После двух тостов к Лотте, сидевшей рядом с Карлом, подошел человек в штатском и что-то шепнул на ухо.
- Извини, Карл, я должна ехать. Провожать не нужно, адрес и телефон мой возьми.
И Карл вспомнил: Мюнхен, 1934 год, танцы перед ратушей в годовщину "пивного путча", белокурую Мари, сидящую с ним в прокуренном зале Хофбройтсхауза…
- Подожди одну минуту…
- Жду, - остановилась Лотта.
- Но ведь тогда тебя звали не Лоттой?
- Вспомнил? Наконец-то! Но то было в Мюнхене. - Она подставила Карлу щеку для поцелуя. - Все, я побежала. Жду завтра у себя в двенадцать. Не потеряй адрес.
Лотта улыбнулась и ушла, навеяв легкую, беспричинную грусть.
После нескольких тостов официальность исчезла, а в соседнем зале заиграл оркестр. Распорядитель объявил о начале танцев.
3
Карла разбудил настойчивый стук в дверь. Он оторвал тяжелую голову от подушки и огляделся. "Где я?" Оказалось, дома, в своей спальне.
Стук в дверь повторился.
"Какого дьявола поднимают так рано?" - подумал он и крикнул:
- Войдите!
Вошел старый Фридрих.
- Господин барон, звонили из штаба ВВС. Сказали, что за вами вышла машина. Вам назначен прием на десять часов.
- Спасибо, Фридрих, сейчас поднимаюсь.
Разогнал сон душем и выпил чашку кофе. Ему не давала покоя мысль: "Зачем вызывают?"
Карла принял Удет.
- Ну как, капитан, жив после вчерашнего банкета?
- Так точно, экселенц! - Карл подумал, что Удет оговорился, назвав его капитаном.
- Вчера вечером рейхсмаршал подписал приказ о присвоении вам очередного чина. Одновременно вы назначаетесь командиром отряда. Рад поздравить вас, фон Риттен. Передайте мой привет майору Келленбергу и скажите, что рейхсмаршал доволен им.
Закончив аудиенцию, Удет пожал ему руку и попросил зайти в соседний кабинет. Там Карл увидел сияющего командира группы пикировщиков, с которым был на приеме у фюрера. Тот сидел в нижней рубашке на диване и дымил сигаретой.
- И вы тоже? Отлично! Поздравляю, - сказал майор,
Портной пришивал к его мундиру петлицы подполковника авиации.
Через четверть часа на мундире Карла тоже были заменены знаки различия. Теперь на оранжевом фоне петлиц засверкали три серебряных птички, а на серебряном поле погона появился второй - "капитанский" позолоченный ромбик.
- Куда прикажете доставить вас, герр капитан? - спросил шофер-солдат, приезжавший за ним.
Карлу было радостно и необычно слышать свое новое звание.
Он взглянул на часы. До двенадцати, назначенных Лоттой, был еще почти целый час. "Поеду раньше", - решил он и, заглянув в записную книжку, назвал адрес.
Автомобиль остановился у солидного дома с кариатидами и палисадником, огороженным гранитным забором с чугунной решеткой. На белой эмалированной табличке чернела готическая надпись названия улицы - "Шарлоттенбургер-шоссе". Карл знал этот дом. До 1937 года он принадлежал миллионеру, владельцу самых крупных универсальных магазинов - Киссендлеру, успевшему в числе самых дальновидных евреев выехать в Америку и перевести капиталы за границу.
"Неплохо устроилась крошка, - думал Карл, поднимаясь по широкой мраморной лестнице, освещенной круглыми матовыми фонарями. - Кто же из бонз предоставил ей апартаменты в этом доме и за какие заслуги?"
У тяжелых дубовых дверей с массивной бронзовой ручкой, выполненной в виде кольца, закрепленного в львиной пасти, он остановился и позвонил.
Ему пришлось несколько раз давить на кнопку звонка, прежде чем за дверью послышалось сердитое собачье рычание. Светлое пятнышко линзы смотрового глазка на мгновение затмилось, и послышался шум отпираемого замка.
- Нельзя, Кинг, на место!
Лотта приоткрыла дверь. Волосы ее были тщательно упрятаны под косынку.
- Ты меня заставил выйти из ванной, - сказала она. - Заходи скорее, а то простудишь!
Она снова юркнула в ванную и вышла оттуда минуты через две совершенно нагая.
Карл обалдело смотрел на нее, не подозревая, что Лотта долгое время работала натурщицей и совершенно не стыдилась своего обнаженного тела, даже наоборот - гордилась им.
Лотта подставила щеку для поцелуя:
- Пройди в гостиную, а я приведу себя в порядок.
Она исчезла, оставив на светлом ковре следы мокрых ног.
Зайдя в гостиную, Карл опустился в кресло, закурил сигарету. Напротив него на ковре лежала огромная овчарка и настороженно следила за каждым движением умными и злыми глазами, похожими на глаза штурмбанфюрера, шарившего по его карманам.
Массивные кресла, диван, столы, картины хороших мастеров в тяжелых позолоченных рамах - все это наводило на некоторые мысли: вряд ли это досталось ей по наследству. Вероятнее всего, реквизировано у бежавшего владельца.
Хозяйка занималась своим туалетом основательно. Чтобы убить время, Карл раскрыл альбом с фотографиями. В сафьяновый переплет была вмонтирована серебряная пластинка с гравированной надписью: "Дорогой подружке Лотте от Евы в день рождения". Карл открыл альбом. С первой страницы на него глянули чуть прищуренные глаза фюрера. Он чему-то улыбался. Рядом с ним стояла молодая, красивая женщина. На плече ее покоилась рука Гитлера…
"Ева?" - удивился Карл, посмотрев еще раз на серебряную пластинку. Перевернул второй лист. Ева и Лотта в купальных костюмах на берегу озера. Обе рослые, стройные, белокурые… И он стал кое о чем догадываться: "Ева Браун, сожительница фюрера, и моя мюнхенская подружка Лотта-Мария… Неплохую карьеру сделали девочки…"
Лотта появилась в длинном, закрытом платье, свежая и благоухающая. Волосы распустила, перехватив на затылке голубой лентой.
- О, Лорелея! - воскликнул Карл, поднимаясь ей навстречу. - Тебе не хватает только золотого гребня.
- Этот трофей ты мне привезешь в следующий раз. Кстати, мой друг, ты делаешь успехи. Вчера я рассталась с обер-лейтенантом, а сегодня встречаюсь с гауптманом. Поздравляю! - Лотта села на подлокотник кресла и, обняв Карла за шею, крепко поцеловала.
Карл попытался обнять ее, но услышал угрожающее рычание. Кинг стоял рядом, готовый по первому сигналу броситься на защиту хозяйки.
Лотта потрепала собаку:
- Иди, малыш, на место!
"Ничего себе малыш, килограммов па пятьдесят", - усмехнулся Карл, залюбовавшись псом. |
Зазвонил телефон, стоявший на столике под великолепой копией с картины Сальватора Роза "Каин и Авель". Лотта с недовольной гримасой подняла трубку.
"По-видимому, - размышлял Карл, глядя на картину, - этот шедевр висел в кабинете Киссендлера и служил ему напоминанием, что в финансовом мире нет места родственным чувствам".
- А я не могу приехать чуть попозже? - донесся до Карла голос Лотты. Ответ, по-видимому, был отрицательный.
- Хорошо! - скучно ответила она и положила трубку. Подойдя к Карлу, присела на подлокотник и взяла сигарету.
- Сейчас за мной высылают машину.
- Где ты служишь, Лотта? - поинтересовался Карл.
Лотта обняла его за плечи.
- Давай сразу договоримся, что ты никогда не будешь интересоваться моими служебными делами.
- Хорошо, - согласился Карл, - только это будет взаимно.
- Согласна. - И она ушла переодеваться.
Вернулась быстро, в ладно сидевшем черном мундире. На правом плече серебрился погон офицера СС.
- Мой гауптштурмфюрер, вот это сюрприз! А я-то думал, что обнимаю цивильную фрейлейн.
- Видишь, капитан, мы в одном чине. Так что, если у тебя появится желание потискать меня, можешь не стесняться. Это не будет нарушением воинской субординации.
