Яша скептически поморщился, еле заметно подернув плечами. Нетерпение мелькнуло в его глазах, глубоко сидевших под насупленными бровями. Наблюдая все это, стараясь заглушить в себе мысль о том, что ожидает ее впереди, Мария, как бы подражая сыну, тоже поморщилась и передернула плечами, содрогаясь чуть заметно от внутренней боли. Яше подумалось, что мать не выдержит и заплачет сейчас. В мгновение она побледнела, но затем опять покраснела и замерла, чуть вздрагивая губами, перед ответом бабке Дарье. Но прежде чем ответить, Мария крепче прижала к груди девочку, целуя ее в лобик, затем положила руку на плечо Яше, сказала решительно:
- Нет уж! Старшенькую потеряла дорогой. Хватит с меня. Поспешать буду, чтоб этих спасти. Пошли, мама, Яшенька, милка ты мой, узел тебе мешает? Тяжко, сыночек?
- Мне? Я могу и Леночку взять на руки. Идемте уж, мама.
Мария с гордостью посмотрела на сына. Затем низко поклонилась старику и решительным шагом двинулась в сторону станции Терек, уводя за собой старуху и сына.
V
Солдаты сержанта Попова поспешно оборудовали индивидуальные огневые точки. Нужно было торопиться, потому что скоро должен был начаться отход всех подразделений, как сказал полковник Егоров. Попов со своими солдатами оставался в траншеях до тех пор, пока отступившие не оборудуют новых позиций. Таков приказ полковника, - любым способом и средствами, но задержать или замедлить продвижение противника.
* * *
Кудрявцевой скоро пришлось, как и предполагал Рычков, искать убежище. Но попала она не к нему, а к Звонареву - худенькому и веснушчатому солдату. Принял он к себе в окоп медсестру с чувством радости.
- Ой, как тоскливо одному тут, товарищ Лена, - быстро говорил солдат, ухмыляясь и потирая руки.
- Ну, кажется, сейчас больше не будет времени для томлений, - быстро ответила девушка, выглянув из окопа. Лицо ее в это мгновение преобразилось.
Низко над степью от Терека стлался белый туман. Теперь, когда стала быстро наступать темнота, более видимыми сделались над землей огни горевшей травы. Сейчас все здесь казалось нелюдимым, загадочным и страшным. При мысли о том, что они забыты, брошены на произвол судьбы, сжималось сердце. Только в короткое мгновение ей приходило в голову: выпрыгнуть из окопа и опрометью броситься в сторону востока.
В мгновение показалось, что вблизи окопа кто-то чиркнул спичкой. Лена быстро осмотрелась кругом. Вдали снова слабо сверкнуло.
- Алеша, почему это гитлеровцы бьют по пустому пространству? - в недоумении спросила Кудрявцева, впиваясь взглядом в темнеющие дали.
Но только солдат хотел ей ответить: "Не бесцельно тратят они снаряды, - дорогу себе расчищают", - как над окопом рвануло ураганом ветра, ударило оглушительными взрывами. У Лены даже пилотку с головы сорвало, она бочком съехала на дно траншейки. Сразу ей подумалось, что она ранена. Но затем, постепенно приходя в себя, стала осознавать, что боли не чувствует. Приподнявшись тихонько, опять выглянула из окопа. Левее, в той стороне, где находились сержант Попов, Цымбалко и Ершов, мигнуло еще несколько взрывов. Потом грохот стало относить в тыл. В это время на правом фланге послышался топот бежавшей группы людей. Раздался негромкий, встревоженный и вопросительный голос Рычкова. Ему торопливо ответили из темноты: "Всем, всем приказано выходить!"
- Новые позиции будем занимать за станцией Терек, - на ходу крикнул кто-то другой. - Не мешкайте!.. Не то, друзья, в тылу у немцев очутитесь.
Кудрявцева рывком схватила Звонарева за руку своими цепкими пальцами, но голос изменил ей. Она тяжело вздохнула и медленно присела на корточки, обхватив голову руками. Собравшись с силами, проговорила:
- Столько потерь, столько жертв!.. И все, чтобы теперь, бросив сопротивляться, бежать неизвестно куда!
Прошло несколько минут… Лена не двигалась. Она не заметила или не обратила внимания, как из окопа выскочил Звонарев и бросился к сержанту. Вскоре он вернулся и сказал: "На месте их окопов осталось две воронки…"
- Алеша! - проговорила Лена и тотчас умолкла.
- Мы выходить отсюда должны, - угрюмо заявил солдат. - Надо выбираться не больно-то медля! Слышите, как у немцев, чтоб им провалиться, загудели моторы?
И действительно, вся степь наполнилась гулом. Звонарев и Кудрявцева лишь успели добежать и спуститься в окоп к Рычкову, как против них на грунтовой дороге показалась на мотоциклах вражеская мотопехота. За мотоциклами катились огромные тупорылые грузовики.
- Надо степью!.. Глубокой степью надо выходить. Чтобы все время держаться от дороги подальше, - посоветовал Звонарев.
- Да кругом уже, кругом немцы! - проговорила Лена, дрожа. - Может, лучше бы попробовать к Тереку?..
- Вода в нем больно быстра, - степенно, но решительно возразил Рычков. - Его нам не переплыть.
Затем они все втроем несколько минут молча пережидали, взором провожая вражеские автомашины.
- Кажется, время нам, - медленно и тяжело сказал Рычков. Подумав, он затем поддержал предложение Звонарева: - Алеша прав: нам надо углубиться в степь. Вот там, может, и прорвемся как-нибудь.
- Не на "как-нибудь" мы должны полагаться, а на веру в самих себя, - жестоко сказала Лена и отвернулась от Рычкова, поправляя на плече у себя полуопустевшую санитарную сумку. - Нам придется теперь думать и за себя и за противника, вот тогда мы не попадем к нему в руки.
- Да я и сам знаю об этом! - запротестовал Рычков. - На войне удачу для себя одного никто не может заказать. Но лечь костьми законное дело.
Лена не ответила ему.
Она еще постояла немного, то наматывая на палец лямку своей сумки, то нервно и быстро разматывая ее, все прислушиваясь. Затем, ступая осторожно, она первой тронулась с места, устремляясь в ту сторону, где над землей, чернея, выступала железнодорожная насыпь.
Оба солдата тихонько и осторожно пошли следом за нею, сдерживая дыхание и оглядываясь. Степь уже стала чужой, каждая темнеющая рытвинка сулила всякие неожиданности. Даже в отдалении от переднего края все здесь казалось притаившимся и угрожающим.
VI
Вепрев и Серов расположились в сухом и глубоком оросительном канале. Они и не думали утруждать себя оборудованием огневых точек. Но когда донесся лязг гусениц, заглушивший все другие звуки в степи, Серов с напряжением прислушался, озадаченно покачивая головой, проговорил тревожно:
- Не успеть грязных тельняшек сменить, как эти бронированные черти над нами очутятся! Слышишь ты, как они где-то режут по степи?!
Но выражение испуга на его лице задержалось только на одну минуту.
- А вообще не робей, Митя, - не все ли равно - у Каспия или здесь отдавать богу душу. Но если выходит, что надо с нею проститься, так чтобы не дешево!.. А то, здорово живешь, - не хватало, чтобы ниц перед ними лечь! - и, кинув в сторону все нарастающего грохота вражеской танковой лавины, он начальственно сказал: - Готовь-ка свои противотанковые… Губа не задрожит, как крутану одному из них прямо под гусеницу!..
- Две еще есть, но запалов к ним только один, - тяжким выдохом вырвалось из груди Вепрева.
Он стоял в канаве на коленях, вглядываясь в потемневшую от поднятой пыли даль. Уже чаще, чем каждую минуту, мигали ярковато-бледные вспышки выстрелов. В знойном воздухе чернота оседала книзу, постепенно растворяясь над верхушками перезревших трав.
- Смотри-ка, они, оказывается, стороной от нас шмыганули, - сказал он, словно сожалея. - Пока что это только "лазутчики", наверно.
- Егоровцы, ты слышишь, они все еще дерутся! - не унимался Вепрев. - Мы тут кровью своей комаров откармливаем. Замечательное ремесло у нас! Ты можешь понять меня, слышишь, Сень?
Серову хотелось снова выкрикнуть: "Амбиция ты, черт!.. Надо было, как я давно советовал, пристраиваться к пехоте полковника Егорова. Вот теперь бы мы не были без руля и без ветрила", - но вместо выкрика он сказал спокойно и примирительно:
- У пехотинцев имелась организованность, налаженное управление в бою. Как и подобает им… А мы все чванились, все без общего курса… И стало из всех наших батарейщиков только нас двое. Ты даже сейчас не желаешь, как я вижу, идти в одном направлении с пехотой!.. А давно следовало на довольствие бы к ним! - огонь с водою не соединить, - вяло отмахнулся Вепрев. - А насчет довольствия, - лучше своя кукурузная лепешка, чем чужой плов, как здесь, на Кавказе, говорят. Вообще далась она мне, твоя пехота с ее довольствием!.. Самой ей нечего жрать!
Вепрев говорил затем и еще что-то, но невозможно было разобрать смысла слов его. Губы у него порой шевелились совсем беззвучно. Он продолжал лежать кверху животом, закинув за голову руки, широко раскрытыми глазами упираясь в далекое чистое небо. А Серов, хотя и не глядел на него, но прислушивался к странному бормотанию, - слова Вепрева были неясными, не составляли каких-либо законченных фраз и будто даже не выражали определенной мысли.
- Ты перестанешь тут бредить?! - не вытерпел Серов. - Скулишь, будто попавшая на чужую улицу паршивая собачонка. Слышишь, что я говорю тебе, вояка?
- На своей улице, Сеня, и паршивая собачонка - тигр! Понимаешь, - оживившись, заговорил Вепрев, приподнимаясь, - одолевают разные мелкие и пестрые мыслишки. Как я ни отталкиваю их, а они все здесь, все в голове у меня метушатся. И все о том: лучше сто раз умереть, чем очутиться вот в таком положении, как мы теперь, один раз побежденными!..
- Удивительное дело! Почему же я не чувствую, как ты, побежденным себя? - злился Серов, сознавая, что настроение Вепрева начинает подавлять его. - А если пока что отступаем, то попомни: на гору всегда взбираются с подножья. И не крути, как перепуганный…
- Бескомпасный ты удалец, Митя, вот что я тебе скажу, - ворчливо журил Серов. - Лежи, да жди!.. Подопрет же, наконец, гитлеровская пехота в данное расположение. Тогда будет над чем потрудиться. Только умей поворачиваться!..
* * *
Потрудиться краснофлотцам так и не пришлось в это мучительный от зноя день. Они расположились по правую сторону железной дороги и не видели ни отступавших обозников, ни выходившей с поля боя пехоты полковника Егорова. Но когда стемнело, прямо против них загрохотали вражеские танки. Точно они с неба обрушились на темную степь. И с такой силой затрещали и залязгали гусеницами, что Вепреву казалось, будто все у него внутри содрогается. Ему стало душно. Вырвав из чехла гранату, он машинально сунул в нее запал. Глаза его расширились, загорелись ожесточенным и гневным блеском.
Серову тоже стало не по себе: невероятно быстро между ними и танками таяло расстояние. Он хотел крикнуть о чем-то Вепреву, но голос замер в груди. В тот миг, когда он силился овладеть собой, чтобы осознать, как же сейчас поступить, ему почудилось, как вихрем к канаве гонит сорванную сухую траву. И потом показалось, что не танки неслись, а он вместе с Вепревым, и вместе с полем, летели навстречу им.
И вот стальные громады уже совсем рядом, - впереди грохнул взрыв гранаты. Но машины, со свистом рассекая воздух, одна за другой стали переползать канал, не дне которого, прижимаясь к земле, лежали Серов и Вепрев. Минутой позже только и остался запах перегоревшего бензина. Замирающий лязг гусениц все отдалялся, пока вовсе не растворился в ночной темноте.
- Что де ты скажешь теперь? - начал Вепрев. - Ведь нам здесь амба!.. Если мы в данном месте еще немного поторчим… Окружены, - везде уже немцы!
- Ну, тогда кричи караул!..
- Надо же выходить, чертова ты перечница! - настаивал Вепрев.
