но... я же не могу. . сидеть сложа руки... в такое время. Вот мы и решили с Вами... посоветоваться.
- Да, да, - опять закивала головой Татьяна Михайловна. - Арменак Макарович, схватил за руку
Дружинина, - почему все так обернулось?! Как же так, Георгий Николаевич? Как же так?!
Дружинин, слушая их, задумчиво потирал подбородок и вдруг встал и решительно сказал:
- Москву они, Арменак Макарович, не возьмут, кишка тонка! А Вы поедете с моим заводом в
эвакуацию. Согласны?
Супруги растерянно переглянулись.
- Да, да, - сказал Дружинин, - без всяких... Работу Вам, Арменак Макарович, мы там найдем.
А тут сейчас Вам делать нечего. Через полчаса пришлю за Вами полуторку, грузите самое
необходимое - и на Ярославский вокзал. Там наш эшелон.
- Но... - проговорил Арменак Макарович.
- Никаких "но", - перебил его Дружинин. - На вокзал и точка!
Супруги опять растерянно переглянулись. Татьяна Михайловна спросила:
- А Гургенчик?
- А что Гургенчик? - переспросил Дружинин, - и Гургенчика для порядка возьмем. Кстати, где
он?
- Я здесь! - раздался голос Гургена. - Но я никуда не поеду!
Все повернулись в его сторону. Он стоял рядом с Виктором.
- Они должны ехать, а я останусь здесь!
Арменак Макарович вскочил с дивана:
- Что значит "останусь здесь?!", Что это значит?!
Дружинин подошел к Гургену:
- Давай выйдем на минуту.
Они вышли на кухню. Георгий Николаевич сказал:
- Гурген, будь благоразумен. Их сейчас нельзя оставлять одних, ты же видишь в каком они
состоянии.
- Но я... жду повестку из военкомата, - проговорил тихо Гурген, они об этом не знают.
- А я знаю - сказал Дружинин, - но ты должен сейчас поехать с ними, дорога долгая и трудная,
им нужна будет твоя помощь. А там, там я тебе помогу. . Обещаю!
К ним подошел Виктор.
- Но ведь он остается, - кивнул в сторону Виктора Гурген.
- Пока да, - сказал Дружинин, - но он-то остается с матерью.
- Надо ехать, Гурген, - сказал Виктор, - куда им одним? Ты же видишь. А когда довезешь их до
места, отец поможет тебе уехать. Да, пап?
- Помогу. Я понимаю, вы хотели бы вместе. Но... война, брат, диктует свои законы.
Гурген опустил голову.
- Ну, договорились? - нетерпеливо спросил Дружинин.
- Ладно, - вздохнул Гурген, - пусть будет по-вашему. Но клянусь тобой, - повернулся он к
Виктору, - я тебя найду!
- Ну вот и договорились, - облегченно вздохнул Дружинин. - А ты, - обратился он к Виктору,
- помоги им собраться. Я скоро пришлю полуторку, - и он вышел в столовую.
Арменак Макарович и Татьяна Михайловна о чем-то взволнованно негромко спорили, но, увидев
Дружинина, замолчали и посмотрели на него с тревогой и надеждой.
- Все в порядке! - сказал он, - Гурген едет с Вами. Собирайте вещи, ребята Вам помогут.
Встретимся на вокзале, водитель знает номер пути и состав. Мой вагон третий, там и располагайтесь.
Он повернулся к Виктору:
- Ну, сынок, а с тобой давай попрощаемся еще раз! Они обнялись и трижды поцеловались.
Татьяна Михайловна всхлипнула.
- Пиши, - глухо проговорил Дружинин, - а если передумаешь,.. - бронь тебе обеспечена...
Он окинул прощальным взглядом комнату, глубоко вздохнул, надвинул на лоб кепку и вышел из
квартиры.
