***
…Они уже целый час сидели в кабинете полковника…
Уже все было рассказано, и теперь все, Якушин, Морозова, сержант Онопкин, капитан Карпин, все ждали слова командира полка…
А Николаев только курил одну за другой папиросы "Казбек", уставившись в темень окна, и молчал…
И это нервное молчание явно затянулось…
Наконец полковник подошел к своему столу и уселся на его край:
- Ну и наворотили же вы делов, разведчики, мать вашу!.. - Проговорил он как-то устало. - И вроде бы взрослые и опытные люди!.. И вроде бы правильно все, и Онищенко по морде за дело получил… Да только… Только вот как теперь всю эту кашу расхлебать - ума не приложу!..
Он закурил очередную папиросу, и проговорил:
- Онищенко, эта гнида, это дело просто так теперь не оставит!.. Ему очень в "майоры" хочется, а это для него шанс!.. Сволочь!.. И, помяните мой слово - он в штаб дивизии поехал, чтобы поскорее все это дело раздуть… И очень скоро заявится, гад! И думаю, что не один!.. - Полковник посмотрел на старшину-разведчика, и проговорил с горечью в голосе. - Как же ты не сдержался, Петр Степаныч? Что ж ты натворил-то, товарищ гвардии старшина?!! Ведь под трибунал же теперь пойдешь…
- Товарищ полковник!.. - Морозова вскочила с жесткого стула, подошла к Николаеву вплотную и проговорила шепотом. - Сережа!.. Сделай что-нибудь!.. Ты же командир полка!.. Гвардейского полка, Сережа! Ведь теми разведданными, что Петя из-за линии фронта таскал, вся дивизия жила!.. Поговори с генералом Игуменным, Сережа… Ведь Петя единственный в твоем полку полный кавалер "Славы"! Ведь всю же войну с первого дня с тобой прошел!.. Как же это? Где же справедливость-то? Ведь этот гаденыш Петра и расстрелять может…
- Да вы, Зоя Павловна, лучше о себе самой подумайте - капитан и на вас огромный зуб вырастил!.. - Ответил зло Николаев. - А расстрелять… Нет! Этого я не допущу!.. Но и особо помочь ничем не смогу - формально Онищенко прав по всем статьям, и Якушина за нарушение субординации и воинской дисциплины ждет, и это как минимум, разжалование, лишение всех наград, и штрафной батальон… Это в самом лучшем случае, Зоя Павловна!.. Если сумеем с этой сволочью договориться…
Ситуация была предельно ясна всем, и говорить попусту никому не хотелось… Все знали методы работы "Смерша", вот и ждали… Если до утра Онищенко не проявится, то это будет означать, что он все понял, и не стал раздувать из обычной, мужской драки, ничего особенного…
Но…
До утра было еще около 9 часов нервного ожидания…
А Зоя… Старшина Морозова… В ее голове вихрем, снежной пургой вертелись воспоминания… Все то, что было связано с Петром Якушиным… С человеком, в котором она нашла на войне родственную душу… С человеком, который уже давным-давно переживал свою собственную душевную боль…
***
…Они частенько сидели вот так, вдвоем в тишине подальше от людей, где-нибудь в поле на пригорке или лесу, если, конечно позволяла война, и вели эти тихие беседы о судьбе…
- Расскажи о своих, Петро… - Говорила Зоя, поглаживая рукой зеленеющую траву. - Ведь вижу же, что мучаешься… Расскажи…
Якушин был если и не ровесником, то не намного старше самой Зои. Крепкий, жилистый, сильный мужик, лет "сорока с копейками", он был истинным воплощением спокойствия и… Наверное это странно услышать о человеке, прослужившем много лет на войне в войсковой разведке… Петр был настоящим воплощением человеческой доброты!..
Настоящий, спокойный, размеренный, и, по-настоящему добрый, мужик…
- Да что там рассказывать, Зоя… Рассказывать-то и нечего… Не знаю я про них ничего…
- Да как же такое может быть-то?
- А как… - Хмыкнул Петр. - Я 22 июня как услышал, что немец напал, так собрал котомку, и пошел в военкомат добровольцем…
- А семья?
