Она так и не смогла привыкнуть к распорядку жизни семьи Баррингтонов. Скажем, чего стоит этот сегодняшний визит наместника императора, да к тому же без предупреждения... Когда китайский магнат проходил через гостиную, сопровождаемый взволнованным Ваном, Люси уже стояла на ногах, тяжело дыша, с пунцовыми пятнами на щеках.
Одним из самых выдающихся качеств Цинов было их умение находить и назначать на ответственные должности способных чиновников. Несмотря на все законы, по которым мужчины национальности хань - коренные китайцы - должны были носить косички (оскорбительные "поросячьи хвостики"), а женщинам навечно закрывались ворота в августейшую семью даже в качестве наложниц, Цины всегда с готовностью доверяли власть талантливым китайцам. В борьбе с тайпинами Цинам как никогда потребовалась помощь коренных жителей. Из их среды в ходе ожесточенного и кровавого противоборства и вознесся к высотам власти Ли Хунчжан.
Сам Ли не скрывал, что, формируя войско для разгрома так называемого "небесного короля", он воспользовался поучительным опытом сведущих людей. Он пристально следил, как американец Фредерик Вард и англичанин Чарльз Гордон обучили и вымуштровали разрозненные толпы мобилизованных ими людей, превратив их в легендарную Всепобеждающую армию. Применив их методы к своим подчиненным, он добился того, что его "Хуаньские храбрецы" тоже стали по-настоящему знамениты, а после смерти Варда и возвращения Гордона в Англию именно Ли Хунчжан покончил с тайпинами. Его заслуги были по достоинству оценены: он служил наместником в различных местах и пользовался все возрастающим доверием вдовствующей императрицы.
Сейчас, в возрасте сорока семи лет, Ли Хунчжан достиг вершины своей карьеры. Необычно высокий для китайца, плотно сбитый, с длинными усами и задумчивым лицом, он ни одеждой, ни манерой поведения не выказывал, что является одним из самых богатых и самых влиятельных людей в стране. К тому же он никогда не забывал преданность и постоянную поддержку со стороны торгового Дома Баррингтонов, предоставляемую ему в течение многих лет, и то, что Джеймс Баррингтон командовал его артиллерией на завершающем этапе войны.
Ли Хунчжан остановился на пороге веранды, держа руки глубоко в широких рукавах синего халата, и отвесил короткий поклон.
- Мадам Баррингтон. - И затем еще раз: - Мадам Баррингтон.
Дамы поднялись, но если Джейн ответила на приветствие легким кивком головы, то Люси сделала глубокий реверанс.
- Благодарим за честь, ваше превосходительство, - сказала Джейн. - К сожалению, мой сын на складе товаров. - Обе дамы бегло говорили по-китайски.
Ли кивнул:
- Знаю, зайду к нему попозже. Я пришел попрощаться.
- Вы покидаете Чжэцзян? - Люси так встревожилась, что только через мгновение добавила: - Ваше превосходительство. - Ли Хунчжан был одним из столпов меняющегося мира.
- К сожалению, это именно так, мадам Баррингтон. Меня вызывают в Пекин. Мне предложен пост наместника в провинции Чжили.
Джейн восторженно хлопнула в ладоши:
- Прекрасная должность!
- Лучше некуда, только при других обстоятельствах. Разве вы не слышали, что случилось в Тяньцзине?
- Нет. Расскажите, пожалуйста.
- Там произошли беспорядки. Монахов обвинили в изнасиловании и принесении в жертву китайских детей. Пострадали французы. Были сожжены собор и монастырь. Погибло много людей, в том числе девять монахинь, три священника, а также несколько других европейцев и десятки новообращенных китайцев.
- Это какое-то недоразумение, - запротестовала Джейн.
- Согласен с вами, - осторожно заметил Ли, - но простолюдины считают все это правдой, а то, во что уверуют простые люди, оказывается истиной. Обстановку усугубил своим возмутительным поведением консул Франции. И теперь он тоже мертв.
