *
Получилось как-то спонтанно.
Будь у них времени побольше, Ланге и Бойко сыграли бы классическую до пошлости игру в доброго и злого.
Но сложилось иначе - к цеху подошли в сумерках. Шли не спеша, говорили о каких-то пустяках. Но из кустов к двери ангаров метнулась тень. Не сговариваясь, Ланге и Бойко помчались к цеху, за ними, ровно топоча сапогами, понеслась дежурная рота.
Перед ними пытались захлопнуть дверь, но Бойко вышиб ее плечом, кубарем вкатился в помещение. За ним влетел Ланге и несколько жандармов, остальные рванули окружать здание.
Кто-то из жандармов пустил в потолок очередь - для испуга. Но вряд ли кого-то испугал - грохота и так было предостаточно. Зато всех обсыпало сбитой штукатуркой.
- Бросайте оружие! Сопротивление бесполезно! - проорал Бойко подымаясь с пола.
Но никто не собирался сопротивляться.
На плите закипал чайник. Мужичок возле печки чистил кукурузу на кашу. Когда в ангар ворвались, он уронил нож в кастрюлю. Иного оружия не было.
Кроме него в цеху было двое: у стены переводил дыхание паренек, который так и не смог предупредить своих. Затаись в кустах, он смог бы спастись, но мышонок пытался спрятаться в мышеловке.
Второй попытался рвануть к окну, но Зотов снес его прикладом. А затем добавил еще раз с полного размаха. Упавший завыл:
- За что?.. Почему?
- Потому что! Ибо не хер!
С топчана в углу подымался…
- Васька?.. Нищета?.. Ты что ли?.. - спросил Бойко. - Вот и свиделись…
Жандармы растащили схваченных по углам, обошли цех. Керосина, конечно же, не оказалось - кроме грамм ста, залитых в "летучую мышь".
Не сговариваясь, для допроса Ланге и Бойко выбрали того самого паренька, подхватили его за руки, утащили в комнату, где, вероятно, когда-то сидел начальник цеха.
Претендента на роль доброго уже не было - забыли об этом. Да и злыми были оба.
Ланге кричал, плевался слюной. Если бы нашел что-то подходящее, вероятно бы, расколошматил на голове подозреваемого. Но ругался он исключительно на немецком, отчего вор сидел испуганным и не понимал, что от него хотят.
- Ты эта… - начал Бойко, когда Ланге выдохся, - понял, чего он сказал?
Вор покачал головой.
- Немец говорит, мол, убьет он тебя. Расстрел и братская могила.
- Зачем?
- Затем, друг мой ситный, что надо… Кого-то надо расстрелять, чтоб у остальных языки развязались. Ну вот немчура и говорит - может, с тебя начнем? Ты самый молодой, знаешь меньше всех… И вот что я думаю. Чего тебе от руки басурмана погибать? Давай-ка я тебя по-свойски шлепну.
В руке появился parabellum.
- Тебя как звать-то?..
- Богдан…
- Богдан - это хорошо. Потому как Богом дан - Богом взят… Я, знаешь ли, - продолжил Бойко, - с детства не могу бить человека по лицу. Я сразу в лоб стреляю, промеж бровей.
Вор судорожно сглотнул:
- А сделать ничего нельзя?
- Отчего "нельзя"? Очень даже "льзя". Могу ради твоих красивых глаз пулю йодом смазать. Чтоб когда входила, заражения не было. Или маслом могу намазать, для легкости проникновения. У тебя масло есть?
Масла не оказалось.
- А керосин?..
* * *
Керосин, с подачи расколовшегося вора, нашли быстро. Он был в одной из ям сортира - специально облицованной под тайник.
- Ни за что бы не догадались, - заметил Ланге, стоя у выгребной ямы…
- Догадались бы, - хмуро ответил Бойко. - Мы так в учебке водку прятали. Тут надо еще следить, чтоб сюда кто-то не напустил.
Ланге улыбнулся краешком губ:
- Ах, Владимир, я вас понимаю…
Вернулись в ангар.
Ланге дал знак жандармам: выводить схваченных.
Проходя мимо Бойко, Нищета выпалил:
- Гад! Ты продался оккупантам!..
- Борец хренов, - ответил Бойко, - да из-за тебя чуть дюжину невиновных к стенке не поставили.
