* * *
Он не был святым. Он не был бессмертным. Он даже майором-то не был, и звание это себе присвоил почти сам.
Он был вором. Вором высокого класса, полета. Да что там, он не воровал - творил. Чтоб украсть несколько крупных алмазов, он в одну ночь внес изменения в чертежи музея. Подлог не заметили и выстроили по его проекту здание. Через два года он воспользовался своими улучшениями и обнес музей.
Одной зимой снегопад и мороз задержал его на месяц в паршивом городишке. Со скуки он занялся живописью. Особым качеством и красотой его работы не отличались, но, вернувшись в свет, Гусь выдумал какого-то художника: отечественного Гогена, нового Пиросмани. Сфабриковал несколько статей в модерновых и постимпрессионистских журналах. Да что там - он и журналы сфабриковал. В результате иностранные гости страны Советов выложили за его мазню где-то около полумиллиона золотом.
По его работам учили оперативников в школах милиции.
Но Гусь со смехом следил за расследованием своего творчества: пусть берут, ему не жалко. На каждое обнаруженное дело у него приходилось по пять никому неизвестных.
Он менял паспорта и лица, как иной меняет перчатки: выезжал за границу будто корреспондент "Известий", возвращался словно прогрессивный шейх в изгнании.
Его не понимали даже в воровском мире. Не понимали, но уважали: знали, что он гениален, что логика у него хоть и странная, но вполне работоспособная.
Когда началась война, он спешно закруглил дела, сказал - иду воевать. Потому что даже вор может любить родину.
- Вор не должен принимать оружие от властей, - сказали на сходке старые, матерые воры.
- Ну так я со своим пойду… - улыбаясь, ответил Гусь.
Сам сделал себе документы, сочинил себе биографию. Дескать, пехотный капитан демобилизован после контузии на войне с белофинами. Жил в Могилеве, ехал к другу в гости в Сибирь, а тут такое… Нельзя ли без проволочек попасть на фронт, потому что врага мы бить привычные. Как в песне поется, "на земле, в небесах и на море…"
Его взяли в армию - добровольцев особо не проверяли, да и если бы и проверяли, что с того? Он в очередной раз числился погибшим.
В частях творился бардак. Его приняли по подложным документам, затем канцелярия непонятным образом сгорела, ему выдали документы новые, настоящие.
Ему дали роту, но командный пункт разбомбили, его, действительно, контузило, а командир батальона просто испарился. Гусева сперва назначили исполнять обязанности командира батальона. Тем более, что к тому времени батальон потерял в составе, и было не больше ста человек.
Их отвели на переформирование, и Гусева уже утвердили на постоянную должность. Он ожидал, что его обман откроется, и уже готов был бежать. Но скоро пришли документы на присвоением ему очередного звания - майор.
* * *
Утром, еще до обхода, он был у лечащего врача.
- Я здоров?.. - обратился к нему с порога.
- В общем, да. Вам, я смотрю, все так же не терпится вернуться на фронт?..
Майор печально покачал головой.
- Тетка к себе в гости зовет. Ей некому огород перекопать…
- Огород?.. Не фронт?..
- Никак нет. Вот письмо.
Он протянул распечатанный треугольник. Думал, что доктор его не возьмет, но тот принял лист, развернул и пробежал глазами.
- Оно и правильно… Астрахань, капуста, арбузы и прочие помидоры. Девки опять же там… - мечтательно проговорил он, будто в Ташкенте не хватало арбузов и девок. - Ну что, вечером выпишем… В среду перекомиссия…
- Мне бы быстрей. У меня тут на аэродроме приятель, он вылетает днем… Обещал взять…
- Но документы… Перекомиссия…
- Я это улажу сам.
* * *
А жизнь меж тем шла.
Часовой у входа в комендатуру по-прежнему проверял документы Бойко. Но рассмотрев внимательней, возвращал их с легким, почти незаметным поклоном.
Зотов и вовсе при встрече вытягивался во фронт.
Бойко это жутко смущало, и он то отводил глаза, чтоб не видеть подобного, то набирался смелости…
- Вольно, старшина… В смысле…
- Вот ведь как, - говорил Зотов, поймав взгляд сыскаря, - как бы власть не крутилась, а вам командовать - мне исполнять…
Утром Отто подал Бойко тоненькую папку.
- Что это? - спросил Владимир.
- Это досье на Сергея Колесникова.
Папка содержала фото и семь листов, которые Бойко небрежно пролистал, затем вернул папку:
- Простите, не читаю по-немецки…
- Ах да, совершенно забыл, простите…
- Ваше дело не выглядит серьезным. Не умеете вы все же дела шить. Кстати, откуда оно?
- Приятель из Абвера передал. Колесник был у них в оперативной разработке. Но от него отказались - слишком независимый.
- Это есть… Впрочем, он может работать и в команде. Только подберет он ее под себя.
- Интересно, а где сейчас обитает шайка Колесника?
Бойко тяжело промолчал.
- А вам не интересно? - спросил тогда Ланге.
- Нет, не интересно.
- А почему?
- Потому что я знаю - он живет где-то на Шанхаях.
- Тогда отчего бы нам не пойти и не арестовать их?
- А еще говорите, в Китае были. Неужели в Шанхае можно найти человека, если он не желает быть найденным?
- Мне кажется, это вы его не хотите искать… Слушайте, у меня отличный план. А давайте скажем, что в Шанхаях полно евреев. Гестапо устроит там облаву, а мы пропустим всех через мелкое сито?
- Что за замашки, Отто? Вы разве уже брезгуете работать чисто?.. Да и Шанхаи такое место - можно залить газолином на метр, выжечь его подчистую до полного остекленения почвы, но будьте уверены - кто-то да уйдет, уцелеет. Клоповник он и есть клоповник. Если хотите - можете попробовать. Но потом не говорите, что я вас не предупреждал.
Ланге остался недовольным, но кивнул:
- Из Абвера так же сообщают… Вы знаете, где Сходня?
- Знаю. Километров пятнадцать от города. Там маленькое кладбище и церквушка при нем была… Ее переделали в шашлычную.
- Вот именно - кладбище… На кладбище полевая жандармерия нашла парашютный купол - он застрял на деревьях. Мои друзья предполагают засылку в город высококлассного разведчика.
- Вероятно, он не так уж и высококлассен, если не смог убрать купол и врезался в деревья. Я знаю те места - там на двадцать километров кладбище - единственная роща.
- Говорят, та ночь была облачная. То, что он влетел в рощу - просто неудача. И просто удивительно, что он не поломал ноги.
- Все равно не пойму - а нам-то с того что за печаль. Сбросили разведчика - пусть его контрразведка и ловит. Или мы там будем подрабатывать на полставки, факультативно?
- А дело-то нам есть. Смотрите…
С ловкостью мага или карточного шулера, Ланге вытащил из воздуха сторублевую купюру.
Затем из-за отворота воротника Бойко извлек билет в десять оккупационных марок и добавил к ним другие десять марок - с атрибутами Рейхсбанка.
- Смотрите… - повторил он. - Рубли вам, конечно, знакомы. Немецкие марки запрещены к хождению на оккупированных территориях. Вместо них используются марки оккупационные, иначе кредитные билеты, которые, по большому счету, и деньгами не являются… А вот скажите, что у них общего?.. Можете рассмотреть получше.
Бойко не стал даже притрагиваться.
- Они все фальшивые.
- Отлично! А как вы догадались?..
- На сгибе рубля вытерлась краска. Подделка среднего пошиба…
- Ну да, ну да… Фальшивка. А вот еще экземпляр. Взгляните, - аккуратно извлек из портмоне новенькую хрустящую купюру.
Бойко аккуратно принял ее себе в руки. Осмотрел внимательно. Со всех сторон.
- Можно согнуть?..
Ланге кивнул. Бойко так и сделал. Согнул жестоко, ногтями скользнул по сгибу. Провел купюрой по щеке, понюхал ее. Кивнул.
- Это подделка либо очень высокого класса… Либо вовсе не подделка.