- Какой ужас! - воскликнула Люси. - Тех несчастных женщин... - Она прикусила губу и взглянула на свекровь.
Ли Хунчжан выждал, пока Ван внес поднос с чайными приборами и Джейн наполнила чашки, затем сказал:
- Да, к сожалению, мадам Баррингтон, их изуродовали до неузнаваемости. Что взять с черни?!
"Китайской Черни", - зло подумала про себя Люси.
- Приведет ли все это к войне? - Джейн интересовали более насущные проблемы. После страшного восстания тайпинов, унесшего жизни около двадцати миллионов человек и превратившего необыкновенно плодородные земли долины реки Янцзы в пустыню, которая теперь только-только начала оживать, меньше всего кому бы то ни было хотелось новой войны.
Ли Хунчжан криво усмехнулся - всю свою жизнь он был солдатом.
- Это как раз моя обязанность - попытаться не допустить худшего. Французы очень обозлились, но, насколько нам известно, они воюют в Европе с Германией. Мы надеемся урегулировать инцидент, возместить ущерб. Меня глубоко огорчает - надеюсь, и вас не меньше, мадам Баррингтон, - то, что Китай, такой огромный, такой богатый, в настоящее время стал слаб, слаб своей армией. Это надо исправить. А пока... нам остается платить контрибуции. - Он допил чай и встал. Дамы торопливо поднялись тоже. - Вам хорошо известно: я готов сделать для Дома Баррингтонов все, что в моих силах. Разрешите откланяться, дамы!
Ли поклонился и вслед за Ваном направился к выходу.
- Ты знаешь, наместник Ли приходил к нам, - взволнованно сказала Люси, как только ее муж переступил порог.
Джеймс Баррингтон остановился, чтобы обнять и поцеловать своих детей. Их было трое: Хелен семи лет, Роберт - пяти и Адриан - трех. Эти смешливые и жизнерадостные дети старались казаться серьезными только в присутствии отца, которого они больше боялись, чем любили.
Джеймс Баррингтон заслуживал того, чтобы его боялись. Он был высоким и широкоплечим, как все Баррингтоны. С длинными мощными ногами. Выступающий подбородок и орлиный фамильный нос придавали суровое выражение его лицу. Сомнения молодости остались для него уже далеко позади: он принимал активное участие в разгроме тайпинов и вышел из войны уверенным в себе, жестким человеком, сохранив при этом глубокую привязанность к семье, о которой проявлял постоянную заботу.
Наконец он поставил маленького Адриана на пол и выпрямился, чтобы обнять жену.
- Да, знаю. Он заходил ко мне.
- Разве это не ужасно?
- Мы же знали, что он не сможет оставаться в Шанхае до скончания веков.
- Я говорю о резне в Тяньцзине.
Держась за руки, супруги вошли в дом. За ними следовали дети. Мальчиков вела за руки сестра.
- Боюсь, французы сами накликали на себя беду отвратительной привычкой обращаться с китайцами как с низшей расой, как с невежественными дикарями.
- Но те несчастные женщины...
- Знаешь, ничего этого не произошло бы, не навязывай они китайцам свои религиозные взгляды. К тому же они ставили под сомнение вековые святыни буддизма и конфуцианства. - Джеймс сделал паузу и легко сжал ее пальцы. - Мне их жаль, поверь. Какой страшный жребий. Но теперь им не поможешь. - Джеймс увидел Джейн. - Мама! - воскликнул он и обнял ее.
- Ли был здесь.
Он кивнул:
- Люси сказала мне.
Джейн взяла сына за рукав.
- Как ты думаешь, будет война?
- Нет, если постараться. Нам не потянуть войны. - Джеймс хмуро улыбнулся. - Во всяком случае пока. Не переживай об этом. Вот письмо от Джоанны.
