Промежуточное дело
Бойко разбудили грубо: в самый сон его кто-то стал трясти за плечо.
Снилось ему: Сыскаревское кладбище вышло из своих границ. Выплеснулось на улицы, могилы заползали в сады, отрывались возле порогов домов, ждали, что кто-то упадет в них.
По улицам бродила смерть. Он встречается с ней, здоровались друг с другом и шли дальше - каждый по своим делам.
Сон был жутким, но в нем он чувствовал силу, поэтому просыпаться не хотелось. Не открывая глаза, он пробормотал, пытаясь досмотреть сон:
- Пошел вон. Вот так сразу и пошел вон…
Конечно же, это не помогло - его посетитель не для того прошел полгорода, чтоб так просто отступить:
- Владимир, просыпайтесь. Срочное дело.
Сказано было негромко, но Владимир тут же раскрыл глаза и сел на постели: да, он не ошибся: перед ним стоял Ланге.
Извиняться? - подумал Владимир. - Да ну его, сделаем вид, что я спросонья забыл.
- Что за дело такое?
- Что за дело! - Ланге выглядел немного взвинченным. - На хлебозавод привезли мешки с мукой, срочно надо разгрузить!
Бойко на секунду опешил. Но Ланге продолжил:
- Ну какие у нас с вами могут быть дела? Сплошной криминал. На станции пропала цистерна.
- С чем цистерна? Со спиртом?..
Ланге поморщился и повел носом:
- Ну вот национальная особенность - если что, так сразу спирт украли. Керосин… Одевайтесь.
Пока Бойко одевался, он попытался оправдаться:
- Между прочим, сегодня суббота, день выходной.
Но Ланге отмахнулся от этого как от несущественного:
- А скажите, воры тоже отдыхают? Наше дело - беречь граждан Рейха не с понедельника по пятницу, а круглогодично.
Выйдя из дома, Бойко задержался на минуту. Дверь его дома открывалась наружу - чтоб трудней было выбить. Закрывалась она изнутри на защелку, но замка у Бойко не было. Чтоб в дом не налетели мухи, Бойко подпер ее поленом. Эта картина отчего-то умилила Ланге:
- А все же, Владимир, я в вас не ошибся. Вы очень честный человек, если живете, не запирая двери.
- Дверь я не закрываю, потому что у меня взять нечего. А если в этой стране захотят убить, то вас никакие замки не спасут.
- А что спасет?
- Только вы сами.
На улице их ждал "Кюбельваген", и как только они сели, машина тронулась. Живущие по соседству проводили машину взглядом - видать важная птица их сосед, если сами немцы присылают за ним автомобиль.
Долго ехали молча. Бойко все больше зевал в сторону, Ланге подробностями ему не надоедал - они ему самому были неизвестны.
Лишь когда дорога перевалила через середину, Ланге спросил:
- Вы мне обещали рассказать про того еврея… Про его дело.
- Про Циберловича?
- Да…
Бойко вздохнул и отмахнулся:
- Долго рассказывать.
- Просто не хотите мне об этом говорить?
- Да нет… Спроси вы меня об этом раньше - я бы рассказал. Но сейчас начинать, чтоб оборвать недосказанным?..
Проехали через полгорода, проскочили центр, по серпантину спустились вниз, к морю. Машина притормозила на привокзальной площади, там, где раньше, поджидая пассажира, ждали ямщики.
Их уже ждал фельдфебель, чтоб проводить к месту.
Лишь ступив с платформы станции на рельсы, Бойко повел носом:
- А чем это так воняет?
Ланге вдохнул чуть глубже:
- Действительно, чем-то воняет. Но чем не скажу… Это так важно?
- Не знаю, вероятно, нет. Запах, вроде бы, и к месту, а, вроде бы, и нет.
- Не обращайте внимания - на станциях вечно воняет всякой дрянью.
Прошли мимо готового отправиться состава. На платформе стоял принайтованный танк. Отчего-то его люки были открыты, механик стоял у левого борта, командир возвышался в своей башенке. Казалось, что это не танк, который везут за тридевять земель, а грозный бронепоезд, который сейчас сорвется с места и… Кто знает?..
…На месте уже было с полтора десятка людей. Здесь скучало несколько солдат охраны, штатские, путевые рабочие.
Ланге не совсем правильно охарактеризовал ситуацию. Цистерна была на месте - пропало только ее содержимое.
Поскольку керосин был войсковым грузом, прибыло два офицера Абвера. Но они стояли чуть в стороне, убрав руки за спину, всем видом показывая, что раз остальные такие умные, то плевать они хотели на керосин.
Когда появился Ланге, один небрежно коснулся тульи фуражки двумя пальцами и кивнул на причину своего бездействия. Возле цистерны шумел глава мироновского гестапо оберштурмбаннфюрер СС Штапенбенек.
По его мнению, преступление было раскрыто.
Станцию ночью охраняли. Не так, чтобы туда и мышь не проскочила, - могло пройти животное и побольше. Но не до такой степени, чтоб можно было протащить три тонны керосина. Из чего Штапенбенек сделал вывод: керосин и не покидал пределы станции. Его слили тут же на землю - возле сливного крана, явственно, было видно лужу. Довольно быстро нашли виновного в диверсии.
Вину свалили на стрелочника, который ночью дежурил по станции. Старик уже отработал смену и ушел домой, когда пропажа была обнаружена. За ним послали патруль и теперь он давал путаные объяснения, стоя возле злополучной цистерны.
- А все же, - заметил Бойко, - как мы с вами похожи, - и вы, и мы все валим на стрелочников…
В ответ Ланге неопределенно хмыкнул.
По второму пути прошел состав. Пока он громыхал на стрелках, Бойко успел спросить стрелочника:
- А чем это тут воняет? - спросил он у старика.
Тот молча пожал плечами - его расстреливать скоро будут, а тут спрашивают про какую-то вонь.
Бойко осмотрелся по сторонам. Собственно, характеристика преступления, данная Ланге, никуда не годилась - цистерна стояла на том же самом месте, что и вчера, прицепленная к эшелону. Но если вчера там керосина было три тонны, то сейчас его в цистерне оставалось хорошо если литров двадцать.
Потерю обнаружили утром. Состав задержали - в любом случае непорядок, надо менять документы, цистерну то ли отцепить, то ли найти в городе керосин…
- Вспомнил! Это креазотом воняет. Ведь так?
Обходчик кивнул:
- Ну да. Мы им шпалы пропитываем, чтоб их всякая тварь в труху не изводила, - и рукой показал на гору шпал за последним путем. - Вон, вчера мучались…
Бойко кивнул и, перепрыгивая через рельсы, ушел к куче. Но пробыл там недолго, прошелся вдоль полотна туда и назад, вернулся к цистерне, обошел ее, не побрезговав пролезть под вагоном, затем снова пошел вдоль путей. Отошел метров на сорок…
В то время судьба старика уже была решена. Сперва хотели расстрелять здесь, у стены пакгауза, но комендант заявил, что расстрел должен быть публичным и еще, желательно, расстрелять с десяток заложников. Дать урок жестокости.
Стрелочника подхватили.
- Стойте, остановитесь!
- Что случилось? - спросил Ланге.
- Керосин не вылили. Его украли. И здесь действовала банда!
- Was hat er gesagt? - спросил комендант.
Ланге стал переводить то, что говорил Бойко.
- Ночью цистерну откатили от поезда на тридцать метров к сточному коллектору. Открыли кран и все стравили туда. Затем цистерну вернули на место, а керосин вытек за станцию, где его благополучно собрали.
- Да как они могли ее откатить?
- Цистерна двуосная, на пятнадцать кубов. Четыре человека могут ее запросто толкнуть. А если еще лошадь найти…
Конюшня оказалась совсем рядом. Маневровых паровозов не было, и вагоны по станции тягали огромные и флегматичные першероны.
- Тогда все сходится. Взяли лошадь, а затем и ее на место поставили.
- Не может быть! Копыта бы звякнули об рельсу, да и лошадь заржала бы, наверное…
- Цыгане лошадей когда уводят, ноги им в валенки заматывают. И любое животное они заговорят - и собака у них не забрешет, и лошадь не заржет.
- Zigeuner? In meiner Stadt? - встрепенулся оберштурмбаннфюрер, - das ist wirklich ein ernstes werk!
Затем Штапенбенек посмотрел на Бойко пристально и грозно. Тот выдержал взгляд и, не размыкая губ, улыбнулся.
Оберштурмбаннфюрер выругался, сплюнул, что-то быстро проговорил Ланге и пошел прочь. Сделав несколько шагов, задумчиво обернулся и бросил:
- Halt, kerzen Sie ihm sein wЖchentliches essen um die hДlfte - damit er besser arbeitet!
Потеря трехсот грамм хлеба не сильно омрачила стрелочника - совсем недавно он прощался с жизнью.
Теперь же мир опять казался прекрасным, а жизнь - безоблачной. Он долго лез на глаза к своему спасителю, только, пожалуй, не целовал рук, не становился на колени:
- Спасибо вам, Владимир Андреич, я внучке накажу, чтоб она вашим именем сына назвала…
Ланге стоял рядом, скрестив на груди руки и печально улыбаясь. Лишь когда старик-стрелочник удалился на порядочное расстояние, он заговорил:
- Ну и чего вы добились? Теперь Штапенбенек с вас шкуру спустит, если вы в три дня не найдете обещанных бандитов. И заложников расстреляет не десяток, а два. Кстати, возможно, старик сам связан с этой бандой.
- А если найду быстрей, то нашьет мне новую голову? Бандюг мы найдем, даже не сомневайтесь.
- А старик? Начнем за ним следить?..
Бойко покачал головой:
- Стрелочник тут вовсе не причем. Будь иначе, он бы не вышел сегодня на работу. Воровство - это или диверсия, он бы бежал… Во всяком случае так бы сделал я.
- А как вы поняли, что это воровство? По запаху?..
- Запах-то здесь ни причем. Это просто маленькая странность, которая ничего не значит сама по себе. Ведро с креазотом могли бы вылить рабочие. Да им всегда на станциях воняет, хотя обычно не с утра, а к вечеру, когда солнце нагреет полотно…
- Тогда что?..
- Цистерна. Ваши земляки намусорили вокруг нее, и кто-то даже бросил окурок в лужу с керосином. И тогда я подумал: если бы я делал диверсию, я бы керосин не вылил, а пожег. Пожар бы был - приходи, кума, любоваться. Дня бы два тушили, не меньше. Значит, это была не диверсия. Затем мне осталось только пройти к коллектору…
- А что мы будем делать сейчас?..
- Вы начальник, вы и решайте…
* * *
Ланге решил найти место, где вылитый керосин собирали. Карт вокзальных коммуникаций не нашли. Зато первый же попавшийся обходчик подробно описал, где искать место стока:
- Идите к водонапорной башне, затем от нее - к морю. Дойдете до разбитого баркаса - повернете, вот метрах в двадцати за ним будет желоб. Оно и есть…
Так оно и получилось. Желоб смотрел прямо в море, и порой, когда ветер нагонял волну, морская вода бежала по туннелям, вырывалась иногда меж рельс станции.
- Интересно, - спросил Ланге, - а как они вывезли керосин?
- Да проще простого. Телегу-дерьмовозку взять, к примеру, там бочка на полтора-два куба. За два захода весь ваш керосин вывозится.
Действительно, вдоль побережья шла дорога, разбитая колесами телег и машин.
Креазотом здесь воняло меньше, зато на воде в море были ясно видны масляные пятна.
Тут же валялись камни, обмазанные глиной. Очевидно, бетонный желоб перегородили плотиной и черпали керосин прямо ведрами.
- Даже если сюда попала вода, - заметил Бойко, - то ничего страшного. Керосин легче воды и довольно легко его отстоять или перегнать.
Ланге проявлял чудеса активности, чуть не рыл носом, но вся его добыча сводилась к масляным пятнам, которые медленно таяли в море.
Бойко же откровенно скучал, сидя на камне. Наконец, Ланге не выдержал:
- А вы не хотите мне помочь в поисках?
- Если не секрет, что вы ищите.
Ланге пожал плечами:
- Когда найду - скажу…
- Ну-ну… - ответил Бойко, но с места не сдвинулся.
Наконец, немец устал, утер пот и сел рядом с Бойко.
- Пусть это останется между нами, но я сдаюсь. Чтобы сделали вы… Но не как преступник, а как сыщик?
- А который час?
Ланге отщелкнул крышку брегета:
- Девять - тридцать.
Бойко покрутил головой, разминая шею:
- Надо же всего полдесятого… Поехали в комендатуру.
- И там вы собираетесь искать преступников?
Бойко не ответил, задумчиво глядя на море. Ланге пожал плечами и пошел к машине.
Когда были в комендатуре, Бойко остановился у дежурного:
- Вызовите ко мне… К нам… Вызовите Зотова! Срочно, найдите его хоть из-под земли.
Дежурный опешил, русского он не знал, но по тону понял, что этот штатский не просто говорит, а приказывает. Он не знал, что делать с этой наглостью, пока Ланге не перевел это на немецкий, добавив от себя несколько фраз покрепче. На кого он злился - на Бойко или на дежурного, никто не понял.
