- Ну, скажи, кто ты есть, цыплячья душонка.
- Свинья, - заикаясь, произнес Мориц.
Еще удар.
- Ты что, не ходил в школу, болван? Не можешь ничего запомнить наизусть? Кто ты?
- Тупая свинья, - прохныкал Мориц, - ползающая на брюхе перед нацистским дерьмом.
- Хороший ответ, - признал Малыш. Указал на койку, где теперь лежал Мориц. - Ты просил ее, так ведь?
- Да, - ответил Мориц, капитулируя.
Малыш вскинул брови.
- Черт возьми, что я слышу?
Мориц поспешил добавить:
- Герр ефрейтор!
Малыш удовлетворенно кивнул.
Эту сцену видели все. Она утвердила Малыша полновластным диктатором палаты, который жестоко, без зазрения совести эксплуатировал подданных. Адольфом в миниатюре.
Поэтому Пауль Штайн повиновался приказу Малыша и быстро принес пива из пивоварни Сант-Паули. Без единого слова поставил картонную коробку с десятью бутылками под его койку.
Малыш велел Морицу спеть для него. Мориц запел гимн, печальный гимн о спасении мира. Малыш перестал пить и любезно прослушал все девять строф. Единственным его комплиментом стал плевок в сторону Морица. Он приказал ему ложиться спать, но перед этим помолиться за его душу.
Когда все приказы были выполнены, Малыш какое-то время пил молча. В конце концов он достиг состояния, именуемого "сильное опьянение". И принялся горланить песню. Мотив ее историки музыки пока что не одобрили, а слова могли навлечь на Малыша обвинение в государственной измене.
На Москву идет шеренга
Бывшей армии бойцов.
Сыны Адольфа
Не все еще убиты.
Но дядя Джо нас не забудет,
И снова удирать мы станем,
Как сам Наполеон.
На минуту Малыш умолк. Потом с новой силой заревел на тот же мотив:
Hurra, wir haben den Krieg verloren.
- Хочет кто-нибудь подраться? - обратился он с вопросом в темноту. Через несколько секунд добавил: - Если да, с удовольствием выдублю ваши шкуры.
Никакого ответа.
Малыш швырнул бутылку в открытое окно. На перекрестке Циркусвег от стен отразился чей-то скрипучий голос. Малыш слушал, и мы видели на его лице удовольствие. Нетвердо подойдя к окну, он заорал с предвкушаемым торжеством:
- Потише, ослы! Не видите, что идете мимо военного госпиталя? Нам нужна тишина. Мы раненые! Герои! Не беспокойте раненых! А то спущусь и задам трепку!
Какой-то мужчина раздраженно принял вызов и стал подстрекать Малыша. Голос его гулко раскатывался в ночной тишине.
- Черт побери! - заорал Малыш, готовясь выпрыгнуть из окна.
Мы втроем или вчетвером навалились на него. И крепко держали.
- Да он еще дерзит, слышали?
Малыш был вне себя. Он заорал в окно:
- Подожди, поганец, я сейчас высвобожусь. Мы здесь бойцы. Защитники отечества. Герои. А тут какой-то… какой-то…
Легионеру пришлось оглушить его табуреткой.
Ночь вступила в свои права, и палата утихла.
IV. Бандерша Дора
Бандерша Дора думала обо всем с корыстной точки зрения. Она стояла за стойкой своего заведения под чучелом меч-рыбы и потягивала аквавит с ангостурой. Всех входивших во вращающуюся дверь Дора окидывала оценивающим взглядом.
Легионер сидел напротив нее на высоком табурете и пил перно. Кажущийся совершенно безобидным напиток, напоминающий вкусом лакрицу, ядовито зеленого цвета, становящийся белым в смеси с водой.
- Перно изобрел дьявол, - сказал Легионер, - но это понимаешь только после восьмой рюмки.
И со смехом протянул девятую девице.