- А что семья, Зоя?.. Мы же с тобой, как оказывается, почти земляки… Ты из самого Киева, а я из Княжичей… Знаешь такую деревню? Под Броварами она, километров пять…
- Княжичи? - Удивилась Зоя. - Бровары знаю - это километров 15-20 от Киева… А вот Княжичи… Честно говоря, даже и не слышала, Петя…
- Да и не важно это… - Отмахнулся Петр. - Так вот я, и еще мужики, из деревни в Киев на заработки ездили… Я ж плотник, Зоя… И хороший плотник…
В такие моменты сержант Якушин всегда "загорался"!.. Было видно, что этот человечище на самом деле любил свое, такое нужное людям дело:
- В наших Княжичах из новых домов, почитай все моими руками срублены!.. От самого основания, и под крышу!.. Вот… Так вот тогда, в июне 41-го, мы с нашими сельскими плотниками в Киеве работали… Ну, а как узнали, что война, я домой смотался, со своими попрощаться, взял вещички кое-какие, да и в областной военкомат…
- Как же тебя в инженерную роту-то не определили, с таким-то талантом, Петя? - Улыбнулась Морозова.
- Да-а… Один там был… Все вперед рвался… Народ в очереди стоит, ждет своего часа, чтобы в армию оформиться, а этот… Молодой еще совсем, а такой, знаешь, ушлый проныра… Мне, говорит, на фронт нужнее всего! Я, мол, спортсмен, Мастер Спорта СССР, расступись толпа, я иду!.. - Ухмыльнулся своим воспоминаниям Якушин. - Проталкиваться начал… Ну, я его и успокоил немного…
- В морду дал, что ли? - Заулыбалась Зоя.
- А что? Смотреть, как оно, малое, поперек батьки в пекло лезет?.. "Приголубил" немного… И на соседнюю лавочку отдохнуть отнес…
- И что?
- А он чемпионом Украины по боксу оказался…
- Во ты даешь, Петя! - Засмеялась Морозова. - Я, кажется, даже знаю его фамилию!.. Слышала я про тот случай!..
- Да не важно это… Просто потом получилось… Там милицейский патруль шел… Вот они его в чувство-то и привели… А он тут же жаловаться… А я к тому времени уже к военкому в кабинет зашел… Ну ввалились они всем скопом, этот давай в меня пальцем тыкать, а военкому свои документы под нос совать… - Якушин даже усмехнулся своим воспоминаниям. - Я-то уж тогда, признаться, даже струхнул немного… А вот военком нормальным мужиком оказался, настоящим!.. Посмотрел на этого чемпиона, потом на меня… Спросил кто я и откуда… Да и определил в полковую разведку…
- Ну и история, Петя! - Смеялась от всей души Морозова. - Кому расскажешь - так не поверят же!
- Он меня, этот парнишка, все выспрашивал потом, кто мне такой удар ставил, какой тренер!.. А какой там, в наших Княжичах, тренер, Зоя?!! Топор!!! Когда сруб-пятистенок рубишь целый день, да и не один день, так там и сила нужна, чтобы целый день топором махать, и точность - не туда ударил и бревно уже не годно!.. Вот и весь мой тренер… Такие-то дела…
Зоя откровенно ухохатывалась от его непосредственности, но…
- Ну, а семья-то твоя что?
- Две дочки у меня… Десять и двенадцать лет им тогда, в 41-ом было… Ну, и жена, понятное дело… - И такая неземная грусть появлялась в такие моменты в глазах сержанта, что ни одно сердце не выдержало бы. - Три моих ангела…
- А звать-то их как, Петя?
- А не поверишь! - Улыбался грустно сержант. - Жена - Надежда… Надюшка моя… А уж дочкам она сама имена придумывала… Она же у меня учительница сельская… Начитанная, грамотная… Всякие там премудрости и истории знает… Вот и меня научила немного… А дочки… Любашка - старшая, а Верочка - младшая…
- Подожди! - Вскинулась Зоя. - Так получается, что у тебя в семье все три нимфы - Вера, Надежда и Любовь?!!
- Это Надюшка моя так придумала… - Улыбнулся в ответ Петр. - Все говорила, что это наш дом от всяких напастей сохранит…
- А потом-то что?
