Во втором туре даже на матчах немцев было довольно много зрителей. Может, не полный стадион, но шумели изрядно, радовались каждому голу, в чьи бы ворота он не был забит.
- А вам не кажется оскорбительным, - заметил Бойко, - что вы своей беготней на поле развлекаете унтерменшей?..
- Пошел к черту! - был категоричен Ланге.
Второго поражения команда СС позволить не могла. И, действительно, выиграла у румын. Ланге забил один гол, чему был несказанно рад.
Популярность футбола и футболистов вообще росла. С немецкими форвардами совершенно незнакомые люди здоровались на улицах, что немцам чрезвычайно льстило.
Но больше всего, конечно же, любили своих.
Даже после работы к некоторым приходили вовсе незнакомые люди, приводили своих детей. Не просили, не говорили ничего - они просто хотели посмотреть на своих героев вблизи.
На работах, где были задействованы футболисты, товарищи старались освободить их от наиболее тяжелого труда, отдавали лучшие куски. Взамен просили лишь одного - хорошей игры.
Война и голуби
Почему-то воры любят голубей.
Не только воры и не только голубей, но факт остается фактом. И иной вор говорит: вот уйду я на покой, куплю домик, заведу голубей, построю голубятню, чтоб, значит, с насестом, чтоб шпанцири были, монахи, сороки, тучерезы…
Но жизнь воровская - взбалмошная, непоседливая. Ни тебе пенсии по выслуге лет, ни оздоровления по путевке профсоюза. Мотает как щепку в проруби: города, вокзалы… Бывает только запрут в места отдаленные, в профилакторий со строгим режимом…
На базаре, за трамвайной линией собирались голубятники - приносили лукошки со своими питомцами, стояли часами, обсуждали что-то. Иногда мальчишки покупали у них голубков, но часто старые голубятники уходили с базара, лишь обменяв своих голубей на других, довольно похожих. Зачем? Отчего? Где логика-то?
И вроде бы птица обыкновенная - не самая красивая, не самая сильная, не мясная почти, яйценоскость тоже так себе.
Но любят их. То ли за нрав спокойный, за их курлыканье - очень, знаете ли, нервы успокаивает. А, может, все дело в том, что голуби домой завсегда возвращаются.
Немцы голубей невзлюбили по той же причине - всегда они летят домой. Только вот кто знает, где их дом?..
Поэтому, по пролетающим голубям стреляли, затем проверяли - ничего ли не примотано к лапкам. Да что там голуби - даже простые пчелы довольно долго были под подозрением.
И голубятни уходили в подполье: клетки с голубями прятали в курятники, рубили высокие мачты с насестами.
И дело даже не в немцах.
Голубь - птица неповоротливая, доверчивая. Можно было бить ее из рогатки. Или даже, поманить ее "Гули-гули", а потом угостить ее куском кирпича. А что? За месяцы войны народ изголодался: голубь сойдет для бульона.
Потому Серега дом голубятника искал долго. Эту часть города он знал неважно и ориентировался по этажерке антенн какого-то радиолюбителя и по высокому насесту голубятни. Теперь их не было.
А все же стоило бы найти эту улицу, этот дом. Еще бы неплохо, чтоб хозяин был жив-здоров, и, что немаловажно, - в хорошем настроении.
Серега всерьез думал, а не отложить ли визит на послеобеденное время, чтоб уж точно не разбудить человека. Но решил иначе: время не ждет. Да и кто его знает, какой график дня у смотрителя: может, он всю ночь не спал, может, напротив, после обеда завалится отдыхать или вовсе куда-то уйдет.
На местном жаргоне воровские почтовые станции именовались "дорогой", ну а живущие при ней, как водится, смотрителями, смотрящими за дорогой. Они не ходили на дело, кормились с общака. Порой у них собирались граждане бандиты, пили самогоночку да под домашний огурчик, слушали на граммофоне пластинки Петра Лещенко, привезенные контрабандой. За стол, порой, садились враги. Иногда становились врагами во время застолья, но существовал закон - с оружием к Смотрителю не заходить, тем паче, счеты на его земле не сводить, чтоб не подставлять.
Работа станции "дороги" была тайной даже для иных воров. Смотрящий держал в голове карты всех соседних узлов, основные направления. И изыми одного Смотрителя из обращения - в Дороге образуется брешь километров в сто, письма пойдут кружным путем, не говоря уже о том, что из какого-то города сообщение можно будет отправить только легальным способом.
И вот, наконец, после получаса поисков, Колесник постучался в неприметную калитку. Стучался громко, железным кольцом об железную же пластину. Вероятно, грохот перебудил всех в округе, но к Сереге никто не вышел.
- Хозяин! - крикнул Серега. - Хозяин, твою мать!!! Петька, просыпайся!
После минут пяти крика хозяин, действительно, вышел: прямо в кальсонах, в галошах на босу ногу. Было видно, что его только разбудили: он щурился от дневного света, глаза были заспанные.
Подошел к калитке, посмотрел за нее, отбросил крючок и, не говоря ни слова, развернулся и пошел к хате.
Серега зашел во двор, закрыл за собой калитку и тоже направился в дом - разговор предстоял приватный.
- Ты чай будешь? - спросил Смотритель.
- Нет, спасибо… Я не чаевничать пришел.
- Ну оно понятно. Если бы ты разбудил меня, чтоб чаи гонять, я бы, вероятно, тебя придушил.
Это было немного грубо, но Колесник счел за лучшее не заметить грубость:
- Мне надо отбить послание Великому Гусю. Знаешь такого?
Смотритель кивнул:
- Ты знаешь, где он?..
- Боюсь, что с другой стороны фронта.
- Это будет стоить дорого.
- Я знаю…
- Письмо готово?
Колесник достал из кармана маленький листок бумаги. Письмо было коротким, в две строки, без пробелов и знаков препинания. Колесник и Либин думали над ним весь вечер. Если на легальном телеграфе брали деньги за слово, то здесь - за знак.
Смотритель Дороги прочел и кивнул.
- Сейчас и отправлю. Как ты знаешь, доставки мы не гарантируем. Многое может произойти.
Колесник кивнул. Он не выспался, а потому был немногословен. Из кармана пиджака достал футляр с колье:
- Сдача с такого гарнитура у тебя будет?..
У подпольщиков
- Чаю?.. Еще бульона? Или, может, самогончика? Хороший есть.
- Молока теплого. Если можно - с медом… Похоже, простыл.
- И где это вас так угораздило.
- Протянуло пока летел… С самолета-то…
- А ну да, конечно…
Пока ходили за молоком, руководитель подполья постарался дать хоть какой-то отчет:
- Наша особая гордость - то, что мы сохранили нашу, советскую власть. Разумеется, в подполье, из лиц, что не успели эвакуироваться…
Вообще же из Миронова успели эвакуироваться немногие - слишком неожиданно появились немцы.
- А реальная власть у них хоть какая-то есть? - спросил прибывший.
Подпольщик развел руками.
- Чем же они заняты?..
- Ну, мы, например, регулярно проводим партсобрания.
Прибывший поморщился - с такими друзьями никаких врагов не надо…
Принесли молоко, уже разогретое. В дверях руководитель подполья забрал поднос и подал его прибывшему собственноручно. Тот устало кивнул:.
Руководитель подполья был услужлив, и не без причины.
Гость с Большой Земли прибыл без приглашения, и, что характерно, - о том, чтоб его встретили, не просил.
Не доверял? Боялся засады?
Или просто одиночка и все делает сам? Эвон, под Забодайском ждали высадки, жгли костры, да зазевались, сожгли целое поле.
Радиограммой передали - направляется майор Вольских. Цель сформулировали неясно - в помощь подполью.
Центр будто заинтересовался попавшим в подполье евреем. Но кто его знает, что на самом деле? Может, подполью не простили эскадрилью, потерянную над аэродромом на прошлой неделе. И майор этот прислан с проверкой на лояльность, узнать: не ведут ли в Миронове двойную игру. Война ведь - всякое бывает.
Но майор был немногословен, что имело и свои положительные стороны - вопросов он задавал мало и формулировал их недвусмысленно.
- Что с евреем? Циперович, что ли?
Руководитель подполья часто закивал головой:
- Тут он, сейчас позовем…
И минуты не прошло - перед майором предстал спасшийся еврей. В самом деле, будто ждали, что его майор кликнет.
- Так как, говоришь, тебя зовут?
До сего времени он не называл своего имени, но его никто и не спрашивал. Впрочем, что за тайна, как его зовут:
- Марик… Марк Циберлович…
Майор покрутил шеей - мышцы казались большими и медлительными. Нет, все же протянуло…
* * *
Марик сидел подавленный своей значимостью, своей судьбой. Может, и правда, его народ избранный, а он, Марик, отдельно храним…
За последнюю неделю он мог бы умереть сотни раз.
Но удивительно - он остался жив.
На него упал самолет. В него стреляли и попали…
Ну и что с того? Рана оказалась несерьезной - пуля была на излете, и только оцарапала его. Но от испуга он упал, что оказалось правильным - немцы сочли его убитым.
Ближе к вечеру его нашла старушка, что собирала не то грибы, не то травы для какого-то ведьмовского зелья. Она его перевязала, но с собой не позвала, указав иную дорогу.
И уже вечером он сидел за столом и хлебал суп у тех, кто называл себя подпольщиками. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что из плена он попал если не в плен, то в условия стесненные - никто не предлагал ему отправиться на все четыре стороны, с собой в налеты да на диверсии не брали, оружия тоже не давали - даже ножи за обедом и те прятали.
Несколько раз его переводили из убежища в убежище, часто так, что он даже не видел откуда и куда его везут. Сейчас он будто бы находился за городом, возможно, в каком-то селе.
- И что там у вас случилось-то? - часто спрашивали его.
Подпольщики казались вполне приличными ребятами, что помогали, ничего не требуя взамен, посему Марик считал своим долгом развлечь их. Но подпольщики слушали его внимательно. Подобрали они его, можно сказать, по доброте душевной, практически без задних мыслей. Но кто сказал, что этот еврей не может быть полезным?
Наверное, в двадцатый раз его вызвали рассказать свою историю.
В этот раз Марик увидел нового человека. Нового, но не постороннего. Прибывший держался так, что посторонними казались все остальные. И, действительно, увидев Марика, бросил:
- Оставьте нас вдвоем…
- Но…
- Когда вы понадобитесь, я вас позову… Может быть… Ненужные должны уйти…
Когда они остались вдвоем, майор хлебнул из чашки молоко и спросил:
- Так кого, говоришь, нанял твой отец?..
* * *
- По описанию подходит Либин. Женька Либин, - сказал, наконец, Бойко, вспоминая беседу со старшим Циберловичем.
- Кто такой?.. - оживился Ланге.
- Молодой да ранний. Шестнадцатый или семнадцатый год рождения. В тридцать седьмом по подложным документам получил двести тысяч. В том же году обнес музей. Через год афера с облигациями…
- Молодой?.. Как думаете, может ограбить банк?.. Верней, будет пытаться?
- Будет. Иначе бы со стариком не договаривался. Но планирование - не его сильная сторона, он мастер импровизации…
Оба задумались.
- Думаете, пригласит кого-то со стороны?.. - спросил наконец Бойко.
- Конечно… И не одного человека. Все же для такого объема нужна банда, ганза по-вашему.
- А как вы думаете, кого он пригласит?..
Бойко поднялся, прошел, разминая плечи, будто те затекли…
- Я не думаю, я знаю… У нас большая проблема. Две больших проблемы.
- Первая - это сам Либин?
В ответ Бойко кивнул.
- А вторая?.. Будете томить меня в неведенье?
- Отнюдь. Женька Либин пригласит "Колесо". Думаю, что уже пригласил.
- Колесо?..
- Это кличка Сергея Колесника.
- А вы уверены в…
- Уверен. Колесник в городе… Я его видел сам неделю назад.
- Тогда почему не арестовали?
- Я тогда на вас не работал.
Ланге тихонько застонал.
- Так расскажите мне о Колеснике? Какой он из себя, как он одевается?..
- Хорошо он одевается.
- Это плохо. Вероятно, он сильный противник… - Что еще?
- Вор-универсал. Может вскрыть сейф не слишком сложный, может в карты обчистить. Хорошо водит машину, но на дело все же старается брать профессионального шофера. Он - мозг. Ум, можно сказать…
- А кого он еще может пригласить?
- Колесник или Либин?
- Оба…
- Список длинный - предупредил Владимир.
- Начинайте, я никуда не спешу. Скажите, например, где он будет вербовать людей?
- То там, то сям. В основном - "сям".
- В смысле?..
- В смысле, никто не знает, где именно.
- В этом городе?
Бойко покачал головой.
- Отчего?
- Здесь особо и нанимать некого. Не тот контингент. Ему не нужна массовка, он будет искать специалистов. Но, например, я не знаю, есть ли в городе хоть один человек, который может вскрыть "медведя".
- Медведя?
- Это воровское название сейфа.
- То есть будет звать людей из других городов? Мариуполь? Юзовка?
- Да. Но предполагаю, что еще дальше. Киев… Харьков…
- Харьков?.. Вы ничего не путаете? Немецкие войска еще не взяли город.
Глаза в глаза Бойко внимательно и серьезно посмотрел на Ланге.
- Вы серьезно думаете, что это большая проблема?..
- Хм, вы утверждаете, что Колесник даже может пригласить кого-то из-за фронта?
- Это маловероятно, но исключать подобное нельзя.
- Фантастика какая-то! По вашему мнению - банк проходной двор и фронт проходной двор так же.
Бойко поморщился.
- Вы были на фронте?
Ланге виновато покачал головой: нет, не был.
