* * *
Северин проводил инструктаж в классе предполетной подготовки - сюда меньше доносился шум работающих на проверке двигателей. Предстоял парковый день на технике - самое время поговорить с секретарями парторганизаций и замполитами эскадрилий. Особое внимание замполит обращал на работу с каждым авиатором. Современный самолет - оружие коллективное, и от того, как поработает тот или иной механик, техник или другой специалист, зависит успех выполнения полетного задания. Затем Северин заговорил о том, что занимало его больше всего: о дисциплине, о непрерывности политико-воспитательной работы.
- Ни один человек, повторяю, ни один не должен оставаться вне нашего внимания. Прошу провести анализ дисциплины и работы по ее укреплению и обсудить его на заседаниях партбюро эскадрилий и ТЭЧ. С докладами пусть выступят командиры подразделений, на комсомольских бюро - замполиты. Поймите правильно - это не должно вылиться в очередную кампанию. Не ослабляя усилий в летной работе, улучшить дисциплину - вот что главное для всех нас!
Васеев, сидевший за первым столом, внимательно слушал Северина, делал в рабочей тетради пометки. За каждым из намечаемых мероприятий он видел людей, которые их будут выполнять: комэска Федора Пургина, техника Эдуарда Муромяна, механика Михаила Борткевича, замполита Валерия Бута, инженера эскадрильи Василия Выдрина - всех, с кем ему довелось служить бок о бок, вместе делить радости и невзгоды такой нелегкой авиационной службы.
К "высотке" почти бесшумно подошел зеленый автобус, Северин, взглянув на часы, недовольно покачал головой:
- Разговорились сегодня. По распорядку дня ужин. - Он вложил в летный планшет записную книжку, взял со стола фуражку и вышел на улицу. За ним потянулись и остальные. У дверцы автобуса задержал Васеева.
- Пушки-то не все повторно пристреляны! И все тихо-мирно. Как говорится, на Шипке все спокойно. Завтра же Выдрина за бока! Поняли?
Васеев кивнул и жестом предложил Северину войти в автобус.
- Спасибо. Мне в штаб нужно зайти.
Автобус тяжело зарычал, обдал Северина густым едким дымом и покатился по дороге.
5
В штабе было многолюдно: менялись караул у полкового знамени, посыльный и дежурный. Северин подождал у входа, посмотрел смену часовых, вспомнил, как курсантом нес службу в карауле, делая зарубки на самолетном ящике после каждых проведенных на посту суток. Таких зарубок за курсантские годы накопилось больше двухсот…
Горегляд с порога встретил его вопросом:
- Как дела на стоянке?
Северин снял фуражку, подошел к столу, сел, окинул взглядом целую гору бумаг, лежавших перед командиром полка.
- Чего молчишь? А… это, - кивнул Горегляд на папки. - Все это перекочует на твой стол. Начни хотя бы с самой толстой. - Он придвинул к Северину синюю папку и похлопал по ней ладонью. - За три дня пятьдесят входящих! Не успеваю резолюции накладывать. Большинство дельные, а есть и для галочки, на всякий случай. Ну да аллах с ними, с бумагами. Как там на нашей линии фронта?
- На стоянке все в порядке. Тренажер Васеева действует с большой нагрузкой. Подготовка к парковому дню прошла, на мой взгляд, хорошо. Я проинструктировал партактив, поговорил с секретарями и замполитами подразделений.
Северин вздохнул, отвел взгляд в сторону.
- Чего замолчал? Что-то не так?
- Указания о пристрелке пушек, которое вы дали, не выполнены.
- Как не выполнены! Срок прошел!
- Вот именно. Чижков обвиняет Мажугу.
- А Чижков где был?
- Видно, просмотрел. К Мажуге пора принять самые строгие меры. Может, рассмотреть на офицерском суде?
Горегляд вскочил и нажал кнопку селекторной связи:
- Тягунов, зайдите ко мне!
- Есть!
- Выставкин, прошу ко мне!
- Понял!