Девица раздевалась в одной из крохотных ниш. Белье у нее было совершенно черным. Лишь трусики, которые она отказалась снять, были кораллово-красными. Когда она сняла их наверху, на нее смотрели только Штайн и Эвальд, сводник, помощник Доры.
Мы часто ходили в "Ураган", расположенный за Центральным вокзалом. Точнее, всегда ходили в "Ураган".
Дора, владелица этого роскошного заведения, была некрасивой, бесчувственной женщиной. Она все измеряла в деньгах. Кое-кто, возможно многие, считали это отвратительным. Нам, слугам Смерти, это представлялось мудрым. За деньги можно купить все.
- За деньги можно купить вечную жизнь у трона Аллаха в голубых долинах, - сказал Легионер и благочестиво поклонился в юго-восточную сторону.
- За деньги можно купить сколько угодно женщин, - сказал Бауэр.
- За деньги можно купить публичный дом, - сказал Малыш. И раздел взглядом девицу, сидевшую с самодовольным видом на высоком табурете.
- За деньги можно найти приют у Доры, - засмеялся я и послал ей воздушный поцелуй.
- И напиться до чертиков пойлом, какого не найдешь больше нигде в Третьем рейхе, - усмехнулся Штайн. Осушил большой стакан джина и потребовал повторения.
- Вы стадо грязных скотов, - заявила Дора, - но будете желанными гостями в "Урагане", пока способны платить.
Денег у нас хватало. Мы очень долго пробыли на фронте. Большинство из нас обладало коммерческой сноровкой и знало, где раздобыть товар. Легионер называл гамбургский черный рынок лучшим на свете. Там можно было купить и продать все, что угодно, в том числе труп.
Свет в заведении Доры был красным, очень мягким. Закон, запрещающий танцы, действовал уже три года. Но у Доры все равно танцевали. Полицейские и их шпики часто туда заглядывали, но Дора, демон в юбке, говорила: "Лучший способ сохранить друзей - знать о них кое-что". И всегда ухитрялась выведать о них что-нибудь, заставляющее их закрывать глаза на все противозаконное в "Урагане". В рапортах о состоянии общественного мнения, стряпавшихся в гестапо, "Ураган" именовался приличным заведением с постоянной клиентурой, не имеющей отношения к политике.
Правил и установлений в "Урагане" нарушалось больше, чем где бы то ни было. Дамы приходили туда насладиться запретными плодами, хотя в последнюю минуту могли пойти на попятный. Другие - напиться и застрелиться, или же им перерезали горло и потом бросали в Эльбу. Их тела то и дело вытаскивали баграми с таможенного судна в Ландунгсбрюке.
Девица в платье до колен пригласила Легионера потанцевать. Он даже не потрудился взглянуть на нее. Отхлебнул водки, глубоко затянулся сигаретой и медленно выпустил дым через нос.
- Не хочешь потанцевать со мной? - спросила снова девица. Она жадно разглядывала жилистого человека с грубым лицом, которое рассекал длинный, огненно-красный шрам.
- Пошла к черту, - проворчал Легионер одной стороной рта.
Девица подняла крик. Она была смертельно оскорблена. Юный верзила бросился к табурету Легионера. Потянулся к горлу невысокого солдата, но в следующий миг оказался на полу. Пинок в лицо, смертоносный удар по гортани. И вновь тишина. Легионер сел и попросил еще водки. Дора подала знак швейцару, здоровенному бельгийцу. Он взял безжизненное тело, словно большой мешок муки, и вынес в дверь. Дальше его переправляли куда-нибудь подальше от "Урагана" уже другие.
Девица подверглась основательной порке в комнатке за кухней. Криков ее не было слышно. На голову ей было наброшено грязное одеяло, как и многим другим женщинам, которых здесь жестоко наказывали. Одеяло заглушало крики. Экзекуцию проводил помощник Доры, бывший сводник, положив девицу на стол, предназначенный специально для этой цели. Бил он ее короткой казачьей нагайкой, давно купленной у эсэсовца, продававшего две. Одну купил Эвальд. Другую - полицейский сыщик, чтобы с ее помощью получать признания.
