VII
Далеко в степи по-прежнему видны были слабые отсветы пожара. У Терека громыхали глухие взрывы. Предвестниками грозы в небе забились неяркие сполохи. Где-то гудели моторы, доносился сыпучий треск гусениц.
Майор Симонов знал, что немцы до рассвета наступать не намереваются. Пехотные части врага накапливались между станцией Терек и разъездом Солнушкин.
На командный пункт батальона с КП полка подтянули телефонный провод. Батальонные телефонисты налаживали связь с ротами.
- Вы понимаете, Тамара Сергеевна, - глуховато продолжал Симонов, - бывает, рана вовсе не смертельная, а человек умирает.
- Случается, Андрей Иванович.
- А почему это "случается"? Нужно держать санитаров ближе к переднему краю.
- Дело не только в быстроте оказанной помощи, Андрей Иванович. Шоковое состояние…
- Это вам лучше знать, - оборвал ее Симонов. - Запомните только: за каждый такой случай отвечаете вы.
- Обо мне вам нечего беспокоиться, Андрей Иванович, - ответила Магура сдержанно. - Не первый раз в бою.
- Ну-ну, - более дружелюбно проговорил Симонов, - выбирайте, что для вас легче: или будете спасать людей, или отвечать родным умерших. На вашем месте я выбрал бы первое.
- А все же будете писать родным убитых?
- Если убит в бою, - дело иное: храбро погиб, сражаясь за Родину. А что мы напишем, если человек был ранен и умер по нашей вине?
Провожая взглядом Магуру, Симонов присел на ящик из-под патронов; против воли думалось о ней…
В боях в районе Калуги он был ране в плечо. Полковой врач Магура отправляла его в медсанбат. "Что, Тамара Сергеевна, расстаемся?" - спросил тогда Симонов. Матура усмехнулась, пожала плечами и не ответила на вопрос. "Дружба наша, - сказал он ей еще, - была, как спичка, - огонь горячий, а пламя короткое".
А эта вторая встреча произошла совсем неожиданно. Майор не искал ее и почему-то был уверен, что она никогда не произойдет. Но однажды, возвращаясь из первой роты, Симонов увидел знакомую женскую фигуру. Откинув голову, опершись обеими руками позади себя о землю, раскрасневшаяся и загорелая, Матура сидела на обочине дороги, с удивлением глядя на него.
Он хотел казаться равнодушным, но не смог сдержать радостной улыбки и чуть не бросился к ней.
- Откуда вы взялись, Тамара?! - невольно выдавая свою радость, почти вскрикнул он.
Однако проходили недели, и сомнение в возможности сближения с Магурой не исчезало у Симонова.
При первой же встрече Тамара Сергеевна заявила решительно:
- Андрей Иванович, я попрошу перевода в ваш батальон.
Симонов пытался возразить ей, но она перебила его:
- Слушайте, Андрей Иванович, мне стало невмоготу выносить "ухаживания" майора Ткаченко, командира второго батальона, - и при этом так взглянула на Симонова, точно с укором спросила: неужели ты не рад нашей встрече? - Я вас искала, запрашивала управление эвакогоспиталей! - помолчав, добавила она.
Теперь, прислушиваясь к неясно доносившимся из степи голосам, Симонов рассеянно поглядывал в ту сторону, куда ушла Магура.
- Товарищ майор, разрешите? - обратился к нему старший адъютант лейтенант Мельников: - Связь с ротами налажена. Из третьей старший лейтенант Метелев сообщает: противник не обнаружен.
- Обнаружится. Поторопите с оборудованием огневых точек.
- Заканчивают уже.
Симонов хотел сказать: "Молодцы!", но в это время подбежал дежурный телефонист:
- Разрешите, товарищ гвардии майор! Из штаба полка приказание: вам явиться к комдиву подполковнику Василенко.
* * *
Штаб дивизии расположился между сопками, в трех километрах от полотна железной дороги. В темноте слышались шаги, приглушенный говор и шелест травы.
Перед Симоновым внезапно выросла могучая фигура адъютанта комдива.
- Где комдив? - спросил майор.