* * *
Через несколько дней с оборонительных работ вернулась Анна Семеновна. Она стала уговаривать
сына поехать вместе с ней к отцу и там продолжить работу на заводе. Виктор упорствовал, она
настаивала. Доводы ее были такие: будем все вместе, а в такое время это очень и очень важно. Что же
касается работы, то там ее будет не меньше. Кроме того, - говорила она, - Георгию Николаевичу
необходим какой-то домашний очаг. Иначе он при своем круглосуточном бодрствовании долго не
протянет. Я ему там очень нужна.
Виктор понял, что больше морочить голову матери он не вправе и рассказал ей все, как есть.
- Меня должны скоро призвать Ну как же я могу уехать? Написал заявление в военкомат с
просьбой призвать в армию, а сам уехал. Ну подумай, мам, как это будет выглядеть! Написал и
сбежал...
Анна Семеновна долго молча смотрела на сына, потом ушла в другую комнату и прилегла на
постель. Виктор почувствовал через открытую дверь запах валерианки. Он подошел к ее постели:
- Мам, я не мог поступить иначе.
Помолчав, она негромко сказала:
- Набрось на меня плед и растопи печурку. Я постараюсь уснуть.
Виктор поглядел на нее с благодарностью. Он понял, что одержал победу.
Утром Анна Семеновна сказала Виктору:
- Сегодня же иду на наш завод и подаю заявление о приеме на работу. Будем работать вместе до
твоей мобилизации. Они меня не могут не взять, я все же жена их директора. А к папе я поеду, когда
провожу тебя
- Но это может быть не очень скоро, мама. - осторожно сказал Виктор.
- Дай-то бог, - вздохнула она.
- Но... он велел сделать наоборот, он сказал, чтобы я тебя посадил в вагон. А ты ведь сама
говорила о том, что очень нужна папе там... - не очень уверенно произнес он.
- Да, говорила, ну и что? - нервно сказала Анна Семеновна. - Но я пока и тебе здесь нужна не
меньше.
Виктор вздохнул, он понимал состояние матери.
* * *
Виктор знал, что отец и райвоенком - старые приятели, что когда-то, в двадцатых годах, они
вместе где-то работали. Он помнил, что однажды, в какой-то праздник, военком со своей женой даже
был у Дружининных в гостях. И Виктор решил пойти к райвоенкому, попытать счастье. Райвоенком
его принял в тот же день. - Ну-с, с чем пожаловал, дружок? Еще одно заявление принес? -
улыбнулся полковник. Торопясь и волнуясь, Виктор рассказал ему все начистоту.
- Призовите меня, пожалуйста, пораньше, товарищ полковник, - попросил он. - Отцу там, в
Сибири, мать вот так нужна, - провел он пальцем по горлу, - а она не хочет уезжать, пока меня не
призовут.
Полковник, пряча улыбку, сказал:
- Ты, дружок, очень заботливый сын. Вижу, вижу. . и сочувствую. Но призовем мы тебя, когда
придет срок. Раньше никак не можем, годками ты пока не вышел. Понял? А что касаемо моего друга,
а твоего отца, Георгия Николаевича, то он был у меня перед отъездом и полностью одобрил решение
райвоенкомата насчет твоей персоны... Так что придется чуток обождать, - полковник положил руку
ему на плечо: - А теперь, Дружок, иди. У меня дел... не переделать.
Виктор вышел из райвоенкомата злой, как черт. Шел домой и в сердцах думал: "Бездушный
бюрократ и буквоед. Из-за таких, как он, буквоедов мы и драпаем".
* * *
Утро шестнадцатого октября выдалось хмурое и холодное. Сквозь сон Виктор услышал какой-то
стук, проснулся, протер глаза, прислушался. Стук повторился, кто-то стучал в окно. "Буржуйка за
ночь остыла, и в нетопленной квартире было холодно, вылезать из-под одеяла не хотелось. Но в окно
продолжали стучать. Он, чертыхаясь, накинул на себя одеяло и подошел к окну. Стучала их соседка
по дому, богомольная старушка Марья Николаевна. Виктор приоткрыл окно:
- Что Вам, тетя Марья?
- Проснись, касатик, - пугливо заговорила старушка. - И Аннушку разбуди. Немец-то совсем
близко.
- Как?! - не понял Виктор. - Где это " близко? Кто Вам сказал?
- Да уж, никак, к Воробьевым горам подошел... Буди матушку-то... - и она, крестясь, отошла от
окна.
- С кем это ты там разговариваешь? - раздался из соседней комнаты голос Анны Семеновны.
- Да это бабка Марья... Ты еще поспи, а я сейчас... - крикнул Виктор, быстро одеваясь. - Я
сейчас!
С этими словами он выскочил из квартиры.
У подъезда он увидел знакомую трехтонку, на которой работал их сосед, пожилой шофер Данилыч.
Сам Данилыч, его жена и обе дочки бегом выносили из подъезда чемоданы, узлы и бросали их за борт
машины.
- Куда это вы так спешите? - спросил Виктор с усмешкой. - Подарки для фронта грузите?
- Ладно, ладно, - мрачно сказал Данилыч. - Остряк-самоучка.
Он бросил узел в машину и повернулся к Виктору:
- Ты лучше вот что... Зови-ка Анну Семеновну, возьмите кое-какое барахлишко и айда с нами.
Может еще проскочим...
Виктор наконец понял: произошло что-то непредвиденное. Значит, бабка Марья не врет?! У него
тревожно забилось сердце, не спрашивая больше ни о чем, он выбежал на Большую Ордынку.
По небу быстро плыли крутые свинцовые облака. Под ними с громким карканьем кружились стаи
ворон, которые в бесчисленном множестве издавна гнездились в густых ветвях старого парка бывшей
Марфо-Марьинской обители, расположенной через улицу. Виктор увидел необычную картину. Мимо
ворот, где он стоял, группами и в одиночку шли возбужденные люди с котомками за плечами,
некоторые катили тележки с вещами, велосипеды с узлами и чемоданами, привязанными к рамам и
багажникам. Такого Виктор не ожидал. Его охватил испуг. Но тут же мелькнула спасительная мысль:
"Надо сбегать на Пятницкую, поглядеть, как там. Не может же быть, чтоб везде так...".
На Пятницкой было почти безлюдно. Он увидел там закрытые магазины, киоски и палатки . Через
большие окна двух продмагов какие-то люди вытаскивали ящики с товарами. А толпящиеся
неподалеку у подъезда жильцы не обращали на это никакого внимания.
- "Где же милиция?! - лихорадочно думал Виктор. - Где военные патрули?! Куда все
подевались?!
Его распирали гнев, обида и стыд за все, что он сегодня видел. Сжав кулаки, он побежал обратно
домой. Там ожидала мать, он должен был быть сейчас рядом с ней. Пробегая мимо домоуправления,
он увидел во дворе большой костер и дворника Ахмеда-голубятника, бросающего туда пухлые папки
с бумагами. Виктор приостановился и крикнул:
- Зачем жжешь, Ахмед?!
- Приказ выполняем! - крикнул в ответ дворник. - Все жгут! И милиция! И райсовет!
Он повернулся к Виктору и обнажил в смуглой насмешливой гримасе крупные неровные зубы:
- Все жгут и мы жжем, Витька Маркиз. Нам татарам один хрен...
Виктор хотел крикнуть в ответ что-то очень злое, обидное, оскорбительное. Но от волнения не
нашел слов. Сдерживая подступившие к горлу рыдания, он побежал к своему дому.
Анну Семеновну он увидел у ворот. Виду нее был строгий и решительный. Полную фигуру плотно
облегал туго перетянутый кожаным ремнем плащ, слегка надвинутый на висок синий берет
напоминал матросскую бескозырку.
Она протянула Виктору его пальто и кепку:
- Одевайся, сегодня холодно! Мы сейчас же пойдем к нам на завод. Никаких немцев на
Воробьевых горах нет и никогда не будет. Это - домыслы бабки Марьи. Идем!
Виктор с нескрываемым любопытством смотрел на мать, ее решительность придавала ему силы.
- Мам, ты - гигант! - попытался улыбнуться Виктор.
Она взяла его за руку:
- Пошли!