- Это дело я так не оставлю! - гремел Горегляд. Он возбужденно ходил из угла в угол. Взглянул на Северина, остановился, потер затылок. - А может, подождем с судом? Объявим взыскание, а? Как ты думаешь? Полк заканчивает учебный год с хорошими показателями, а тут - суд. Что о нас скажут? Как вы думаете, товарищ Выставкин?
- Вы правы, товарищ командир. Суд сейчас не ко времени. По всем показателям мы вроде бы впереди других, а тут - суд.
- Хорошо, секретарь.
- Так оно и бывает, - сказал Северян. - То конец года, то перед праздником, то инспекция едет. Потом, попозже. А попозже - острота не та, карающая рука добреет. А нарушитель порядка все это видит. "Давайте катите телегу! Вам же хуже будет. В этом полку суд, а в другом нет, - значит, там и дела получше". Так и порождаем безответственность, создаем обстановку всепрощения. - Северин резко поднялся, одернул куртку и посмотрел в лицо Горегляду. - Поведение Мажуги надо рассмотреть на офицерском суде. Взысканий у него - хоть пруд пруди. Записывать некуда, вся карточка исписана. Представляете себе, Георгий Николаевич, - Северин обратился к Тягунову, - что ни поручи Мажуге - завалит любое дело. Получил указание о пристрелке пушек. Пристрелял на нескольких машинах, руки в карманы - и в город с дружками. Там набезобразничал. Кстати, Степан Тарасович, у некоторых наших начальников явно притупленно внимание к воспитательной работе. Мы-де летаем много, остальное приложится. В эскадрилье Пургина две самоволки. Надо завтра в конце дня обязательно обсудить этот вопрос с командирами подразделений.
- Согласен, - кивнул Горегляд. - А насчет Мажуги пишите приказ, начштаба!
Тягунов присел к столу и торопливо записывал вес, что говорил полковник. Он еще не успел изучить все тонкости штабной работы в приграничном авиационном полку и внимательно прислушивался и приглядывался ко всему, что делалось вокруг. Вначале его изумляла неотступная требовательность Горегляда и Северина, но вскоре он убедился, что по-другому здесь нельзя: малейшее отступление от установленных правил и порядка могло привести к тяжелым последствиям.
- За невыполнение в срок моих указаний о пристрелке пушек, халатность и безответственность должностных лиц, - диктовал Горегляд, - приказываю: старшего лейтенанта Мажугу арестовать на пять суток, майору Чижкову - выговор, майору Черному - замечание. Все. Завтра на полковом построении приказ объявите офицерам. А насчет суда - спешить не будем, Юрий Михайлович. Успеем еще.
- Зря. Время потеряем, - не сдавался Северин. - Пользы не будет.
- Арест тоже действует. Не шутка.
Тягунов поднялся:
- Я могу быть свободен, товарищ командир?
- Побудьте пока. - Горегляд знаком показал на стул, взял сигарету, закурил, потер затылок. - Что-то побаливает. - Подошел к столу, поворошил бумаги, вынул из папки серый бланк телеграммы.
- Теперь поинтереснее тема, - сказал он. - Юрий Михайлович, вот приказ, поздравляю тебя с присвоением очередного воинского звания - подполковник. - Горегляд подошел к Северину, обнял его.
- Спасибо, Степан Тарасович, за приятную новость!
- Примите и мои поздравления, Юрий Михайлович! - Тягунов крепко пожал руку Северину. - От всего, как говорится, сердца!
- С вас, как принято, причитается, товарищ подполковник. - Горегляд демонстративно потер руки.
- Прошу сегодня ко мне.
- Шучу. До этого ли нам сейчас? Как-нибудь попозже.
Северин и Выставкин вышли. Начштаба проводил их взглядом.
- У вас есть ко мне что-то? - спросил полковник.
- Я бы хотел летчикам лекцию по тактике завтра прочитать. Вы не возражаете?
