Враг держал этот пятачок под непрерывным обстрелом. Ежедневно на аэродром падали сотни бомб и снарядов. И все же, несмотря ни на что, наши летчики ни на минуту не прекращали боевую работу, поднимались в воздух по 5-6 раз в день.
Каждый самолет был на строжайшем учете. Пополнение поступало скудно, да и разместить машины было негде. Правда, оставалось еще две небольших взлетно-посадочных площадки, на которых размещались легкие самолеты По-2, УТ-1 и УТ-2, - в Юхарной балке и на Куликовом поле. До войны на них учились летать курсанты-аэроклубовцы, и никакого вооружения на этих самолетах, разумеется, не было. Для боевой работы, тем более в условиях блокады, они были непригодны, стояли без дела.
Тем большей неожиданностью для всех явилось указание комиссара Михайлова оборудовать полосы на этих площадках для ночных полетов, а на легкокрылых самолетах смонтировать цилиндрические подвесные кассеты, которые можно было бы наполнять мелкими осколочными бомбами. Вскоре в один из дней, как только стемнело, комиссар поднялся на таком самолете в воздух, прошел над вражескими окопами и высыпал "гостинцы" на головы гитлеровцев.
С этого времени фашисты окрестили легкокрылые "кукурузники" и "утята" "ночными дьяволами". Они не оставляли в покое врага ни на одну минуту, держали в непрерывном напряжении. И каждую ночь на одном из самолетов вылетал комиссар Михайлов.
Вечерний звонок
Как- то вечером в "Мечте пилота" раздался телефонный звонок. Дежурный -лейтенант Дмитрий Кудрин - поднял трубку, затем махнул мне рукой:
- Тебя.
Это был Вася Мордин. Я сразу узнал его голос - спокойный, глуховатый, такой знакомый. Как долго ждал я этого звонка! С того самого дня, как приводнился в бухте Матюшенко. Получалось, что вроде мы и рядом, лишь неширокая бухта разделяет нас, а встретиться, поговорить, хотя бы посмотреть друг на друга - нет возможности: полеты, полеты, напряженная боевая работа в осажденном городе. Он летает днем, я - ночью, у каждого время расписано по минутам, а добраться мне на Херсонес или ему [57] в бухту Матюшенко - целая проблема, никакого регулярного сообщения нет.
И вот я слышу его голос:
- Как житье-бытье? Скучать не приходится?
- Готовлюсь на работу, - отвечаю.
- Все ясно, - говорит Мордин. - А моя милашка малость приболела, завтра лечить ее будут. (Ага, думаю, самолет вышел из строя, ремонтируют.) В связи с этим у меня возникла идея: давай завтра встретимся. Ты сможешь утром пораньше?
- Пожалуй, смогу.
- Вот и прекрасно. Встречаемся под мостиком, на Приморском бульваре - надежное место, вроде бомбоубежища. Добро?
- Добро.
Щелкнув, трубка умолкла. А я все стою, чего-то жду… Кажется, совсем недавно мы расставались с Мординым в мирном, очаровательном Ленинграде. Было это в мае 1940 года. Я уезжал в Керчь, в 45-ю отдельную эскадрилью, а его переводили на новые скоростные бомбардировщики. Вася успокаивал меня: "Не огорчайся. Скоро все будем летать на новых машинах. Снова встретимся."
Плохим провидцем оказался мой друг. Так и не успел я пересесть на новые машины. Довелось встретить войну на "фанерно-перкалевых броненосцах" - МБР-2. А Вася Мордин летает на красавце Пе-2 - скоростном пикирующем бомбардировщике, прекрасной машине, созданной конструктором Петляковым. Конечно, иногда и на Пе-2 приходится нелегко, особенно в Севастополе, на блокированном, простреливаемом насквозь пятачке. Здесь летчикам всегда трудно, на каком самолете ни летай. И все же Пе-2 - это не какая-нибудь "эмберушка", а настоящий, первоклассный боевой самолет!
Утром на попутном катере я пересек Северную бухту. Мордин уже ждал. Стоял под горбатым мостиком на Приморском бульваре, прислонившись плечом к каменной стенке. Солнце только начинало пригревать, вода в бухте отливала яркой синевой. И в воздухе, и на воде, и на земле в эту пору было удивительно спокойно. Даже не верилось, что рядом - враг. Здесь, на Приморском бульваре, пробуждение весны чувствовалось особенно остро: нежная зеленая травка упрямо пробивалась из земли, а на кустах сирени и на деревьях уже набухли и вот-вот начнут лопаться почки. [58]
Мордин увидел меня, шагнул навстречу. Обнялись, несколько секунд стояли молча. Потом он отстранился, произнес баском, явно подражая Тарасу Бульбе:
- Ну, сынку, дай поглядеть, каков ты есть.
А я во все глаза смотрел на него. Каким он стал, мой друг? Возмужал, на темносинем кителе сверкает новенький орден Красного Знамени. В остальном, пожалуй, все такой же: крепкий, надежный, неторопливый в движениях. Вот только, может, чуть посуровели ясные серые глаза да капризная припухлость губ подчеркнута еле заметной паутинкой морщин, которых прежде не было и в помине, на лбу прорезались упрямые складки. Но все это заметно, если присмотреться, а так - все тот же Вася Мордин: добродушный, милый, спокойный.
Выбрали местечко понадежнее, тут же, у мостика, возле толстой каменной стены, прикрывавшей нас от обстрела немцев, пододвинули два камня-валуна, уселись. Несколько минут сидели молча. Иногда бывает так: хочется просто помолчать, почувствовать, что дорогой тебе человек - рядом, что вот он, здесь. На войне, как никогда, привыкаешь ценить такие минуты. Потому что завтра, даже сегодня, через час такая возможность может и не представиться. Кто-кто, а летчики вполне отдают себе в этом отчет… Но об этом говорить не принято. В конце концов непредвиденных обстоятельств достаточно бывает и на земле. Особенно здесь, в Севастополе. Что уж тут распространяться?
Мордин за эти несколько месяцев пережил много. Прилетел с Балтики в Крым еще осенью 1941-го. И с первого дня окунулся в гущу боевой жизни. Полеты следовали один за другим. Первое время удача сопутствовала ему. Конечно, не раз встречали вражеские истребители, били зенитки, но домой возвращался благополучно. А однажды…
Был конец октября 1941 года. Рано утром тревожное известие всколыхнуло часть: противник прорвал Перекоп. Нужно немедленно вылетать на штурмовку, армия ждет помощи.
Самолеты были подготовлены еще вечером. Вылетать решили звеньями. Первым с рассветом ушло звено Горечкина. В правом пеленге - Ульянцев, в левом - Мордин. К цели дошли благополучно. По беспрерывным орудийным вспышкам легко определили линию передовой. А за этой огнедышащей чертой по хорошо знакомой дороге двигались [59] окутанные пылью немецкие танки, автомашины, орудия, повозки…
Когда "пешки" легли на боевой курс, стрелок доложил Мордину:
- Командир! Сзади шесть самолетов, преследуют нас!
- Что за самолеты? - спросил Мордин.
- Кажется, "мессеры".
Дальнейшие события развивались с головокружительной быстротой. Не успел штурман Игорь Громов после сбрасывания бомб закрыть бомболюки, как "мессеры" навалились на них. Мордин, разворачиваясь за ведущим, глянул влево: две пары вражеских истребителей стремительна пикировали на самолет Ульянцева, беря его в "клещи". "Что же Громов не стреляет!" - мелькнула тревожная мысль. И тотчас частая дробь пулемета раздалась рядом, кабина наполнилась пороховым дымом. "Мессеры" уже выходили из атаки, но Мордин этого не видел - все его внимание было поглощено самолетом Ульянцева. "Петляков", накренившись на крыло и как-то нелепо задрав нос, вдруг вспыхнул факелом и затем заштопорил навстречу земле. Болью сжалось сердце: "Ульянцев…" Но на переживания времени не было. Взволнованный голос стрелка в наушниках и непрерывная дробь двух пулеметов вмиг вернули к действительности.
Мордин следил за ведущим. Тот, теряя высоту и набирая скорость, уходил за линию фронта, на свою территорию. Василий следовал за ним, хорошо понимая - оторваться от ведущего, значит, предоставить себя на растерзание "мессерам". Стрелка указателя скорости быстро ползла вправо. "Сейчас отстанут, все будет в порядке" - успокаивал себя Мордин. Но шли минута за минутой, а истребители не отставали. Мордин с тревогой поглядывал на приборы: скорость достигла уже почти максимума, а стрелка альтиметра дрожала между нулем и единицей. "Высота - всего пятьсот метров! Неужели не уйду на "пешке"? Не может быть!"
Мордин видел профиль побледневшего, усеянного капельками пота лица штурмана, припавшего к прицелу пулемета. Он то и дело нажимал на гашетку, посылая огненные трассы навстречу "мессерам". И вдруг в наушниках раздался возбужденный голос стрелка:
- Врезался одна! Молодец Игорь!
Да, один сбит. Но осталось еще пять, а "Петляковых" - два. [60]
Промелькнул внизу Перекоп. Под крылом - своя земля. Теперь легче. Неожиданно голубоватые языки пламени поползли по плоскости. Пожар! Мордин встретился взглядом со штурманом. На лице Игоря застыл вопрос: что делать? Огонь уже лизал фюзеляж, подбирался к кабине. Еще одна-две секунды и взорвутся баки. Тогда все.
Нужно действовать. Мордян глянул вниз: земля - совсем рядом.
- Ваня, Ваня! - позвал он стрелка.
Тот не отвечал. "Ранен или убит?" Еще одна трасса сверкнула над головой - "мессеры" продолжали атаки. В кабине стало жарко. Мордин крикнул, стараясь придать голосу бодрость:
- Прыгайте, соколики, а то опоздаем! - И толкнул в плечо Громова.
Как только в люке исчезла фигура Игоря и в кабину ворвалась струя свежего воздуха, Мордин резко взял ручку на себя, сорвал колпак и перевалился через борт…
Резкий рывок - над головой вспыхнул купол парашюта. Мордин оглянулся вокруг: совсем рядом, чуть ниже белел купол Громова, на земле огромным грибом распластался еще один парашют. "Значит, стрелок выпрыгнул", - с облегчением подумал Мордин.
Вокруг было необычно тихо. "Мессеры" ушли. Внизу догорал их "Петляков".
Через полчаса все собрались вместе. Молчали. Да и что тут скажешь? Потеряли Ульянцева, товарищей. Сами остались "безлошадными". Теперь когда еще дадут самолет, где его возьмешь?
…Новый самолет Мордин получил действительно не скоро: уже перед самым вылетом в Севастополь. Экипаж теперь у него был другой: штурман Волочаев, стрелок-радист Калиненко. Хорошие ребята, боевые, но к ним еще надо привыкнуть, слетаться, а времени нет - ждет Севастополь. Радовало то, что в осажденный город он летит в звене Ивана Корзунова - летчика смелого, опытного и человека достойного - требовательного, справедливого. И штурман звена Иван Филатов тоже обстрелянный боец, они с Корзуновым в одном экипаже летают с первого дня войны. Третьим в звене был Дмитрий Лебедев - сорвиголова, но летчик отличный.
В Севастополе, что называется, все завертелось каруселью. Летали много: на сопровождение кораблей, на разведку, на бомбоудары по аэродромам, по передовой и [61] тылам противника. Почти всегда без прикрытия истребителей, рассчитывали на внезапность налета, скорость и вооружение своих машин.
В середине января противник начал наступление в долине реки Бельбек и в районе Верхней и Нижней Чоргуни.
Рано утром, когда восток еще едва только обозначился тонкой полоской зари, в землянке, где жили летчики звена Корзунова, появился начальник штаба авиагруппы подполковник Колосов. Он был взволнован.
- Вот, - сказал он, расстилая карту крупного масштаба на койке. - Эту высотку знаете? - посмотрел на Филатова.
- Знаю, - ответил штурман.
- К ней рвутся немцы. И вот здесь. Наши войска с трудом сдерживают натиск. Надо помочь им. - И уже к Корзунову:
- Вылетать немедленно. Звеном. Бомбить поочередно: то одну, то другую цель, сколько сможете.
Экипажи разошлись по самолетам. Взвилась вверх красная ракета, утреннюю тишину разорвал гул моторов.
Высоту набрали над морем, бухта и город были еще закрыты дымкой, но вертикальная видимость была хорошая. Еще на подходе к цели Мордин опознал высотку, о которой говорил подполковник, - Ваня Филатов вывел на цель точно. Легли на боевой курс. Открылись люки, бомбы залпом ринулись вниз. Высота небольшая, вражеские зенитки спохватились лишь после того, как самолеты сбросили бомбы.
Корзунов сделал резкий разворот вправо, выходя из зоны обстрела. При таком развороте удержать строй нелегко, особенно в правом пеленге, где шел Мордин. Но он уже знал "почерк" Корзунова и предвидел маневр, в строю удержался. Уже на отходе глянул вниз: цель затянуло пеленой дыма от разрывов.
На земле летчиков ждал Колосов.
- Отлично! - сказал он Корзунову. - Но немцы подошли уже вплотную к Камышлынскому мосту. Надо положить бомбы точно с восточной его стороны.
Камышлынский мост - это совсем рядом с Инкерманом. Пока техники готовили самолеты к новому вылету, Корзунов, Мордин, Лебедев, их штурманы склонились над картой. Положить бомбы вдоль моста - задача непростая: чуть снесет ветром, и попадешь в мост или, что еще хуже, в своих. [62]
- Вот, смотрите, - говорил Филатов, - будем дорогу пересекать точно по этому изгибу, следите точно, особенно штурманы. Сбрасывать бомбы - по ведущему.
Только взлетели, сделали разворот - показалась цель. Корзунов качнул крыльями: "Внимание!"
Этого налета немцы ждали. Уже на подходе перед самолетами выросла стена заградительного огня из зениток, "эрликонов" и даже ручных пулеметов. Но с того момента, как прозвучала команда "Курс!", Мордин перестал замечать все, кроме одного - самолета ведущего. Главным теперь было - удержать скорость, курс, не оторваться от строя.
- Курс точный! - прозвучал голос штурмана Волочаева.
Всего несколько минут, кажущихся нескончаемыми…
Но вот бомбы сброшены, и Корзунов бросает машину вниз, Мордин устремляется за ним. Только сейчас они замечают, из какого ада выскочили: над целью стоит сплошное облако дыма от зенитных разрывов.
Земля стремительно приближается. Замелькали повозки, автомашины. Это - враг, он спешит к Севастополю.
- Огонь!
Все три самолета с бреющего ударили из пушек и пулеметов, затем развернулись, прочесали колонну еще раз и выскочили прямо на Севастопольскую бухту.
На КП летчиков ждала телефонограмма: военный совет Черноморского флота благодарил за отличную работу - все бомбы точно накрыли скопление наступающих фашистских войск.
Семь раз поднимал в этот день капитан Корзунов своих "орлов" в воздух, семь раз его звено бомбило передовые наступающие части врага, бомбило снайперски, без промаха. Как указывалось потом в донесении, "успешные боевые действия звена на отдельных участках повлияли на исход боя в пользу наших войск, за что военный совет ЧФ наградил весь личный состав звена орденами и медалями".
Все вылеты в этот день прошли благополучно: самолеты ни разу не встретились в воздухе с истребителями противника. А вот полеты на удар по аэродромам врага почти всегда проходили в сложных условиях. Это и понятно: приходилось преодолевать плотный огонь зениток, отбиваться от истребителей.
21 января воздушная разведка обнаружила большое скопление самолетов на аэродроме Сарабуз. На бомбоудар [63] вылетело два звена Пе-2, шесть машин - все, что были готовы на данную минуту. Возглавил шестерку командир эскадрильи майор Пешков, ведомыми шли капитан Кондрашин и старший лейтенант Мордин (в звене Корзунова летел другой экипаж). Полет оказался на редкость трудным. Еще на подходе враг открыл сильный зенитный огонь. Для опытных летчиков это не явилось неожиданностью - на боевой курс вышли с противозенитный маневром. Но когда прозвучала команда ведущего штурмана: "Курс!", почти одновременно раздался и голос стрелка-радиста:
- Атакуют "мессеры"!
Боевой курс - святое для летчика понятие. Нарушил рассчитанный штурманом режим - курс, высоту, скорость, прямолинейность - и бомбы полетят мимо цели. Для штурмана на боевом курсе главное - уловить момент сбрасывания бомб, момент, соответствующий данному режиму полета. А стрелок-радист в эти самые ответственные секунды обязан следить за воздухом, быть готовым отбить неожиданную атаку. И все-таки, каким бы плотным ни был огонь, как бы ни атаковали вражеские истребители, бомбардировщики должны выдержать боевой курс "по ниточке", выдержать во что бы то ни стало, даже ценой потери одного-двух самолетов. Таков закон. Выйти из строя на боевом курсе - равносильно предательству, Это знали каждый пилот, каждый Штурман, каждый стрелок-радист.
Поэтому, когда раздался голос Калиненко: "Атакуют "мессеры!", никто из летчиков даже не оглянулся, каждый продолжал заниматься своим делом, только еще плотнее сжался строй самолетов, и дружно ударили пулееты стрелков: отбиваться от врага в эти секунды - их долг.
"Мессеров" было три. Со снижением, на большой скорости они атаковали самолет Корзунова - ведущего второго звена, надеясь, очевидно, на слабое огневое прикрытие Пе-2 снизу (некоторые "Петляковы" в нижней полусфере пулеметов не имели). Но фашисты просчитались. Калиненко, опытный воздушный боец, внимательно следил за маневром Ме-109 и, как только тот подошел на нужную дистанцию, дал прицельную очередь. "Меосер" завалился на крыло, а потом заштопорил вниз.
- Есть один! - ликующе закричал стрелок-радист.
Он не видел, что случилось в это время в экипаже Мордина. [64]
Боевой курс Мордин выдержал нормально, по сигналу ведущего сбросил бомбы. Теперь нужно было закрыть бомболюки и на большой скорости с маневром уходить в море, отрываться от вражеских истребителей. Но щитки бомболюков не закрывались. Они свисали вниз, словно крылья подбитой птицы и, конечно же, тормозили движение машины. То ли были повреждены пулеметной очередью "мессера", то ли отказал какой-то агрегат - разбираться было некогда: скорость падала, самолет сразу отстал, "вывалился" из строя и в любую секунду мог стать добычей "мессеров".
"К земле!" - решил Мордин и бросил самолет вниз, стремясь на бреющем полете уйти от истребителей. Он "уцепился" за железнодорожное полотно и прямо по нему шел к Севастополю. Но "мессеры" его заметили и, оставив основную группу, кинулись за одиноким самолетом - поняли, что с ним что-то случилось.
- Догоняют, гады! - выругался Федя Волочаев. Он не отрывал взгляда от двух тонких силуэтов, боясь упустить момент атаки. Для проверки нажал гашетку, пулемет дернулся: "Порядок! Работает!" И в это же мгновение увидел несколько двухкилевых самолетов, идущих следом за "мессерами". Все похолодело внутри у Волочаева: Ме-110! Все, теперь не отбиться!
Самолеты были уже совсем близко, когда он, еще раз взглянув на них, вдруг с радостью сообразил: да это же не Ме-110, а Пе-2! Значит Пешков с Корзуновым, заметив неладное, не ушли домой, а кинулись спасать их…
- Наши идут! - закричал Волочаев, хватая за плечо Мордина.
- Осторожнее, самолет свалишь, - прозвучал спокойный ответ.
Увлеченные погоней "мессеры" не видели, что за ними уже идет пятерка Пе-2, они разошлись веером и устремились в атаку на машину Мордина. Волочаев заметил, как две "пешки" кинулись наперерез одному из Ме-109, и припал к пулемету, готовясь отразить атаку второго. Улучив момент, дал длинную очередь. Огненные трассы потянулись навстречу "мессеру", тот шарахнулся в сторону, крутой "горкой" выходя из атаки… и вдруг перевернулся, заштопорил к земле. Волочаев огляделся вокруг - где второй?! Но и его не было: чуть выше и левее их самолета шли две "пешки". Волочаев разглядел даже номера на килях - это были машины майора Пешкова и капитана [65] Кондрашина. Еще выше, чуть поотстав, шло звено Корзунова.
Он снова тронул Мордина за плечо: погляди, дескать, какой эскорт. Мордин потянул ручку на себя, набирая высоту, покачал приветливо крыльями и только тогда оглянулся: все пять Пе-2, с которыми он вылетел на боевое задание, шли теперь следом, охраняя его от вражеских истребителей. Так они и пришли на аэродром: внизу - самолет Мордина с выпущенными щитками бомболюков, над ним - пятерка прикрытия.