- Эй! А ну-ка погоди! - остановил его полицейский офицер. - Куда? Вы кто такой?
Полицейский говорил по-шведски, и Алекс понял только, что его не пропускают. Он принялся что-то объяснять по-английски, но был подхвачен под руки и подведен к столу регистрации.
- Ваши документы? - по-немецки потребовал сидевший за столом полицейский чин.
- Talar du engelska? - спросил Алекс.
- Что? Говорите по-немецки!
- Jag forstar dig inte.
- Talar du tyska!
- Jag talar inte tyska. Jag talar lite svenska, - коверкая слова, произнес Алекс.
- Да ты кто такой? Где твои документы? - Швед удивленно оглядывал столь непохожего на других интернированных молодого человека.
- I am a representative of "Instone Air Line Ltd.", - сказал Алекс, переходя на английский.
- Чего-чего? - Полицейский посмотрел на инспектора МККК.
- Говорит, что он представитель британской авиакомпании "Инстон Эйрлайн", - недоуменно пожал тот плечами.
Полицейский, которому кто-то из его подчиненных гарантировал, что сегодня за тройное оцепление ни в ту, ни в другую сторону не проскочит и мышь, был склонен в это верить.
- Какой, к дьяволу, представитель! Ты мне тут комедию не ломай, где твоя регистрационная карта?
- Jag forstar dig inte. I once again repeat, I am a representative of "Instone Air Line Ltd.".
Вторую фразу Шеллен адресовал чиновнику МККК, видя, что тот хорошо понимает по-английски.
- In such case you should have documents, - с акцентом, но достаточно бегло произнес крестоносец.
Алекс, словно что-то вспомнив, стал лихорадочно шарить по карманам. Сначала он извлек сохраненную им когда-то газетную вырезку с фотографией залетевшего на шведскую территорию австралийского "Ланкастера", потом карточку, выданную ему важным столичным адвокатом Олонбергом. Больше ничего интересного в его карманах не было. Свою солдатскую книжку и шведскую регистрационную карту минут десять назад он засунул в щель под железнодорожным рельсом. Окончательно перейдя на английский, Алекс стал быстро рассказывать историю про вынужденную посадку их бомбардировщика на аэродром Сатенас, совершенную в апреле этого года, буквально за несколько дней до окончания войны.
- Погодите, откуда у вас это? - перебил его чиновник МККК, ткнув пальцем в карточку.
- Этот жетон мне выдал адвокат Симон Олонберг несколько дней назад, как своему клиенту.
- А какие у вас дела с адвокатской конторой Олонберга?
- Так я же вам и объясняю, сэр, - тяжба по поводу нашего самолета. Того самого, о котором я вам рассказываю. Ваши власти не хотят возвращать его, хотя еще в мае имелась вполне четкая договоренность. Как раз по этому делу я должен был встретиться здесь в Треллеборге с одним важным господином из министерства авиации и с нашими летчиками. Но не успел я вчера приехать, как в первую же ночь меня обокрали в гостинице, утащили все документы и, самое главное, папку с важными бумагами, - слова про украденную папку Алекс произнес чуть ли не плача.
Говоря все это, он не мог знать, что тот самый "Ланкастер" действительно все еще стоит на обочине взлетной полосы Сатенаса и что дальнейшая судьба его и вправду под вопросом.
- Что за ерунда! - продолжал недоумевать инспектор. - Ну а среди немцев-то вы как оказались?
- Видите ли в чем дело, - приготовился к обстоятельному повествованию Шеллен, - когда меня обчистили в гостинице, я конечно же отправился в полицию, ведь, как оказалось, в этом городе нет нашего диппредставительства. Но все полицейские тоже куда-то подевались. Их не было ни в участке, ни на улице. Мне сказали, что надо идти на пристань, там, мол, намечается какое-то важное мероприятие (я плохо понимаю по-шведски). Я пришел. Еще не было восьми утра, только-только светало, но здесь и вправду толкалось громадное число полицейских, однако никто не хотел меня даже выслушать. Один офицер - у него еще был крепко подбит правый глаз, так вот, он посоветовал мне сегодня к ним не соваться, а приходить завтра в управление на какой-то улице. Я хотел записать название, но он уже ушел. Я собирался порасспросить еще кого-нибудь и некоторое время походил тут, а потом у меня так схватило живот, что я уже думал, не заворот ли это кишок…
- Погодите-погодите… Да погодите же вы, черт! При чем тут живот? - потерял терпение "крестоносец".