Джейн села и принялась читать. Общаться с дочерью Джоанной, разумной и рассудительной, было для нее отдохновением. Джоанна больше, чем любой другой член семьи, познала, каким был Китай десять лет назад. Захваченная тайпинами, она подвергалась неоднократному изнасилованию, всем мыслимым и немыслимым формам унижения и оскорбления, но чудом ей удалось бежать, да еще и сохранить здоровый рассудок.
Более того, по счастливому стечению обстоятельств, у нее появилась перспектива замужества. Никто в семье, даже брат Джеймс, с кем она была очень близка, не догадывался об ее истинных отношениях с выдающимся американским путешественником Фредериком Вардом. Разумеется, она глубоко и долго переживала гибель Варда, убитого при штурме Цзэки в 1862 году. Но, оправившись и от этой трагедии, она позволила себе принимать поклонников и, наконец, к величайшему облегчению матери и брата, приняла предложение преподобного Артура Дженкинса.
Дженкинс, несколькими годами старше Джоанны, слыл солидным и разумным мужчиной. Насколько удачно сложилась их частная жизнь, было трудно судить, так как их брак не принес детей. Во всяком случае внешне они выглядели вполне счастливыми, и Джоанна была рада, когда Артура назначили в миссию методистов в Порт-Артур - крупнейший порт на южной оконечности Ляодунского полуострова, замыкающего с севера-востока залив Чжили. Воды вокруг Порт-Артура не замерзали в зимний период, и он стал важным портом, бросающим вызов таким городам, как Шанхай и Кантон.
Джейн медленно откладывала прочитанные страницы.
- По ее словам, Порт-Артур просто мечта, - наконец сказала она. - Я хотела бы там побывать, Джеймс.
- Побываешь, - бодро ответил Джеймс, - как только выберешь время. Представляю, в какой восторг придет Джоанна.
Джейн оторвалась от письма:
- Так ты действительно уверен, что войны не будет?
- Уверен, - без колебаний ответил Джеймс.
- В дополнение к компенсациям и наказанию виновных французы требуют нашего признания их прав на Индокитай, ваше превосходительство, - объяснял Ли Хунчжан.
За два года после Тяньцзиньских событий, которые называли не иначе как резней, Ли Хунчжан сделал все от него зависящее, чтобы задобрить французов. Он казнил восемнадцать погромщиков и еще двадцать пять посадил в тюрьму. Была выплачена огромная контрибуция. Цюнхоу отправили в Париж для принесения личных извинений. Как и предвидела Цыси, дело несколько облегчалось войной, которую Франция вела против Германии, и особенно ее поражением в этой войне. Но война закончилась, и Франция стремилась восстановить престиж обычным для того времени путем - приобретением новых колоний или, на крайний случай, торговых привилегий.
- Так дайте их им, - заявил принц Гун, выступая как председатель Цзунлиямэня - вновь созданного департамента иностранных дел. Ли был удивлен демаршем принца. Гун, низкорослый, невзрачный, обычно сутулясь, сидел в своем кресле, выпятив нижнюю губу. Он заслужил репутацию надменного и вспыльчивого человека. Но Ли также знал и другое: принц не пользуется доверием Цыси в настоящее время. Их союз длился многие годы, точнее, с того времени, когда Цыси еще была всего лишь наложницей старшего брата Гуна, императора Сяньфэна, а сам Гун искал любой поддержки в своей борьбе с влиянием его дядьев на трон. Их отношения не всегда складывались гладко. Когда Цыси захватила власть в 1862 году, Гун преданно поддержал ее, но чуть позже они рассорились.
