3
Сотни немецких самолетов поднялись в безоблачное небо. Над Европой царил антициклон, обусловивший великолепную летную погоду - "погоду Геринга", как ее назовут льстецы из штаба рейхсмаршала.
Звено фон Риттена шло плотным строем. Оглядываясь, он видел четкие силуэты своих ведомых: шесть вращающихся винтов и три двухкилевых стабилизатора чуть-чуть покачивались в спокойном утреннем воздухе.
Сзади, на удалении двух километров, шли остальные звенья отряда, которые вел капитан Шрамм.
Через восемь минут после взлета самолеты пересекли невидимую линию границы. Здесь, на высоте, уже светило солнце, а внизу оно еще скрывалось за горизонтом. Польша, досыпавшая последние мирные минуты, была подернута предутренней дымкой.
На цель выходили вдоль четкой линии железной дороги Тильзит - Познань. Вот впереди показался крупный город, стоящий на правом берегу Вислы. Восходящее солнце позолотило древние готические соборы святого Яна и святого Якуба. Порозовели и руины разрушенного замка крестоносцев, расположенные между старым и новым городом.
Карл много раз изучал по крупномасштабным аэрофотоснимкам аэродром Тарунь, где размещались летная школа и 4-й авиаполк. Объект удара находился почти в центре аэродрома. Это была стоянка дежурных истребителей ПЛЗ "Волк". Аэродром прикрывался зенитной батареей.
Польские истребители "Волк" значительно уступали Ме-110 и в скорости, и в вооружении. Против двух пушек и шести пулеметов "мессершмитта" "Волк" мог противопоставить только одну пушку и два пулемета. Словом, самим "мессершмиттам" они были не очень страшны. Но за авиаотрядом Шрамма шли для работы по Таруни пикирующие бомбардировщики Ю-87, которые, имея слабое оборонительное вооружение, были почти беззащитны против истребителей.
Если звено фон Риттена не помешает взлететь "Волкам", те смогут дать крепкую взбучку пикировщикам, которые должны уничтожить самолеты на стоянках, склады с горючим и боеприпасами, казармы с личным составом.
На аэродроме Тарунь все было спокойно. По-видимому, никто не ожидал налета.
В первом заходе звено Карла сбросило бомбы на дежурный домик и самолеты, стоящие в готовности к вылету. Во втором истребители обработали эти же цели огнем из пушек и пулеметов, а затем стали в круг над аэродромом.
На земле пылали шесть костров. Горели пять самолетов и дежурный домик.
Ниже прошли "мессершмитты" группы Шрамма и сбросили бомбы на стоянку 4-го авиаполка.
Вдруг рядом с самолетами звена вспухли разрывы зенитных снарядов. Самолет Карла проскочил через облачко взрыва, которое на долю секунды затмило солнце. В кабине запахло сгоревшей взрывчаткой. Зенитки открыли огонь хотя и с опозданием, но довольно метко.
- Эрвин, ты видишь, откуда стреляют эти хлопушки? - спросил он у приятеля.
- Вижу.
- Поработай по ним, а я атакую пару самолетов, запустивших моторы.
- Есть! - Пара Эрвина, круто развернувшись, спикировала в северный угол аэродрома. Сам Карл занялся польскими истребителями, которые готовились к взлету. За их хвостами вздымалась пыль, поднятая вращающимися винтами.
- Атакуй правого, - сказал Карл Гансу Хенске, а сам спикировал на "Волка", стоявшего левее. В этот момент "Волк" стронулся с места и начал разбег, пытаясь взлететь прямо со стоянки. Пушечные очереди настигли его уже на отрыве. "Волк" свалился на правое крыло и взорвался.
- "Сто десятые"! - раздался в эфире голос Фрица Шрамма. - Всем набрать высоту и освободить место для работы пикировщикам!
Замолчавшие на несколько минут зенитки, атакованные Эрвином, снова ожили. Один снаряд попал в Ме-110, летевший впереди Карла. Машина вспыхнула и пошла к земле. Из самолета выпрыгнул только один человек. "Первая потеря", - подумал Карл, но его захватил азарт боя, и страх гибели развеялся, забылся.