- Не знаю я, Зоя, что потом!.. - Этот вопрос всегда вызывал у сержанта злость, которой он, скорее всего именно так и было, прикрывал свою душевную боль. - Кто ж думать-то мог тогда, что мы Киев так быстро отдадим… И покатилась наша армия на восток… Не успел я ничего, да и не мог сделать… Не дезертировать же мне было!.. Ничего не знаю, Зоя, про свою семью! Ни-че-го!!! Может эвакуироваться успели, или бежать… А может и под немцами в оккупации… Ничего я про них не знаю, Зоя, до сего дня!
- Любил жену-то, Петро?
- Больше жизни! - Отвечал сержант, не задумываясь. - И сейчас люблю! И искать буду, пока не сдохну! Ангелов моих - Надюшку, Верунчика и Любасю… И я их найду… Жизнь положу, но найду!..
И такая была сила и уверенность в этих словах, что у Зои, в общем-то, не особо "слезливой" женщины, мурашки бежали по коже…
- Вот сидим мы тут с той, Петруша, два бобыля, Каждый со своим горем… А ведь про нас Бог знает чего, бойцы в полку говорят…
- А и пусть, Зоя! - Ответил сержант. - Нам-то что? У нас тобой одна песня, а у мужиков - другая… Да, может оно и к лучшему… Глядишь, никто и не станет к тебе навязываться - меня поопасется… А о нашей с тобой дружбе мы с тобой и сами все знаем… …Вокруг пели свои песни сверчки и цикады… Легкий ветерок шелестел в молодой листве… Природа расцветала, невзирая на войну… А на траве сидели два человека… Две израненные души, которые понимали друг друга без слов…
Жизнь… Судьба…
Какие только подарки сюрпризы и неожиданности не преподносит она людям!..
Именно так и случилось в этот раз…
Они любили друг друга! Любили!!!
Да только любовь эта была особенной!
Они любили, и сопереживали, перенося через эту любовь собственную, личную боль… Они любили друг друга, не как мужчина и женщина, а как брат и сестра, сопереживая и сочувствуя…
И им было плевать на все слухи, которые ползли про них по всему полку - они-то сами знали настоящую правду своих отношений!..
Так и пошло с какого-то времени…
Их, совершенно искренне, весь полк считал уже мужем и женой, наблюдая со стороны за тем, как они тепло и нежно общались, как ели из одного котелка, как спали под одной шинелью…
А Петр и Зоя…
Да они просто не обращали внимания на все эти взгляды!.. Просто здесь, на войне, вдруг встретились две, опаленные болью потерь, родственные души…
Они были просто братом и сестрой…
***
…Это произошло уже около полуночи…
Все, кто присутствовал до этого момента в кабинете комполка, уже начали надеяться, что все же пронесет нелегкая мимо…
Не пронесло…
В кабинете настойчиво зажужжал зуммер полевого телефона…
И комполка Николаев поднял трубку:
- "Заря-1" слушает!
Голос в трубке, рокотал так громко, что в звенящей тишине кабинета все присутствующие могли слышать каждое слово.
На том конце провода злым голосом говорил командир дивизии генерал-майор Денисенко:
- "Первый" на связи!!! Что у тебя, Николаев, твою мать, в полку происходит?!! Весь штаб дивизии на ушах! Совершено нападение на офицера контразведки, и на его бойцов!.. Вы что там, с ума все посходили, вашу мать!!!
- Разрешите доложить, товарищ "Первый"!
- Да какой там доложить!!! На кой хер мне твои доклады сейчас, Николаев, когда произошло ЧП на всю дивизию, если не на всю армию!!! Это дело уже и до начальника политотдела дивизии дошло! А начальник дивизионной контразведки, уже поднял по тревоге взвод своих бойцов, и отправил к тебе в полк! Что у тебя за бардак, Николаев!
- Разрешите доложить, товарищ генерал!
- Я спросил, что за бардак в гвардейском полку!!!
- Старшина не виноват, товарищ генерал!
