* * *
О ноябрьском параде на Красной площади Виктор услышал в своем цехе по радио. Все кто
работал, собрались у репродуктора и, затаив дыхание, слушали все, что происходило на площади.
Слыханное ли дело! Москва в осаде, а товарищ Сталин так спокойно и уверенно говорит о разгроме
немцев и грядущей победе! Потом начался парад. Виктор слушал марши и перед его глазами, как в
детстве в библиотеке у дяди Яна, проходили мимо ленинского мавзолея шеренги красноармейцев с
винтовками наперевес, давая клятву отстоять Москву от фашистов. Только теперь они давали клятву
не одному Ленину, но и товарищу Сталину, который, вопреки всяким дурацким слухам, не только не
уехал из Москвы, но и сам назначил и принимает этот парад. И вот короткий парад окончен. Сводный
оркестр под звуки марша "Прощание славянки" покидает площадь. С минуту никто не проронил ни
слова. Потом кто-то крикнул: - Да здравствует товарищ Сталин! - Все зааплодировали. Когда
аплодисменты затихли, вдруг раздался тенорок Андреича:
Слушай, рабочий, война началася,
Кончай свое дело, в поход собирайся!
Смело мы в бой пойдем за власть Советов,
И как один умрем в борьбе за это!
Поначалу все от неожиданности несколько растерялись, но тут же пришли в себя и опять шумно
зааплодировали. А старый мастер, стараясь перекричать овацию в свой адрес, скомандовал: -
Хватит! Хватит! Наши винтовки нынче - станки! Включайте рубильники и к бою, сынки!
На следующее утро Виктор написал еще одно, третье письмо, на имя райвоенкома. В заявлении он
писал: "Уважаемый товарищ полковник! Я опять вынужден отвлечь Вас от важных дел. Но после
парада на Красной площади, с которого они все, наверное, пошли на передовую, я не могу больше
ждать. Если и на это мое заявление ответа не будет, я поступлю по-своему".
* * *
Прошло две недели, но повестки из военкомата все не было. "Что же делать? - думал Виктор. -
Неужели опять идти на поклон к этому полковнику? Но ведь он может запросто и за дверь выставить,
от такого формалиста все можно ожидать. А может плюнуть на эту чертову повестку и обойтись без
нее?..". Но, обдумывая последствия этого шага, решил, что этого делать нельзя. Во-первых, он не мог
быть таким безжалостным к матери, во-вторых, он нарушил бы договоренность с отцом, а в-третьих,
его могли бы на заводе посчитать дезертиром трудового фронта... Нет, так поступить он не мог. Надо
было ждать и надеяться. И он решил ждать своего часа.
* * *
В последнее время москвичи, слушая утреннюю сводку Совинформбюро, всякий раз ожидали
услышать наконец сообщение о том, о чем они так давно мечтали услышать - о победе под Москвой.
Ведь они теперь каждый день видели, как через город к фронту шли все новые и новые войска -
пехота, артиллерия, "Катюши". Вся Москва была полна слухов о том, что на фронт уже прибыли и
продолжали прибывать дивизии сибиряков и кавалерийские корпуса, говорили и о том, что под
Москвой появилось много новых истребительных авиаполков бесстрашных сталинских соколов...
Говорили, что сам Сталин ездил на передовую, осматривал вместе с Жуковым позиции и сам
определил направления наших главных ударов. В общем, все с нетерпением ожидали чрезвычайного
сообщения.
* * *
...Рано утром 6 декабря Виктор проснулся от глухого далекого гула. "Началось!" - радостно
подумал он и, вскочив со своего дивана, в одних трусах вбежал в комнату, где спала мать.
- Ма! Началось! Ура!
Но она уже тоже не спала, лежала с широко открытыми глазами, чутко прислушиваясь к далекой
артиллерийской канонаде.
- Слышу, слышу! Наконец-то! Слава богу!
* * *
Потом была долгожданная сводка Совинформбюро о начале контрнаступления наших войск под
Москвой, шумный, со слезами на глазах, радостный митинг в цехе, где старый мастер Андреич, после
окончания митинга, бросив на пол кепку, прошелся по кругу вприсядку.
Скоро в сводках замелькали названия освобожденных от немцев городов - Солнечногорск, Истра,
Клин, Калуга, Калинин...
- Боже мой! - восклицала Анна Семеновна, - неужели они их занимали! Читаю и глазам своим
не верю!
* * *
Заводские мастерские, где работал Виктор, давно превратились в маленький завод. Там теперь не
только изготовляли рубашки для снарядов и мин, но производили также сборку и ремонт различной
боевой техники. Лекальщику Дружинину был присвоен четвертый разряд и мастер Андреич стал
называть его своим наследником. Анна Семеновна с октября тоже здесь работала в должности
табельщицы, но была очень недовольна своей должностью и обзывала ее непонятным для всех
иностранным словом - синекура. - Зачем сегодня нужна какая-то табельщица-надсмотрщица! -
сетовала она. - Все и так работают не за страх, а за совесть. А эта дурацкая доска с номерками
только унижает людей! - Она даже написала об этом в одном из писем Георгию Николаевичу. В
своем ответном письме он пожурил ее за это и назвал карасем-идеалистом. Анна Семеновна очень
огорчилась такому ответу мужа и даже однажды пожаловалась Маше, которая в последнее время
частенько забегала к ним по вечерам и стала для Анны Семеновны другом дома и желанным гостем.
* * *
Однажды поздней январской ночью Виктор проснулся от звука чьих-то осторожных шагов. Он
приоткрыл сонный глаз и увидел... отца! Виктор зажмурился, помотал головой, прогоняя сонное
видение, натянул на голову одеяло. Но видение не собиралось никуда пропадать. Оно продолжало
свою осторожную поступь по квартире. Виктор насторожился: "Что за черт! - подумал он , - и в
самом деле кто-то вышагивает. .".
Он сбросил с себя одеяло, вскочил на ноги и опять увидел отца, который распаковывал в прихожей
свой чемодан. И веря и не веря своим глазам, Виктор громко крикнул:
- Ма! Отец приехал! - и бросился в прихожую.
Следом за ним, набросив впопыхах на плечи легкий ночной халатик, вбежала туда полусонная
Анна Семеновна. С возгласом: "Это ты?!" она повисла у него на шее. Бурная встреча продолжалась и
в столовой. Когда жена и сын угомонились, Георгий Николаевич рассказал о том, что вчера его
неожиданно вызвал нарком и что он прилетел на самолете командующего округом. По какому
вопросу вызвали он не знает, но предполагает, что дело важное, иначе не стали бы срывать с места.
- Все выяснится завтра, а пока угощайте чаем, медок я вам в подарочек все же успел прихватить.
Они проговорили до рассвета за морковным московским чаем и вкуснейшим сибирским медком.
Рано утром Анна Семеновна заспешила на завод, а Георгий Николаевич - в Наркомат. Виктор сказал,
что ему надо идти в ночь и он еще пару часиков вздремнет.
- Очень хорошо, - сказал Георгий Николаевич. - а ты, Анюта, сегодня отпросись, скажи, что я
неожиданно с неба свалился.
- А это удобно? - спросила она.
- Удобно, удобно. Впрочем, я им сам из Наркомата позвоню, а если удастся, то и заеду к ним.
Значит, договорились? - спросил он с порога. - После совещания я в любом случае появлюсь дома.
* * *
Войдя в кабинет наркома, Дружинин увидел его стоящим за столом. Он разговаривал по телефону,
а рядом в креслах сидели два знакомых директора и не спускали глаз с наркома, внимательно
прислушиваясь к разговору. Никто из них не заметил вошедшего Дружинина. Он понял, что им
сейчас не до него и, осторожно ступая, присел на стул рядом. Закончив разговор, нарком осторожно
положил трубку кремлевской "вертушки" и некоторое время молчал, сосредоточенно смотря перед
собой. Потом очнулся и обвел глазами присутствующих:
- Вам все ясно? Я не зря вас вызвал, через час нас примет товарищ Сталин.
- А что конкретно будет интересовать товарища Сталина? - спросил один из директоров.
- А полегче вопрос ты бы не мог мне задать? - в тон ему спросил нарком и добавил: - Речь, по-
видимому, пойдет о последнем спецзадании. Но нужно быть готовыми к любому его вопросу.
- Но ведь в этом деле не все зависит от нас, - сказал Дружинин. - Не мешало бы подтолкнуть
"хозяйство" Устинова.
- Частицу "но", Георгий Николаевич, забудьте здесь и не вздумайте произносить там. Никаких
"но" для нас не существует, если речь идет о задании ГКО. А там, у товарища Сталина, думайте, что
говорите и наперед батьки в пекло не лезьте... Иногда лучше промолчать. В случае чего, я помогу. .
Трудности есть, но жаловаться нам не к лицу. Ясно?
- Понятно!
- Вопрос ясен!
- Будем на высоте! - в три голоса ответили директора.
Все они были очень взволнованны предстоящей встречей и отлично понимали, что и самого
наркома надо подбодрить.
- И никаких бумаг! - предупредил он. - Все должно быть здесь, - и он постучал пальцем по
лбу.
В Кремль они поехали на машине наркома. В дороге никто не проронил ни слова, каждый старался
представить себе, что их там ожидает. Нарком имел постоянный пропуск в Кремль, остальным
пропуска были заказаны заранее. Дружинин давно здесь не бывал и потому, проходя по территории
Кремля до здания Совнаркома, внимательно приглядывался: "Все, как и до войны, - с
удовлетворением подумал он, - также державен и величествен, а коммуфляжи на стенах и асфальте
и краска на куполах делают его лишь суровей и сосредоточенней".
Он вдруг поймал себя на мысли, что Кремль сейчас похож на русского богатыря в боевом шлеме и
стальной кольчуге, готового к жестокой битве с чужеземным захватчиком...
Но вот они уже поднимаются по широкой полукруглой мраморной лестнице Совнаркома на второй
этаж и предъявляют в очередной раз пропуска дежурным офицерам службы госбезопасности. После
тщательного осмотра пропусков их пропускают в длинный коридор, ведущий в святая святых Кремля
- помещения, где обитает товарищ Сталин. Кабинет-приемная Александра Поскребышева,
многолетнего помощника Генсека, недавно возведенного в генералы, был обставлен в строгом
кремлевском стиле - стены облицованы под дуб, массивный стол под зеленым сукном, коричневые
кожаные кресла возле него и стулья вдоль стен, обитые кожей такого же цвета. Поскребышев, не
вставая с кресла, поздоровался, взглянул на часы и сказал, что придется немного обождать. Вскоре из
кабинета Сталина появился чем-то озабоченный Каганович, облаченный в мундир железнодорожного
наркома. Слегка кивнув головой в сторону присутствующих, он быстро прошел мимо и вышел из
комнаты. Поскребышев поднялся из-за стола и пригласил следовать за ним. В смежной комнате, где
располагалась личная охрана Сталина, вошедших зорко "обшарили" глазами, поинтересовались, нет
ли у них, случайно, какого-либо оружия, а одного из директоров вежливо попросили не утруждать
себя лишней ношей и оставить у них свою папку-планшет. Услышав это, министр строго посмотрел
на виновника и укоризненно покачал головой:
- Я же предупреждал... Черт знает что...