Когда Зотов появился на пороге кабинета, Ланге и Бойко пили чай:
- А вот и Михаил Филиппыч… Присядь, чайку с нами попей. Чай налили ему в стакан. Кипяток уже изрядно остыл, но вместо сахарина полицая угостили настоящим рафинадом. Полицай сахар взял, но не бросил его в стакан, а бережно завернул в платочек:
- Для внучат…
- Ну что с тобой делать… - пробормотал Бойко и бросил в стакан с чаем таблетку сахарина. - Подсласти себе жизнь…
Когда стаканы опустели наполовину, Бойко опять заговорил.
- Филиппыч… Мы ведь к тебе по делу. Сейчас ты винтовочку оставь, сними повязку и домой сбегай. Щец похлебай, вздремни… А твоя хозяйка пусть тем временем на базар сходит, потолкается, посмотрит кто керосином торгует, почем он… И особенно присмотрится к тем, кто вчера керосин не продавал. Вернется - запишешь и дуй к нам. Уразумел?
* * *
Баба Марфа, жена полицая Зотова, писать не умела, зато считала хорошо: и в целых, и в дробях десятичных, и в обычных. В уме просчитывала сколько в рейхсмарке рублей, золота сусального, старых царских серебряных монет. Только интегралы и производные, пожалуй, не брала.
Стоило ей лишь раз пройти по ряду, она уже знала у кого керосин лучше и дешевле.
Цена на керосин кусалась, и баба Марфа у трех торгашей купила по чекушке керосина.
Уже к полудню перед Бойко лежала бумажка с ценами и пояснениями - на память бабка Марфа тоже не жаловалась.
Бойко углубился в чтение списка, черкая по ходу:
- Это дорого… Это дрянь наполовину с соляркой. Вот это может быть интересно… Этот наворовал в колхозах еще в советские времена. Это похоже еще на керосин дореволюционный, нобелевский… Кстати, вы можете отличить немецкий керосин от всех остальных? - спросил Бойко у Ланге.
- Нет…
- А я, выходит, могу. Ваш керосин качественней, чище и светлей… - затем он посмотрел на Ланге с прищуром. - Я, пожалуй, отлучусь, часа на два. К моему приходу соберите дежурную роту. Будем брать…
- А куда вы, если не секрет.
- Секрет… Увы, но секрет. Спекулянту, который торгует краденым керосином, я кое-чем обязан. В этот день я стану обязанным ему чуть больше.
- Но это же вор.
- Не-а, он спекулянт. Торговец, коммерсант, по-вашему…
* * *
А там, на станции, совсем рядом от того места, где недавно ополовинили цистерну, остановилось рядышком два состава.
Такие одинаковые и такие разные поезда - оба с немецкими локомотивами Борзига, каждый состав в десять вагонов, набитыми под завязку солдатами.
Только поезд, что шел на восток был набит солдатами необстрелянными, немецкими. Рвануть на запад собирался поезд с солдатами, для которых война уже закончилась - солдатами пленными.
Они стояли рядом - окно к окну, протяни руку и можно дотронуться. Но нет - напротив, долго пассажиры этих поездов старались делать вид, что никакого иного поезда рядом нет и быть не может.
Ничейная земля уменьшилась между двумя армии всего до полуметра, по ней, словно пограничники, ходили конвоиры, потупив взгляд в землю.
Но поезда стояли рядом долго. Слишком долго, чтобы продолжать делать вид будто ничего не происходит. Кто-то протянул руку, будто проверяя, не призрак ли это, не рассыплется ли он от прикосновенья. Но нет: вместо тумана рука коснулась руки. Пленный что-то сказал, по-своему, по-русски. Немец ответил на своем языке - сказал, что он не понял. Посмотрели друг другу в глаза. Поняли друг друга без слов. Из вещмешка появилась буханка хлеба, на секунду она зависла над пропастью, над штыком конвоира и исчезла в вагоне с пленными.
И началось - сотни, а может, и тысячи людей что-то кричали друг другу, тянули руки.
- Halt! - кричали конвоиры.
- Не сметь! - орали невычищенные политруки и командиры.
Но тщетно - никто их не хотел слушать.
Конвоиры стреляли, но целили в воздух, а в голосе политруков звучала усталость и неуверенность - они тоже хотели есть.
И вот семафоры открылись. Оба поезда тронулись каждый в свою сторону, конвоиры спешно прыгали на подножки. Прошло несколько минут - и стало пусто, будто и не было никогда этих поездов.
Лишь между рельсами прыгали воробьи, собирали потерянные крошки. Жизнь продолжалась.