* * *
Седьмого ноября, когда на улице еще не рассеялся туман, задремавшего Клейста разбудил взволнованный голос майора Шарке.
- Прошу вас, проснитесь - событие!.. Вставайте, - скороговоркой говорил он и сразу, только успев дотронуться до плеча Клейста, отступил от дивана, встав навытяжку.
Поднявшись без излишней поспешности и протирая заспанные глаза, Клейст спросил:
- Торжествуете, майор? Доложите по порядку, какие части первыми прорвались за Терек? В каком месте мои войска образовали первоначальный прорыв?
Если бы уже было светло, Клейст догадался бы сразу, что лицо майора Шарке позеленело не от добрых вестей.
У Шарке больно щемило сердце и от нервного возбуждения судорожно подрагивала бровь. Чтобы ответить командующему, он призвал себе на помощь всю силу воли.
- Атаки наших танковых дивизий отбиты, - негромко проговорил он. - Русские перешли в наступление. Макензен сообщает, что им отдан приказ: все исходные пункты наших войск немедленно превратить в пункты обороны.
Клейст выпучил глаза, поджимая и закусывая дрогнувшие губы. Затем он тяжело встал и медленным шагом прошелся около испуганного адъютанта, глядя на него искоса. Остановившись спиной к нему, он спросил:
- Шарке, понимаете, что вы сказали?..
- Трудно с этим примириться… - начал было тот, - но…
Клейст уже не слушал и не замечал своего адъютанта.
Он грузно опустился в кресло, сжимаясь и втягивая голову в плечи.
Шарке подумал: "Следует сейчас же выйти из кабинета". Он шагнул к дверям, чувствуя, как от волнения подкашиваются ноги. И все же он был счастлив. Еще сильнее Шарко испытал это короткое счастье, когда очутился в безлюдной приемной, остановясь у своего письменного стола, заставленного десятком телефонных аппаратов.
Прислонясь худыми плечами к стене и вытирая со лба холодные капли пота, он мысленно произнес: "Вам повезло, майор Шарке. Вы ускользнули из лап раненого тигра!.. К сожалению - неизвестно, надолго ли? дела наши принимают серьезный и весьма угрожающий оборот".
В конце дня в штабе получили сообщение о выезде на Северный Кавказ рейхсминистра Адольфа Розенберга. Когда Шарке доложил об этом, Клейст подумал: "Вот уж не вовремя!". Он подозревал, что в верховной ставке Гитлера уже известно и неудачном наступлении его войск в районе Орджоникидзе, но ободрял себя: "У больших людей и неудачи большие, очень заметные… Пока не поздно, надо поискать неудачников величиной поменьше. Они, именно они проваливают разумно начатую операцию!".
- Шарке, подготовить самолет! - приказал он. - Вылетаем в зону военных действий.
- Но приедет министр… Кто встретит его без вас?
- Подготовить самолет, - строго повторил командующий. - На завтра.
- Разрешите доложить о погоде?
- Нет, не разрешаю! - отрезал Клейст. - Полетим при любых метеорологических данных.
Доказывать командующему невозможность полета было бесполезно.
К тому же весь вид Клейста говорил о том, что все его существо охвачено гневом. К нему вернулось и знакомое, прежнее ощущение постоянной тревоги. Это ощущение тревоги родилось из страха неизбежной ответственности. Розенбергу он мог бы смело сообщить о любом количестве понесенных потерь в людях, но тускнеющий ум не мог сформулировать оправдания, почему его войска очутились еще дальше от нефтеносного Грозного, чем они были от этого города до их прорыва в Северную Осетию. Клейст прекрасно понимал: если уж русские перешли в контрнаступление, значит, они успели накопить достаточное количество сил.
Выйдя в приемную, Шарке увидел с десяток офицеров, сидевших вдоль стен, кто с папками бумаг, кто по вызову. Все они ожидали своей очереди на прием к командующему. Медленным шагом адъютант обошел всех, возле некоторых останавливаясь и тихо говоря: "Вам следует обратиться к начальнику штаба. А вас командующий примет позже… Нет, сейчас он не может, обождите…".
Когда Шарке намеревался присесть, чтобы снова взяться за работу, к нему подошли три человека. Одеты они были в военную форму, но адъютант сразу угадал штатских. Один из этих людей, еще молодой, но уже отяжелевший, выступил вперед и, уставившись на адъютанта выпуклыми голубыми глазами, сказал:
- Мы должны повидать фон Клейста.
- По какому вопросу? - спросил Шарке, немного удивленный резкостью тона молодого человека.
- Я и мои коллеги, - молодой человек кивнул на двух остальных, стоявших тут же, сегодня же должны отправиться в район Грозненских нефтепромыслов. Нам поручено изучить возможности добычи нужного империи горючего.
- Господа, - с тяжелым вздохом произнес Шарке, - ваша поездка не лишена будет некоторых небезопасных дорожных приключений…
Из-за спины молодого человека вышел невысокий, но широкоплечий, со смуглым лицом, второй немец.
- Что вы этим хотите сказать? - баском спросил он.
- В район Грозного экскурсии подобного рода преждевременны.
- Рейхсминистр Розерберг, информируя деловые круги, заинтересованные в Кавказе, утверждал, что успех фон Клейста уже предрешен, - возразил молодой человек.
- Да, так было…
- У вас произошло что-нибудь?
- Самое неожиданное…
- Нас это весьма интересует.
- Еще бы! - усмехнулся Шарке.
- Вы оставляете нас в недоумении. Скажите же, в чем дело?
- Господа, - взволнованно сказал Шарке, - русские перешли в решительное контрнаступление. Они вынудили наши войска перейти к обороне… - Немного помолчав, поочередно разглядывая посеревшие лица соотечественников, он уныло добавил: - Теперь легко вам понять, по какой причине его превосходительство никого не принимает…
- Неужели так велико это событие, контрнаступление русских? - снова вмешался в разговор широкоплечий, делая вид, будто ему уже известно, чего будет стоить русским их дерзость.
- Никто не говорит, что оно велико…
- Но ваш тон! - возразил широкоплечий, повысив привычный к власти голос. - В нем совершенно отсутствуют воодушевленные интонации.
Где-то в самом уголке сознания майора Шарке вдруг зародилось чувство опасения за такую негостеприимную встречу этих незнакомых ему людей. Некоторое время он исподволь настороженно рассматривал представителей деловых кругов, вытирая пот, выступивший у него на лбу. Однако, невзирая на значительность персон, прибывших, по-видимому, по уполномочию Розенберга, набравшись храбрости, адъютант заявил:
- Вам придется подождать - командующий очень занят. Возможно, даже сегодня положение изменится… Тогда уж…
- А мы затем и прибыли, чтобы не позже, как сегодня, оказаться полезным фон Клейсту, - снова заговорил молодой человек.
- Господа! Генерал-полковнику сейчас могут оказаться полезными только солдаты!
С этими словами адъютант присел к столу, давая понять, что разговор окончен.
Но не тут-то было. Вперед проковылял третий, самый старший и, по-видимому, главный в этой тройке.
- Моя фамилия Редер, чтобы вам было известно, молодой человек, - в нос сказал он, остановившись у стола, опустив обвислые длинные руки и хмуря белобрысые брови над крохотными, заплывшими жиром глазками. - Потрудитесь доложить фон Клейсту… Я имею к нему личное поручение фюрера!
Полминуты спустя Редер вместе с Шарке вошел в кабинет командующего. Клейст даже не взглянул в их сторону. Широко расставив ноги, он стоял, глядя на карту. Лицо его словно окаменело и казалось на много лет постаревшим за один день. Шарке доложил о прибывших. Клейст бросил на стол карандаш. Из груди его рвался крик возмущения - ему осмелились помешать!.. Но он не раскрыл сжатых челюстей, лишь шевельнулись сухие губы, точно он внутренне усмехнулся от какого-то неприятного предчувствия, возникшего с появлением известного ему нефтепромышленника Редера. Затем они приветствовали друг друга. Шарке вышел из кабинета.
* * *
В кабинете командующего Редер чувствовал себя вовсе не как посетитель, даже не как старый знакомый фон Клейста, а как хозяин, неожиданно явившийся к одному из своих доверенных.
- Я хотел бы убедиться, что ваши войска оказались в затруднительном положении только по какому-то нелепому недоразумению, - воркующим голосом сказал нефтепромышленник, попыхивая сигаретой и пронизывая Клейста подстерегающим, пытливым взором.
Клейст слушал его со вниманием. Сейчас он не был похож на того чванливого гордеца, каким казался всегда, когда под маской строгости ему нужно было скрыть растерянность. Представителю деловых кругов и, как он догадывался, доверенному Гитлера он отвечал откровенно:
- Разумеется, такую возможность вы будете иметь… Я сам намереваюсь выехать в зону боевых действий. Если желаете, мы вылетим в одном самолете.