Во всех других отношениях этот полицейский был безукоризненным. Но вот признаний получал мало. Начальники его между собой поговаривали, что ему было бы очень полезно отправиться в Россию. Потому он и купил нагайку. И сразу же получил повышение. Теперь безукоризненным он не был, но признаний получал много. Диктатуре безукоризненные люди ни к чему. Ей нужны результаты.
Эвальд выпорол девицу дважды. Потом переспал с ней. Те, кто знал его, говорили, что он всегда поступал так.
На другой день девица снова явилась на работу в заведение Доры. Она клала в карман тридцать пять процентов заработка. И больше уже не приглашала Легионера потанцевать.
Рядом с Легионером сели две дамы. Хорошо одетые, надменные, не заурядные посетительницы кабаков. Одна быстро окинула Легионера взглядом. Забросила ногу на ногу, и подол задрался выше колена. Из-под него слегка выглядывала белая нижняя юбка. Дамы пили шампанское. Заказали самое лучшее. Легионер прикурил от окурка очередную сигарету и покосился на шампанское. Указав на полный бокал, спросил:
- Chateauneuf, est-il le meilleur?
Дамы сделали вид, что не слышали.
С искаженным высокомерием и предвкушением победы лицом Легионер подался к брюнетке, которую подруга называла Лизой. Подругу же звали Гизела.
- Может, трахнемся за сотню марок?
Дама ничего не ответила, но щеки ее покраснели. Может быть, от шампанского. Легионер засмеялся. Дора стояла спиной к стойке, но видела все в крохотном зеркальце среди бокалов. Она засмеялась. Я засмеялся. Бауэр засмеялся. Малыш пил, бранился и без умолку говорил о женщинах.
- Хотите, поднимемся наверх и слегка позабавимся? Получите двести марок и новые трусики, - сказал вполголоса Легионер.
Дора посмеивалась, держа в руке стакан. Датскую водку она разбавляла только горькой настойкой. Говорила, что такой напиток очищает душу. Некий пастор сказал, что ее душу очистить будет нелегко. Потому Дора и пила эту жгучую смесь.
- Как только не стыдно, - сказала Лиза, отвергая Легионера. И одним глотком почти осушила бокал. Надо полагать, случайно; Гизела свой едва пригубила. Легионер велел Труде, официантке из Берлина, работавшей у Доры за стойкой, налить Лизе еще. И подмигнул. Труде поняла.
В бокал мадам Лизы попало несколько капель из особой бутылки. Что представляло собой ее содержимое, знала только Дора. Но что бы в ней ни было, крохотная добавка в напиток женщины неизменно приносила результаты. Лиза, ничего не подозревая, взяла бокал. Дора, отвернувшись от своей посуды, налила ему водки и, выделяя каждое слово, сказала:
- Ты грязная свинья. Но желаю успеха. Грязь приносит деньги, мой мальчик.
Легионер засмеялся.
- Мадам, четыреста марок и новое белье из Франции, - предложил он и снова принялся выпускать кольца табачного дыма.
Труде, подышав в совершенно чистый бокал, так терла внутри полотенцем, словно хотела ничего от него не оставить. На губах ее трепетала легкая улыбка. Как и все мы, она была заинтригована, поскольку знала, что Легионер ничего не может сделать с женщинами.
- Ты отвратителен, - сказала Лиза и демонстративно повернулась спиной к бессердечно улыбавшемуся Легионеру в черном мундире танкиста с серебристыми мертвыми головами на петлицах.
- Sacre nom de Dieu! - воскликнул с притворным удивлением Легионер.
Дора взяла длинную маиильскую сигару и обратилась к Легионеру:
- Дай прикурить, африканский бродяга.
Легионер поднес ей огня и потер нос.
- Как думаешь, стоит мне взять эту дамочку побарахтаться в постели?
- Заткнись, свинья, и оставь ее в покое. Ты не нужен ей, а она тебе. Сам прекрасно знаешь.