Серов, правда, вовсе не был упрямым человеком, как он казался нетерпеливому и порывистому Вепреву. Он прекрасно понимал свое положение, полагая, как и Вепрев, что оборона продолжаться не может. "Теперь - факт, надо будет выбираться отсюда", - произнес он мысленно.
Над степью поднялось кверху и повисло вокруг огромное зарево, с трепетным дрожанием расползаясь по темному небу. Оно так и будет висеть, пока в зеленоватой дали не займется утренняя заря.
* * *
В это время солдаты с медсестрой перевалили через железнодорожную линию. Они все еще ползли по росистому полю, прислушиваясь к замирающему вдали железному лязгу гусениц вражеских танков. Наконец, Лена выпрямилась, оглядываясь кругом, наклонилась и тихонько дотронулась до плеча Звонарева. Тот вопросительно приподнял голову, но не встал.
- Поднимайся, ну!.. - прошептала она.
Звонарев медлил, недоумевая, почему вдруг надо вставать во весь рост. Они ведь могут быть замеченными, если по степи двигается гитлеровская пехота.
- Вставайте же на ноги! - строже и более громче сказала девушка. - А то мы так и до утра не выберемся отсюда. - Лена внезапно насторожилась. Будто боясь шума от собственного движения, а может с острым предчувствием беды, медленно повела взглядом в сторону. И внутри у нее задрожало, как только она увидела возвышающиеся две человеческие фигуры. Затем увидела, как один из стоявших быстро сунул руку в карман, так что одно их плеч этого человека стало выше другого. И хотя у них были видны только туловища, ей все же показалось знакомое в этих фигурах. "Так вот это кто, - встретились снова!" - мелькнула мысль в голове Кудрявцевой.
- Это же наши старые знакомые! - сказала она, слегка встряхнув головой. А потом добавила примирительно: - Гора с горой не сходится, а человеку это сделать не трудно.
Сердце у нее стали биться спокойней. Погасив прежнюю неприязнь к матросам, она первая рванулась навстречу к ним, на ходу тихо проговорила:
- А мы думали, что морячки около Каспийского уже. Но, оказывается, и они все еще здесь!
- Хо, Сень, полюбуйся! - Вепрев широко взмахнул рукой. - Пехота тоже дает драпака на восток. Эх, почтенные вы мои кашелюбы, мало вас, что-то осталось, как я вижу. Неужели остальные концы отдали?
Вепрев говорил громко и весело. Но вот он внезапно остановился и умолк, разглядев резкое движение Рычкова. Солдат, шагнув к краснофлотцам, щупал сердитым взглядом их лица.
- Верно, что мало, - и тысячи людей в таком деле мало! - выпалил он, возмущенный тоном Вепрева. - А вот одного дурака и того будет много! Ни доверия к словам, ни желания слушать его. Идемте, - помолчав секунду, предложил Рычков, повернувшись к своим спутникам. - Нам не по дороге с этими людьми!
А когда солдатские шаги растворились во тьме, Серов угрюмо заметил Вепреву:
- Ты думаешь, что очень красиво высказался?
- В иное время мы были с тобой одинакового мнения о них, - огрызнулся Вепрев. - А вообще сдались они мне… Давай-ка лучше побыстрей ногами будем работать!
Но скоро им пришлось работать не только ногами, но и руками, - надо было ползти.
Наконец, впереди заблестела вода оросительного канала "Неволька". Влажный воздух нежно коснулся пересохших губ Вепрева. Его, однако, это вовсе не радовало. Он ждал еще больше тьмы, чтобы разогнуть затекшую спину и быстрей, во весь рост двинуться дальше.
Во время нового отдыха в зарослях молодого ольшаника, комкая бескозырку, Серов полушепотом говорил:
- До войны и в дурном сне не могло такое присниться! А сказал бы кто, - искрошил бы!
- Тсс… - Вепрев приподнял руку. - Полюбуйся вон!.. Отшагивают, ну, как дома у себя!
Из-за бугра в лощину выходила колонна немецкой пехоты. Вепрев сдернул с плеча автомат, но сейчас же опустил его.