- Если так осложнились ваши боевые дела, пока что я воздержусь от поездки на фронт… Благодарю вас за внимание…
- Мое внимание больше относится к моей служебной роли, - сказал Клейст, понуро глядя перед собой. - Роль моя сейчас нелегка: силы противника вырастают удивительно быстро… Его новые дивизии появляются как раз там, где их совершенно не ожидаешь.
Нефтепромышленник смотрел на Клейста долгим оценивающим взглядом, в котором командующий прочел и удивление, и тревогу.
- Полно вам, - неуверенно сказал Редер, вынуждая себя к скептической улыбке. - Откуда взяться существенной силе сопротивления русских? Они завязли под Сталинградом.
Клейст помолчал. Он не воспользовался и длительной паузой, сделанной Редером, желавшим исподволь выяснить действительное положение на фронте.
- Я одобряю ваше решение… Действительно, вам следует самому разобраться во всех причинах, увидеть этих неудачников, по чьей вине ваши войска терпят поражение…
- Мои войска от поражения на таком же расстоянии, на каком небо от земли, господин Редер, - произнес Клейст тоном человека, знающего цену надвигающимся событиям.
Взмахнув толстыми, узловатыми руками, Редер воскликнул:
- Вот такой ваш тон уже ободряет меня! Но ваш фон Макензен, - морщась, продолжал нефтепромышленник, - только у него и удачи, что прорвался в Северную Осетию. Конечно, это было отлично сделано… Танковые дивизии он подвел к Терскому рубежу… А что ж дальше? У вас, мой друг, не возникает такого вопроса: не равнодушно ли выполнялась поставленная перед ним боевая задача?
Клейст внутренне вздрогнул и поднял голову, почувствовав раздражение от намека Редера, - он все еще считал себя непосредственно связанным с действиями танковой армии.
- Нет, я не имею основания думать так, - ответил он, сумрачно двинув бровями. - Фон Макензен рвется к нефти не менее целеустремленно, чем кто-либо иной на родине… вдалеке от фронта. Лишь с той разницей, что он ежечасно рискует жизнью…
Вряд ли можно было выше вздернуть плечи, чем это сделал Редер, удивленный дерзостью тона Клейста. Но Клейста не смутило это, он непрерывно рассматривал собеседника.
Долгое, тяжелое молчание первым нарушил Редер:
- Предупреждение фон Макензену послужило бы на пользу, мой друг, - наконец проговорил он, ловко изображая предельное равнодушие на своем лице. - Быть военным и кое-как воевать всегда считалось мудростью не великой. Но если генерал Макензен не научится побеждать, - а в этом наша главная цель, - тогда я не поручусь, что он получит некоторую долю акций в нашей компании.
Клейст догадывался, что такое предупреждение относится и к нему, но сделал вид, что не понял Редера.
- Вы намереваетесь организовать акционерное общество? - спросил он, стремясь отвлечь Редера от неприятной темы.
- Это уже решенный вопрос, - не сразу ответил нефтепромышленник. - На базах Кавказских и Иранских нефтерождений мы образуем нефтесиндикат. Объединение будет колоссальных размеров. Наше будущее предприятие фюрер предложил назвать "Востоконефтесиндикатом". Мы охотно согласились. Уже подобран инженерно-технический и коммерческий персонал. Рейхсминистр Розенберг поручил мне сообщить вам распоряжение имперского правительства, чтобы вы обеспечили нашу компанию рабочими. А главное, вы не должны позволить русским эвакуировать специалистов грозненского нефтеперегонного завода. Словом, мы на вас очень рассчитываем, мой друг. Под сенью вашего могучего крылышка зреет золото. О, да! Оно зреет и для вас… Вы очень скоро станете ощущать приятный вкус своей доли богатств, которые ожидают вас здесь.
- Я вполне разделяю ваши надежды, господин Редер, - сказал Клейст, осторожно сбивая мизинцем пепел с погасшей сигареты. - Но события показывают, что еще много потребуется усилий для достижения наших даже самых ближайших целей. Некоторые из ваших вопросов совершенно преждевременны.
Нефтепромышленник тяжело поднялся с кресла. Продолжая опираться на него, обвисая на руках, он сказал:
- Практика помогла мне оценить значение крепких нервов, мой друг. Вы не фельдмаршал Лист, оказавшийся неспособным примениться к более высокому развитию военного искусства. У старика достаточно было инициативы, но не было характера. Без этого качества командующий группой войск не мог добиться значительного технического успеха. Он не обладал уменьем целеустремленного руководства, не умел предвидеть…
- Это ваше личное мнение? - заинтересовался Клейст.