Среди прочего Цыси всегда мечтала о восстановлении Юаньминъюаня - легендарной летней резиденции, построенной императором Сяньлуном в нескольких милях к западу от Пекина. В Юаньминъюане когда-то высились изящно изукрашенные дворцы, изогнутые мосты нависали над тихой гладью вод и росли самые пышные в мире сады. Всю эту дивную красоту уничтожили британцы в 1861 году в отместку за жестокое обращение с их посланниками. Придя к власти, Цыси первым делом принялась изыскивать деньги для его восстановления. И тут принц Гун возглавил в Верховном совете борьбу против данного предприятия под тем предлогом, что деньги гораздо больше нужны для других целей. Цыси пришлось признать поражение, и тогда она стала искать поддержки в доме Цинов и нашла ее в лице младшего брата Гуна, принца Цюня - юноши с вечно заспанной физиономией. Она даже подыскала для него жену - свою младшую сестру, таким образом приближая императорскую семью к орбите собственных интересов. Она и Гун ссорились, иногда сильно. Говорят, один раз она даже была вынуждена выпроводить своего бывшего соратника из личных апартаментов силой.
С тех пор они вроде бы помирились, но Ли отказывался верить, что Гун мог без высочайшего одобрения принять решение развязать французам руки в обширном регионе Юго-Восточной Азии, куда входили древние королевства Вьетнам, Лаос и Камбоджа.
- Кстати, ваше превосходительство, - рискнул он заметить, - такое решение должна одобрить вдовствующая императрица.
Принц Гун мрачно усмехнулся:
- Вы имеете в виду императрицу Цыси, не так ли, маршал? Ведь Цыань редко занимается государственными делами. Тогда у вас будет оправдание в виде подписей императриц. Однако в настоящий момент они заняты - его величество собираются женить.
Вдовствующие императрицы сошлись вместе, чтобы опросить девушек, которых должны были сейчас к ним вывести. Девушек отобрали немного, потому что только дочери самых сановных и богатых маньчжурских мандаринов имели привилегию претендовать на высшую награду для маньчжурской женщины - стать наложницей императора, с последующей перспективой быть избранной императрицей.
Прием спланировала и организовала Цыси. Она прекрасно знала, что, будь правила настолько строги двадцать лет назад, ее бы здесь сейчас не было: ее отец не только был "пустым местом", но также обесчестил себя бегством из южной провинции Аньхой, где служил управляющим до прихода тайпинов. Но хотя в 1852 году империю расшатывали многочисленные восстания, император Сяньфэн и его мать безмятежно восседали на Троне Дракона. Сегодня Цыси окружало слишком много врагов, нажитых ею самой вследствие ее высокомерной решимости править от имени сына. Она нуждалась в постоянной поддержке грандов, которые в самом начале привели ее к власти. Унижение, испытанное ею после отказа выделить деньги на восстановление Юаньминъюаня, было не первым. Всего двумя годами ранее ей тоже пришлось уступить и дать согласие на казнь близкого ей евнуха, который, будучи направленным с миссией на юг, пытался командовать там наместником императора, за что и был обезглавлен. Теперь единственную надежду сохранить свое положение Цыси связывала с поддержкой со стороны собственного сына, который по возрасту вскоре вступал на престол.
Двенадцать девушек по очереди предстали перед императрицами и Чжан Цзинем. Это своеобразное испытание происходила в отдаленной от залы для аудиенций комнате. Девушкам пришлось отвечать на вопросы по китайской истории и искусству, цитировать наизусть классиков, затем они раздевались донага, и Чжан Цзинь под присмотром императриц выискивал у них изъяны.
Цыси вспомнилось ее собственное представление, как ее саму опрашивали и осматривали. Тогда на постель императора претендовали шестьдесят девушек, а отобрано было двадцать семь. Она оказалась последней, а Нюхуру - первой. Да, размышляла Цыси, возможно, Нюхуру по-прежнему остается первой леди империи, но она-то теперь стала второй.
Порядок экзамена имел целью не просто выявить изъяны либо определить образованность и физическое совершенство. В ходе осмотра по ее реакции определялся характер девушки. Большинство из них казались подходящими для своей роли. Цыси вспомнила, что ее старшая сестра от страха потеряла рассудок и поэтому лишилась всех шансов, в то время как она сама не только смело и уверенно ответила на все вопросы, но и перенесла ощупывания своего тела тогдашним старшим евнухом с легким румянцем стыдливости.
Представленные императрицам девушки являли собой жалкое зрелище: дрожащие конечности и трясущиеся волосы - вот главное впечатление, оставшееся от них. И лишь одна оказалась исключением. Ее звали Алюта. Она была редкостная красавица - худощавая, но не мускулистая, как большинство маньчжурских девушек, с миниатюрными привлекательными формами, стройными ногами и роскошной полной грудью. Ей уже исполнилось восемнадцать лет, хотя обычно в наложницы отбирались девушки гораздо моложе.
Алюта реагировала на все, что говорили, спрашивали и делали с ней, с легкой настороженностью и не проявляла никаких других эмоций. Одевшись, она покинула комнату. Цыань хлопнула в ладоши от радости:
- Из нее получится безупречная подружка императора.
"Она слишком, красива, - подумала Цыси. - Она красивее меня в ее возрасте и тем более красивее меня теперешней. А если характер ее настолько силен, как она его показала, то со временем Тунчжи может привязаться к ней настолько, что мне трудно будет влиять на него".
Вслух же она сказала:
- Ты уверена, Цыань? Я посмотрела ее родословную...
- Я тоже, - парировала Цыань. - Она дочь Цюньци, самого верного сторонника династии.
- Да, но, кроме того, она еще и праправнучка принца Чэна, - отрезала Цыси.
Принц Чэн являлся одним из тех, кто пытался захватить власть после смерти Императора Сяньфэна, и вынужден был покончить с собой, когда императрицы одержали верх.
- Та история забыта, - заметила Цыань, начиная упорствовать в присущей ей жесткой манере, хорошо известной Цыси.
- Тем не менее, я думаю, она не подойдет, - возразила Цыси. - Если ты хочешь девушку из семьи Цюньци, давай возьмем Ваньли. Она - тетя Алюты, хотя моложе ее. Против Ваньли я ничего не имею.
- Какая разница, пусть будет еще и Ваньли, - согласилась Цыань.
- Мы не можем взять и тетю, и ее племянницу, - запротестовала Цыси.
- Почему нет? Такое случалось раньше. Все дело в Алюте. - Цыань вскинула голову и твердо посмотрела на Цыси, встретив такой же твердый взгляд младшей императрицы. На публике вдовствующие императрицы старались демонстрировать единодушие. Наедине они часто расходились во взглядах, особенно по внутрисемейным вопросам: Цыань не интересовалась государственными делами и зачастую не имела о них представления, хотя как старшая вдовствующая императрица она скрепляла своей подписью все императорские декреты, причем ее подпись стояла выше подписи Цыси. Однако она всегда полагалась на мнение Цыси и принца Гуна, которые с легкостью убеждали ее, что тот или иной декрет послужит исключительно на пользу государства. Но зато благополучие императорского клана было ее заботой, и в этих вопросах она во весь голос заявляла о себе. Ее мнение всегда оказывалось решающим и будет таковым, пока она жива. И ждать каких-либо благоприятных для Цыси перемен не приходилось, поскольку по возрасту она была старшей.
Однако Цыань как всегда оказалась практичной и миролюбивой.
- У меня есть безупречное решение, - заявила она. - Почему бы императору не посмотреть девушек и не решить самому?
Цыси от досады стиснула зубы.
Император Тунчжи стоял у окна своих апартаментов и глядел в сад, где прогуливались девушки, проинструктированные перед смотринами. Выбор сделан еще не был. По бокам расположились его мать и Цыань. Чжан Цзинь скромно держался позади.
- Мы хотим, чтобы ты решил, которая из них самая красивая, - сказала Цыань.
- Кого бы ты предпочел видеть своей императрицей, - мягко поправила Цыси.
Ноздри Тунчжи раздувались. Ему было только пятнадцать лет, но выглядел он со своей одышкой и щуплым телом гораздо старше. Большинство знавших его с сожалением заключали, что он унаследовал от отца слабое здоровье и в детстве постоянно болел. Причем разрушительному естественному процессу помогали собственные пороки ребенка и готовность его окружающих потакать этим порокам.