- Невиновный не нападает на офицера контразведки, Николаев! Докладывай! Да побыстрее! …Прошло еще пять минут, за которые генерал не произнес ни слова, а только слушал слова полковника…
А когда Николаев закончил свой доклад, в телефонной трубке были слышны только шорох и хрипы эфира…
И наконец:
- М-да!.. Дела!.. - Пророкотала трубка генеральским баском. - Отличился твой Якушин сегодня… Дважды отличился!.. Да и Морозова хороша!.. Что думаешь делать, полковник?
- Старшин надо спасать, товарищ генерал! - Проговорил уверенным тоном Николаев.
- А всю разведроту во главе с капитаном Карпиным, что разоружила конвой спасать не надо?
- Это, я думаю, мы сами уладим, на месте а вот со старшинами сложнее… Тут у Онищенко личная обида…
- Да уж… Наворотили гору - не перелезешь… Только… Спустить все на тормозах уже не получится, Николаев… "Дивизионный контразведчик" "жаждет крови"…
- Товарищ генерал!.. Якушин самый опытный разведчик полка! Всю войну прошел! Единственный на весь полк полный кавалер "Славы"!.. Неужто отдадим его?!! Нельзя же так!
- Уже не единственный, полковник… Вечером с пакетом из штаба армии пришла "Слава" 1-ой степени на твою Морозову… Вашу мать!..
Генерал замолчал на минуту, видимо принимая нелегкое решение, а потом "вынес приговор":
- Значит так, полковник… С этим орденом, для Морозовой, придется повременить… Пусть у меня пока полежит, до поры, до времени… Ни о каком представлении ее к Герою, сам понимаешь, теперь уже не может быть и речи… Ее-то я у конразведчиков отвоюю - она со своей винтовкой нам в очень скором времени может очень понадобиться… А вот с Якушиным… Его придется этому крокодилу Онищенко отдать, полковник… Тут без "крайнего" теперь не обойтись, а он виноват по всем статьям!.. - Было видно, что и генералу далось это решение нелегко. - Одно могу пообещать, что судить его военным трибуналом не будут… Об этом я с подполковником договорюсь - пойдет Якушин рядовым в штрафбат… Это все, Николаев!
- Когда нам ждать Онищенко, товарищ генерал? - Голос полковника стал каким-то глухим и утробным.
- Думаю, примерно через час… Я за это время поговорю с "дивизионным контрразведчиком"… - Ответил генерал. - И еще, полковник! Как только этот ухарь прибудет, сразу же свяжись со мной - это приказ! А то, как бы вы там всем скопом еще больших дров не наломали! А я его успокою! Все, Николаев, конец связи! Жду твоего звонка!
Полковник положил трубку на аппарат, и посмотрел на Якушина:
- Вот так, Петр Степаныч… Даже комдив ничего больше для тебя сделать не сможет…
- Значит, штрафбат… - Ответил старшина-разведчик. - Ну что ж… Знать судьба у меня такая…
И стал снимать с гимнастерки свои награды…
Все присутствующие в кабинете смотрели на него во все глаза, не понимая, для чего он это делает, пока он не достал тряпицу, и не заверну в нее все награды:
- Вот, Зоя… - Проговорил он, протягивая сверток Морозовой. - Будем считать, что я ушел в "поиск" за линию фронта… Не хочу, чтобы они "смершевцам" достались… Ванины награды ведь тоже у тебя… Вот пусть и мои будут рядом… Сохрани их, Зоя… Как память о старшине Петре Якушине… Там и адресок мой есть, что в селе Княжичи… Если что, так потом, после войны, Надюшке моей передашь, и все расскажешь, как оно было, есле найдешь ее, конечно… Чтобы небыла она женой предателя и труса…
- Хорошо, Петя… - Из глаз Морозовой выкатились две скупые, но очень горькие слезы. - Я все сделаю…
- Вот и добре, Зоя… - Улыбнулся вымученно старшина. - А я… Так чего уж теперь-то… Виноват - отвечу… Штрафбат, так штрафбат… Война совсем скоро уж закончится… Глядишь, может и выжить сумею…
Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент…
***
…По окнам кабинета мазнули желтым светом автомобильные фары, и перед крыльцом штаба полка образовалась какая-то суета…
Полковник Николаев подошел к окну, выглянул на улицу, а потом обернулся и проговорил тихо:
- А вот и Онищенко со своими архаровцами… Слетелись стервятники на легкую добычу!.. Но только мы еще потрепыхаемся, мать вашу!!!
