Чжан Цзинь, старший евнух, был наставником мальчика. Тунчжи еще не достиг половой зрелости, когда евнух начал водить к нему проституток - как женщин, так и мужчин. Через несколько лет император и его фаворит стали тайно покидать Запретный город и в поисках удовольствий посещать бордели для извращенцев.
Чжан Цзинь поощрял эти приключения с ведома и полного согласия, даже, точнее, одобрения со стороны своей госпожи. Цыси знала об иллюзорности своего превосходства над сыном: император Тунчжи вырос человеком высокомерным, убежденным в своих привилегиях, с каждым годом все более и более самоутверждаясь. Однако он был рабом своей похоти, и Цыси хотела еще раз в этом убедиться, поскольку именно она контролировала, как эта похоть удовлетворяется. Цыси и мысли не допускала, что раннее половое развитие может повредить его здоровью. Всех императоров сводили с женщинами члены их семьи, обычно матери или мачехи, и большинство вырастали здоровыми и сильными. Нездоровье Тунчжи, по мнению Цыси, было вызвано физическими недостатками, унаследованными от отца. Выживет он либо нет - все в руках Господа. Цыси ясно осознавала, что никогда не испытывала слишком сильной материнской любви и находила себе великолепное оправдание: но конфуцианским канонам, долгом сына было любить ее, а ответное чувство с ее стороны считалось вовсе не обязательным.
Цыси, сколько она себя помнила, волновало и заботило только ее собственное будущее. В свое время, когда этот красавец варвар Джеймс Баррингтон предложил ей замужество, она загорелась желанием заполучить богатство, которое такой муж мог ей принести, и запрет отца привел ее в неуемную ярость.
Теперь она благодарила счастливую судьбу, своевременно вмешавшуюся в ее жизнь и не покидавшую даже тогда, когда ее положение казалось отчаянным. Цыси поднималась вновь и вновь, отвергнутая мужем, осужденная его дядьями, оказываясь в изгнании... Однако она всегда оказывалась в нужное время в нужном месте, и теперь все преклонялись перед ней - могущественной и вдовствующей императрицей.
Цыси не собиралась уступать свои исключительные права... особенно какой-то девушке, да к тому же праправнучке одного из своих заклятых врагов. Вопрос лишь в том, кому верить. На деле единственным мужчиной во всей империи, кому она могла абсолютно доверять, был Жунлу.
Возможно, были и другие. Она едва заметно улыбнулась, глядя на прохаживающихся девушек. Нет ни малейшего сомнения в том, что Джеймс Баррингтон до сих пор любит ее. Фактически он и сам это подтвердил, находясь в Пекине, когда его вызвали получить награду за участие в разгроме тайпинов. Но Джеймс Баррингтон - варвар, и в стенах Запретного города он ей не помощник.
- Ну как, ваше величество? - спросила Цыань. - Вы сделали свой выбор?
- Выбор может быть только один, мама. - Тунчжи обеих императриц называл мамами, и Цыси иногда казалось, что он толком и не знает, кто на самом деле его родил. - Девушка по имени Алюта.
Цыси от досады сломала ноготь.
Глава 2 ЧАЕПИТИЕ
Чжан Цзинь открыл дверь спальни Цыси и поморщился от тяжеловатой атмосферы. Обычно он и сам спал здесь, на полу, у изножия кровати, за исключением тех случаев, когда императрица развлекалась с Жунлу.
То, что младшая вдовствующая императрица имела любовника, было хорошо известно в Пекине: в обществе, где доминировали гораздые посплетничать евнухи, невозможно было что-либо утаить. Большинство людей осуждали ее, причем куда строже за оскорбление престола, чем за аморальность. Женщина, разделявшая ложе с императором, не имела права настолько опускаться, чтобы находить утешение в объятиях простолюдина, даже если он - прославленный генерал, однажды спасший ей жизнь. Чжан Цзинь лучше других знал, что Цыси с ее неуемной страстью может иметь сотню любовников - и все равно не получит удовлетворения. Поэтому она оставалась верной только одному мужчине, которого знала и, как подозревал Чжан Цзинь, любила задолго до того, как ее затянула бурная жизнь двора. Жунлу был тем человеком, за которого Цыси могла выйти замуж, но он никогда не дал бы ей, той власти, к которой она так страстно стремилась и которую теперь должна была всеми силами сохранять.
Переступив порог, Чжан Цзинь деликатно кашлянул. Покрывала поднялись, и Цыси села на кровати, а Жунлу, который всегда смущался, застигнутый в постели со своей госпожой, пусть даже евнухом, натянул простыни повыше.
Для старшего евнуха Жунлу - не более чем пустое место. Цыси на самом деле принадлежала ему, Чжан Цзиню, и он самозабвенно любил ее. Любил еще ребенком, когда она была дочерью мандарина, а он всего лишь мальчиком-рабом для ее увеселения. И пострадал за свою любовь: он был кастрирован и продан в рабство. Однако Цыси его не забыла и, как только обрела власть, вернула его и сделала самым могущественным евнухом в империи.
Правда, поэтому он и нажил себе врагов куда больше, чем любой другой евнух. Его звезда неразделима с ее: если Цыси падет, то и ему несдобровать. Без сомнения, рано или поздно это должно произойти, но пока его гораздо больше заботило обладание ею. Пусть Жунлу делил с ней ложе и, как предназначено природой мужчине и женщине, засовывал свою торчащую колотушку в столь желанную щель, все равно ему отводилась роль не большая, чем дилдо. А Чжан купал свою госпожу, одевал ее и прислуживал ей, своими нежными пальцами он удовлетворял ее желания так умело, как Жунлу никогда не смог бы. Именно Чжан Цзинь по-настоящему владел ею.
Наиболее близка она была ему в утренние часы. Но по мере того как тянулся день, она постепенно отдалялась. Сначала она накладывала блестящий грим, надевала тяжелые платья, заправляла свои неправдоподобной длины ногти в серебряные напальчники, украшенные перьями зимородка, вставляла сердоликовые и золотые булавки в поднятые в причудливой прическе волосы, а потом становилась почти чужой, подписывая декреты и размышляя о государственных делах.
Она возвращалась к нему в полдень, с большим удовольствием участвуя в любительских постановках - в развлечении, которое также нравилось и ее сыну-императору, где евнухи исполняли роли почти всех персонажей.
Но теперь ее приходилось делить со многими другими, прежде всего с Тунчжи.
А утром... Она сидит в постели обнаженная, и роскошные волосы распущены и прикрывают лицо, спускаясь ниже плеч. Ее грудь, довольно большая для маньчжурки, еще высокая и упругая, слегка колышется, и тело - теплое и румяное. Самая желанная женщина в мире! Разве не мог евнух испытывать желание, даже если и не мог удовлетворить его?
- Что там, Цзинь? - Голос Цыси звучал низко.
- Маршал прибыл.
- В такое-то время?
- У него важное сообщение, ваше величество.
- Как себя чувствует император?
- Пока не могу ответить, ваше величество. Доклада из императорских апартаментов еще не поступало.
Цыси прислушалась к свисту ветра снаружи. Шел январь 1875 года по варварскому календарю. Императору должно было исполниться девятнадцать лет, и последние два года он, во всяком случае формально, правил Китаем. Однако самочувствие его ухудшалось, много времени отнимали развлечения с красавицей женой. А тут еще нарастал кризис в отношениях с Францией из-за резни в Тяньцзине. Поэтому вся полнота власти постепенно перешла в руки его матери.
Цыси такое положение вполне устраивало, даже несмотря на то, что строптивый сын время от времени заявлял о себе. Как это случилось, например, когда Цыси начала изыскивать средства на восстановление Юаньминъюаня, а император распорядился все работы прекратить.
Императрица не на шутку разозлилась. Не меньше она была раздосадована и когда он, в нарушение правил, давая аудиенцию послам варваров, не потребовал у них выполнить ритуал коутоу встать перед ним на колени и стукнуться девять раз головой об пол. Он даже позволил им обосноваться в Пекине - в Татарском городе, - хотя их дома были названы дипломатическими миссиями, а не посольствами.
Цыси пришлось стерпеть эти оскорбления: сын был единственным источником ее власти. Она ничуть не сомневалась в том, что Алюта, которая была на три года старше мужа, подбивает его взять на себя все полномочия и отправить обеих вдовствующих императриц в почетную отставку.
Цыси считала свою ненавистную невестку достойным потомком предателя Чэна, и поскольку она, не в пример своему болезненному мужу, отличалась крепким здоровьем, недалек уже тот день, когда она сама возьмется править страной как вдовствующая императрица.
Цыси была крайне этим обеспокоена. К тому же императора посетили "небесные цветы" в прошлом декабре, хотя в детстве его привили от оспы китайским методом, поместив струп больного в его ноздрю, но после болезни он стал еще слабее, чем прежде.
Цыси встала с постели, и Чжан Цзинь помог ей одеться. Затем она села, а он надел ей на ноги шлепанцы, собрал волосы с ее лица и завязал их лентой из желтого шелка. Вдовствующая императрица обычно не считала возможным появиться на людях в таком дезабилье, но если того требовали интересы государства...
Простыни приподнялись вновь.
- Оставайся, - сказала Цыси и направилась к двери, которую Чжан Цзинь торопливо открыл для нее.
Ли Хунчжан в одиночестве ждал посреди вестибюля. Только он единственный из всего населения Китая мог осмелиться поднять вдовствующую императрицу с постели, осмелиться ожидать, что она выйдет к нему, не задерживаясь на предусмотренный придворным этикетом двухчасовой туалет.
Завидев ее, он упал на колени и прижал голову к полу.
- Встань, - приказала Цыси. - Что стряслось на этот раз?
До резни в Тяньцзине она знала этого человека лишь мимолетно, больше по слухам. Но с началом этого кризиса, когда французские, британские и американские канонерки засновали вверх и вниз по рекам, когда одна за другой зазвучали угрозы, она в полной мере оценила Ли и как пламенного патриота, и как искусного дипломата. После смерти Цзэн Гофаня, случившейся годом раньше, Ли Хунчжан стал самым видным из ее китайских министров. Возможно, он слишком любил вносить поправки, она же инстинктивно обычно принимала прямой вызов. Но все его методы оказывались на удивление успешными. И если сейчас французы осуществляли широкое вторжение в Индокитай, то им переходили по наследству кровавые неудачи политики Пекина в отношении вьетнамского народа, который, насколько знала Цыси, был самым непокорным в империи. К ее глубокому удовольствию и радости, французы ни в коей мере не могли обвинить ее правительство в откровенном подстрекательстве вьетнамцев к сопротивлению, даже если она тайно и поощряла "повстанцев" громить варваров там, где это возможно. Более того, чтобы их продвижение во Вьетнаме не сдерживалось официальными властями Китая, французы попытались подружиться с Цинами, даже прислали офицеров для обучения новой китайской армии и построили огромный арсенал в Фучжоу для ее снабжения.
Вот если бы ей удалось создать еще и флот...
- Сегодня боги с нами, ваше величество, - сказал Ли, поднимая голову. - Неделю назад в Тяньцзинь пришел корабль, и почта доставлена в Пекин. Ваше величество, Британия согласилась направить миссию для оказания помощи в создании флота.
- Можем ли мы им верить на этот раз?
Она не могла забыть, как десять лет назад, когда она впервые попыталась заручиться помощью Британии в строительстве боевых кораблей, агент Лондона просто-напросто сбежал, прихватив миллион таэлей китайского серебра.
- Я уверен в этом, ваше величество. Этот Лей оказался отъявленным мошенником и подлецом... Теперешнее же соглашение заключено с британским правительством.
Цыси села.
- Итак, французы дадут нам армию, британцы - флот. Однако когда последний раз мы оказались в состоянии войны, британцы и французы объединились в борьбе против нас.
- Вы правы, ваше величество. Но мне известно из высшей степени авторитетного источника о взаимной ненависти Британии и Франции. Они готовы сделать все, чтобы нанести ущерб друг другу.
- Будем это иметь в виду. Нам следует встретить британскую миссию должным образом. Надо еще подумать, как лучше ее использовать. Передайте в Шанхай Джеймсу Баррингтону нашу волю: прибыть к нам в Пекин для встречи.
Ли помрачнел. Лично ему нравился Джеймс Баррингтон, и он в высшей степени уважал его как человека, как солдата и как предпринимателя. Но ему пришлось не по душе намерение императрицы ввязывать варвара в чисто китайские дела. И больше всего не понравилось ее слишком явное расположение к варвару.
- Он нам посоветует, как лучше вести себя с англичанами, - пояснила Цыси. - У вас что-то еще?
- Британцы наверняка потребуют определенных концессий, ваше величество. Скорее всего попросят разрешения построить железную дорогу.
Цыси видела фотографии железных дорог, существующих в Англии и в Соединенных Штатах. До сих пор ее отношение к ним не определилось.
- Зачем?
- Соединив наши главные города, ваше величество, они облегчают перевозку грузов и людей из одного места в другое.
- Существует ли при этом какая-либо опасность для нас?
- Британцы ответят - "нет", ваше величество. Тем не менее они потребуют права на эксплуатацию этих дорог и, я подозреваю, используют их для проникновения в глубь Китая.
- Мы должны тщательно изучить этот вопрос, - сказала Цыси, - а пока не будем отвечать ни "да", ни "нет", - Она обернулась на стук во внешнюю дверь. Похоже, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Чжан Цзинь открыл дверь и впустил одного из евнухов императора, который боязливо вошел и рухнул на колени.
Цыси поднялась, задрожав всем телом:
- Говори!
- Ваше величество! Император...
Цыси выбежала из комнаты. Чжан Цзинь следовал по пятам. За ними поспешил и императорский евнух.
Ли Хунчжан посмотрел им вслед, затем взглянул на Жунлу, который, полностью одетый, стоял в проеме внутренней двери.
- Что-то с императором? - спросил Жунлу.
- Похоже, кризис.
Подобно судьбе Чжан Цзиня, будущее Ли и Жунлу зависело от способности вдовствующей императрицы сохранить за собой власть.
- Он задыхается, - рыдала Алюта. - Задыхается!
Император Тунчжи беспомощно открывал рот в удушье и стонал. Его изможденное тело сотрясали конвульсии. Цыси склонилась над ним. Чжан. Цзинь как всегда стоял рядом с ней. В комнате находились еще три евнуха.
Оценив ситуацию, Цыси помрачнела: постель в беспорядке, император и Алюта - обнаженные.
- Что ты наделала? - грубо потребовала ответа императрица.
- Он прислал за мной, ваше величество, - заявила Алюта. - Он хотел меня. Мы... мы занимались любовью. И вдруг он начал кашлять...
- Ты убила моего сына! - заявила Цыси. - Убила его своей ненасытной похотью.
- Я его жена. Он сам прислал за мной!
Цыси зло фыркнула.
- Ты сообщила Цыань? - спросила она.
- Я сначала послала за вами, - ответила Алюта. - Вы же его мать. - Она сквозь слезы взглянула на Цыси: - Неужели вы его совсем не любите? Это противоестественно!
Цыси не обиделась. Ее мысли уже устремились в будущее. Алюта и еще три наложницы делили ложе с императором уже два года, однако о детях и речи не было. Как только император умрет, предстоят тяжкие времена. Но, довольно часто преодолевая трудности в прошлом, она знала: все, что требовалось для успеха, - это безотлагательные действия.