- Ну как же… Когда меня схватило, я бросился… - Алекс закрутил головой, - вон за тот пакгауз… да, да, к тем вон ящикам, - показал он в сторону далекой постройки, находящейся в зоне оцепления. - А что было делать? Едва добежал. Там я пробыл минут сорок, а может, и целый час, так меня подвело. Только соберусь выйти, а тут опять, и так несколько раз. Можете сами пойти посмотреть. Не иначе - накануне в ресторане мне что-то подсунули, перед тем как похитить документы…
- Так, хватит! - хлопнул ладонью по столу чиновник. - Мы не можем задерживать погрузку из-за одного человека.
Он по-шведски переговорил с представителем МИДа, тот согласно кивнул и подозвал одного из своих сотрудников. Указывая на Алекса, министерский чиновник пару минут вводил сотрудника в курс дела.
- Короче, разберитесь, Мартин, с этим человеком. Возьмите мою машину и одного… нет, двух полицейских. В первую очередь выясните, имеет ли он отношение к интернированным немцам. Раз он утверждает, что его обворовали в гостинице, поезжайте туда и узнайте, действительно ли этот господин снял там номер и если да, то под каким именем зарегистрирован. Если он действительно провел эту ночь в отеле, значит, к нашим туристам и вправду не имеет отношения. Тогда постарайтесь выяснить, что у него за проблемы с пропажей документов. Все. Давайте следующего!
Уловив слово "хотэль", Алекс догадался, что его собираются везти на опознание в гостиницу. Этого следовало избежать любыми средствами, да, собственно говоря, он и не знал в Треллеборге не только ни одной гостиницы, но и ни одной улицы. Единственное, что ему удалось выяснить по дороге в этот город, - это отсутствие здесь британского консульства.
Алекса усадили на заднее сиденье министерского "бьюика" с флажком на капоте, зажав с обеих сторон полицейскими в длиннополых шинелях. Сотрудник МИДа, относительно еще молодой человек с доброжелательным лицом, в плаще, шляпе и очках, о котором Алекс знал только, что зовут его Мартин, устроился впереди.
- В какой гостинице вы остановились? - обернувшись, спросил он по-английски.
- Ах, если бы я помнил название! - расстроенно пробормотал Шеллен. - Столько неприятностей за одни только сутки! У меня ведь пропали и деньги, а второго числа мне нужно уже быть в Стокгольме, на улице Королевы, 14. Что я скажу своему начальству…
Машина тем временем выехала за кольцо оцепления, которое оказалось тройным. Внешние кордоны, расставленные на перекрестках, не пропускали к пристани горожан, многие из которых были не просто зеваками, желающими поглазеть на столь одиозное для Швеции мероприятие, но и выразителями протеста. Они толпились вдоль тротуаров с плакатами поверх пальто и изредка что-то выкрикивали. Здесь же с фотокамерами в руках скучали и не допущенные на "церемонию" журналисты.
"Что же делать?" - лихорадочно соображал Алекс. Казалось бы, первая часть его авантюрного плана удалась: он смог заморочить "трибунал", восседавший за столом на пристани, и даже вырваться за оцепление. Но что с того, если он по-прежнему оставался под усиленной охраной и с него требовали дальнейших, причем немедленных объяснений. Алекс, конечно же, не рассчитывал, что его тут же отпустят, принеся извинения, но все-таки надеялся, что рядом окажется какой-нибудь представитель от западных союзников, который проявит интерес и за которого можно будет зацепиться, как за спасательный круг, поведав истинную историю своих приключений. Но такового не оказалось. Он просчитался.
- И все-таки, где вы остановились? - снова спросил Мартин. - Ну хотя бы как выглядит отель? Здесь их не так много, я сам, например, поселился в "Эксельсиоре" на Рювигсгатан.
- Да? Постойте-постойте, знакомое название (этих "Эксельсиоров" по всему миру…). Что ж, поедем туда, - Алекс хватался за соломинку. - А кто ваши соседи по этажу. Может, я кого-нибудь вспомню.
Внезапно его внимание привлекла небольшая вывеска, мимо которой проехал их "бьюик". Сначала он толком и не понял, что именно, но по прошествии нескольких секунд вдруг заорал диким голосом:
- Стой!!!