- Он ждет вас, ответил адъютант. - Идемте, я провожу вас к нему.
Из темноты донесся знакомый голос командира второго батальона майора Ткаченко:
- От уперта людына! Я - що, в позычку прошу? Положено батальону - вертай назад!
- Слышали? - засмеялся адъютант. - Ткаченко воюет… Буря!
- К кому это он подступает так?
- Штурмует начальника медсанслужбы. Врача требует.
- Разве ему не дали еще?
- Дали, да он требует вашего, врача Магуру.
- Она работает в таком же батальоне…
- Любимчик комдива - ему все можно - требует…
- Это ему кажется, что все ему можно, - возразил Симонов. - Комиссар мой здесь?
- Рождественский и другие комиссары полков и батальонов в политотделе. Идет совещание. Сюда, в эту траншейку давайте, товарищ майор.
Спускаясь в траншею, Симонов услышал возбужденный голос подполковника Василенко:
- Не можем же мы ждать до рассвета.
- Не в этом дело, Владимир Петрович, - отвечал ему полковой комиссар Киреев со своим обычным спокойствием. - Поезжайте одни, а я не поеду к комкору. Не нахожу нужным, не вижу надуманной вами угрозы нашим тыловикам.
Очутившись в просторной квадратной выемке, прикрытой брезентом и освещенной двумя керосиновыми лампами, Симонов козырнул комдиву:
- Разрешите, товарищ гвардии подполковник?
- Вот дождались, наконец, - высоким голосом отозвался Василенко. - Роты окопались?
- Заканчиваем.
- Что нового донесла ваша разведка?
- Немцы напротив батальона не обнаружены. Однако полагаю…
- Полагайте, - оборвал Василенко, - а себя не обнаруживайте. - И отвернулся. - Я не боялся бы риска, - продолжал он, обращаясь к Кирееву, - я не против риска для пользы дела, комиссар.
Сутуловатый и плотный Киреев сидел за походным столиком, крепко сжав переплетенные пальцы. Темные глаза его были суровы.
Минуту назад Симонову казалось, что он и комдив будут рады друг другу. Как никогда, Симонову хотелось, чтобы теперь, наконец, между ними установились те отношения, какие бывают между старшим начальником и подчиненным, которому доверяют. Он продолжал стоять навытяжку, выжидая, когда подполковник обратится к нему.
- Булата ко мне! - крикнул комдив, наклонившись к траншее.
Симонов посторонился, услышав позади торопливые шаги, по которым он узнал своего земляка майора Булата. Это был плотно сколоченный и верткий человек, с круглым энергичным лицом и быстрыми хитроватыми, всегда будто улыбающимися маленькими глазками. Булат с Симоновым были из одного города - из Кирова, но познакомились и подружились они только в дивизии, - комбат радовался слухам о предстоящем назначении его земляка командиром полка взамен командира, отбывающего на учебу. Войдя в землянку, Булат вскинул к пилотке своей сжатый кулак и на уровне виска разжал пальцы.
- Слушаю вас, товарищ подполковник!
- Вызвать ко мне командира артдивизиона капитана Смирнова - срочно!
Василенко присел к столу, раскинул хрустящую, лощеную карту, разгладил ее ладонью.
- Садитесь, Смирнов, - словно только сейчас заметив комбата, приказал он. - Не торчите на проходе, садитесь.
Симонов присел, молча и напряженно ожидая, что прикажет комдив. А тот, вяло улыбнувшись, вдруг порывисто отдернул от карты руку и, помахав ею у лица, будто отгоняя табачный дым, сказал:
- Командир корпуса приказывает немецкие танки встретить из окопов. Вы понимаете, Симонов, что против дивизии может выступить одна из трех танковых дивизий? Вас подстерегают десятки серьезных неожиданностей. Это война, товарищ инженер-строитель!
Немного задетый грубоватым, насмешливым тоном комдива, комбат промолчал. - мы не можем очертя голову бросаться батальоном на немецкий полк, - продолжал Василенко. - И на обжитые окопы не очень рассчитывайте. Засиживаться в них мы не намерены. Наступит пора, будет приказ - вперед. Предупреждаю: наломаете дров, исправлять ваши промахи у меня времени не хватит…
Тихим и спокойным голосом Киреев сказал:
- Вам следует запомнить, Симонов, и внушить своим подчиненным: при любых условиях - отступление совершенно исключается.
- Затаите дыхание, не шевелитесь до утра. Ждите, когда немцы скопом полезут, как вчера, - заключил Василенко, вставая. - Ясно?
- Мы со своим комиссаром ориентировали роты в том же духе.
- Загляните к начальнику штаба и немедленно в батальон.
Симонов козырнул и вышел.
Прислушиваясь, как замирают мерные шаги комбата, Киреев заметил:
- С Симоновым не следовало бы так резко, командир. Комбат не заслуживает…
Василенко всякий раз не мог скрыть досаду, когда Киреев подмечал его неприязнь к Симонову.
- Пока я еще не знаю, чего заслуживает этот Симонов, - сказал он. - Не знаю!
- Изучайте, будете знать, - возразил комиссар. Он встал, подошел к лампе и прикрутил фитиль. - Дымит, дышать нечем. Да-а… Людей изучать интересно, Владимир Петрович. И нужно… Тогда мы собственными глазами увидим человека - с его взлетами и срывами, с ошибками и душевными страданиями, со стремлением исправить ошибки, - будем точно знать, можно ли на него опереться. Характер командира проявляется в действии. Верно ведь? А мы с вами Симонова в действии еще не видели.
- На рассвете Руоффа встречаем, некогда мне изучать. Я не уверен в этом Симонове, как уверен в Ткаченко или в любом другом кадровом офицере. Кто он? Инженер-строитель. А полку нужен настоящий комбат.
- Кстати о Ткаченко, об этом, как вы говорите "положительном комбате". Его требование неосновательно.
- А-а! - подхватил Василенко, обрадованный переменой темы. - Вы по поводу Магуры?
- По-видимому какие-то причины у нее были, если потребовала перевода. Начальник медсанслужбы мог бы не согласиться с ее доводами, но он все же перевел ее. Возвращать Магуру во второй - ни в коем случае.
- Начальник медсанслужбы жаловался мне, - с усмешкой сказал Василенко - Ткаченко его штурмует: "Виддай ликаря!" А доктор спрашивает: "А вона що, твоя?" Ткаченко не отступает: "Виддай, кажу. По-доброму виддай, а то…" - Василенко тряхнул головой и засмеялся. - Прорвало человека!
- Просто разнузданность! - возмутился Киреев, продолжая тихонько барабанить пальцами по столу.
- Самолюбивый он, черт…
- О, как же! Этому надо положить конец. Я никогда не встречался с этой Магурой, но она, по-моему, права, что решила уйти подальше от такого комбата.
- Я ему всыплю, комиссар, - сказал Василенко. - Сгоню с него всю блажь! Сгоню! Н-ну, добре. Так ты не поедешь со мной к полковнику?
Киреев не успел ответить - из траншеи послышался голос:
- Разрешите войти?
Шурша плащ-палаткой с откинутым на спину капюшоном, вошел старший лейтенант, артиллерист. Красивый и стройный, щелкнув каблуками, он встал во фронт и доложил:
- Капитан Смирнов вызван начальником артиллерии корпуса. По вашему приказанию, товарищ гвардии подполковник, я вился командир первой батареи старший лейтенант Кудрявцев.
- Добре, товарищ старший лейтенант, - сказал Василенко, любивший четкую речь и подтянутость. - Но я вас не вызывал.
- Временно замещаю капитана Смирнова, товарищ гвардии подполковник.
- Об этом следовало доложить сразу, - заметил Василенко. - Как вы выбрали огневые позиции?
- Ночь! - пожав плечами, сказал Кудрявцев. - Но все же батареи за высотками расположили. Будем вести огонь с закрытых позиций.
- А если нужно будет выдвинуться вперед, тягачи не потребуются вам?
- Народ у нас дружный и сильный. Выдвинемся без тягачей.
Щуря глаза, Василенко хитровато спросил:
- А скажите, ваши автомашины или, пусть будет по-вашему, тягачи заправлены они?
- До Моздока хватит горючего - заправлены.
- Туда пока еще Руофф нас не пустит, - возразил Василенко. - Вот что, товарищ гвардии старший лейтенант, в районе Грозного остались наши тыловые подразделения. Пошлите за ними все до одной автомашины.
Кудрявцев приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но так и остался стоять с испуганным лицом. Василенко окинул его взором.
- Я вижу, вы не поняли моего приказа! - строго сказал он, сдвинув над переносицей брови в одну линию.
- А как же, если вдруг… в случае прорыва? Это же орудия, боеприпасы? - полушепотом проговорил старший лейтенант, инстинктивно отшатнувшись.
- Если произойдет ваше "вдруг" или "в случае", будете умирать у орудий. А пропустите фашистов - тогда орудия нам не нужны. Ясно?
- Ясно!
- Туда и обратно, - продолжал Василенко, - даю сроку четыре часа. На рассвете они должны быть здесь!
- Разрешите выполнять, товарищ гвардии подполковник?
- Выполняйте!
Но как только Кудрявцев исчез, он почти воскликнул, обращаясь к Кирееву:
- Я знаю, комиссар, ради чего рискую, отправляя тягачи. Без боевых комплектов боеприпасов мы - только три четверти дивизия!
Вошел начальник штаба дивизии, рослый и худощавый майор Беляев.
- Владимир Петрович, из штаба группы войск вызывают вас к аппарату.
- Вон откуда, ого! - удивился Василенко и метнулся в траншею.
Вслед за ним вышли и Киреев с Беляевым. У машины взвода связи, стоявшей в глубокой выемке, Киреев услышал голос Василенко:
- Расположены до канала имени Ленина. Совершенно спокойно, товарищ гвардии генерал-лейтенант. Да, да… не обнаруживаем себя… Окапываемся.
- Командующий войсками, - шепнул Беляев Кирееву.
- Генерал приказал перебросить корпус на левый берег реки Терек. Но он-то знает, что даже в точные расчеты внезапно может вторгнуться много непредвиденных случайностей, - ответил Киреев.
Положив трубку, Киреев сказал:
- Генерал-лейтенант Червоненков интересуется, как мы чувствуем присутствие немцев. Беда наша, Сергей Платоныч, что мы все еще не знаем их сил. Вернулась разведка, Беляев?
- Вернулись. Почти без новостей.
- Вот видите, комиссар!..
Киреев промолчал. Он смотрел на равнину, окутанную темным покрывалом ночи. За смутно сереющей чертой дороги лежала густая непроницаемая тьма. А на северо-западе в небе все еще висело зарево большого, разрастающегося пожара.
VIII
Смирнов задержался у командира и начальника штаба полка и теперь торопился в батальон. Шел с таким чувством, будто его подталкивало: "Скорей, скорей!" И он повиновался этому чувству.
А ночь подходила к концу, - безлунная ночь с почерневшим небом и меркнувшими пожарами. Доносился запах горелой травы. Вокруг стояло глубокое безмолвие, какое бывает в степи перед рассветом. Чуть приметно между туч проглядывали редкие звезды, над низинами стлался влажный туман.
"Как все-таки сказать Тамаре Сергеевне о требовании Ткаченко?" - думал Симонов, раздражаясь на самого себя, чувствуя, что ему будет трудно подобрать для этого слова. "Как ей рассказать об этом? Пусть сама в этом разберется, когда дойдет до нее требование Ткаченко".
- Андрей Иванович… ты ли? - раздался голос Рождественского.
- А ты здесь как очутился? - отозвался Симонов.
- Был в политотделе… Забежал в хозвзвод к Дубинину.
- А меня комдив вызывал, вот возвращаюсь…
- И заблудился? - засмеялся Рождественский. - Ну, рассказывай: что, боевую задачу поставили?
- Придется до поры до времени посидеть в окопах.
- Оборона, значит?
В тоне его вопроса Симонов расслышал разочарование.