Только после этого генерал охраны приоткрыл первую и вторую массивные двери кабинета
Сталина. Они увидели Сталина, стоящего у стола и читающего какую-то бумагу. Бросив взгляд на
вошедших, он кивнул им головой, то ли здороваясь, то ли приглашая войти. Пройдя пару шагов от
двери, нарком остановился и сделал рукой знак остальным остановиться рядом и пристроиться к
нему. Тем временем, Сталин закончил чтение, отложил бумагу, неслышно ступая по высокому ворсу
алой ковровой дорожки, неторопливо вышел на середину кабинета и без всяких предисловий
обратился к наркому:
- Как обстоит дело с выпуском новой продукции и как его можно ускорить?
- Изготовление первой опытной партии, товарищ Сталин, идет полным ходом и по
утвержденному графику, - ответил нарком. - Что же касается нового срока... - он нахмурил лоб и
сдвинул брови, подыскивая нужные слова, - то здесь надо все подсчитать. Сию минуту я не
рискую...
- А что скажете Вы? - Сталин перевел взгляд на директора завода, стоящего по правую руку от
наркома.
Директор расправил плечи и с воодушевлением ответил:
- Дорогой товарищ Сталин! Всенародный лозунг: "За Родину! За ... (Дружинин мгновенно
покрылся краской: "Неужели скажет "За Сталина"?!) - Победу!" для нас также священен, как и для
бойцов Красной Армии! Конечно мы выполним Ваше ...
Дружинин вытер платком взмокший лоб. Сталин поморщился и перебил его:
- Зачем говорить лозунги?! Я лозунги сам умею говорить!
И обратился к Дружинину:
- А что скажите Вы, товарищ Дружинин? Скажите свое мнение пока Ваш нарком размышляет.
Он погладил ус и сощурил глаза:
- Ваш нарком хороший человек, но Ваш нарком хитрый человек. Вы знаете, о чем он сейчас
думает? Он думает о том, как бы не продешевить... - Сталин взглянул на наркома, выдержал паузу и
опять обратился к Дружинину: - Так что Вы мне скажете на сей счет?
Дружинин никогда не думал, что Сталин знает и помнит его фамилию, но это придало ему
уверенность и он, волнуясь меньше, чем ожидал, ответил:
- Я считаю, товарищ Сталин, что выражу наше общее мнение, если скажу, что сегодня мы,
оборонщики, должны меньше просить, а больше производить.
- Умные речи приятно слышать, - проговорил Сталин, - не правда ли, товарищ нарком?
- Это наша принципиальная позиция, товарищ Сталин, - сказал нарком, - но для точного
ответа необходимо взвесить все возможности. Я буду готов доложить Вам сегодня к двадцати трем
часам.
- Хорошо, - кивнул головой Сталин. - Это уже деловой разговор.
Потом он говорил о том, что разгром немцев под Москвой и продолжающееся зимнее наступление
Красной Армии потребовали больших людских и материальных потерь.
- Не надо думать, - говорил он, прохаживаясь по кабинету, - что Красная Армия побеждает без
потерь, что Красной Армии это дешево обходится. Кто так думает, тот отрывается от реальности.
Красная Армия вправе требовать от нас скорейшего пополнения не только новой техникой, но и
самой передовой техникой.
На прощание Сталин пожелал успеха в обеспечений Красной Армии и новейшей техникой. О том,
что он ждет от наркома ответа на интересующий его вопрос Сталин не напомнил.
* * *
Выйдя из Кремля, нарком сказал:
- Жду Вас всех у себя через три часа, обсудим, как выполнить указание товарища Сталина. И
сегодня же Вы должны отправиться восвояси. Самолет предоставлю свой.
Дружинин шел домой не спеша. Думы его были о Сталине. Сегодня он почти физически ощущал
какую-то магическую силу, исходящую от этого человека. Она подавляла мысль и сковывала волю.
Раньше, когда ему об этом рассказывали другие, он не очень-то верил. Теперь хотел сам разобраться в
этом ощущении, понять причину.
- Что это? - думал он, - слепое преклонение перед Истиной в последней инстанции? А может
быть гнет Авторитета? Но ему доводилось в свое время беседовать с Рудзутаком, Орджоникидзе.
Чубарем... А в студенческие годы он с группой студентов-парттысячников был на беседеу Бухарина...
Но нигде не ощущал ничего подобного. И хотя он считал себя не очень-то робкого десятка, в конце
концов признался себе, что это - элементарный страх... Так думать не хотелось. И он, как уже много
раз в последнее время, спрятался от неприятных мыслей за спасительным доводом: сейчас не время
копаться в чувствах. Сейчас есть дела поважнее. Чтобы он ни думал и гадал, а сегодня у него особый
день. И не только для него, но и для всего завода...
Они с нетерпением ожидали его прихода. Анна Семеновна сварила кислые щи с американской
тушенкой и поджарила картошку, к чаю была подана привезенная банка меда. По случаю семейного
торжества она достала и припасенный ею на всякий случай пузырек медицинского спирта. - У нас
сегодня прямо-таки царский стол, - улыбнулся Виктор. Слюнки текут. - Мы так давно, сынок, не
сидели вместе за этим столом! - вздохнула Анна Семеновна. - И бог знает, когда еще раз так
придется...
Георгий Николаевич пришел домой в приподнятом, настроении. Увидев накрытый стол, широко
развел руки и улыбнулся:
- Вот это по-нашенскому, по-сибирски.
- Но сначала твой подробный отчет, - сказала Анна Семеновна, усаживаясь во главу стола, - а
то у сына уже давно слюнки текут.
- У меня, между прочим, тоже, - заметил Георгий Николаевич, усаживаясь на свое обычное
место, по левую руку от хозяйки.
Нарочито, не торопясь, наполнил свою рюмку и торжественно объявил:
- Спешу Вам доложить, что сегодня имел честь пожать руку. . товарищу Сталину.
- Сталину? - сделала большие глаза Анна Семеновна.
- Самому Сталину? прошептал Виктор.
- Как ты думаешь, - обратился Дружинин к Анне Семеновне, - нашему знатному лекальщику
можно налить по этому случаю несколько капель?
- Можно, можно, - нетерпеливо проговорила она, но ради бога, не тяни.
- Все будет доложено самым добросовестным образом, - сказал Георгий Николаевич, - но
давайте начнем нашу трапезу, ибо через час я должен быть у наркома и сегодня же вылететь обратно,
- с этими словами он чокнулся с Виктором и тут же выпил свою рюмку.
Он сейчас немножко лукавил, ему просто очень хотелось поскорее снять нервное напряжение и
расслабиться.
- В Кремль мы прибыли ровно в двенадцать ноль-ноль, - начал он.
А дальше последовал подробный рассказ, иногда даже в лицах, с поглаживанием несуществующих
усов и грузинским акцентом.
- В конце беседы он пожал нам руки и пожелал успеха, закончил Георгий Николаевич и спросил:
- Ну, как? Впечатляет?
Виктор был в восторге от всего услышанного. Что же касается Анны Семеновны, то она,
помолчав, вздохнула:
- Все это, конечно, впечатляет. Но увы, в свое время он сердечно пожимал руки и даже
похлопывал по плечу очень многих...
Виктор с неудовольствием взглянул на мать, - он понял о чем она, но не одобрял ее намека.
Георгий Николаевич тоже, конечно, ее отлично понял, но и ему не хотелось сейчас об этом думать:
- Не надо, Аня, - проговорил он. - Не надо! Не время! - Он поднял последнюю рюмку: -
Пусть скорее придет наша Победа!
Потом они говорили о своих семейных делах.
- Ты не меняешь своего решения? - спросил Георгий Николаевич, обращаясь к Виктору. -
Может быть поедешь с мамой ко мне, а уж потом в армию?
- Нет, отец, - сказал Виктор, - не для этого я писал заявления военкому, чтобы потом убегать.