***
Ноябрь 1942 г. В тот же день.
"…Мы еще встретимся!.."
…Полуторка мчалась к какой-то казачьей станице, практически не разбирая дороги…
- Быстрее! Быстрее, солдат! Что ты тянешься, как-будто на телеге едешь!
- Так куда уж быстрее-то, товарищ майор?!!
Пожилой солдат отчаянно крутил баранкой, вцепившись в нее руками, как орел в свою добычу объезжая множество воронок и рытвин, и "полуторка" двигалась по очень сложной, замысловатой траектории, как припадочная змея:
- Дороги-то и нет почти никакой - одни воронки да ямы! А ну, как влетим со всего маху!
- Гони! - Не обратил внимания на увещевания солдата офицер. - Потом жаловаться будешь! А сейчас гони поскорее!
Он обернулся, и посмотрел через грязное заднее стекло деревянной кабины грузовика, в кузов…
- Эх, знать бы раньше!.. - И опять посмотрел на перекошенное от напряжения лицо солдата-водителя. - Давай, отец! Постарайся! Нельзя нам опоздать! Никак нельзя! Я же себе потом век этого не прощу!.. Погоняй, погоняй, батя!..
- Попробуем, товарищ майор! - Пробурчал сквозь зубы солдат. - Еще километра полтора, а там уж дорога получше пойдет… Успеем!.. Не опоздаем!..
А в кузове этого автомобиля…
Этот разбитый по военным рокадам грузовичок, несшийся к казачьей станице практически не разбирая дороги, стал сегодня скорбным катафалком…
В его кузове… Здесь был весь взвод лейтенанта Сизовой… Вернее, те его жалкие остатки, которые сумели спастись из разбитого, расстрелянного немецкими парашютистами-диверсантами, воинского эшелона…
Сибирячка-охотница Капитолина Яровая… Москвичка, дочка профессора МГУ, Ольга Рублева… Художница-узбечка, самая тихая и застенчивая из всех, Зарина Рахимова… Молодые красивые девчонки, которые не дожили даже до своего самого первого, двадцатилетнего юбилея… И самая юная, семнадцатилетняя киевлянка Машенька Морозова… Она лежала рядом со своей матерью, старшиной Морозовой… Небыло здесь только одесситки, "болтушки-веселушки" Леси Мартынюк, которая упокоилась в глухом, поросшем папоротником, овраге…
Здесь был весь взвод… Взвод девушек-снайперов… Самый первый выпуск снайперской школы, который так и не доехал до войны…
И, конечно же, здесь, в кузове грузовичка была и командир погибшего взвода… Лейтенант Людмила Морозова…
Еще там, у реки, когда солдаты комбата майора Николаева уложили погибших девчонок в кузов, и попытались накрыть их плащ-палатками с головой, Мила, резким тоном приказала:
- Не накрывайте им лица! Пусть девчонки хоть так посмотрят на небо… В последний раз… - А затем проговорила намного тише, уже обращаясь к самой себе. - А я на них посмотрю… Чтобы каждую запомнить… Навсегда…
Своей пилоткой она оттерла от грязи и крови лицо каждой, и теперь… Смотрела застывшим взглядом на этих юных, умиротворенных, мертвенно-бледных девушек, на которых смерть наложила свою безжалостную печать…
"Полуторка", подпрыгивала на ухабах, лейтенант больно ударялась о борт, но даже и не думала сменить позу.
А в иссушенных болью потери глазах Милы Сизовой небыло ни одной слезинки. Они высохли… Высоли все до одной, до самой последней капли!.. Теперь и ее лицо напоминало гипсовую маску, и только глаза… Было что-то страшное в этих глазах, в этом взгляде двадцатипятилетней девушки-снайпера, орденоносного офицера, которую, за ее заслуги и подвиги знала уже едва ли не вся страна…
Это был страшный взгляд молодой, но очень сильной и уже опытной, а потому и очень опасной, львицы, которая потеряла своих первых детенышей… В этом взгляде плескался океан мести и ненависти!.. И она не собиралась прощать никого из тех, кто был повинен в смерти ее "львят"!..