Старшина Морозова вскочила со своего стула, подбежала к окну, и замерла, глядя на происходящее там, на улице…
А там…
Видимо Онищенко придумал для себя свою личную, "маленькую войну"…
За окном, перед штабным крыльцом из кузова полуторки выпрыгивали на землю солдаты в фуражках, и тут же разбегались в стороны, занимая "круговую оборону"…
А по коридору уже бухали тяжелые сапоги множества ног…
- Ну, вот и дождались воронов… - Проговорил полковник. - Что ж… Будем отбиваться…
Дверь кабинета командира полка отворилась без стука и настежь, словно ее пихнули ногой - в "лучших традициях" НКВД…
- Всем оставаться на своих местах! - Раздалась громкая команда офицера, а несколько бойцов в фуражках уже "просочились" за его спиной в кабинет, и рассредоточились по его периметру. - Спецоперация дивизионного "Смерша"!..
Старшина Якушин, судя по всему, вложил в свои два удара всю ненависть и презрение к капитану Онищенко…
Теперь лицо этого молодого хлыща узнать было довольно сложно…
За эти 3-4 часа, прошедшие с момента "нокаута", вся левая половина лица не просто приобрела темно-лиловый оттенок, заплыв огромным синяком, но и челюсть его распухла настолько, что обвисла в левой стороны как большой брыль у бульдога…
Да и говорил капитан Онищенко теперь не так бодро, как недавно, и не так внятно, с трудом выговаривая слова:
- Старшина Якушин, старшина Морозова, капитан Карпин! Сдать оружие и ремни! Вы арестованы!
- Отставить, капитан! - Рявкнул полковник Николаев. - На каком основании вы позволяете себе врываться в кабинет командира полка! Ну-ка! Прикажите своим людям немедленно покинуть кабинет! Быстро!
- Я здесь по распоряжению начальника контразведки дивизии подполковника Михайлюка! Вашими людьми, полковник Николаев, мне лично оказано вооруженное сопротивление при выполнении служебных секретных обязанностей! А так же была грубо нарушена субординация, так что…
- Так что ты, капитан, прямо сейчас прикажешь своим бойцам убраться отсюда в коридор! - Проговорил полковник, медленно и четко выговаривая каждое слово. - Иначе ваш Михайлюк, товарищ капитан, ровно через минуту узнает от меня о том, что вы, не имея на то никакого права, ворвались в мой кабинет во время проведения мною совершенно секретного совещания с полковыми разведчиками! И, кто знает, чем можно объяснить это ваше здесь появление именно в тот момент, когда на моем столе лежат совершенно секретные карты и схемы! Уж не заранее ли это продуманное появление, перед самым наступлением? Это первое!
Онищенко бросил растерянный взгляд на стол, где и в самом деле лежали карты, с нанесенными на них, не только позициями полка, но и уже были набросаны красным карандашом направления ударов стрелковых батальонов…
Знал бы еще капитан, что эти карты были брошены на "стол совещаний" ровно полминуты назад…
А Николаев продолжал:
- И второе, товарищ капитан - вы "грубо нарушили субординацию", говоря вашими же словами, когда обращались ко мне, старшему офицеру, в присутствии нескольких свидетелей на "ты" и без обращения "товарищ"!.. Вы забылись, товарищ капитан Онищенко! И мне, видимо, прямо сейчас придется поправить вашу память!.. - И тут полковник рявкнул так, что звякнули стекла окон. - А ну вон отсюда!!! Зайдете тогда, когда я вам это разрешу! Вон, или я прямо сейчас сам вас арестую!!!
Онищенко, понимая, что немного поспешил действовать, сделал небольшую ошибку, и тут же потерял инициативу, потому что полковник тут же обернул ситуацию в свою пользу, решил до конца на конфликт не идти… Он только кивнул головой, давая знак своим бойцам, и вышел из кабинета комполка самым последним…
- Так… Пару минут мы уже выиграли, мужики… - Проговорил едва слышно полковник. - И спесь с него сбили… Теперь легче будет разговаривать…