- А я был. Был на передке… В смысле, на нашем переднем крае. И за линию фронта ходил к вам. И знаете, что скажу? Фронт - это бардак! А эти ребята как раз лучше чувствуют себя среди неразберихи.
В ответ Ланге поднял руки вверх, не слишком высоко, на уровень головы, ладонями к Владимиру. Дескать, Бойко знает лучше, а он, так и быть - сдается.
- Перечисляйте.
- Всех подряд?..
- Всех вы, наверное, и не знаете. Да и долго это. Может быть, припомните, с кем Колесник мелькал. Кто лучше, чем Колесник. Имеется такой?..
- Да, имеется… Скажем, Великий Гусь…
- Гусь? Кто такой.
- Ума не приложу. Его фотографию я видел, но то была не милицейская сводка, а карточка с документов. Высок… Рост от метр - восьмидесяти до двух. Сложения плотного. Славянская внешность, лицо овальное, брови дугообразные. Будто брюнет, но лакокрасочная промышленность нынче творит чудеса. Фамилия то ли Гусев, то ли Гусинский, то ли вовсе Гусаков. Но факт - известно, что кличка ему дана от фамилии.
- А вообще, чем он знаменит?
- Многим. Колесник рядом с ним - все равно, что Иван Креститель рядом с Христом.
- Вероятно, он и оплачивается дорого. Сколько, по-вашему, должны стоить его услуги.
- В вашем банке на него хватит денег…
- Ну вот опять вы за свое… А еще кого? Из птиц помельче?
И Бойко стал перечислять. Говорил долго, Ланге его не перебивал. С каждой минутой он становился немного печальней и серьезней.
* * *
- Эй, любезнейший, - наконец, позвал из-за двери майор.
В ту же секунду на пороге вырос подпольщик.
Слишком быстро, - подумал Вольских, - подслушивал, мерзавец?.. А, впрочем, шут с ним. Вряд ли парнишка что-то сказал ему такого, что не выспросили подпольщики.
- Подожди за дверью, - распорядился майор.
И тут же задумался - а что такого важного и тайного он хотел сказать подпольщику. Ничего не приходило на ум. На помощь пришел сам подпольщик.
- А что делать с еврейчиком? - прошептал он.
И, действительно, - что. Наверняка, все, что он знал, уже сказал, и майору он больше не нужен. Но, с иной стороны, парнишка вроде бы смышленый, вероятно, и сгодится.
- Что с ним делать? И он вам не еврейчик. Он такой же гражданин Страны Советов, как я или вы. Советский человек. Попрошу этого не забывать. Используйте его в подполье, как сочтете нужным. У вас есть молодые ребята, или только старые пердуны с партийным стажем?
Сказано это было громко - такое разве забудешь?
Подпольщик чуть не задохнулся, но с иной стороны, что с майора взять - все-таки в НКВД работает…
- Есть молодые ребята. Глеб, Пашка, который с радистом дружит…
- С радистом?.. - задумался Вольских и сразу сделался серьезным.
Подпольщик осекся - не сболтнул ли он чего лишнего. На всякий случай поспешил оправдаться:
- Да вы не волнуйтесь. Пашка - парень смышленый, наш, комсомолец. Радист сам попросил кого-то в помощь, ну а Пашка…
- Они здесь?.. Позовите их обоих.
По тому, как майор себя держал, было видно - всех вокруг он не ставит и в ноль. Чтоб не накликать его гнев, командир подполья старался быть услужливым и распорядительным. Не зная, кого захочет увидеть прибывший майор, он собрал на сходку почти все подполье - почти две дюжины людей. Но этим навлек только больший гнев прибывшего - достаточно было одной облавы, чтоб мироновское подполье по сути перестало существовать.
Но разгонять людей по домам тоже не разрешил - действительно, мало ли кто понадобится.
Глава подполья вместе с Мариком вернулся в большую комнату.
- Сиди пока здесь… - указал он Циберловичу. - Игорь Валерьич, Паша… Вас вызывают.
Двое встали, в последнем Марик узнал своего одноклассника.
Тот тоже, проходя, остановился:
- Марик, ты?..
- Ну а кто еще?
- Так ты тоже в подполье?
- В некотором роде - да…
- Вот здорово! Ты не волнуйся, здесь много наших… Глеб из параллельного класса…
Марик скривился: в школе ему часто доставалось как раз от Глеба, тот не любил Марика за то, что был зубрилой, за то, что не играл с остальными.
Но кто еще был в подполье из общих знакомых, сказать не успел - на него шикнул главный:
- Товарищ майор ждет…
- Ну ты давай… Не робей, - бросил Пашка, - здесь тоже неплохо!