- Нет, это не только мое личное мнение, - мне так сказал фюрер… Таково мнение верховной ставки.
- Вполне разделяю мнение фюрера, - охотно согласился Клейст. - Фельдмаршал Лист стал нетерпимым в наших войсках по той простой причине, что не торопился овладеть новыми методами уничтожения русских. Он бесконечно копировал самого себя, всегда плелся колеей установившихся стандартов. А русские теперь далеко не те, какими они были в начале войны, - они стали намного сильнее. Ответные их удары довольно ощутимы, господин Рейдер.
XIX
Советские войска уже обошли окраины Гизеля, но командир 13-й танковой дивизии полковник доктор Кюн пока что не намеревался переносить свой блиндаж поглубже в тыл.
Наблюдательный пункт был устроен на холмике, в промежутке Архонская-Гизель. Внутри - железная кровать, походный столик и несколько стульев. С двух сторон блиндажа выходы в траншеи. Кюн смотрел на поле боя в любое время, по мере надобности поворачивая выпуклые стекла своего перископа в любом направлении.
Внутрь наблюдательного пункта звуки почти не проникали. Казалось, что все кругом было безмолвно. Но время от времени в поле зрения возникали серо-дымчатые клубочки минных разрывов.
А вот у серой черты дороги с огромной скоростью промчались танки, с ходу стреляя по русским. И вдруг переднюю машину охватило пламя. Танк повернул обратно. Через секунду взбрызнули вспышки второго взрыва. Окутываясь черным дымом, подстреленная машина остановилась.
- Черт меня возьми, если я ошибаюсь, - вскрикнул полковник, морща худощавое, остроносое лицо, - броня моих танков, точно магнит, так и притягивает снаряды!
- Этому можно поверить, доктор Кюн, - откликнулся подполковник Зик, тоже наблюдавший во второй перископ. - Сегодня девятая машина подбита.
- Считайте, сколько выскочило прислуги.
- Пока ни одного.
- Убиты, вы думаете?
- С вашего позволения, полковник, я бы посоветовал прекратить бессмысленные танковые броски… Следует закапываться в землю…
- Даже не говорите об этом!.. - не отрываясь от перископа, с упреком сказал полковник. - Ну, что ж, я подумаю о вашем предложении, только не сейчас.
- Пощадите нашу легендарную дивизию, полковник.
- Говоря по правде, Зик, я подумал о том же. Но это не выход. Танки - в земле! Нет, это совсем не то, что нам нужно.
- Смотрите, вторая машина горит! Уже десятая с утра.
Доктор Кюн отшатнулся от перископа. Он присел к столу, потирая вспотевший лоб, молча уставился на подполковника. И по этому его молчанию Зик понял, что командир не знает, что ему сказать, какими словами выразить негодование. Негодовал он больше на самого себя из-за сознания своего бессилия, которое, как всегда, уязвляло и оскорбляло его. Еще больше раздражало то, что в настоящее время он плохо понимал, что происходит - инициатива ускользнула из его рук. Как будто иссякала та грозная сила его дивизии, с которой он рассчитывал первым прорваться к Грозному и таким образом заслужить звание генерала. А теперь Кюн подумывал, что было бы лучше, если бы его не назначили командовать дивизией.
Пылающее лицо Кюна стало багровым, все наливаясь кровью, тонкие злые губы заметно бледнели, бесцветные глаза косились в угол, где тоненько попискивали в бревенчатом накате мыши.
- Зик, - неожиданно проговорил он.
- Я вас слушаю, - с преувеличенным вниманием откликнулся подполковник.
- Я попытаюсь пробраться на командный пункт правого фланга полка. Будьте здесь.
- Осторожно, прошу вас, - посоветовал Зик. - Такой момент как раз, чего доброго…
- Да, Зик, - вздохнув, сказал Кюн, - сейчас как раз такой момент, когда я сожалею, что стал военным.
Эти слова он произнес с горькой усмешкой, словно в эту минуту презирал самого себя. Зик содрогнулся от этой улыбки, выражавшей бессилие командира дивизии, прежде всегда самоуверенного и гордого человека.
Вероятно, Кюн был еще совсем недалеко от своего командного пункта, когда с другой стороны в блиндаже появился Клейст, стремительно шедший из траншеи, шурша плащом, задевающим стены.
У полковника Зика похолодело в груди. Его не перепугало бы так появление русских, как Клейст, ураганом вбежавший в командный пункт, даже не поздоровавшийся и сразу прильнувший к перископу.
- Доложите, что происходит на поле боя, подполковник! - приказал Клейст.