На Серпуховской площади стояло несколько пустых трамваев. Аптека на углу была на замке, возле
продуктового магазина бесплатно раздавали колбасу, консервы и что-то еще.
- Может и нам здесь отовариться, - неуверенно сказал Виктор, - ведь дома-то шаром покати...
- Не говори глупостей! - строго оборвала его Анна Семеновна, - это ведь, черт знает что.
Можно подумать, что кое-кто уже махнул на все рукой... Безобразие! Жалкие паникеры! - она
схватила Виктора за руку: - Мне противно видеть это зрелище! Пошли отсюда быстрее!
В последние дни и в это утро Виктора мучила мысль о том, почему молчит Сталин, почему он не
обращается к людям, не объяснит, что происходит и что нужно делать.
- Как ты думаешь, - обратился он к матери, еле поспевая за ней, - почему товарищ Сталин до
сих пор не выступает по радио? Ведь все это ждут?
- Не знаю, не знаю, - отрывисто, на ходу проговорила Анна Семеновна, ему видней, он ведь...
гений!
Виктор с нескрываемым удивлением взглянул на нее:
- Мам, ты что?!
Вместо ответа она еще крепче сжала его руку:
- А ты не задавай глупых вопросов! Прибавим лучше шагу!
* * *
В проходной завода они увидели толпу работниц, которые слушали военного, стоявшего на
подножке грузовика.
- Кто это? - спросил Виктору ближайшей женщины.
- Да это наш, - ответила она, - Степка Гущин. Токарем был, теперь артиллерийский старшина.
За снарядами к нам приезжает.
Старшина, потрясая сжатым кулаком, продолжал свою речь.
- Так что будьте спокойны и не психуйте! Фрицам Москву сроду не видать! Мало каши ели!
Ясно?!
- Люди говорят, что Гитлер нас окружил, - крикнула одна из женщин, - как быть-то?!
- Говорят, что кур доят! - крикнул старшина.
- А почему все бегут?! - спросила другая.
- Те бегуны, у кого штаны полны! - весело крикнул старшина, - баба с воза - кобыле легче!
- Ишь, какой герой нашелся! - зашумели женщины. - Ты, Степка, насчет нашего пола не
очень! - Лучше скажи, когда немца погоните?!
Старшина поднял руки, успокаивая женщин:
- Ладно, ладно! Я же в шутку про бабу. . Надо же понимать! Давайте за работу, бабоньки!
Грузите побыстрее гостинцы для фрицев и, как говорится, смерть немецким оккупантам!
К грузовику подошел бывший начальник сборочного цеха, оставшийся здесь за главного, встал на
подножку рядом со старшиной и крикнул:
- Сейчас машину подадут к заготовочному, там и загружайте! Мы поможем!
Грузовик въехал на территорию завода, за ним шумной толпой заспешили женщины. Анна
Семеновна и Виктор пошли за ними.
- Я им помогу, - сказал Виктор, - и в цех к Андреичу!
- Он тоже остался? - спросила Анна Семеновна и, не дожидаясь ответа, твердо сказала: - Я
тоже иду им помогать. А потом пойду к этому новому начальнику. И пусть он меня немедленно
оформляет на любую тяжелую работу. Я не хуже других...
* * *
Дул холодный октябрьский ветер, над Москвой тяжело нависли свинцовые тучи. Кое-где они
заслонили собой, похожие на толстые сигары, аэростаты ПВО. Девушки-зенитчицы слезящимися
глазами внимательно оглядывали в бинокли неуютное хмурое небо. Улицы города были пустынны,
дома с окнами, кое-как заклеенными бумажными полосками, чем-то напоминали наспех
перевязанного раненого...
По площадям и переулкам опустевшего Кремля шуршали хрупкие от инея осенние листья,
подгоняемые вечными кремлевскими сквозняками. Старый полуседой ворон, тяжело взмахивая
лохматыми крыльями, перелетел с Успенского собора на крышу здания Совнаркома и уселся там на
карнизе, зло покосившись на двух охранников желтым глазом Ивана Грозного.