Неожиданно в перепалку вмешался Ланге:
- Ну раз сам подозреваемый настаивает, что это было действо политического характера… Отдадим его гестапо…
Нищета осекся. Бойко повернулся к плите.
- Чайник я заберу с собой. Тебе он все равно уже ни к чему.
* * *
В цеху оставили засаду. Ждали четвертого, того самого, который заговаривал лошадей. Но его то ли спугнул шум, то ли не подвело преимущество, но три жандарма кормили комаров совершенно напрасно.
* * *
Немцы были быстры на награду, но и на расправу. Утром следующего дня Ваську вздернули, предварительно повесив ему на шею табличку "он воровал у немецких солдат". Остальных отправили в Германию - они прошли по графе "трудовые ресурсы" и потерялись где-то на каналах Голландии.
- Не печальтесь, Владимир, - заметил по этому поводу Ланге, - коммунисты ссылали преступников в холодную Сибирь. А мы - в цивилизованную Европу…
Бойко выдали премию - два килограмма хлеба, пару банок тушенки и триста марок.
К тому же Ланге передал от абверовцев бутылку шнапса и двадцать папирос. Шнапс разлили по кружкам тут же.
- Неужели им так нужен этот керосин? - удивился Бойко, прихлебывая жидкость.
- Плевать они на него хотели. Они так вас благодарят за то, что вы утерли нос Штапенбенеку.
- Неужели?
- Вам, славянам, не понять… Но и среди высших рас нет единства. И Абвер не любит Schutzstaffeln… SS…
- Но у вас же звание офицера СС?
- Ну и что? Я сыщик, а так получилось, что крипо сейчас подчиняется Гейдриху. Но случись заваруха, думаю, Абвер и Крипо будут драться плечо к плечу. А вообще… Вообще - за вас, Владимир!
Ланге отсалютовал ему стаканом:
- За меня? - переспросил Бойко.
- Ну да. За вашу работу, за блестящую работу сыщика - вы защитили невинного, нашли преступника.
Сто марок из премии и все папиросы Бойко отдал Зотову.
И с тех пор что-то изменилось в Бойко: он ходил по городу, проверяя - легко ли достается пистолет, не следит за ним кто. Самое странное, что такое чувство не было для него новым - он будто влез в свою однажды сброшенную шкуру.
Начать жизнь с чистого листа не получилось.
* * *
В один из таких дней Либих между делом сообщил Колеснику:
- Бойко вернулся…
- Ты про то, что он снюхался немцами?.. Это не новость.
- Нет, он сегодня раздолбал шарашку Васьки Нищего.
- Васька всегда был дураком. А Бойко - умным. Прошу этого не забывать. Господа…
* * *
А кинотеатрах опять крутили кино. Фильмы шли все больше про вождя - самого человечного, мудрого, любимого. Совсем бы казалось, что ничего не поменялось, но с экрана смотрело совсем иное лицо. Чужое лицо и усы какие-то непонятные - у нас таких не носят, и пробор не в ту сторону.
Посмотрев фильм, люди выходили на улицу Хорста Весселя - Horst Wessel strasse, бывший Николаевский спуск, бывший проспект Ленина.
Злые языки утверждали, что центральную улицу хотели назвать в честь вождя, как и во всех городах. Но решили, что улица уж слишком страшненькая для такого имени.
А языки добрые то ли молчали, то ли не осталось таковых уже в городе. Скорей, последнее.
Колокола пяти церквей звали на вечернюю. Странное дело - народ опять стал религиозным. Крестился, ходил на службы, казалось, еще немного и появятся в городе староверческие бородатые мужики.
На столбах появились объявления, немыслимые и месяц назад: "Изгоняю демонов. Далеко. Надолго. Недорого". И странно - шли дела и у подобных дельцов: их посетители все чаще жаловались на соседей, на сноху, на бесов и никогда на немцев. Оно и понятно - бесы то ли есть, то ли нет, а немцы - вот они…
На тумбе ветер трепал неизвестно как попавший сюда довоенный немецкий плакат, который призывал покупать облигации "Народного автомобиля". Возле банка на стоянке стояло три машины - один BMW и два "Опеля". На втором этаже здания, над операционным залом, управляющий филиала по телефону диктовал сводку за день.
* * *
Прошло почти шестьдесят лет. Праздновали День Победы. Люди поздравляли друг друга с "праздничком", клялись в ненависти к обращенным в прах временем захватчикам. А на стоянке перед банком стояло три машины - и опять BMW и два "Опеля". На месте тумбы стоял рекламный стенд - с него призывали покупать "Volkswagen". Можно в рассрочку.
Глядя на это из окна своего кабинета, директор банка достал из кармана мобильный телефон и набрал номер. В Берлине кто-то поднял трубку.
Терракотовые дни
Странное дело - Бойко будто переставал чувствовать боль.
Под коленом появился синяк, огромный, в цветах темных, зловещих, но где он его получил - не мог вспомнить.
Вчера, зажигая лампу, на ладони обнаружил две глубокие царапины - кровь уже свернулась и не пачкалась. Лишь когда стал промывать рану - легко защипало.
Но отчего он не мог вспомнить, где и когда он их получил?
Это болезнь или он просто устал?..
Устал, устал, устал…
Даже сны становились спрессованными, обыкновенными. Закрой глаза и попадешь в город, где все улицы знакомы. Но не потому, что это город существует, а оттого, что он снится тебе почти каждую ночь.
К своей работе он испытывал широкую гамму чувств: от волнительной любви в начале своей карьеры, до бессильной злобы, ненависти.
Может, и рад он был бы сменить свой род занятий. Но как иной вор не умеет ничего, кроме как воровать, так и Бойко не знал иной работы, кроме сыскарской.
И в армию пошел добровольцем, чуть не первым. Шел с весельем на душе - хоть какое-то разнообразие.
Но война оказалась не прогулкой, хотя и не рассчитывал он на то. Да вот забыл, совсем забыл, что в августе отпуск намечался, думал поехать в Крым… Или рвануть к друзьям в Харьков. Да куда там - счастлив тот, кто отгулял отпуск до войны, когда теперь отдохнешь?..
Прошло лето, прошел и сентябрь, осень близилась к середине. Хотя осени не чувствовалось.
Погода как для октября месяца стояла просто чудесная. И это не нравилось Бойко больше всего.
Было тепло, солнечно, деревья стояли и думали - а надо ли сбрасывать листву? Желтеть?.. Где-то листья пожелтели, но такие оставались в меньшинстве.
Ударь мороз - все бы осыпалось, но мороза не было. Не было и дождя.
К рыжему цвету осени на этих землях добавлялся еще один оттенок.
Из-за металлургии в этих местах уже с полвека воздух имеет в цвете коричневую нотку.
Немцы хоть пустили печи, но сталь варили совсем в мизерных количествах.
Но странное дело - в атмосфере продолжала висеть эта взвесь, придавая всему коричневый, терракотовый оттенок.
Ему хотелось дождя.
Ливня, который бы смыл весь этот терракот.
А под дождем все дороги правильны.
Банк и магазин
- Так вы мне расскажите историю про того еврея?.. - спросил Ланге.
- Про Циберловича?
- Ну а про кого еще? У нас что, так много общих знакомых-евреев?
Бойко пожал плечами:
- Расскажу… - хотел добавить "чуть позже", но промолчал. Ему просто не хотелось разговаривать.
- Ну так рассказывайте! - не сдавался Ланге. - Да что мне из вас каждое слово клещами тянуть надо!
Бойко еще раз пожал плечами: ну раз так хотите…
- Ну так вот… С пять лет назад у нас появилась довольно паскудная традиция - бороться с врагами народа, страны… Достаточно было одного анонимного доноса, чтоб начались крупные неприятности…
Он замолчал, пытаясь подобрать слова. Ну в самом деле, как объяснить этому немцу, что такое беспредельное шельмование на уровне государства.
Ланге почувствовал его замешательство, кивнул:
- Я понимаю, что это такое. Я изучал историю. Подобные случае имели место быть и ранее, в иных странах.
- В самом деле?.. Где?..
- Скажем в Испании. При инквизиции…
О современной ему Испании и Германии Ланге счел за лучшее умолчать.
- Продолжайте, Владимир, продолжайте… Вероятно, на Циберловича донесли?