И даже ее жених, с которым она так странно сегодня встретилась, командир батальона майор Сергей Николаев, который так вовремя подоспел к реке со своими бойцами, даже он не решался заговорить сейчас с Людмилой - уж кто-кто, а он-то знал ее независимый и резкий характер…
Она сидела, опершись спиной о деревянный борт грузовика, держала на своих коленях голову Зои Павловны, и только шептала тихо, время от времени требовательно поглядывая на Сергея:
- Потерпите, Зоя Павловна… Потерпите… Мы уже скоро приедем… Там будет госпиталь, там вам помогут… - И бросала на майора через окошечко кабины, прожигающие насквозь взгляды.
А Николаев орал на солдата-водителя:
- Давай дорогой!!! Давай!!! Жми на всю железку!!! Давай, отец!!! Может, успеем! Может, хоть старшину спасти сможем!..
Да только не нужны были пожилому водителю эти увещевания - он давно уже и сам все понял. Понял тогда, когда рядом с каждой из девушек в кузов его автомобиля положили по снайперской винтовке с оптическим прицелом, а рядом с самой взрослой женщиной с изуродованной осколками спиной, у которой в петлицах были по четыре старшинских "треугольничка", а на груди два ордена, уселась лейтенант…
Он, этот пожилой водитель, все понял еще тогда, у реки, когда майор приказал командовать солдатами своему заместителю капитану, а сам прыгнул в кабину на пассажирское сидение, и рявкнул дурным голосом:
- Гони!!! Скорее!!! В станицу, в госпиталь!!!
И он делал все, что мог…
Машина лавировала так, словно ее вел вдрызг пьяный человек, объезжая препятствия, но не то, чтобы приостанавливалась, она даже не сбавляла скорости, ни на секунду!.. Ее постоянно подбрасывало на ухабах, она скрипела и кряхтела, как старый человек, которого заставили бежать на длинную дистанцию, двигатель, как раненный зверь, выл на высокой ноте, и уже чувствовался запах горелого масла, но…
Солдат-водитель, уцепившийся руками в баранку и наклонившийся вперед к лобовому стеклу так, что стал похож на орла, высматривающего со скалы добычу, только скрипел зубами, катал огромные желваки на скулах, и рулил, рулил, рулил…
- Давай, отец! Давай родной! - Орал ему на ухо майор Николаев. - Быстрее!!! Надо успеть!!! Ты не представляешь, какой это человек! Эта раненная старшина, она!.. Эх!!! Гони, солдат! Терпи и гони!!!
- Да я-то что! - Проорал в ответ красноармеец. - Я-то сдюжу! Чай не впервой! А вот машина може и того!.. Вон, горелым уже несет!.. Техника не человек - она к себе такого неаккуратного обращения не терпит и не прощает, товарищ майор!..
- Далеко еще?
- По дороге километра два, товарищ комбат! - Ответил водитель, и, не отрывая рук от баранки, указал направление выставленным вперед подбородком. - Вон за тем холмом станица!
- Дотянет твоя колымага?
- Должна бы… Если мотор не взорвется…
Из-под капота "полуторки" уже просто сизыми клубами вылил дым…
- Тяни, солдат! Нельзя чтобы она взорвалась - близко уже! Ты, боец, сейчас как летчик, который идет на родной аэродром с горящим мотором! Надо дотянуть! НАДО!!! Придумай что-нибудь, прояви смекалку! А я тебе за этот рейс медаль "За боевые заслуги"…
- Да на кой она мне нужна, товарищ майор, ваша медаль! - Проговорил солдат и свернул с дороги прямо к высокому холму. - Тут хорошего человека спасти - первое дело!
- Ты куда?!! Ты куда рулишь, сволочь?!! - Рявкнул Николаев, заметив этот маневр, и вытащил из кабуры пистолет. - Ты что творишь, гад?!! А ну вернись на тракт! Застрелю!!!
Да только солдат ни то, чтобы не испугался, он даже не обратил внимания на эту угрозу:
- Я, товарищ майор, не летчик! Но уже точно знаю, что на нашем "аэроплане" мы до станицы не доедем - не сдюжит она, взорвется!.. - Проговорил солдат злым голосом, зыркнув на комбата. - Но я в свое машине, как капитан на корабле - самый главный командир!.. И сам решаю, как до нужного места добраться!..
Он жестко взглянул прямо в глаза Николаева, и проговорил:
- И можешь меня расстрелять, сынок, из свей пукалки! Но только потом!.. Если я вас всех до госпиталя не довезу!.. Или эту медальку обещанную дать… А пока не мешай мне, майор! И пистоль свой обратно в кабуру заховай!.. Щас такое начнется!.. Ты, лучше, лейтенантшу свою предупреди, чтобы держалась покрепче, а то еще потеряем ее по дороге…
И, довернув еще немного руль в сторону холма, надавил на педаль акселератора…
"Полуторка" взвыла как корова, которую укусил под хвост огромный слепень, подпрыгнула на очередном ухабе, едва не встав на дыбы, и помчалась, не разбирая дороги, ломая колесами редкие кустики прямо к вершине холма, по не самому пологому склону…
И тогда майор, наверное, понял, что хотел сделать этот пожилой солдат:
- Не дотянет, отец! Не дотянет!!!
- Два километра до станицы по дороге не дотянет - это точно! - Рявкнул в ответ водитель. - А здесь, метров триста! Никуда не денется!!! Держитесь, товарищ майор! Щас так трясти будет, что чертям тошно станет!
- Мила, держись! - Проорал майор Николаев, обернувшись к маленькому окошечку, и увидел, как Сизова ухватилась обеими руками за борт кузова.
Тогда он и сам ухватился обеими руками за дверцу, проорал солдату:
- Ну, давай, боец! Вывози!!! …"Полуторка" выскочила на вершину холма, уже в таких клубах черного дыма, славно у ее водителя была задача поставить дымовую завесу, и…
Ринулась вниз…
Этот скат холма был еще круче, чем тот, противоположный, и грузовик понесся по нему с бешенной скоростью, сшибая на своем пути все, что попадалось под колеса: кусты, небольшие кочки, тонкие деревца…
- Ах-ха-ха-ха-ха-ха!!! Пошла родимая!!! Накатиком пошла!!! Теперь пусть взрывается - до станицы хоть так, хоть эдак, но доберемся, товарищ майор!!! Эх, хорошо-о-о-о-о-о!!! - Орал в каком-то исступлении солдат-водитель, подправляя направление грузовика рулем и подпрыгивая на жестком сидении так, что раз за разом ударялся головой о потолок кабины. - Доедем!!! Теперь точно доедем, товарищ майор!!! Только держись!!! …До казачьей станицы, где был не только госпиталь, но и штаб полка, было около полутора километров, которые "полуторка" преодолела в считанные минуты…
Но что это была за "автомобильная скачка по пересеченной местности"!..
Она то ныряла в небольшие пологие канавы, то взлетала над землей на кочках едва ли не на метр, поднимая огромные клубы желто-серой степной пыли… Дверцы машины, сорвавшись со сломанных замков, хлопали, то открываясь, то закрываясь, а со стороны могло бы показаться, что это авто возомнило о себе, что это у него крылья, и теперь машет дверцами вовсю пытаясь взлететь… Но, что было самое удивительное, так это то, что так швыряло только кабину! "Полуторка" словно живое, умное существо, будто мстила своему водителю за то, что он ее не берег! А вот свой более тяжелый кузов, в котором находился ее скорбный груз, она берегла - лейтенанту Сизовой просто казалось, что они находятся на палубе какого-то санитарного парохода, который плавно покачивало на волнах…
- В-у-у-у-а-а-у-у-у-ва-а-а-а-а! - Завывал двигатель грузовика, словно смертельно раненный зверь.
А со стороны казалось, что это очередной "Юнкерс" заходит в пике, чтобы отбомбиться по станице…
И, наконец, дымя как паровоз, "полуторка" ворвалась, вкатилась на главную улицу, да так и доехала до палаток медсанбата!..
Встречать это сумасшедшее, дымящее авто вывалили из медицинских палаток все, кто был хоть немного свободен!.. Так же, как это делали на военных аэродромах, встречая на посадке горящий самолет… …- Ну, вот и прибыли, товарищ майор! - Проговорил солдат-водитель, и откинулся затылком на стенку кабины. - А вы говорили: "Расстрелять!"… Рано меня еще расстреливать… Рано!..
На губах этого, почти пятидесятилетнего, солдата блуждала счастливая улыбка человека, сумевшего хорошо сделать свое дело, а по лицу густо текла кровь… После одного из "прыжков из канавы" во время этого сумасшедшего спуска с холма, треснуло и разлетелось вдребезги, рассыпавшись на острые осколки лобовое стекло грузовика, и очень серьезно, глубоко и основательно посекло лицо солдата…
И первое чудо было в том, что у него остались целы глаза, а второе в том, что он принял на себя все эти осколки, все до единого - майор Николаев, сидевший рядом, не получил ни одной царапины!..
- Как твоя фамилия, отец?
- Красноармеец Гусев, товарищ майор… - Ответил водитель.
- Спасибо тебе, красноармеец Гусев!
Майор краем глаза наблюдал за тем, как уже суетились медики над телом раненной старшины Морозовой, как ее уложили на носилки и бегом отнесли в операционную палатку.
- Ты из автороты, отец?
- Так точно, товарищ майор…
- Я тебя найду, Гусев! - Пообещал Николаев. - Найду, и лично вручу медаль "За Отвагу", отец!.. А здесь тебя вылечат! И лицо восстановят! Будешь, как двадцать лет назад!
- Да не надо мне столько! А еще жинка не признает!.. - Улыбнулся вымученно водитель. - Мне бы как раньше было, а там…
- Держись, отец! Я тебя сам найду! Потом…
- Ели выживем… - Проговорил в ответ солдат.
Да только Николаев его уже не услышал…
Майор бросился к палатке, в которую вошла Мила вслед за носилками только после того, как убедился, что этому, пожилому водителю начала оказывать первую помощь подоспевшая девушка-военфельдшер…
Он ворвался в палатку, и…
Старшина была в сознании…
Лейтенант Сизова стояла рядом, держа ее за руку, и тихо говорила:
- Вы не волнуйтесь, Зоя Павловна… Все будет хорошо… Вы поправитесь! Мы с вами еще столько немчуры вместе настреляем, что ого-го!!! Только держись - Врушка ты, Милка, хоть и лейтенант… Еще до войны мне частенько врала, а я делала вид, что верила… Ни тогда ты обманывать не умела, ни теперь не научилась… Да и не надо оно тебе… - Проговорила тихим хриплым голосом старшина. - Отвоевалась я, Мила…
- Не говорите так, Зоя Павловна! Не надо!.. -…Да и незачем мне больше здесь небо коптить… Сначала муж… Теперь вот Машка моя… Никого боле и не осталось… Жить больше незачем стало, Мила… Незачем… Устала я, лейтенант, от всей этой суеты… А мстить… Так ты это за меня сделаешь… Ты и моложе, и глаз у тебя зорче…
- Я отомщу! - Проговорила лейтенант решительно. - За всех девчонок наших отомщу!
К ним подошел хирург со строгим, озабоченным лицом, в петлицах которого были две майорские "шпалы":
- Покиньте операционную, товарищи офицеры! - Проговорил он сурово, обращаясь к Людмиле и Сергею. - Здесь вам не место!
Лейтенант еще раз посмотрела на старшину Морозову, которая опять потеряла сознание, и перевела взгляд на врача:
- Вы ее спасете, товарищ майор?
- Если вы мне и дальше будете мешать, то могу и не успеть! - Резко и категорично ответил хирург, невзирая на офицерские звания. - Множественное осколочное ранение!.. Большая потеря крови!.. Я тоже не Господь Бог!.. Попробуем!.. Если не будем больше тратить драгоценного времени на пустую болтовню! Вон из палатки, товарищи офицеры - операцию необходимо начинать немедленно!!!
Лейтенант Сизова, и майор Николаев вышли наружу, и… По лицу Милы, по ее застывшему, остекленевшему взгляду было видно, что она не замечает вокруг больше ничего - "львица вышла на охоту"…
- Я отомщу, Зоя Павловна!.. - Шептала лейтенант, сжимая свою снайперскую винтовку так, что побелели косточки на кулаках. - За всех вас, за девчонок, за весь взвод! Обязательно отомщу!..