Карла покорежил ее тон. Лотта, преобразившись вместе с формой, заговорила языком казармы.
Она уловила перемену в его настроении.
- Я тебе разонравилась?
- Нет.
- Карл, дорогой, видит бог, как мне не хочется уезжать, но шеф срочно требует на службу.
За окном послышался автомобильный сигнал.
- Это за мной. Ты сегодня свободен?
- Абсолютно.
- Тогда я постараюсь освободиться побыстрее. А ты чувствуй себя как дома. К твоим услугам бар, журналы и газеты, Кинг, лежать здесь! - И она вывела пса в прихожую. - Теперь он тебя не выпустит. Считай, что ты у меня под домашним арестом. На дверные и телефонные звонки не отвечай. Ну, чао! Так говорят наши друзья-макаронники.
За окнами раздался продолжительный сигнал.
- Торопят. Ну, пока, мой пленник. С Кингом не шути, он этого не любит.
Захлопнув дверь, Лотта исчезла. Карл снял сапоги и мундир, прилег на диван. Раскрыл свежий номер газеты "Фолькишер Беобахтен". Обычно продукция доктора Геббельса действовала на него как снотворное. Не подвела она и на сей раз.
Проснулся Карл от голода. Воспользовавшись любезным разрешением хозяйки, заглянул в холодильник и бар. Сделал бутерброды из колбасы и сыра, открыл бутылку мюнхенского пива.
Прошло более четырех часов, а Лотта все не появлялась.
"Позвоню-ка я Луизе. Она даже не знает, что я в Берлине". Но Карл тут же отогнал эту мысль: телефон наверняка прослушивается, не зря же Лотта просила не отвечать на звонки.
В квартире было тихо. Чуть слышно тикали часы, да протяжно зевал в прихожей Кинг.
От скуки Карл снова стал листать альбом с фотографиями. В нем промелькнуло немало знакомых лиц: Гейдрих, Бальдур фон Ширах, его дорогой родственничек Гуго и, наконец, сам министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс. Автограф: "Дорогой Валькирии от поклонника нордической красоты". Фотограф, возможно даже сам "профессор" Гоффман, попытался максимально облагородить облик Геббельса, но все его потуги оказались тщетными.
"Странно, - размышлял Карл, - что у красивых женщин бывает нездоровая тяга к таким вот уродцам. И что их толкает к ним в объятия: закон контрастов, любопытство или материальные выгоды? Кто же ты есть на самом деле, дорогая Лотта? Почему связана с видными фигурами рейха?…"
Карлу захотелось убежать из этой квартиры подальше, но он был под охраной чистокровной овчарки, прошедшей через гестаповскую выучку.
Глава четвертая
1
Война была какой-то непонятной. Французы, отгородившись от немцев линией Мажино, тешили себя иллюзией безопасности. Немцы за линией Зигфрида вели себя смирно, накапливали силы для будущих кампаний. А чтобы не забыть, что идет война, воюющие нации организовывали поиски патрулей и лениво постреливали друг в друга из пушек и пулеметов. Англичане и французы такую войну окрестила "странной", а немцы назвали зицкригом - "сидячей войной".
Строительство линии Зигфрида было начато в 1938 году. К моменту нападения Германии на Польшу эта линия была скорее "пунктиром" Зигфрида, так как существовала больше на бумаге да в разговорах, подогреваемых пропагандой доктора Геббельса.
Если бы осенью 1939 года французы, имеющие большое численное превосходство, рискнули перейти в наступление, то они легко бы прорвали жиденькие укрепления и смяли группу армий "Д" генерала фон Лееба.
После окончания Польской кампании время было упущено. На линии Зигфрида форсированными темпами работали почти все инженерные части вермахта и огромное количество рабочей силы из "организации Тодта", которые строили огневые точки, доты, противотанковые надолбы от Бельгии до Швейцарии.
На правом фланге линии Зигфрида развернулась группа армий "В" фон Бока, а в центре группа армий "А" генерала Рундштедта, переброшенные из Польши. И чем прочнее становилась немецкая оборона, тем больше мелел поток пропаганды о неприступности линии Зигфрида.
Теперь, когда мощные форты стали реальностью, у департамента доктора Геббельса нашлись дела более существенные: нужно было готовить немецкий народ к перенесению военных трудностей, вырабатывать у них стойкость к невзгодам, потерям и жертвам, а также восхвалять отличившихся на полях сражений.
Поздней осенью, когда низкая облачность, дожди и туманы надолго приземлили авиацию на аэродромах, летчики звена Карла фон Риттена получили отпуск.
Карл взял билет до Берлина. Мысленно он был уже с Луизой. Сложно складывались их отношения, каждая новая встреча отдаляла друг от друга, но он ее любил и скучал по ней безмерно.
"Вот у кого все просто", - позавидовал Карл Руди Шмидту, который договаривался о встрече в Берлине с попутчицей, ехавшей в соседнем купе.
2
Пока старый Фридрих готовил ванну, Карл поспешил к телефону.
- Луиза, я в Берлине. Очень соскучился и хочу тебя видеть.
- Я всегда рада тебе, дорогой, но сегодня это невозможно. Мы с Герхардом едем на "Аиду".
- Неужели ради моего приезда нельзя отказаться от театра?
- Теперь уже ничего не изменишь, приехал Герхард.
- Как надоела мне твоя тень! Когда его призовут на военную службу? Назови ваши места в театре, я приеду, хотя мне меньше всего хочется видеть тебя вместе с Герхардом.
Карл подъехал к концу второго действия. Поблагодарив театрального служителя, который указал ему место, он поднес к глазам бинокль и начал отыскивать Луизу. Почти сразу увидел ее в ложе напротив. Она была в строгом темном платье, без драгоценностей. Взгляд ее бродил по ложам. Вероятно, она тоже искала его. Герхард, сидевший рядом, наоборот, был целиком захвачен происходящим на сцене.
Когда Карл в перерыве зашел к ним, Луиза была одна. Облокотившись о бортик, обтянутый красным бархатом, она смотрела вниз.
- Здравствуй, Лу, - сказал он.
Луиза поднялась с кресла. Глаза ее засветились радостью.
- Здравствуй, Карл. А ты выглядишь великолепно. Я ожидала встретить солдата, измученного войной.
- Еще все впереди, - рассмеялся Карл. - Поэтому, пока не поблек и не полинял, хочу взять тебя в жены.
- Карл, я тебя просила никогда не говорить на эту тему… Если бы это было возможно, я давно бы согласилась.
- Хорошо… - Он поцеловал ее в щеку. - Ты знаешь, как я соскучился по тебе? Мы должны завтра куда-нибудь убежать вдвоем, пока твоя тень, как червь-древоточец, будет вгрызаться в науку.
- Я подумаю и позвоню тебе часиков в десять…
Дверь в ложу открылась.
- Какой сюрприз! - произнес неприятно удивленный Гольдберг.
Карл оглянулся и встретился с недобрым взглядом темных глаз.
Элегантно одетый Герхард словно спрыгнул с сусальной новогодней открытки: такой же красивый, томный, с длинными вьющимися локонами.
Карлу с детства не нравились подобные мальчики, от которых за полкилометра несло воспитанностью и стерильной добропорядочностью. Они не курили в гимназических уборных и не усваивали к концу первого года обучения полного набора бранных слов. По всем дисциплинам, кроме гимнастики, у них имелся высший балл…
"Боже! - подумал Карл, - неужели в тылу еще не перевелись такие красавчики? Что от этого юноши останется, когда он попадет в руки бравого фельдфебеля?"
- Здравствуйте, господин Гольдберг, - произнес он вслух. Получилось гораздо суше, чем этого хотелось.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
- Какими судьбами? - интересовался Гольдберг. - Я думал, что вы на фронте, льете кровь ручьями… вражескую и свою.
- Не только вам одним наслаждаться тыловой жизнью. Иногда и нам отламываются кусочки радости.
- Надолго в Берлин?
- Да нет, на два-три дня, - покривил душой Карл (зачем ему настораживать Гольдберга), - небольшая командировка в столицу.
Раздался звонок, оповещавший о конце антракта. В ложе были свободные места, но Гольдберг и не подумал предложить Карлу остаться с ними.
- Не прощаюсь, - Карл взглянул на Луизу. - Надеюсь, с вами сегодня еще увидимся.
В середине действия Карл заметил, что Гольдберг поднялся и стал настойчиво убеждать Луизу. Та сначала отрицательно качала головой, а потом резко поднялась и направилась к выходу. Гольдберг поспешил за ней.
"Нет, любезный, вы так легко не избавитесь от моего присутствия", - подумал Карл и направился в раздевалку.
- О! - изобразил он удивление, - вы тоже покидаете театр?
- Да, что-то у Луизы разболелась голова.
- Нужно прогуляться по воздуху. Сегодня великолепная погода. Такая бывает раз в двадцать лет.
На улице было тихо, легкий морозец серебрил ветви деревьев, легкие пушинки инея плавали в свете электрических огней. После душного театра дышалось особенно легко.
- Пойдемте пешком, - предложила Луиза.
- С удовольствием, - согласился Карл.
- Но это очень далеко, не меньше трех километров, - возразил жених.
- Кстати, потренируетесь, господин Гольдберг. Когда на вас наденут солдатскую шинель, тогда и тридцать километров будет не расстояние.
- Этому не бывать! - Герхард не на шутку сердился. - Думаю, что не доставлю вам удовольствия стать вашим подчиненным. Я освобожден от воинской службы.
- Простите, если не секрет, за что с вами обошлись так жестоко?
- Врожденный порок сердца.
- Я бы не хотел жить с таким изъяном, - сочувственно вздохнул Карл.
- Мне и моей работе он не слишком большая помеха. Скажите, барон, а какая у вас профессия?
- Летчик-истребитель. Я кадровый военный.
- Можно ли назвать профессией дело, не приносящее пользы человечеству?
Луиза улыбалась, не вмешиваясь в их спор. Ей было понятно, из-за чего он затеян.
- Впервые встречаю человека, мыслящего так странно, - кипятился Карл. - Впрочем, имея ваше здоровье, нельзя и мечтать о воздухе. Вам остается одно утешение - чернить нашу профессию.
- Человечество прекрасно обходилось без вашей профессии, И не появись она тридцать шесть лет назад, мы только бы выиграли от этого. По крайней мере, нам не нужно было бы прятаться по подвалам, задавая всякий раз вопрос: какая тревога - учебная или боевая?
- Слишком узкое и субъективное мышление, герр Гольдберг. Сотни лет мечтали люди о крыльях. Еще древние греки сложили миф о Дедале и Икаре…
Карл, довольный своим красноречием, покосился на Луизу. Она молча шла между ними. Было непонятно, на чьей она стороне.
- Коль зашел разговор о греках… Вы видели картину Питера Брейгеля-старшего "Гибель Икара"? - поинтересовался Герхард.
- Видел, но, помнится, удивился: никакого Икара там нет.
- Есть, но не сам Икар, а лишь одна его нога, торчащая из воды. Причем - обратили внимание? - на переднем плане пахарь, пастух и рыбак. Они трудятся на благо человечества. Плывут корабли, везущие товары в дальние страны… Словом, каждый занят своим делом. А с неба сорвался какой-то Икар и шлепнулся в море. От него на картине остались только всплеск да часть ноги. Никто этого даже не замечает. Человечеству всегда были нужны труженики, а не бездельники-Икары, порхающие в небесах.
"Боже, какие они еще мальчишки!" - думала Луиза, слушая перепалку.
- Мы пришли, - сказала она. - Благодарю вас за чудесную прогулку. Мне было очень интересно послушать ваш философский диспут.
- Прошу извинить, фрейлейн Луиза, если мы наскучили вам своей болтовней. - Карл поцеловал руку Луизы. - Прощайте, господин Гольдберг. У каждого человека своя судьба. Мне ехать на фронт, а вам оставаться в тылу. Но единственное, чему я завидую, - рядом с вами будет находиться фрейлейн Луиза. Свою же профессию я люблю и горжусь, что бы о ней ни думали студенты, освобожденные от военной службы.
- Берегите себя! - с чувством произнес Гольдберг.