В тот вечер, 19 октября, Сталин созвал в Кремле экстренное расширенное заседание
Государственного Комитета Обороны. Он был бледен и немногословен, обвел тяжелым взглядом лица
присутствующих и коротко сказал:
- Положение на фронте всем известно. Будем защищать Москву?
Ответом было гробовое молчание. Молотов, нахмурясь, протирал пенсне, Калинин пощипывал
клин бородки, остальные тоже молчали. Не дождавшись ответа, Сталин обратился к Молотову:
- Твое мнение?
- Защищать! - сказал Молотов, надевая пенсне и преданно глядя в лицо Сталину.
- Михал Иваныч?
- Защищать! - кивнул головой Калинин, - обязательно защищать! - повторил он, прихлопнув
ладонью по столу.
Сталин опросил всех присутствующих, в том числе и приглашенных на это заседание
А.С.Щербакова и В.П.Пронина [А.С.Щербаков в то время - секретарь МГК и МК ВКП(б), секретарь
ЦК; В.П.Пронин - Председатель Моссовета]. Все высказались за то, что Москву надо защищать.
- Хорошо, - сказал Сталин, - я другого ответа не ожидал. Маленков предложил Проект
Постановления ГКО по этому вопросу. - Он бросил взгляд на Маленкова, - но этот Проект не
годится. Я предлагаю новый текст Постановления ГКО.
И, прохаживаясь по ковровой дорожке кабинета стал диктовать:
- Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 - 200 километров от
Москвы поручена командующему Западным фронтом, генералу товарищу Жукову.
Сталин помолчал и продолжил:
- В городе с 20 октября вводится осадное положение. Нарушителей порядка предписывается
отдавать под суд военного трибунала, - он опять помолчал, потом, сделав рукой наотмашь короткий
энергичный жест, закончил:
- А провокаторов, шпионов и агентов врага - расстреливать на месте.
Окинув присутствующих быстрым прищуренным взглядом, спросил:
- Согласны?
Ответы были:
- Да! Конечно!
- Как всегда коротко и ясно!
- Исторический документ!
- Хорошо, - кивнул, головой Сталин, - Постановление ГКО принимается. Отныне Москва на
осадном положении. Надо, чтобы она стала для врага неприступной крепостью. Думаю, это всем
ясно. Заседание окончено.
С этими словами он подошел к аппарату прямой связи "ВЧ" и начал вызывать командующих
военными округами, тыловых районов страны.
* * *
Выскочив утром из подъезда, Виктор увидел на стене дома незнакомую белую афишку, подбежал и
быстро прочитал. Начиналась она словами: "Сим объявляется... Эти непривычные для его глаз и
слуха слова тут же почему-то, мысленно перенесли его в Петроград первых дней Революции. Они ему
чем-то напоминали слог первых революционных приказов и декретов. А слова о том, что
провокаторов, шпионов и прочих агентов врага нужно расстреливать на месте, привели его в восторг.
Именно такие слова он давно хотел услышать по радио или прочитать в газете. - Давно пора! -
радостно подумал он. И ему вдруг вспомнились слова песенки из кинофильма "Человек с ружьем", в
которой рассказывалось о том, как оборонялся от врагов революционный Петроград:
Черные силы метутся,
Ветер нам дует в лицо.
За счастье народное бьются
Отряды рабочих бойцов.
Насвистывая мотив песенки, он бодро и весело зашагал к заводу.
* * *
Скоро Москва стала военным лагерем. Доты, дзоты, противотанковые рвы и ежи, заграждения из
колючей проволоки опоясали и перекрыли не только ближние подступы к столице, но и многие ее
площади, улицы и перекрестки. Зенитные батареи глубже зарылись в землю, на крышах многих
домов зорко насторожились спаренные зенитные пулеметы, по улицам цокали подковами
кавалерийские патрули. Круглосуточно работали оставленные в городе цеха заводов, фабрик,
мастерские. А со стен домов, с телеграфных столбов, заборов, рекламных щитов, цехов и заводских
проходных - черным по белому: "Сим объявляется...".