Почти следом за немцами, держась ближе к откосу канала, поползли и матросы, скрытые тьмой. Вепрев полз впереди. Он часто поднимал голову и огладывался, затем снова припадал к земле и продолжал ползти, широко раскидывая ноги, загребая под себя колючий бурьян.
- Гады! - стонал Вепрев, стиснув зубы. - До чего обнаглели.
- Перестань бушевать, - уговаривал его Серов. - Не бесись, не трави мою душу! Поживей работай ногами, да помалкивай! Из-за твоей глотки пропадешь…
На станции Терек и в прилегающем к станции поселке бушевал пожар. Небо наливалось багряным заревом. Ночь была жаркая. Тягостная духота, мешавшая дышать, утомляла. Зарево все глубже и шире вплеталось в синевато-черные тучи. А степь гудела и рычала моторами, трескучие вспышки огня причудливо освещали ее дали.
- Отдохнем, - предложил Вепрев. - Сколько мы отмахали? Петляем как зайцы, а противник все время впереди…
Серов промолчал. Вдруг близко послышался хруст: под чьими-то ногами ломался сухой бурьян. Моряки присели, озираясь. Вблизи торчали чахлые кустики, на молодых ивах у канала пугливо трепетала листва. Далеко позади, взмахивая над землей желто-красными крыльями, металось пламя.
Опираясь на руки, Вепрев настороженно озирался вокруг. Серов невольно подумал: трусит… Он тихо спросил:
- Почему у тебя руки дрожат?
- А ну, подь ко мне, - скороговоркой позвал его Вепрев. - Взгляни! Да вот в ту сторону! Или глаза твои дымом выело? Теперь видишь?
Серов напрягал зрение, глаза его начали слезиться, но он ничего не мог различить. Вепрев выругался.
- Эх, друг мой… Пентюх из тебя, а не разведчик. Ну вон же, вон!
Серов рассмотрел странно прыгающие серые тени. Они то припадали к земле, то поднимались, размахивая руками, точно играли в какую-то игру.
- Что же это, Митя?
Вепрев почесал затылок.
- Не понимаешь? Прислушайся: окопы роют!
- По-настоящему развернули фронт. Значит, по-доброму нам отсюда не выбраться. Нож, Митя, не потерял?
- Шевельнетесь - смерть! - вдруг по-русски сказали негромко, но грозно.
Вепрев быстро обернулся, чтобы не получить выстрела в спину, схватился за нож, но в это же мгновение крепкие руки повалили его на землю и заткнули рот.
Над степью лежала прежняя тишина.
* * *
Минут десять спустя Вепрев и Серов стояли перед стройным чубатым человеком, который не особенно интересовался ими. Вокруг продолжалась неутомимая пляска темных фигур. Осыпалась земля, глухо позвякивали лопаты. Здесь же невысокий коренастый человек наставительно говорил кому-то:
- Вы пойдете в штаб батальона, а там решат, куда вам дальше. Может быть, и оставят… Здесь вам сейчас не место!
Женский голос, знакомый Вепреву, возражал:
- Напрасно уговариваете. Вы хотите напугать меня, потому что я женщина.
- Я вас не уговариваю, а требую!
- Воевать - у нас право равное!
- Воевать и без вас есть кому.
- Вы знаете, сколько нам пришлось выстрадать? От самого Харькова… Легко сказать - уйдите! Нас осталось только трое!
Пока продолжался этот разговор, Серову и Вепреву развязали руки. Поняв, что попали к своим, злясь на приземистого человека, который верховодил всеми, Вепрев процедил сквозь зубы:
- Невежливо встретили, получается! Я черноморец, а вы меня скручивать?! Дмитрия Вепрева связать!..
- А я командир отделения, старший сержант Евгений Холод. Познакомимся, черноморец!
Этот голос, спокойный и задушевный, вдруг вызвал у Вепрева желание обнять старшего сержанта Холода. Однако матрос сдержался. Протянув руку, он проговорил примирительно:
- Тонуть, так разом, - миримся, а?
Мы не ссорились, - ответил Холод. - А тонуть я не хочу и вам не советую. Дрянь дело - тонуть! Мы пришли сюда бить оккупантов, моряк. Вот к нам и пристраивайтесь…
Чубатый человек, молча изучавший матросов, спросил неожиданно:
- Есть хотите?