- Атакуем зенитки! - подал команду Шрамм, видя, что батарея перенесла огонь на подходившую группу "юнкерсов".
Пикировщики завершили работу, начатую Ме-110. Внизу пылали строения, складские помещения и продукция Польских Летных Заводов - самолеты "Сумы" и "Мевы", "Волки" и "Лоси". Над аэродромом Тарунь поднялись черные клубы дыма. Глядя на огромное пожарище, бушевавшее внизу, трудно было поверить, что там может что-то или кто-то уцелеть.
Глава третья
1
Угловатый трехмоторный Ю-52, с обшивкой из гофрированного дюраля, зарулил на самолетную стоянку, расположенную против здания бывшего штаба Радомской авиашколы. Пилот транспортника прожег свечи и выключил моторы.
- Да, - сказал фон Риттен, глядя на прилетевшую за ними машину, - этот красавчик далек от аэродинамического совершенства. Ему так не хватает вашей прилизанности, лейтенант, - подпустил он шпильку в адрес попутчика.
Лейтенант Закс, рослый, румяный блондин с лицом, которое можно было бы назвать красивым, если бы не тяжелая челюсть и тусклые глаза, глядясь в карманное зеркальце с неприличной картинкой на обороте, тщательно причесывал длинные волосы, увлажненные бриолином.
- Пойдем загружаться, герр обер-лейтенант? - спросил он, не отреагировав на шутку: Закс был начисто лишен чувства юмора.
- Мне грузить нечего. - Карл легко подхватил свой саквояж. Закс, перекосившись под тяжестью кофра, направился в сторону Ю-52, в другой руке он нес рюкзак, источавший запахи копченого окорока.
"Интересно, когда Закс успел организовать запас, ведь мы никуда не отлучались с аэродрома?"
Слыша тяжелое дыхание лейтенанта, тащившего не меньше трех пудов, фон Риттен и не подумал помочь сослуживцу. "Пусть мучается, скряга". О жадности Закса ходили анекдоты. Сам Карл смог достать перед отлетом лишь несколько бутылок польской водки.
Экипаж Ю-52, отойдя метров на тридцать от самолета, дымил сигаретами.
- Доброе утро, - поздоровался Карл, - можно садиться?
- Пойдемте, я помогу вам разместить вещи, - сказал бортмеханик и, затоптав сигарету, прошел вперед.
Вскоре в самолет вошли и остальные члены экипажа.
Зачихал синим дымком левый мотор. По вибрации корпуса Карл чувствовал, как они запускаются один за другим. Затем увидел, что земля в иллюминаторе поползла назад. "Юнкере" начал выруливать. Короткий разбег - и полупустой самолет завис в воздухе. После скоростного "мессершмитта" Карлу показалось, что "юнкерс" ползет, словно допотопная карета.
Внизу расстилалась завоеванная Польша. Из-под крыла выползали мелкие лоскутья крестьянских полей, полунищие деревушки, местечки с костелами и синагогами.
Даже с высоты полета бросалась в глаза скудность и неблагоустроенность: грязные дороги, солома на крышах, жалкие земельные наделы. Богатые усадьбы и фольварки попадались не часто. "Варвары, погрязшие в грязи и лени, - думал Карл о поляках, - теперь мы вас приобщим к немецкой культуре и новому порядку. Мы заставим вас трудиться на пользу рейха!"
Постепенно однообразие ландшафта надоело, и Карл, откинувшись на спину, закрыл глаза.
Все у него складывалось лучше, чем он ожидал. Месяц назад, перед атакой Таруни, он и не предполагал, что польская кампания пройдет так быстро и гладко, словно хорошо отрепетированные маневры.
Тогда его мучила неизвестность, страшила предстоящая встреча с реальным, совсем незнакомым противником, не было твердой уверенности в своем оружии и в своем мастерстве. Словом, голова его была забита сомнениями и тревогой. А теперь он вкусил сладость побед: Польша разгромлена, ее больше не существует, и в этом немалая заслуга его, Карла! Правда, зашевелились союзники Польши, но, пока они раскачиваются, Гитлер поскручивает им головы поодиночке. "Германии была нужна как воздух польская проверка, - думал Карл. - Она закалила наше оружие, уверенность в будущем".
С этими мыслями Карл задремал и очнулся после приземления в Темпельгофе.
На аэродром за летчиками прислали черный "мерседес". В его кабине сидел водитель в щеголеватой эсэсовской форме из тонкого офицерского габардина, хотя по чину он был всего лишь ротенфюрером - младшим вождем отделения.
Закс, сев в машину, стал опасаться за судьбу бесценного кофра и рюкзака со свининой. Летчики знали, что их вызвали в Берлин для награждения. "Что я буду делать, если нас сразу повезут на прием к рейхсмаршалу?" - беспокоился Закс. Не оставит же он свой груз в багажнике: чего доброго, пока он вернется, эсманы слопают всю ветчину. А с них взятки гладки.
Неразговорчивый водитель успокоил его: сначала летчиков доставят в гостиницу.
- Я берлинец, - сказал Карл. - Попрошу завезти меня на Виттенберг-плац.
- Хорошо, - недовольно, сквозь зубы процедил водитель: он явно куда-то торопился.
Отель, предназначенный для размещения летчиков, вызванных в Берлин, располагался в парке Тиргартен между Зигес-аллее и Герман Герингштрассе. Даже в этой мелочи чувствовалась продуманная символика.
Отель гудел громкими голосами.
- Фон Риттен! - окликнул Карла знакомый обер-лейтенант со "штукасов", - заходите к нам в четырнадцатый номер.
Летчик был изрядно навеселе.
- Благодарю, Фриц, но я еще не был дома.
- Тогда до завтра. Отъезд из гостиницы в десять часов.
Карл махнул рукой, и неразговорчивый эсэсовец помчал его на Виттенберг-плац.
2
Летчики в тщательно отутюженных костюмах, благоухающие ароматами первоклассных парикмахерских, расселись на кожаных сиденьях "мерседесов", поданных к отелю. Ехать пришлось недолго. Группа автомобилей остановилась на Вильгельмштрассе у огромного плоского здания с массивными квадратными колоннами из серого мрамора. "Имперская канцелярия", - узнал Карл и внутренне сжался. Все считали, что ордена им вручит Геринг, а их привезли в резиденцию самого фюрера.
Летчиков встретил двухметровый верзила - гауптштурмфюрер СС из эскортного батальона "Адольф Гитлер". Проверив по списку прибывших и их документы, он провел летчиков через внутренний двор канцелярии, мощенный серыми плитами.
У подъезда главного входа неподвижно застыли четыре эсэсовца в стальных касках. Обменявшись с ними нацистским приветствием, гауптштурмфюрер ввел летчиков в роскошный вестибюль. Попросил подождать до его возвращения и указал на тяжелые кресла.
Летчики с любопытством озирались по сторонам: дорогая мебель, тяжелые хрустальные люстры, на стенах шедевры живописи. Вокруг царила обстановка благоговейной торжественности. Еще бы - где-то здесь, совсем рядом, находился человек, вернувший Германии былое величие. Какие-то люди с озабоченными лицами появлялись и исчезали, неслышно ступая по красному ковру, закрывавшему весь пол вестибюля. Здесь даже генералы казались ниже ростом и вели себя смирно, словно послушные ученики на уроке строгого преподавателя. Все разговоры произносились как в храме, полушепотом. Эта обстановка навевала ощущение торжественности перед встречей с главой государства.
Гауптштурмфюрер, возникший из дверей, попросил заходить в кабинет по одному, согласно списку. Первым направился туда старший по званию - майор, командир авиагруппы пикировщиков. Карл числился по списку третьим. Через несколько минут он перешагнул порог кабинета и лицом к лицу оказался против моложавого штурмбанфюрера, сидевшего за письменным столом. Рядом с ним стоял унтерштурмфюрер и укладывал в специальный шкаф сданное личное оружие.
- Хайль Гитлер! - стукнул каблуками Карл и выбросил руку в партийном приветствии.
- Хайль! - ответил штурмбанфюрер, слегка оторвав зад от кресла и вытянув руку, лежавшую на столе.
- Обер-лейтенант фон Риттен! - представился Карл, останавливаясь в трех шагах от эсэсовца.
Штурмбанфюрер окинул его пристальным взглядом.
- Документы!
Карл передал офицерское удостоверение и билет члена НСДАП.
Штурмбанфюрер внимательно проверил их, сравнил фотографии с оригиналом и поставил жирную птичку карандашом против фамилии Карла.
- Сдайте оружие!
Карл передал вальтер унтерштурмфюреру.
- Подойдите ко мне поближе.
Он подошел, остановившись в полутора метрах.
- Еще ближе! - рыкнул эсэсовец.
Недоумевающий Карл подошел вплотную. С ловкостью профессионального карманника штурмбанфюрер ощупал всю его одежду и, убедившись в отсутствии оружия, вернул Карлу документы и приказал пригласить следующего.
Фон Риттена покоробило от такого обращения. Его впервые так неучтиво обыскали. Выйдя из кабинета, он все еще чувствовал противное прикосновение шарящих по телу рук. Торжественное настроение, охватившее его при входе в вестибюль рейхсканцелярии, мгновенно рассеялось. Летчики, прошедшие через кабинет штурмбанфюрера, угрюмо молчали, избегая смотреть друг на друга. И только побагровевший майор вполголоса проворчал, обращаясь к Карлу:
- Офицеров рейха обыскивают, как карманников в полицейском участке…
Закончив процедуру проверки летчиков, штурмбанфюрер приказал следовать за ним. Он ввел их в большой кабинет и построил в одну шеренгу. Минуты через две боковая дверь кабинета открылась и из нее вышел Гитлер, сопровождаемый Герингом и Геббельсом.
Все замерли. Почти одновременно из других дверей появился полковник с портфелем и представители прессы, допущенные на церемонию вручения наград.
Награждение началось с правого фланга. Идя вдоль строя, Гитлер останавливался, выслушивал звание и фамилию награжденного, пожимал ему руку и вручал орден, который передавал полковник, извлекая его из большого портфеля. Сказав несколько поздравительных слов ошалевшему от радости пилоту, Гитлер переходил к следующему. Затем к награжденному подходили Геринг и Геббельс.
Наконец и Карл, застывший в неподвижности, увидел прямо перед собой мешковатую фигуру фюрера. Глядя в мутные, серо-голубые глаза Гитлера, Карл назвал себя.
- Поздравляю с высокой наградой. Вы честно заслужили Железный крест в битве с врагами рейха.
Вспышки "блицев" ослепили глаза.
- Благодарю, мой фюрер!
Рукопожатие Гитлера было вялым. "Наверное, фюреру нездоровится", - подумал Карл, глядя на его бледно-серое лицо, и постеснялся пожать покрепче мясистую, влажную ладонь.
Зато "толстый Герман" придавил его руку довольно чувствительно, оставив отпечатки своих перстней. Рейхсмаршал был в белом мундире, на котором висело не меньше дюжины орденов, в необъятных белых бриджах, заправленных в широченные голенища черных лакированных сапог, плотно облегавших толстые икры. В белой форме он казался массивнее, чем обычно. Мощный зад и внушительный живот рейхсмаршала авиации подрагивали в такт тяжелым шагам. От Геринга, казалось, исходило сияние. Сверкало золотом шитье мундира, ордена, драгоценные камни на нерстнях и маршальском жезле.
Геринг сказал Карлу, что хорошо помнит его отца, служившего под началом Геринга-старшего, в бытность того генерал-губернатором немецкой колонии в Восточной Африке. Карлу были приятны лестные слова рейхомаршала, сказанные в адрес покойного родителя и его самого.
Геббельс, стоявший рядом, с интересом прислушивался к разговору Геринга с фон Риттеном. Когда рейхсмаршал отошел к следующему пилоту, Карлом завладел министр пропаганды. Корреспонденты, почтительно стоявшие позади своего шефа, пытались не пропустить ни одного слова, стенографировали запись в блокноты.
Геббельс поинтересовался, на каком самолете летает Карл, сколько сделал вылетов и каких боевых успехов добился.
- Фатерлянд надеется, что фон Риттен-младший будет достойным продолжателем славного рода немецких воинов, - сказал ему малорослый министр и отошел, припадая на одну ногу. Рука у Геббельса была маленькая, цепкая и горячая, словно у старой обезьянки, привезенной отцом из Африки.
"Неужели все то, что рассказывают о его любовных похождениях, правда? - подумал Риттен. - Хотя вполне возможно - актрисы, дикторши, писательницы и поэтессы находятся в руках этого сатира".
Сказав короткую поздравительную речь, Гитлер вместе с Геббельсом покинул кабинет. Геринг задержался на несколько минут.
- Приглашаю всех награжденных через час в Дом летчиков. Там состоится пресс-конференция, показ нового фильма о разгроме Польши и банкет в вашу честь. Возможно, - Геринг улыбнулся, - кое-кто в этом фильме увидит и себя.
Ход пресс-конференции снимался кинооператорами. Карл вначале чувствовал себя стесненно, но затем стройная девушка, лицо которой показалось ему знакомым, увлекла его разговором. Он довольно непринужденно рассказал ей и звукооператорам об ударе по Таруни, о воздушных боях, в которых сбил два истребителя и бомбардировщик, о штурмовых ударах по польским войскам и железнодорожным эшелонам.
- Почему мне знакомо ваше лицо? - спросил Карл у девушки.
Она рассмеялась:
- Попытайтесь вспомнить.
Имя девушки - Лотта - ничего ему не говорило.
После пресс-конференции летчиков пригласили в зрятельный зал. Карл сел рядом с Лоттой. - Мечтаю оказаться вашим соседом и на банкете, - шепнул он ей.
- Я, герр обер-лейтенант, не возражала бы против такого соседства. Но, - Лотта театрально вздохнула, - твердо обещать не могу. Я на работе.
Свет стал плавно меркнуть, и, как только погас совсем, на экране появились титры - "Боевое крещение". Зазвучала торжественная музыка, переходящая в победный марш, перекрываемый мужественным басом диктора, и на экране появились кадры.
Из трюмов пароходов торгового флота, стоящих на рейде Данцига, высаживаются скрывавшиеся там немецкие солдаты и бросаются на штурм фортов Вестерплятте. Их атаку поддерживают гидропланы и орудия учебного линкора "Шлезвиг-Гольштейн"…
Лязгая гусеницами, мчатся танки с черно-белыми крестами на башнях. Они врезаются в эскадроны польской кавалерии, идущие в атаку на бронированные машины с палашами наголо…
Грохочут тяжелые артиллерийские орудия, сметая жидкие укрепления польских частей, перешедших к обороне…
Бредут пленные. Много-много пленных… И главный гвоздь содержания фильма - действия германских ВВС.
Рвутся бомбы на стоянках польских аэродромов. Пылают огнем авиабазы в Кракове, Окенце, Мокотове, Кутно, Гродно, Гдыне…
Улыбающееся лицо Геринга, посетившего фронтовые аэродромы. Рейхсмаршал беседует с летчиками, вернувшимися из боевых вылетов.
И в заключение фильма - массированные удары "хейнкелей", "дорнье", "юнкерсов" по Варшаве. Как карточные домики, рушатся и рассыпаются многоэтажные дома. Польская столица охвачена огнем, дым застлал небо… Могилы прямо на улицах города. А вот и живые люди - жалкие, трясущиеся, еще не пришедшие в себя после перенесенного ужаса массированной бомбежки. Дети, женщины, пожилые мужчины…
Сочный бас диктора с восторгом комментирует результаты опроса жителей:
- …Моральный эффект воздействия массированных авиационных ударов сильнее эффекта артиллерийского обстрела.
Конец фильма летчики встретили дружными аплодисментами.
На банкете Геринг отсутствовал. Его замещал генерал-полковник Удет. С ним летчики чувствовали себя непринужденнее.