- Нет. Донес он. Верней, не так все было… Будучи за границей с какой-то делегацией, Циберлович сделал ход неординарный - послал знакомому письмо, якобы от Троцкого. В письмо не поверили как раз из-за неординарности - всем рядовым недоброжелателям вполне достаточно было обыкновенного доноса. Стали сличать факты - многое не сошлось. Троцкий жил в Мексике, на конверте стоял штемпель лондонского почтамта. А еще на нем же значилась дата - май 1939 года. Троцкого убили годом раньше. Особого труда не составило собрать список всех, кто из города в это время был в Лондоне. Да что там - всего-то и было, что эта делегация, что мы буржуи что по заграницам разъезжать? Совсем легко оказалось сравнить почерка - автобиографии прилагались к делам.
- И Циберловича арестовали.
- Скажем так: взяли в разработку. Подставка - подставкой, но за некоторые тезисы, изложенные в письме, запросто можно было отправить к стенке. Но он вывернулся серым волком - сел на год за растрату. Дело так и осталось недошитым…
- Поучительная история. Хотя мораль стара и избита: не поступай с другими…
- Где-то так, - зевнул Владимир.
- Конечно же, если я спрошу, писали ли вы подобные доносы, вы с негодованием это отвергнете…
Бойко посмотрел на Ланге удивленным и будто обиженным взглядом.
- И знаете, я склонен верить в это. Потому что вы были частью власти, и попадись бы кто на вашем пути, вы разобрались бы с ним без ненужных формальностей. Тем более, что у каждого человека есть какой-то грешок - маленький или не очень. Надо лишь внимательней к нему присмотреться. Ведь так?..
Бойко промолчал. Во дворе с утра разожгли костер. В кабинетах ремесленного училища, что смыкалось двором с двором комендатуры, нашли много, как посчитали немцы, ненужной бумаги. В костер летели портреты вождей, чуждых новой, немецкой Европе. Пламя корежило бумагу, обезображивало лица, они корчились совсем будто живые. Лежали готовые к сожжению кипы лабораторных тетрадей, контрольных работ, ветер листал страницы книг в твердом переплете - что в них было, из окна кабинета разобрать не представлялось возможным.
- Новые костры новой инквизиции, - заметил Ланге, подходя к окну.
Он закрыл форточку, чтоб не натянуло дыма.
- Знаете… - задумался он и вдруг решился. - Любезность за любезность. Я вам тоже что-то расскажу… Дело в том, что профессия следователя у меня в некотором роде наследственная. Моя бабка происходила из древнего рода палачей. У нас, знаете ли, это была замкнутая каста, гильдия, если хотите. Ну и профессия передавалась по наследству.
- Замечательная традиция…
- Не то слово. Представьте: вы держите на руках своего первенца и твердо знаете, что хлеб его будет кровав, что он будет палачом. Разве не прелесть знать матери, что она кормит грудью будущего убийцу… Да что там - говорят, будто кто-то из моих предков познакомился на эшафоте. Он был палачом, ее привели на казнь. Казнь отчего-то не состоялась… И вот в кругу палачей был один обычай - считалось, что меч или топор, которым рубят головы, должен убить сколько там людей. После этого меч надлежало уничтожить. Никак не больше, ибо он упьется крови и опьянеет. Не палач будет им водить, а он начнет руководить палачом. И вот какой-то мой далекий предок обманул традицию - спрятал один такой меч. Будете в наших местах, заходите, я вам дам его подержать…
- Зачем вы это мне рассказываете?
- Когда я объявил, что буду учиться на криминалиста, все были против. Вероятно, они больше бы радовались, пойди я в семинарию и свяжи себя целибатом. Все считали, что наша семья и так пролила слишком много крови. Но когда начались войны, все согласились, что оно и к лучшему. Ведь я касался того меча, дух палача сидит во мне, и стань я солдатом, этот самый меч водил бы моей рукой. Сеял бы смерть без разбора. Я бы сделал быструю карьеру, вероятно, уже был бы полковником… Но отчего-то меня не интересует карьера при бойне.
Долго молчали. Наконец, Бойко спросил:
- Чем займемся сегодня? Пойдем кого-то поймаем? Отправим его на суд?..
- Нет, сегодня у меня совсем другие планы. Мы сегодня проинспектируем банк. Я получил не просто разрешение, а предписание на это… Комендант разделяет мои опасения за судьбу ценностей, хранящихся в городе.