- Командование предупреждает, что против каждого нашего батальона Руофф, пожалуй, способен выставить полк, - угрюмо пояснил майор.
- Не количественное превосходство, Андрей Иванович, тут должно стать решающим.
- Опять же скопление вражеской техники…
- Но пойми же, командир, немногого мы добьемся, сидя в окопах!
- Сидение в окопах не означает, что мы лишены решимости. Будет приказ - мы поднимемся. У нас хватит смелости. Но следует подумать, как лучше, разумнее применить солдатское мужество. Поутру танки врага будем встречать из окопов.
- А если танки не появятся на нашем участке?
- Против Северной группы войск Закавказского фронта Клейст двинул 3, 13 и 23-ю танковые дивизии. Где-то они должны появиться! Он продолжает считать Кавказскую операцию прежде всего танковой операцией. Беляев, начальник штаба дивизии, рассказывал, что ухарский этот генерал похвалялся: "Если на пути к нефти и возникнет оборона русских, я врежусь в эту оборону, как раскаленным железом. Где пройдут мои танки, от русских останется смрадный след!"
- Скорей от его танков смрад останется, - сказал Рождественский.
- Нужно, чтобы было так, Саша. И чтобы не только от танков, но и от пехоты!
- Признаться, я ждал другого приказа: думал, нагрянем мы на рассвете внезапно, решительно, передовые отряды сомнем… Но командованию видней, как поступать. Случалось, мы были уже наказаны за слабое наше знакомство с врагом. Это случалось. Однако теперь мы не те, что были. - Рождественский перевел дыхание и тихо добавил: - Надо проверить каждый окоп, надо самим увидеть, как люди окапываются.
Словно покачнув землю, во тьме внезапно прогрохотал взрыв. Багровое пламя пронзило ночь раскаленным острием, скользнуло по небу. Отшатнувшись, Симонов произнес тревожно:
- Из наших, что ли, напоролся кто-то?
Послышалась нарастающая трескотня автоматных очередей, слившаяся затем с гулом гранатных взрывов. Наконец, донеслось яростно "ур-ра-а!", призывно огласившее затаившуюся степь. Со стороны противника в небо взметнулись оранжево-фиолетовые сполохи ракет.
В траве, будто суслики перед дождем, засвистели редкие пули.
- Это не просто стычка - настоящий бой! - озадаченно проговорил Симонов. - Черт, хоть ползком…
Глядя на вражеские ракеты, Рождественский, усмехаясь сказал:
- Собака стойку делает. Обнюхивает воздух.
Стрельба и взрывы так же неожиданно прекратились, как и возникли.
- Ты угадываешь что-нибудь, Андрей?
- Ни черта не пойму, что там произошло.
Они одновременно поднялись и бросились бегом, инстинктом угадывая расположение командного пункта батальона. Из тьмы знакомый голос окликнул Симонова:
- Товарищ майор, это вы?
Симонов узнал лейтенанта Мельникова.
- Что здесь? - он запыхался от бега. - Что произошло, Мельников? В расположении какой это роты? Черт возьми! Ну, что вы, лейтенант, точно мочалку жуете?
- Товарищ майор, вражеская автоколонна слишком близко расположилась. Понимаете, тут наша первая рота как раз…
- Дальше?
Мельников мялся, переступая с ноги на ногу. И вдруг отчетливо доложил:
- Атака произошла так неожиданно, что немцы не успели даже опомниться.
- Опять этот Петелин, чубатый дьявол! - с досадой произнес Симонов. - Вызвать ко мне командира первой роты лейтенанта Петелина.
- Товарищ майор, - не выдержал Мельников. - Явный успех! Автомашины сгорели, гитлеровцев к ногтю! А у нас никаких потерь! Петелин с Бугаевым отлично провели эту операцию.
Наклонив голову, Симонов уставился на лейтенанта.
- Командование не интересуется частным успехом, - резко сказал он. - Благодаря этому "успеху" они обнаружили наше прибытие. А корпус не успел занять выгодную оборону, как это положено. Выполняйте приказание, Мельников!
Рождественский предусмотрительно посоветовал: