13
Однажды в редакцию "Арбейдербладет" позвонила какая-то дама, она весело спросила:
- Вы не скажете, какой у коммунистов значок?
- Значок у коммунистов?
- Ну да, у коммунистов, наверно, есть какой-нибудь значок, или герб, или как это у вас называется? Наверно, с изображением молота?
- Серп и молот?
- Ну да, что-нибудь в этом роде. - Дама хотела знать более точно. - Вы говорите с женой профессора Проса. Я мать Флемминга Проса. Вы ведь знаете Флемминга?
- Нет.
- Мой сын - ревностный коммунист, и вот ко дню его рождения мы хотим подарить ему письменный прибор, вы знаете, кожаная папка, бювар и пресс-папье. Мы придумали вытеснить на них значок коммунистов, то есть молот и серп. Но это надо сделать по всем правилам, как полагается. Нам кажется, это будет очень занятно, раз он такой ревностный коммунист.
- Да. Весьма занятно.
- Вы не могли бы достать для меня точное изображение этого значка?
- Нет, не могу. - Редактор сидел перед чашкой кофе с "Арбейдербладет" в руках. Вверху на первой полосе было изображение серпа и молота. Он угрюмо взглянул на него. Нет, это не положено, - Не могу, - повторил он.
- А вы не знаете, где можно это найти? Нет ли у коммунистов какой-нибудь книги, где указаны подобные вещи?
- Нет. Но попробуйте посмотреть в Придворном и Государственном справочнике.
- Вы думаете, я там найду?
- Или в геральдическом справочнике. - Редактор заскрежетал зубами.
- Да, вы правы, может быть, там есть.
- Наверно.
- Ну что ж, попробую. Большое спасибо, извините за беспокойство.
Редактор в изнеможении даже застонал. Ох господи боже мой, буржуи проклятые! И таким позволяют пробраться в рабочую партию! Ну что за радость для рабочей партии, если у молодого Проса будет пресс-папье с серпом и молотом - "значком коммунистов". Ох ты черт!
Редактор быстро выпил кофе и в раздражении оттолкнул от себя фаянсовую чашку, много испытавшую на своем веку. Конечно, он знал Флемминга Проса и терпеть не мог этого холеного веселого барчука с круглыми, как у ангела, щечками, такого инфантильного и очень самодовольного. Такие студенты лишь на время снисходят до рабочего класса. После сдачи выпускного экзамена это увлечение у них проходит. Коммунисты оказываются для них недостаточно революционными, и студенты вступают в правительственную партию.
В коммунистическую партию приходили не только но зову сердца. Из Отделения "Д" копенгагенского Полицейского управления туда направляли людей подходящей внешности с предложением устроить покушение с бомбами или разбить оконные стекла. Приходил моряк, никогда не бывший в плавании. Безработные, никогда не работавшие. Один хотел взорвать собор. Другой предлагал партии бельгийские револьверы военного образца по шести крон за штуку. Приходил на Грюффенфельдсгаде и маленький человечек, по кличке Банан. Он заявил о своем желании стать коммунистом и совершать подвиги.
Студент Прос пришел к рабочим с грузом учености. Он изучал политическую экономию и в университетской закусочной держал себя так, будто был вождем пролетариата. Он хотел указать пролетариату прямой путь без каких-либо отклонений. Студент с детским личиком, Флемминг Прос решил возглавить рабочий класс. Хорошо, когда ребенок чем-то увлекается, сказали его либеральные родители и подарили ему пресс-папье и папку из искусственной кожи с изображением на них серпа и молота. Но рабочие разочаровали Проса, они не оценили его учености. Выдержав наконец экзамен, он с отвращением отвернулся от рабочих - они не заслуживают, чтобы он оставался среди них.
Теперь Флемминг Прос получил и должность, несмотря на свои скромные отметки: его любящий отец был знаком с министром. Проложен путь вперед - к пенсии и почетному ордену "Рыцарский крест". Это событие было отмечено дома обедом и пышными речами. И отпраздновано затем вне дома, среди бравых студентов.
Вот и кончились легкомысленные времена юности, веселые студенческие дни. В комнате Скодсборга на Гаммельхольме студенты пели, окружив себя бутылками с портвейном. "Oh jerum, jerum, jerum!" Один за другим они изменили коммунизму, эти веселые студенты, и ушли на должности или к женам, один только Скодсборг был постоянен, вечный студент Скодсборг. За здоровье Скодсборга! И за здоровье Проса, хотя он и изменил студенчеству, став королевским чиновником!
Давно ли был студентом ты,
Но дней тех нет в помине.
Лишь намять о годах златых
Вовеки не остынет.
Пусть скорлупа разбита в прах,
Ядро ты удержал в руках.
Они пели и развлекались, как могли. Девушек с ними не было, кроме сестры Скодсборга. А Мария была очень худа, жила лишь своими листовками, сидела стиснув зубы и никого не соблазняла. Она хотела затеять разговор о теории стихийности Розы Люксембург, но Прос запел:
К чертям политику пошлем,
Вино в бокалы разольем.
У него был веселый и довольный вид, блестящие глаза и круглые ангельские щечки. Его окружали друзья, по-студенчески бесшабашные, хотя уже не первой молодости. Портвейн и пиво располагали к хоровому пению. "Пой о счастливых студенческих днях!"
Флемминг Прос все еще продолжал напевать, когда в предутренний час не совсем уверенной походкой, но прекрасно ориентируясь, направился домой, на Эстербро. Полицейские в квартале Нюхавн благосклонно глядели вслед приятному молодому господину. Было холодно, в гавани еще плавали льдинки, но кандидат разогрелся от вина и испытывал приятное ощущение прохлады. Все было так хорошо и радостно. Его шаги громко отдавались на пустой улице, и, продвигаясь вперед, он тихо напевал:
Прошли златые дни у тех,
Студенческие годы,
Бокалов звон, и юный смех,
И радость, и свобода.
В конце Амалиегаде ему встретился отряд солдат. Они, вероятно, шли из крепости Кастель, направляясь на утренние занятия. Раз-два! Раз-два! Уже начало светать.
- Доброе утро, ребята! Оно к вам милостиво! - приветствовал Прос. - Вот вы идете работать, а я - домой и лягу спать, ха, ха!
Командир невежливо толкнул веселого кандидата общественно-политических наук:
- Gehen Sie fort! Schnell!
Как?… Что такое?… Да ведь это… У них и военная форма другая! Это были немецкие солдаты. Разинув рот, Флемминг Прос глядел, как иностранные солдаты маршировали вдоль мирной Амалиегаде. Он видел это будто во сне. В стальных касках, в сапогах и зеленой униформе. Eins-zwei! Eins-zwei! Раз-два! Раз-два!
Что делать, когда ранним утром видишь, как иностранные войска маршируют по улицам? Что делать новоиспеченному кандидату? Что при таких обстоятельствах предпринимает гражданин? Он зовет полицию. Сообщает властям. Вот какое большое доверие питает гражданин к полиции. Флемминг Прос вспомнил про одну вывеску, которую часто видел и над которой потешался, на входной двери в красном здании министерства на Слотсхольме: "Ночной звонок в Генеральный штаб". В этот звонок следовало позвонить, если враг явится среди ночи.
Он огляделся, ища полицию. Затем побежал. "Так бывает во сне", - подумал он. На Вредгаде он увидел двух полицейских.
- Алло! - крикнул он. - Алло! Там немцы! В городе немцы!
- Вот как! Разве? - сказал один из них, - Это хорошо. Идите-ка домой!
- Там солдаты! - кричал Прос. - Они в стальных шлемах и шагают по улицам.
- Да, да, хорошо. Идите-ка домой и ложитесь спать.
- Да очнитесь же! - закричал Прос и ухватился за мундир полицейского. - Это всерьез! Вы слышите, в городе немцы! По Амалиегаде маршируют немецкие солдаты! Сделайте же что-нибудь, черт возьми! - На глазах у него показались слезы.
- Если вы тотчас же не отправитесь спокойно долой. - сказал полицейский, - то мы кое-что сделаем. А именно - задержим вас!
- Один момент, как ваше имя? - спросил второй полицейский тоном, не предвещающим ничего доброго, и полез в карман за блокнотом.
- Я кандидат общественно-политических наук Прос, секретарь в Министерстве социальных дел. Пожалуйста, задерживайте меня. Я ничего не имею против. Ничуть! Но не теряйте времени!
- От вас разит спиртом, господин Прос. Лучше бы вы шли домой, в постель, - примирительно сказал полицейский.
- Нет! -крикнул Прос, - Нет! В городе происходят безумные, невероятные вещи, а вы стоите и глазеете, не хотите ничего сделать и предлагаете гражданам ложиться в постель и спать!
- Ах так, тогда следуйте за нами!
Полицейские не спеша двинулись вперед вместе с кандидатом наук Просом. Они шли к полицейскому участку на Сторе Конгенсгаде.
- Да поторопитесь же! - сказал Прос своим провожатым.
- Успеется!
14
Флемминг Прос не потерпел никакого ущерба в полицейском участке. Его не били, не давали ему пинка ногой - ни у кого не было времени заняться им.
О том, что Дания оккупирована, в полицейском участке узнали, лишь когда забил тревогу дежурный полицейский на Лангелиние. Кто-то стрелял с крепостного вала. Пуля попала в автомобиль. И полицейский просил прислать подкрепление.
Отряд полицейских выступил, взяв с собой резиновые дубинки и револьверы. Вытянувшись цепочкой, они осторожно шли в сторону крепости Кастель. Около Эспланады они встретили отряд немецких солдат, немцы остановили их криком: "Хальт!" - и отобрали у них револьверы.
Да, ни у кого не было времени заняться Просом. И он отправился домой на Эстербро, к своим родителям, и наконец смог толком рассказать, что случилось.
Взошло солнце. День был великолепный, ясный. В ранний утренний час над городом низко летели черные немецкие бомбардировщики. Они сбрасывали светло-зеленые листки над крышами, улицами и парками, и листки падали на каменные плиты тротуаров и повисали на голых деревьях. Листками покрылся и лед на озере Сортедам.
Прос поднял зеленый листок и прочел: "Воззвание! К солдатам и народу Дании!" Внизу стояла подпись: "Немецкий командующий Каупиш". На ломаном датском языке было написано, что Германия взяла на себя защиту нейтралитета королевств Дании и Норвегии. (Там было написано "нейтралитет".) Эти меры предприняты исключительно в целях обеспечения свободы и независимости датского народа. Отныне немецкая армия и флот будут заботиться о безопасности страны и ограждать ее от посягательства Англии. Сопротивление бесполезно и будет подавляться всеми средствами принуждения. Военным и гражданским учреждениям предлагается установить контакт с немецкими комендантами.
Вот каким образом датский народ узнал о том, какие изменения произошли в стране.
Молодой Флемминг Прос разбудил родителей и сообщил им об оккупации страны. Точно так же были уведомлены об этом полиция, власти, правительство, король. Постепенно были разбужены все.
Немецкие солдаты, патрулировавшие в это весеннее утро Копенгаген, прибыли сюда морским путем. Часа в четыре утра два иностранных судна причалили к молу Лангелиние. Их заметили, когда они быстрым ходом шли с севера, по направлению к маяку Кронелёб. На первом судне горели один фонарь на топ-мачте и боковые огни, на заднем судне - два фонаря на топ-мачте и боковые огни.
Первыми заметили корабли в форте Миддельгрунд. Поскольку они не остановились, чтобы взять лоцмана, из форта осветили прожектором первое судно, которое приняли за буксир. Потом подняли сигнал остановки и снова осветили судно.
Затем прожектор направили на второе судно, оно напоминало по виду невооруженный военный корабль неизвестной национальности. На палубе никого не было видно. После того как прожектор осветил судно, оттуда ответили целым рядом проблесковых лучей и прожектор погасили. Последовало распоряжение сделать предупредительный выстрел.
- Пошлем-ка им банан! - сказал командир и вложил снаряд в пушку. Но никакого банана не получилось. Оба судна спокойно двигались дальше…
"При осмотре пушки обнаружилось, что предупредительный выстрел не получился, так как снаряд не входил в ствол из-за большого количества смазки и нельзя было закрыть крышку. Из-за отсутствия у командира знаний о вооружении и вследствие незнакомства с ходом работ на форте, что следует отнести за счет короткого срока службы в форте (четыре дня), он неоднократно пробовал закрыть крышку, но это ему не удавалось. Когда выстрела не последовало, начальник вахты, окончив сигнализировать и наводить прожектор, осмотрел пушку. К этому моменту было признано, что уже слишком поздно применять второе орудие".
В четыре часа три минуты с форта Миддельгрунд было отправлено сообщение на станцию Люнет, которая в четыре часа семнадцать минут закончила дальнейшую передачу этого сообщения на станцию разведывательной службы военно-морского штаба.
Вот как была захвачена столица. Это произошло во вторник.
Горожане, проснувшись утром, отправились на работу. Они вышли на улицу и заметили, что происходит что-то неладное, шестой номер трамвая ехал на Фаримагсгаде, где его никто не ждал. Что же это такое? Да как же, страна оккупирована немцами. Поэтому совершенно необходимо было изменить трамвайные маршруты.
Пригородные поезда не останавливались на станции Эстерпорт, и те, кому надо было выйти, вынуждены были проехать дальше. Эй, почему мы не остановились? Сегодня поезда не останавливаются у Эстерпорта, так как станция занята иностранными солдатами. Лангелиние была отрезана для тех, кто привык совершать по молу утреннюю прогулку. Была также захвачена крепость Кастель.
Поперек Бредгаде немцы построили баррикаду из автомобилей. Прохожие с удивлением глядели на это сооружение, но патрули прогоняли их. Некоторые зрители пытались острить:
- Что за черт! Никак сюда перенесли линию Зигфрида?
У дворца Амалиенборг стреляли. По слухам, несколько часовых убиты. Правительство ведет с немцами переговоры. Рассказывали, что король плакал.
Вообще говорили многое. Люди останавливались на улицах, сообщали друг другу новости. Говорили, что немцы высадились в Корсёре, Нюборге и Миддельфарте. Высадились немецкие войска и на острове Фальстер. Немецкая армия перешла границу в шести различных пунктах и двинулась в Ютландию. Датские пограничники были сражены выстрелами в спину убийцами, одетыми в штатское.
В Ютландии в нескольких местах датчане оказали сопротивление. Но министр обороны своевременно распорядился, чтобы не вздумали провести мобилизацию и тем самым вызвать конфликт с оккупационными властями.
По радио передавалась утренняя гимнастика, сначала для мужчин, потом для женщин. Дети направлялись в школу. Улицы Копенгагена наводнили утренние велосипедисты. Вокруг немецких патрулей толпились любопытные и глазели на ручные гранаты и стальные каски чужеземцев, совсем как в день помощи детям, когда по улицам двигались процессии одетых в маскарадные костюмы людей. Те, кто учил немецкий язык, воспользовались случаем поговорить по-немецки; кое-кто даже предлагал немецким солдатам сигареты. Тут и там появлялись стайки девиц, словно речь шла о мирном визите военного флота. А черные самолеты эскадрильями низко летали над городом, заглушая звонки трамваев и велосипедов.
После гимнастики по радио стали передавать утреннюю молитву, псалом номер пятьдесят восемь по псалтырю:
Безмерна, как песок
Иль бездна моря,
Господня милость к нам,
Когда мы в горе.
И ангелов он сонм
Послал в ту ночь,
Чтоб охранять мой дом
И мне помочь,
И горе и беда нас не коснулись боле.
Слухи распространялись из дома в дом, новости летели по телефонным проводам, мчались по улицам, ехали в трамваях, приходили утром вместе с молоком и хлебом, отправлялись рейсовыми автобусами в дальние уголки страны.
Флемминг Прос так и не уснул. Бледный от усталости, он просматривал книжные полки и ящики; ему казалось, что некоторые вещи опасно держать при себе, - вдруг немцам вздумается сделать налет на их дом. В квартире было центральное отопление, и Флеммингу пришлось носить книги в гостиную родителей, где для уюта был устроен камин, - как говорила его мать: "fire-place" и "cosy-corner" с подушками и скамеечками, каминными щипцами, мехами и вилкой для поджаривания хлеба. Теперь камин разожгли комплектом "Студенческой газеты".
Листовки, скопившиеся за годы революционной молодости Флемминга Проса, посыпались в огонь. "Кризис сельского хозяйства", "Кто украл деньги рабочих-обувщиков?" В камин!
У Флемминга Проса был и "Капитал" Карла Маркса. Четыре тома в серых полотняных переплетах с вызывающим упорством красовались на его полке. Он еще не успел их прочитать, но поставил себе целью сделать это потом, когда у него будет больше времени. Теперь это никогда не понадобится. То были красивые дорогие книги, две тысячи семьсот страниц на тонкой бумаге. Он собирался подчеркнуть кое-какие места, оставить на полях пометки, как доказательство вдумчивого чтения. Теперь не до того.
"Капитал" горел плохо. Книги обуглились по краям, но никак не хотели по-настоящему заняться огнем. Прос неистово бил по ним каминными щипцами, руки у него дрожали, ведь если опасная книга не поспешит сгореть, это может стоить ему жизни. Мать в утреннем халате помогала ему - раздувала мехи, украшенные медными гвоздиками и норвежским государственным гербом. Она спокойно и методично дула на книги Карла Маркса, и огонь наконец вспыхнул по-настоящему.
Этот норвежский лев с топором в передних лапах, изображенный на мехах, напомнил фру о мирном отдыхе в долине Гудбранд. Теперь немцы пришли и в Норвегию, там шла война, в горах велись сражения. Немыслимо представить себе театром военных действий это туристское местечко и отель, где бывало семейство Прос!
Друзья сообщили по телефону, что в Норвегии оккупационные войска заняли пространство от Осло до Тронхейма и что норвежская армия оказала сопротивление. Профессор Прос был знаком с главным редактором газеты "Дагбладет" Ангвисом. Тот наверняка все знает, и профессор отправился в город, чтобы разузнать новости.