- Вот именно. Эти деньги самые, что ни на есть настоящие. Как известно, советские деньги на базаре продолжают ходить, хоть и не по прежнему курсу. Поэтому, когда присылают парашютиста, у них не болит голова, где брать рейхсмарки - ему просто печатают фальшивые кредитные билеты. Выдают поддельные советские рубли. А если не хотят рисковать агентом - деньги только что из-под печатного пресса. Эта купюра была в ходу никак не больше трех дней. А скорей всего - еще меньше…
- К чему это вы все мне говорите.
Ланге задумался, но ненадолго.
- Это я к чему сказал… И когда в следующий раз вы поймаете кого-то на базаре с фальшивыми деньгами, то знать не будете - преступник это или, как вы выражаетесь, патриот. Все смешалось - и преступник, и подпольщик использует одни и те же методы. И что характерно - с одними и теми же итогами. Ну что, решили что-то для себя?
- Решил, - кивнул Бойко.
- Что именно?..
- Я больше фальшивомонетчиков не ловлю.
Ланге махнул на него рукой почти зло:
- Да ну вас…
Управа
У Бойко появился свой кабинет. Неплохая комната на втором этаже, окнами на улицу. Стол, два стула, два шкафа - платяной и для бумаг.
Правда, за окном шумела совсем иная улица, нежели за окнами кабинета Ланге.
Да и "шумела" - громко сказано. Улица Спартака была хоть и центральной, но совсем тихой. Что характерно - ее, вероятно, не переименовывали со времен основания. Для основателей города Спартак был античным героем. Большевики сочли Спартака борцом за права угнетенных, нацисты - древним Арием.
На этой улице, в бывшем здании дома-музея видного революционера, товарища Миронова, немцы открыли Управу.
Долгое время в здании было только двое чиновников: бургомистром назначили профессора истории Аркадия Кирьякулова. Что касается Бойко, то тут подсуетился Ланге: узнав, что в Управе будет выделен пост начальника вспомогательной полиции, он вытребовал это место для Бойко.
С той поры он совмещал две должности - в комендатуре являлся помощником Ланге, в Управе якобы возглавлял вспомогательную полицию. Первым своим распоряжением Владимир назначил своим заместителем Зотова, который этой полицией и руководил.
Впрочем, какая-то польза от управы все же была. Худо-бедно заработал отдел народного образования, в санитарный отдел врачи полевого госпиталя стали передавать перевязочный материал и не слишком просроченные лекарства.
В самой управе Кирьякулов самоназначил себя главой иного отдела, почти по своему профилю: культуры и просвещения.
Почему-то немцы под просвещением понимали все больше пропаганду.
…Часто в здание привозили перевязанные шпагатом тюки с листовками и газетами, кои надо было распространить.
- Куда складывать? - спрашивал посыльный.
- Да чего уж там, давай сразу к печке, - отвечал Кирьякулов, - чего два раза перекладывать?
Агитматериал, в отличии скажем, от провианта, поступал регулярно. Распространялся он в тот год бесплатно, да и, по большому счету, даром никому не был нужен. Сбили стенд, на который стали наклеивать номера газет, к нему прибили ящик, где лежали листовки, прокламации. Но Кирьякулов, аккуратно наклеив очередной номер прокламаций, клал всего-ничего, дескать, народ активен и уже все разобрал.
Остатком макулатуры растапливал печь.
Столовым ножом Кирьякулов взрезал шпагат. Пачка будто оживала, набухала. Прежде, чем скомкать и запихнуть лист в печку, бургомистр все же пролистывал номера, пытаясь выискать что-то интересное. Такое, как ни странно, было, например, с первой газетой, которая пришла в управу.
Одна статья вызвала у кого-то смех, у кого-то недоумение. Рассказывалось о подъеме производства в одной артели Киева. О том, что товар востребованный, производство расширяется, имеется пакет заказов. Все бы было хорошо, если бы артель эта не производила гробы.
Но в свежей партии макулатуры не было ничего разэтакого.
"Жид, жид, жид… Жидомасоны, жидокоммунисты…" - неслось со страниц газет.
- Да кто поверит в эту чушь?.. - спрашивал Кирьякулов. - Я вот при слове "еврей" вспоминаю своих соседей, Пельцманов. Так у их сына, Ильки, костюма приличного не было. Когда на свидания ходил, так забежит ко мне, просит, мол, дядя Аркадий, дай костюм на вечер… Ну и показывает на витрину, где костюм висит, что сам покойный товарищ Миронов носил…
- Ну и?..
- Ну и смешно становится - какой из Ильюшки масон?.. - Кирьякулов тяжело вздохнул и продолжил. - А вот костюм жалко…
- Что, так и не дали Ильюхе костюм?
- Давал, отчего не дать… Он его и погладит, и в чистку снесет, если что. Только как немцы в город пришли, я на той же неделе костюмчик на толкучку снес. Зря ведь - особо в том не нуждался. И отдал его за бесценок… А он бы вам подошел, Владимир Андреич… Вы с ним… С покойным-то, одного сложения…
Бойко покачал головой - ему стало смешно: у него уже был один костюм с чужого плеча. Из лагеря диаметрально противоположного…
Кирьякулов вбил гвоздь в стену, стал вешать на него портрет Гитлера. Повесив, задумчиво остановился.
- Интересно, что там с ним сейчас?..
- С кем? С Гитлером?..
- Да ну вас, Владимир Андреич!.. С Ильюхой, с Пельцманом… Его родителей немцы ведь за городом расстреляли… Хорошие люди были, царство им небесное…
* * *
В советские времена Кирьякулов что-то доказал, что-то откопал. Его научные работы цитировали вроде бы даже за рубежом. Казалось бы, ему светит должность повыше, если не в столице, то хоть кафедра в каком-то городе покрупней: в Ленинграде, в Киеве, можно даже в Харькове, но это уже грабеж.
Ни шиша.
Кирьякулова все же назначили директором музея. Но не в столице, а в Миронове, и не центрального, а дома-музея товарища Миронова, который в этом доме родился, затем умер за тридевять земель. Прах его замуровали в кремлевской стене, а город переименовали в его честь.
Не то, чтоб Кирьякулов обиделся на это назначение, но кукиш в кармане скрутил крепкий.
И если в краеведческий музей народ не валил толпами, то в дом-музей вообще мало кто заходил: может, заскочит парочка, которая спасалась от дождя, или там пионеров приведут, чтоб занять внеклассные часы. И тогда Кирьякулов водил экскурсии, рассказывая истории про вещи обыденные: вот стол, где он ел, вот буфет… Вот кровать, в которой будущего революционера, возможно и… Хм… Это пионеров не касается…
Эвакуировать музей, конечно же, забыли, но даже после того, как немцы вошли в город, Кирьякулов прилежно ходил на работу, открывал двери ровно в восемь, в пять вечера или чуть раньше закрывался…
На третий день оккупации в город прибыли селикционеры-оценщики. Они изъяли что-то в краеведческом музее, заглянули и в дом-музей к Кирьякулову.
Попили чай, подивились хорошему знанию немецкого языка смотрителя музея, внимательно осмотрели экспозицию, но, сославшись на неценность экспонатов, ничего не взяли. Впрочем, велели оставаться на месте.
За это Кирьякулов немного обиделся на немцев, но еще больше невзлюбил старую власть, из-за которой он три года сторожил всякую рухлядь.
Он убрал табличку с музея, но двери оставлял открытыми.
В музей и раньше мало кто заходил, а так и вовсе стали обходить стороной.
Через неделю к нему все же пришли. Визит посыльного Кирьякулов встретил без энтузиазма - в те времена приходили ко многим. После люди часто исчезали навсегда. Но, отдав распоряжение явиться в организационный отдел комендатуры, связной мотоциклист упылил по своим делам дальше.
Его не вели под охраной, он мог бы бежать из города и даже думал это сделать. Но все же где-то через полчаса Кирьякулов был в комендатуре. Там его ошарашили новостью, что именно его, как человека наиболее образованного, избрали бургомистром города Миронова. Кто и как избирал, говорящий с ним офицер пояснять не стал.