- Да, - сказала она, - он мой сын. Но еще и император, а Цыань - старшая вдовствующая императрица. Пошлите за ней немедленно.
Цыань поддержала ее во время последнего кризиса престолонаследования. На этот раз ее содействие окажется еще более желанным, каким бы ни были их недавние разногласия.
К приходу Цыань император Тунчжи уже был мертв. Как и следовало ожидать, старшая вдовствующая императрица разыграла припадок глубокого горя, искусно поддержанный Алютой и тремя другими наложницами императора. Цыси почувствовала, что подлинное горе переживает только Алюта.
И сама Цыси. Император был плодом ее чрева, единственным мальчиком, рожденным от императора, единственным от шестидесяти его наложниц. Император Сяньфэн был уже болен, когда она попала к нему в постель. Ей приходилось использовать все свое искусство, умение продажной девки в не меньшей степени, чем достоинство порядочной женщины, чтобы заставить его хотя бы войти в нее. Но вмешалась судьба, и ее усилия принесли этот жалкий плод, лежащий сейчас перед ней.
Он рождался в муках и прожил жизнь в муках. Постороннему, такому же здоровому и сильному, как она, человеку трудно было поверить, что это - ее сын. Действительно ли ее поведение противоестественно? Любила ли она его когда-нибудь? Тогда, спрашивала она себя, любил ли он ее? Они были партнерами, соединенными судьбой теснее, чем мать и сын.
Разумеется, она знала, что этот день придет, знала давно, долгие годы.
Цыси немедленно созвала Верховный совет, в который входили верховные принцы, а также наиболее родовитые мандарины Пекина. Только-только занимался рассвет этого тяжелого зимнего дня. Ледяной ветер дул с гор Жэхэ, град стучал по крышам пагод императорского дворца, когда великие государственные мужи с трудом снимали промокшие одежды и занимали свои места.
Среди присутствующих был принц Гун с младшим братом принцем Цюнем. Гун выглядел настороженным, в то время как Цюнь как всегда просто заспанным. Поскольку, женившись на сестре Цыси, он оказался дважды ее зятем, приобретя тем самым больший вес, чем было у дядьев покойного императора; то в его привычку вошло оставлять наиболее важные решения на усмотрение императрицы.
Ли Хунчжан также оказался на месте. Цыси знала, что в его лице она найдет верного соратника. Жунлу отсутствовал, но находился в вестибюле и в случае необходимости мог быть немедленно вызван. Вместе с ним дожидался отряд Пекинского полевого войска - элита императорской гвардии.
Другие мандарины, всего их было двадцать пять, выглядели озабоченными. Впервые в истории Цинской династии император умер, не оставив ни одного наследника. Обычно в прошлом претендентов на престол объявлялось даже чересчур много.
- Позвольте выразить вашему величеству наши глубочайшие и самые искренние соболезнования, - сказал ученый Вань Лицюнь.
Цыси грациозно наклонила голову: - Благодарю. Спасибо вам всем. Но сейчас время подумать о будущем.
- Покорнейше прошу слова, - обратился к присутствующим принц Гун. - Среди нас нет императрицы Цыань.
Цыси вскользь взглянула на него.
- Ее величество пребывает в глубочайшем горе в связи со смертью императора. Она согласится с любым нашим решением, принятым сегодня.
Присутствующие мандарины недоуменно переглянулись. Расхождения во взглядах между Цыань и Цыси, особенно по связанным с династией вопросам, были всем хорошо известны.
- Мы много думали по поводу титула, который необходимо присвоить императору, - начал принц Гун.
- Это мы рассудим позднее, - оборвала его Цыси, - а в настоящий момент империя осталась без императора. Вот что должно стать нашей первоочередной заботой.
Присутствующие вновь переглянулись.
- Покорнейше прошу слова. Ваше величество, почему бы нам не подождать? - спросил Цюньци, отец Алюты. - Хотя бы несколько недель. Возможно, новая вдовствующая императрица беременна...
Цыси стрельнула в него глазами.