Дора села на табурет напротив Легионера, снова повернувшегося к Лизе.
- У вас красивые ноги, мадам. Mon Dieu, просто великолепные. Я не прочь раздеть вас. Шестьсот наличными, если позволите! Может, потанцуем, мадам?
- Нет, и оставь меня в покое. Я не та, за кого ты меня принимаешь.
Легионер вскинул брови.
- Что вы говорите? Как жаль.
Дора выпустила дым в лицо Легионеру. На ее некрасивых губах играла улыбка.
- За кого ты принял ее? - спросил Бауэр.
Легионер улыбнулся, потянул себя за кончик носа и отпил глоток водки.
- За утонченную даму в поисках приключений, не за дешевую шлюху-служанку в одежде хозяйки.
Лиза подскочила. Нанесла Легионеру звонкую пощечину. Он молниеносно схватил ее за руки. Злобно искривил рот, обнажив жемчужно-белые зубы.
- Merde, значит, кошечка показывает коготки? Малыш, e'est bien ça. Мадам желает потанцевать.
Малыш неторопливо сполз с табурета и, сутулясь, словно горилла, пошел к ним.
- Слушай, наглец, я не хочу танцевать, - фыркнула Лиза.
- Еще как хотите, - решил Легионер. И кивнул Малышу.
Она попыталась высвободиться, но сильные пальцы Легионера держали ее стальным капканом. Толстый золотой браслет слегка позвякивал. Малыш, не говоря ни слова, схватил ее за талию и понес к танцплощадке. Крикнул пианисту:
- Алоис, горе-музыкант, колоти по клавишам. Малыш хочет покружить шлюху.
Гости в нишах за столиками захихикали. Девицы ржали, злорадствуя, что элегантная дама попала в переплет. Они считали "Ураган" исключительно своей территорией. Все посторонние женщины действовали на них, как красная тряпка на быка.
Алоис выстукивал по клавишам пианино дикую мелодию. Посетители отходили от маленькой танцплощадки за шторы. Малыш быстро закружился по ней. Резко замер, засеменил вбок, остановился, заорал, вскинул Лизу над головой и завертел. Потом опустил и заскользил по залу в ритме вальса, не обращая внимания на музыку. Неожиданно превратился в хулигана, швырнул свою даму в угол и плюнул на пол. Но снова схватил ее - раньше, чем она осознала, что пролетела через весь зал. Издал громкий рык и принялся плясать соло вокруг уже ничего не соображавшей партнерши. Уперев кулаки в бедра, он описывал круги, словно петух в брачном танце, напевая:
Это скоро кончится,
Минует беда.
Адольф с его партией
Сгинут навсегда.
Алоис забыл, что нужно играть. Малыш, схватив Лизу, стремглав пронесся мимо пианино, но ухитрился при этом съездить Алоиса по физиономии.
- Бренчи, шмакодявка, для чего ты здесь?
Алоис с образцовым усердием забарабанил по клавишам. Играл он веселый венгерский вальс. Малыш тем временем перешел на танго. Не обращая внимания на музыку, выделывал, что хотел, вертя в воздухе беспомощную Лизу, словно пропеллер. Лиза потеряла туфлю. Та осталась лежать посреди танцплощадки, синяя, сиротливая.
Лиза больше не танцевала. Во время румбы ноги перестали ее слушаться. Малыш продолжал солировать, иногда вертя на плечах свою даму. Внезапно он остановился и пристально обвел взглядом зал.
- Хочет кто-нибудь подраться?
Никакого ответа. Малыш удовлетворенно кивнул.
- Ради вас же надеюсь, что нет.
Легионер усмехнулся.
- Хватит, посади партнершу на стойку.
Малыш, отдуваясь, усадил туда Лизу. И сел рядом с Гизелой.
Легионер посмотрел на тяжело дышавшую женщину, сидевшую перед ним на стойке.
- Труде, - скомандовал он ни с того ни с сего, - мадам хочет тоника.
Еще бокал с добавкой из бутылки Доры.
Вскоре несчастная Лиза снова была на ногах. Она опьянела. Совершенно неожиданно. Капли Доры. Она разошлась, забыв о своей горделивой надменности. Танцевала с Бауэром. Со Штайном. С каким-то пехотным унтером.
Унтер танца не закончил. Малыш сбил его с ног, а бельгиец вышвырнул в заднюю дверь, откуда другие вскоре переправят его подальше.
Лиза снова танцевала с Малышом. Пила с Легионером. Опьянела совсем. Сняла и побросала одежду в одну из маленьких зашторенных комнат.
Коварные капли Доры заставляли людей забывать о приличиях. Лавина понеслась.
Лиза спросила Легионера, проводит ли он ее домой.
- Шлюха ты, - ответил он и снова приложился к стакану.
Она всплакнула. Легионер больше не обращал на нее внимания. Он говорил Доре, что женщины, приходящие к ней искать приключений - стервы. Рассказывал о женщинах в Касабланке и Рабате. О женщинах, которые любили и умирали. О мужчинах, которых бесшумно убивали в узких проходах между белыми домиками. Речь его была негромкой, отрывистой.
Дора слушала, щурясь. Ее беспокоил дым от длинной манильской сигары.
Гизела попыталась уйти. Ей вдруг неудержимо захотелось свежего воздуха. Бельгиец у двери - вращающейся двери - дружелюбно улыбнулся, но покачал головой.
- Компанию так не покидают, мадам.
Пронзительный смех Лизы взвился к красным лампам под потолком. Она сделала еще глоток из своего бокала. Гизела не пила. Она курила, ей было очень жарко. Села рядом со мной. Я предложил ей подняться вместе наверх. Я тоже слегка опьянел, хотел последовать примеру Легионера. Прекрасно понимал, что веду себя не лучшим образом, но что из того? Возможно, мы завтра погибнем.
Гизела покачала головой и отрицательно поводила ногой в красной в розовой туфельке.
Богатая, должно быть, подумал я. И сказал:
- Ну и пошла к черту.
Она сделала вид, что не слышала.
Малыш вопил, требуя шлюх. Никто не обращал внимания, это была его вечная манера. Хотел подраться со швейцаром, бывшим борцом, но у бельгийца такого желания не было. Однажды вечером они подрались. Драка шла больше часа. Когда все окончилось, Малыш выглядел жутко. Бельгиец тоже. Малыш сказал доктору Малеру, что его в порту сбил экипаж. Доктор Малер сделал вид, что поверил. Нужно притворяться, что веришь многому, когда солдаты-штрафники после долгого пребывания на фронте попадают в город, где есть женщины и шнапс. Слуги Смерти должны жить так, как считают нужным. Гибель может прийти завтра.
Гизела исчезла, но у меня осталась ее сумочка. Там лежало ее удостоверение личности с адресом. Легионер тщательно осмотрел содержимое сумочки. Потом, взяв оттуда сто марок, вернул ее мне.
Перед ее фамилией стояло "фон", и жила она в Альстере. Значит, была богатой!
- Выпороть бы ее, - сказал Эвальд. И облизнулся.
- А тебе всадить бы штык в живот, - дружелюбно улыбнулся Легионер.
Эвальд хотел было что-то сказать, но Дора вынула изо рта сигару и предостерегающе цыкнула:
- Закрой пасть, скотина!
Эвальд смолчал. Легионер стал напевать под нос: "Приди, приди, приди, о Смерть!"
Эвальд вздрогнул, словно от холода. Дора отложила сигару и взглянула искоса на Легионера. Оставленный ножом шрам, шедший от его виска к краю челюсти, отливал светло-голубым.
- Прекрати эту проклятую песню, - хрипло прошептала она.
- Смерти боишься, девочка? Смерть - моя подруга.
Легионер резко засмеялся и принялся поигрывать боевым ножом.