И Сергей Николаев даже не попытался успокоить или хоть как-то отвлечь от мрачных мыслей свою невесту… Он-то понимал, как никто другой, что сейчас это просто бесполезно… …Они пробыли в этой казачьей станице еще несколько часов, наблюдая за тем, как хоронили остатки снайперского взвода Сизовой…
Потом… Потом опять был воинский салют…
- Готовсь! Пли! - Скомандовала Сизова.
- Б-бах! - Рявкнула ее винтовка.
- П-пах! - "Чихнул" рядом пистолет Николаева.
Сухо щелкнул передернутый затвор "мосинки" и опять все повторилось:
- Готовсь! Пли!
- Б-бах!
- П-пах!..
А потом еще раз…
- Здесь, Сережа, лежит половина моей души… - Проговорила лейтенант, повесив ружье на плечо. - Самые лучшие девчонки на свете… И запомню это место! На всю жизнь запомню!.. А потом, после войны, я вернусь сюда, в эту станицу, и поставлю большой обелиск!.. А фотографиями на нем будут рисунки из альбома…
- Мы вернемся сюда вместе, Мила… - Ответил майор.
- Пора, Сережа… Теперь нам пора… В полк. - Она поправила винтовку на плече. - Теперь пришло время исполнять свои обещания…
Они пошли по пыльной улице рядом, едва ли не чеканя шаг… И была в этих шагах уверенность и целеустремленность…
Часть вторая
Полковая разведка…
…Вторые сутки мы уходим от погони,
Хрипят от злости лающие псы,
Враг наседает и вот-вот догонит,
Нас, отсекая от нейтральной полосы.
След прячем в кочках топкого болота,
Пытаясь скрыться в чаще ивняка…
Сказал сержант, приклад сжав пулемета:
- Я задержу их! Уводите "языка"!!!
Он нам кивнул, со лба утерши пот,
Глотнув из фляги, крышку завинтил…
И долго бил, нас прикрывая, пулемет:
Сержант погоню за собою уводил…
Спасибо, друг! Погиб ты не напрасно:
"Язык" и вправду пел, как соловей!
И командирам нашим было ясно,
Куда противника ударить половчей.
Заполнил писарь в штабе "наградную",
А мы в землянке вечером, скорбя.
Разлив по кружкам норму фронтовую,
С теплом душевным вспоминали про тебя…
***
Апрель 1945 г. Чехословакия. №-ский Гвардейский стрелковый полк…
…- Кто это, товарищ старшина?
Молоденький лопоухий солдатик последнего призыва, который всего-то несколько дней назад приехал на фронт с новым пополнением в этот стрелковый полк, смотрел широко раскрытыми глазами, полными какого-то благоговейного трепета…
- Это? - Сорокапятилетний старшина, у которого на выцветшей гимнастерке красовались несколько медалей и орденов, тоже посмотрел в спину удалявшегося человека, прошедшего мимо них, и проговорил, улыбнувшись. - А это, салага, военная тайна! Наше секретное "непобедимое" оружие!
- Это же снайпер! Я по винтовке узнал!
- Смотри-ка какой глазастый попался! - Старшина улыбнулся шире, показывая крепкие белые зубы. - Снайпер, правильно! Только не всякий снайпер с ней сравниться может! Это наша "Золотая"! Я точно не знаю, но говорят, что на ее счету около трехсот фрицев! Всю войну прошла! С самого начала! Ее даже командарм знает!
- "Золотая"? Как это? Почему "Золотая", товарищ старшина? - Не унимался солдатик.
- Да тут целая история, салага! - Бывалый старшина свернул из кусочка газеты толстую "козью ножку" и с удовольствием закурил душистый самосад-горлодер, и, заметив в глазах солдатика немой вопрос, продолжил. - Ладно, слушай!.. Как-то, еще месяца два назад, в начале февраля дело было, в Будапеште… Нам тогда совсем не сладко пришлось… Влетели мы тогда в Буду…
- Буду?