Шофер нажал на тормоза, и машина, дернувшись вправо, с визгом остановилась возле тротуара. Полицейские на всякий случай вцепились в Алекса мертвой хваткой с двух сторон.
- Давай назад! - закашлявшись, почти прохрипел Алекс. - Вон к той конторе.
На желтом фоне вывески, обрамленной черным геометрическим орнаментом в греческом стиле, было начертано "Судовая компания "Сканцикас"".
"Сканцикас"! Вот что зафиксировал сначала его правый глаз, а затем, проанализировав, отдал приказ голосовым связкам мозг. Объяснив, что здесь они могут кое-что выяснить, Алекс, сопровождаемый Мартином и обоими полицейскими, вошел в двери под вывеской. Звякнул небольшой корабельный колокол. В тесном помещении за старинной конторкой сидела немолодая женщина. Алекс вежливо поздоровался и поинтересовался, правильно ли они зашли, действительно ли это офис компании "Сканцикас". Женщина, хорошо понимавшая по-английски, подтвердила.
- А не могли бы мы в таком случае увидеть управляющего?
Шеллен понятия не имел, что скажет управляющему, как начнет разговор и что из этого выйдет. Он вообще не был уверен, что эта контора имеет отношение к тому, о ком он подумал.
- Вам придется подождать, - ответила женщина, - господин управляющий уехал в морской порт, но должен скоро вернуться.
- Скажите, мадам, а кто владелец компании? - взмокнув от волнения, спросил Алекс и ослабил узел галстука.
- Теодорус Сканцикас, - был ответ.
- А вы не знаете, у господина Теодоруса имеется сын? - Алекс еще более ослабил галстук.
- У него четверо сыновей и две дочери.
- Даже так? А сына по имени Сотириус у него… нет? - Алекс затаил дыхание.
Женщина подумала.
- Нет. Сына с таким именем у него нет. Пока нет.
Вероятно, в лице посетителя отразилось нечто такое, что заставило женщину раскрыть лежавшую перед ней тетрадь и прочитать:
- Леонидас, Матеос, Панадиотакис, Спиридон, Марианна и София. Это названия судов и одновременно имена всех детей господина Сканцикаса.
- Мм-да, - Алекс свесил голову. - И даже крохотного суденышка с названием "Сотириус", стало быть, нет.
- Ну почему же крохотного? - возразила женщина. - Теплоход "Сотириус" будет самым крупным в нашей компании, только он еще недостроен. Сотириус Сканцикас - это брат владельца. Как я уже говорила, он должен явиться с минуты на минуту…
Алекс сорвал с себя галстук и принялся расстегивать верхние пуговицы рубашки.
- Подождите, а он разве не летчик? - спросил Шеллен голосом простуженного покойника.
- Он был летчиком, но сразу после войны…
За окном скрипнули тормоза, хлопнула автомобильная дверца, и через несколько секунд дверной колокол возвестил о приходе слегка расстроенного рослого молодого человека в светлом расстегнутом плаще, несшего в одной руке фетровую шляпу, а в другой - папку с бумагами. Увидав стоявшего с открытым ртом Алекса, он бросил на находившееся поблизости кресло шляпу, преспокойно положил на конторку папку и широко улыбнулся:
- Шеллен! Жив, чертяка германская!
После чего принялся его шумно обнимать.
- А говорили, что ты заделался бомбарем, свалился к джери и куда-то пропал.
- Все так, все так. А ты? Сбил свой пятый?
- А, - махнул рукой Сотириус, отстраняясь и стаскивая с себя плащ, - потом расскажу. Он оглянулся на полицейских и мидовца: - Это с тобой? Тогда прошу.
Сотириус распахнул дверь кабинета, пропуская всех четверых вперед.
- Итак, я - весь внимание, джентльмены, - английский Сотириуса за годы войны стал намного лучше.
- Нам сказали, что ты только что из порта? Видал, что там творится? - спросил Алекс.
- Кошмар! Кошмар! У меня там "София" под погрузкой, но все остановлено из-за русского теплохода. Немцы могли бы и подождать, а вот слабомороженая свинина в такую теплую погоду ждать не станет. Они передают их там по одному в час по чайной ложке, как будто нельзя было все эти чертовы бумажки проштамповать еще в лагере и теперь грузить всех скопом колонной по три.
- А ты знаешь, Сотириус, что меня тоже хотят загрузить на этот теплоход и отправить в Россию?
- Тебя? - удивился грек. - Тебя-то за что?
- За то, что я немец, я думаю.
- Постой, какой же ты немец?
- Такой же, по-видимому, какой ты - грек.
Алекс коротко поведал Сканцикасу свою историю о том, как ранним утром он случайно оказался в зоне оцепления на пристани и его приняли за интернированного. А поскольку за несколько часов до этого у него пропали все документы, с него теперь требуют какую-то поганую карту, и он ищет хоть кого-нибудь, кто смог бы подтвердить, что Алекс Шеллен никогда не воевал за Гитлера.
Сотириус укоризненно посмотрел на мидовского чиновника:
- Как же так, господа? Это же заслуженный британский летчик, мой старый товарищ. Если у человека пропали документы, так что, давайте отправим его к русским? Они там заодно разберутся? Я вот тоже, кажется, потерял свой паспорт, - Сотириус демонстративно похлопал себя по карманам, - давайте и меня туда же. На что же тогда вам полиция? Отправляйте всех к русским. Украл кошелек - к русским; набил морду какому-нибудь козлу - к русским. Места у них много, всем хватит. У меня вон завтра по вине ваших мероприятий прокиснет ваша же свинина. Кого же мы на этот раз отправим к русским?
Сотириус еще долго обсасывал эту тему, а Шеллен, развалившись на стуле и полуприкрыв глаза, удовлетворенно кивал головой в знак согласия. Он готов был слушать этот монолог хоть до вечера. Кончилось тем, что вконец раздосадованный Мартин прямо из конторы дозвонился до порта, с кем-то там переговорил, после чего был составлен протокол "опознания", заверенный подписью Сотириуса, трех свидетелей и проштампованный печатью пароходной компании "Сканцикас". На всякий случай Сотириус снял на гектографе несколько копий. Мидовский чиновник извинился за недоразумение, поинтересовался, не нужна ли его личная помощь в связи с потерей документов - на что Алекс только махнул рукой, - и удалился вместе с обоими, ничего так и не понявшими, полицейскими.
Сидевший за столом Шеллен уронил голову на руки.
- Сотириус, есть здесь недорогой кабак, где можно купить бочку виски или, на худой конец, цистерну шведской водки? - спросил он, не поднимая головы.
- Зачем виски? Зачем ресторан? У меня дома найдется и "Хеннесси", и "Метакса", и анисовая водка. Ты пил узо?
Через час, закупив продуктов, они сидели в просторном номере отеля, кстати, как раз того самого "Эксельсиора", что на Рювигсгатан, и пили упомянутую узо, разбавляя ее водой, от чего она становилась молочно-белой. Не слишком вдаваясь в подробности, Алекс рассказал Сканцикасу свою подлинную историю, совершенно обойдя стороной Хемниц и встречу с братом.
- Так ты просидел здесь целых полгода? - удивился грек. - Но зачем?
- Ну, во-первых, никто из нас не знал, что это затянется так надолго. Во-вторых, я не мог оставить своего друга, с которым рос на одной улице и который не знал, что все его родственники погибли. И потом, мне платили шестьдесят крон в месяц, и при этом ничего не требовалось делать. У меня ведь, в отличии от некоторых, нет папаши с судовой компанией, да и сразу после окончания войны я, как немец, предвидел неминуемое увольнение из армии. Что?… Компания перешла к твоему старшему брату? Тем более, потому что у меня и брата-то никогда не было. Спрашивается: куда податься? А тут - грейся на солнышке, смотри как коровки щиплют травку, изучай шведский - одним словом, отдыхай. Разве плохо? А домой я писал… Ну а потом, когда отпуск слишком затянулся, доказать что-либо стало очень непросто. Наши эскадрильи расформированы, все, кого знал, поразъехались, даже маршал Харрис, я слышал, подал в отставку. Кто поверит, кого призвать в свидетели? А если не поверят и оставят в лагере, как на тебя станут смотреть остальные? Еще и подушкой придушат, как иуду. А-а!… Вот то-то. Давай-ка наливай, да расскажи теперь о себе. Сбил ты все-таки своего пятого? Я так и не понял.
Сотириус откупорил бутылку "Метаксы" и поведал товарищу грустную историю о преследовавших его неудачах в последние месяцы войны.