- Лекцию лучше прочитать попозже. Сейчас главная ваша задача - боевое управление и командный пункт. С этого начинайте свой рабочий день и этим заканчивайте. Вы - один из немногих, кто знает автоматизированную систему управления, а потому учите других, прежде всего своих заместителей и офицеров. Правда, старший лейтенант Кочкин переучился на АСУ, но он ждет не дождется конца года - ему на медицинскую комиссию ехать надо. Парень о небе день и ночь думает. Наказание пошло впрок, придется отпустить. Пока же используйте его на всю мощь. Что еще?
- Лекция как раз об использовании АСУ в войсках.
- Ах, вон оно что! Хорошо, лекцию прочтете и - на КП!
- Зачем же мне быть на КП? Там мой заместитель. В строительстве не хуже меня разбирается. Другое дело, когда оборудование начнут монтировать, тогда мне почаще бывать придется. Какой смысл на одном объекте толкаться двум офицерам штаба? Да и заместитель подумает, что ему не доверяю, обидится.
Горегляд взглянул на часы:
- Делайте как знаете, но чтобы к установленному сроку командный пункт был готов!
Тягунов вышел, направился по коридору к себе, но передумал, зашел к замполиту:
- Я не помешал, Юрий Михайлович?
- Что за вопрос! Давайте уговоримся: и я к вам, и вы ко мне - в любое время! Присаживайтесь.
Тягунов пересказал разговор с командиром. Северин слушал внимательно, подперев голову рукой. Хороший человек Степан Тарасович, а нет-нет да и выкинет какой-нибудь иммельман на земле. Зачем противопоставлять лекцию строительству командного пункта? Ведь говорили же на эту тему не раз - вроде бы и соглашался, ан нет…
- Вы правильно сделали, что настояли на своем. Скажу вам по секрету: почаще проявляйте характер и смелее отстаивайте свою точку зрения, если убеждены, что правы. Всегда можете рассчитывать на мою поддержку.
Их разговор прервал телефонный звонок. Северин поднял трубку и улыбнулся.
- Жена, - тихо проговорил он, зажав микрофон ладонью.
Тягунов поспешно вышел из комнаты.
- Не жди меня, - мягко сказал Северин: жена опять обижалась на него за позднее возвращение.
- В половине девятого интересный фильм. Может, вырвешься, Юра? Опять не можешь… - в трубке послышался ее усталый вздох.
- Фильм я посмотрю в воскресенье с солдатами. Кстати, поговори, пожалуйста, на педсовете о том, чтобы учителя школы приняли участие в чтении лекций по литературе, истории, биологии. Мы тут на такой университет культуры размахнулись, что без вашей помощи нам не обойтись. И еще новость - открываем свою "Третьяковку".
Он слышал в трубке ее сдержанное дыхание. Но Рая молчала.
- Скажи что-нибудь, - попросил Северин. - Пожалуйста, не молчи.
- Когда ты хоть раз придешь домой, как все остальные, ну хоть бы в восемь? - сказала жена, и он почувствовал в ее голосе нескрываемое раздражение. - Сыновья тебя совсем не видят: уходишь - они еще спят, приходишь - уже спят. Ждем с ними воскресенья, а ты спешишь к солдатам. Вот и университет опять придумал. Помнишь наш разговор о дочке?..
В ее голосе зазвучала робкая усмешка, от которой Северину стало легче, - уж если Рая улыбнулась, значит, обида скоро пройдет.
- Валерик спит, дверь я не закрываю, пока в кино буду. Если придешь раньше меня, перенеси его в кроватку - он опять уснул на твоей, сказал, что будет ждать папу. Все. Бегу! Целую!
В трубке щелкнуло, и в комнате установилась тишина. "Действительно, права она - дома, как гость: несколько часов ночью, а если спланированы ночные полеты, то и ночью семья без мужа и отца. Ну ничего, скоро будет полегче - окончим переучивание, молодые замполиты эскадрилий опыт приобрели - на них теперь много возложить можно".
Только тщетно тешил себя замполит Северин надеждами на то, что его служба будет полегче. Не успел полк окончить программу переучивания, как уже пришла телеграмма о подготовке к учению, за ней - другая - об итоговой проверке, а там не за горами и отчеты в партийных организациях, а за ними - выборы в комсомоле. Не было и не будет у замполита ни свободного вечера, ни выходного дня, чтобы он мог побыть с семьей, побродить в воскресенье по лесу с сыновьями и женой, порыбачить ранним утром на той дальней степной речушке, где царствует тишина, о которой он давно мечтает. Не будет у него ни тишины, ни рыбалки, а будет - денно и нощно - люди, с заботами и тревогами, радостью и горем, просьбами и советами. Люди будут идти к нему и в штаб, и на стоянку, и даже домой, в короткие минуты перед сном, когда он, включив приемник, слушает последние известия…
Часть третья
Быть человеком - это значит чувствовать, что ты за все в ответе.
Антуан де Сект-Экзюпери
Глава первая
1
До начала открытого партийного собрания эскадрильи Пургина оставалось более получаса, а ленинская комната была полна людей - бюро пригласило беспартийных офицеров и прапорщиков.
Васеев нетерпеливо ждал появления Северина. Это было первое открытое партийное собрание в его секретарской должности, которую ему доверили, когда секретарь партбюро, а им был заместитель командира эскадрильи, с повышением уехал в другую часть.
Горегляд и Северин, встреченные у подъезда Выставкиным и Бутом, вошли в ленкомнату и поздоровались. Говор в комнате постепенно стих.
- Пора за красную скатерть, товарищ секретарь, - негромко произнес Северин.
Васеев поднялся, подошел к столу, окинул взглядом собравшихся и объявил о начале собрания.
Президиум коммунисты избрали единогласно, и к Васееву присоединились Горегляд, Северин и Муромян.
Выступал Северин. И каждый мысленно представлял себе незримую, прочерченную в воздухе границу, за которую он в ответе перед всем народом. Об этом и говорил Северин, вглядываясь в лица своих товарищей, стараясь донести до каждого личную, непосредственную ответственность за нашу границу.
- Как же можно говорить о завершении переучивания и испытаний, о подготовке к учению и заступлению на боевое дежурство, когда некоторые машины оказались до сегодняшнего дня непристреляпными? Кто виноват? Коммунист Выдрин и офицер Мажуга. Кстати, о товарище Мажуге. Он здесь присутствует. У него провалы и в работе, и в поведении. Очередная выпивка в городе, снова комендатура. Неужели коллектив эскадрильи не может помочь своему товарищу, спросить с него?!
- Какая ему помощь нужна? - не выдержал Муромян. - Совесть Мажуга потерял!
- Помощь? Ремнем пониже поясницы!
- Зальет глаза - к самолету боязно подпускать!
Реплики раздавались одна за другой, и Васеев на какое-то время растерялся - мешают докладчику. Но тот молчит, улыбается. Может, радуется тому, что попал в цель?
Северин дождался тишины и продолжал:
- Медленно идет ввод в строй молодых летчиков. Зачастую страдает планирование: топчемся на месте, повторяем одни и те же упражнения. Партийное собрание не может снять ответственности с коммунистов. В этом есть вина и наша - полковых руководителей.
Выступая, Юрий Михайлович изредка поглядывал в сторону Горегляда. Казалось, что полковник не имеет никакого отношения к тому, о чем говорил замполит. Глаза полузакрыты, тяжелые веки опущены, морщины на лбу выровнялись. Но вот лицо передернулось: услышал о полковых руководителях; глаза - нараспашку, густые брови сошлись к переносице. Наверное, подумал, стоило ли на открытом собрании эскадрильи говорить об упущениях руководства полка. Другое дело, если бы полковое собрание…
Горегляд и впрямь подумал об этом. И о том, что теперь выступать надо. Тут еще Мажуга рядом - с ним надо поговорить…
Первым попросил слова инженер эскадрильи Выдрин. Геннадий мельком взглянул на замполита: Северин, слегка наклонив голову, что-то писал в тетради. Лицо его, как всегда, было сосредоточенным и задумчивым. Васеев даже почувствовал себя увереннее, словно завидное спокойствие Северина передалось ему.
- Что ж получается, товарищи? - возмущенно вопрошал Выдрин. Глаза его блестели, слипшиеся темные волосы свисали на изрезанный морщинами покатый лоб. - Слушая доклад, можно подумать, что в эскадрилье ничего хорошего и нет: там недоделали, там не успели, там пушки не пристреляны! А эскадрилья летает и днем и ночью и по праву занимает первое место в полку. Имеются, конечно, у нас недостатки, но, как говорится, на солнце и то пятна есть. У кого нет недостатков? У того, кто не работает. А мы, - Выдрин взглядом поискал поддержки среди присутствующих, - мы вкалываем порой по шестнадцать часов в сутки. Наш секретарь, - он повернулся к Васееву, - не даст соврать, он с нами всю дорогу вместе. В этом году эскадрилья налетала больше, чем другие подразделения, технический состав полностью обеспечил этот налет. Только одних двигателей совместно с ТЭЧ полка сколько заменили да регламентных работ наберется изрядно.
- Почему о Мажуге ни слова? - спросил кто-то из присутствующих. - Покрываете его пьянки.
Выдрин не ожидал вопроса и какое-то время, словно загипнотизированный, смотрел в текст выступления. Когда же понял смысл вопроса, замялся, покрутил головой. Что отвечать? Разобрались, говорили, стыдили, а он опять за свое.
- Мажугой мы занимаемся, - неопределенно ответил он, выждал мгновение и с достоинством вышел из-за трибуны, но ощутил на себе взгляд замполита и тут же обернулся.
- А все-таки, товарищ Выдрин, что конкретно сделано по подготовке к учению? - спросил Северин.
В комнате наступило оживление: Выдрин растерялся. Все, что у него было припасено для собрания, он высказал. Говорить больше не о чем. Вот подзалетел так подзалетел!
- Я отвечу. - Он поперхнулся, закашлялся и, проходя между рядами, едва слышно добавил: - Отвечу попозже.
Васееву стало досадно за нелепое хвастовство Выдрина. Ему казалось, что все смотрят только на него, обвиняя его, секретаря парторганизации, в том, что первое же выступление на его первом собрании оказалось бестолковым, что во всем случившемся виноват он, Васеев.
Васеев увидел, как вскинул руку командир эскадрильи, и ему захотелось, чтобы Пургин выступил остро и задиристо, как это он часто делал в прошлом.
Пургин шел к трибуне медленно, вперевалочку. Увалень, мог бы побыстрее, подумал Васеев, глядя на комэска. Выступление пора бы начать, а он в своих листочках разбирается да на зал посматривает. Начинать же пора, чего тянуть! Комэск поначалу говорил бойко, не отрываясь от написанного заранее текста. В комнате вновь начали шушукаться, шелестеть лежащими на столах подшивками газет.
Геннадий досадливо отвернулся. И этот туда же: все хорошо, основные задачи решены. Неужели надо было собирать столько людей, чтобы лишний раз побахвалиться? Пора говорить о боевом дежурстве, об учении, о тех, по чьей вине еще есть недостатки. Ну, вроде бы дошло…
Пургин поднял голову, сложил бумажки.
- Подготовка летчиков почти завершена. В ближайшие дни выполним оставшиеся упражнения, и эскадрилья будет готова заступить на боевое дежурство.
- А молодежь?
Горегляд не сдержался, хотя обещал себе реплик не подавать. Да и попробуй сдержаться, если комэск уходит от главного: как добиться, чтобы молодежь летала не хуже опытных летчиков?!
Пургин сконфуженно мялся возле трибуны:
- С подготовкой молодежи к учению туго, товарищ полковник.
- Вы, товарищ Пургин, не мне, а партийному собранию докладывайте.
Горегляд ожег сердитым взглядом комэска и отвернулся.
Из всех выступлений Северину понравилось два - Васеева и Муромяна. Васеев говорил о более тщательном планировании подготовки каждого летчика, особенно молодежи; Муромян резко критиковал организацию работы на стоянке.
Из-за стола встал Горегляд: