- Прокуратура потирает руки, жаждет на вашем примере устроить показательный суд. Или вы думали, силенка есть, ума уже не надо? Ошибочка вышла! И она выльется вам года на два дисбата… А где Максимов?
Сидевший в уголке старшина в узком кителе с блестящими значками на выпуклой груди, и брюках, обтянувших ноги не хуже девичьих лосин, порывисто встал:
- Я.
- Вот вам другой архаровец, - не меняя тона, усмехнулся полковник Васнецов. - За что на гауптвахте?
Максимов выдержал его пристальный взгляд, но не издал и звука.
- Молчишь?! Тогда скажу я - за отказ от выполнения приказа командира. Ты, верно, забыл, где находишься? Здесь армия, а не детский сад. Здесь не существует слов "не буду" и "не хочу"! Выполнил приказ, а потом изволь обжаловать, если считаешь его несправедливым. Тебе, кстати, тоже светит дисциплинарный батальон.
Юрию подумалось, что Васнецов не зря собрал полковых залетчиков в одну компанию. Сформирует штрафную бригаду, которой придется ишачить на самых черных работах, и никуда не денешься.
- … итак можно продолжать до бесконечности. Перспективы у вас не радужные. В отношении некоторых могут быть возбуждены уголовные дела. Другим - в особенности кому скоро демобилизоваться - последняя партия и волчья характеристика, с которой не в каждую шарашкину контору примут. Но и они уйдут не просто последними. Все наряды, вся чернуха - ваша. Об увольнительных забудьте раз и навсегда… Тем, кому служить еще и служить - отошлю из нашей благополучной части по гнилым точкам. Где комарье величиной с воробья, кругом болота и двести верст тайги до ближайшего жилья.
Васнецов снова замолчал, всматриваясь в унылые лица солдат. Он верно рассчитывал, слова его не пролетели мимо ушей.
- Хотя возможность исправить положение еще существует.
Они зашевелились, оживая. Эффект кнута и пряника будет незаменим и еще лет двести…
- Мы формируем взвод, который в ближайшие дни отправится в командировку на Северный Кавказ. Я думаю, ненадолго. Месяца на два, а может и того меньше. По выполнению поставленной задачи каждому предоставится отпуск тридцать суток. В запас - в числе первых. Плюс ко всему предусмотренные законом льготы. Хочу напомнить, что в зоне, куда убудет взвод, уже два года сохранятся статус Чрезвычайного положения, а срок службы зачитывается из расчета сутки за трое. Грубо говоря, месяц командировки - дембель на три месяца раньше… Обдумайте мое предложение. Мне нужны десять добровольцев.
И их как раз десять, снова подумал про себя Юра, а значит, все решено давно и заранее, и их согласие - не более чем формальность.
- Разрешите, - прерывая его мысли, поднялся Кошкин, одергивая складки кителя. - Я готов.
Взгляд полковника потеплел.
- Хорошо, - произнес он. - Еще найдутся желающие?
Против никого не оказалось.
- Тогда берите ручки, - Васнецов вытащил пачку чистой бумаги. - "Шапку" пишите на мое имя. Ниже - рапорт. И далее… Прошу в добровольном порядке откомандировать меня в зону ЧП… Фамилия, число. Подпись…
Глава пятая
Домой Антон Черемушкин попал уже затемно.
Калитку замело валившим весь день снегом. Сдвинув ее, он втиснулся во двор, протаптывая тропинку к утонувшей по окна в сугробах бревенчатой избе с прогнувшейся крышей.
Пригнув голову, вошел в сени, придерживаясь за стену. Хозяева когда-то застелили пол линолеумом, делая домишко хоть отдаленно похожим на благоустроенное жилье. В морозы линолеум становился скользким, как лед, и уже бывало, что Антон опрокидывался на нем…
Кухня встретила влажным теплом. Возле прокопченной печи подсыхали на бельевых веревках ползунки и распашонки. Ирина, замотавшись в махровый халатик, стирала в цинковой ванне, установленной на табуретках.
Смахнув с кистей пену, она потянулась на цыпочках, чмокнула мужа в щеку.
- Как у тебя дела?
- Нормально, - вздохнув, ответил Антон.
Посвящать жену в свои неприятности пока он не торопился, да и впереди, вместо
отдыха после заполошного дня, его ожидала хозяйственная рутина.
Переодевшись в старье, он выгреб из прогоревшей печи тлеющие угли, ссыпал в зольник за домом. Головешки, угодив в снег, яростно шипели, брызгались кусочками пепла и дымились белесым дымком.
На обратном пути, чтобы лишний раз не выстужать избу, прихватил охапку дров.
… То, что печь ложил не профессионал, он уяснил в начале зимы. А может быть, к ней требовался особый подход и сноровка, чего ему, выросшему в тепличных квартирных условиях, не доставало. Первую неделю он мучился, не беря вдомек, отчего полыхающие дрова, стоило подсыпать угля, затухали и тлели, не давая тепла. Ругаясь последними словами, выгребал из топки - с дымящимися головнями, пылью и угаром…
Ртутный столбик на домашнем термометре держался на отметке в десять градусов и выше не поднимался.
Со временем он к печке приловчился. Ее ненасытная утроба требовала много дров, сухих как порох. Тогда огонь гудел, выплескивался через трещины в чугунной плите, и она раскалялась докрасна, обдавая нестерпимым жаром…
Управившись с печью, Черемушкин выволок во двор флягу, устроил на обледеневшие салазки и побрел к колонке.
Колонка расположена далеко, километрах в двух. Два километра туда и столько же обратно. И ходок нужно сделать никак не меньше трех, чтобы с экономным расходом воды хватило и на постирушки, и на приготовление еды, и на мытье посуды.
Таща громоздкие салазки с наполненной флягой, Антон в который раз переваривал сегодняшние события и не мог прийти к однозначному выводу: повезло ему или как раз наоборот…
* * *
После того, как "штрафники" вышли от Васнецова, и настала его очередь идти на ковер, он ступил в кабинет командира с повинной, памятуя русскую поговорку: покаянную голову меч не сечет.
Но избранная тактика не пригодилась. Полковник недолго распекал его за упущения и слабый контроль над личным составом, переходя к репрессиям.
- Я отдал приказ провести служебную проверку, хотя выводы и без того очевидны. Решение будет жестким - неполное служебное соответствие. А если так, придется отозвать представление на звание. Еще с полгодика походишь в лейтенантах…
Васнецов прекрасно знал, что означает для молодого офицера третья звездочка: хоть невеликая, но все же прибавка к жалованию, виды на повышение.
Черемушкину удар пришелся ниже пояса. Он побледнел, на скулах вспучились бугры.
В учебном полку он успел прослужить немногим больше года, прибыв по окончанию командного училища. В Солнечный приехал не один, с женой и двухмесячной дочкой, и первой же проблемой для Черемушкиных стало жилье. Вернее, полное его отсутствие…
Бесквартирные офицеры ютились в гостинице, иные снимали комнату, платя немалые деньги. И в общежитие очередь расписана надолго вперед. Ситуацию разряжала новостройка. К весне строители обещались сдать девятиэтажный дом на три сотни квартир.
А пока Антон довольствовался половиной частного дома, которую снимал у древней старухи…
- Впрочем, при определенных обстоятельствах мы могли бы сгладить инцидент. Я предлагаю вам возглавить подразделение, убывающее в составе сводной роты дивизии в распоряжение командующего Северо-Кавказским военным округом. Для выполнения каких задач, нужно пояснить? Я считаю, что вы, как человек военный, должны знать складывающуюся обстановку… Обычная для вас командировка дает некоторые девиденты: льготы, звание вовремя, двойной оклад за время пребывания, материальная помощь. И думается, за это время мы положительно решим ваш жилищный вопрос.
Жилищная проблема и перевесила сомнения Черемушкина. Согласившись с предложением полковника, он сразу написал рапорт о добровольной отправке.
И началась суета и беготня. Получив для бойцов новенькое обмундирование, Черемушкин заметался между штабом и финчастью, пробивал суточные, сцепился с зампотылу, который пытался всучить сухим пайком давно просроченные консервы.
Полученные продукты перенесли в штаб, строго настрого наказав часовому не спускать с них глаз…
Уже вечером, на "ночных" стрельбах, увидев воочию стрелковое мастерство своего воинства, Черемушкин взялся за голову. За исключением двоих, складывалось впечатление, что автомат держали разве что на присяге, и лупили по подсвеченным, по едва просматривающимся в снежной пелене мишеням, на удачу, в белый свет, как в копеечку.
Нормально отстрелялся Турбин, заваливший все мишени, кроме движущихся. Но внимание Черемушкина привлек не он, а рядовой Бурков - широкогрудый, жилистый, с непропорционально длинными, привыкшими к тяжестям, руками и простым рябоватым лицом, выдававшем в нем сельчанина. Пока отделение стреляло абы как, торопясь скорее растратить боекомплект и уйти греться, он, застыв пятном на снегу, подолгу целясь, ложил мишени подряд.
Сняв короткой очередью "пулеметный расчет", отвел затвор, демонстрируя Черемушкину пустой казенник и, как бы сожалея, отрапортовал:
- Стрельбу окончил.
Он неспешно отряхнулся от снега, забросил на плечо автомат, от горячего ствола которого исходил пар, и потопал на исходную.
- Ты откуда родом, ворошиловский стрелок? - спросил его Черемушкин, когда взвод возвращался в гарнизон.
Бурков ответил солидно:
- Из Забайкалья. Деревня Барсуково.
- А на гражданке кем был?
- Промысловиком.
- Н-да… А в нашу команду за какие грехи угодил?
- За патроны.
- За какие патроны?
- За обыкновенные, - по-мужицки степенно ответил солдат.
… Мужское население затерянной в глухой тайге деревеньки Барсуково издревле занималось промыслом: шишковали и брали ягоду, когда приходил сезон; месяцами высиживали в урмане, добывали зверя, сдавали меха наезжающим дважды в год заготовителям.
В семье Бурковых шестеро: дед Сафрон, которому недавно стукнуло семьдесят пять, Иван - старший внук, его мать и три сестренки. Отец пропал в чащобе еще пять лет назад, а когда и Ивана призвали, кормилец остался и вовсе один - дед. И все бы ничего, тайга не даст сгинуть с голоду, да настала напряженка с патронами к карабину. В магазинах цены задраны непомерно, продавцы требуют охотничий билет, а его старый Сафрон отродясь не имел.
Съездив в Читу, дед впервые за свою жизнь угодил в милицию. Попал на барахолке под облаву, а когда милицейский чин заглянул в его потрепанную сумчонку, аж руки затряслись: там три с половиной сотни патронов. Следователь и так и эдак крутил старика, допытываясь, чьей криминальной группировки он курьер. Старик твердил одно: купил для охоты. А то, что калибром они подходят под снайперскую винтовку, не его в том вина.
Прокурор деда Сафрона пожалел и не подписал арест, ограничившись подпиской. Выйдя на свободу, тем же вечером старик по-молодецки рванул в родное Барсуково, а оттуда - прямехонько в тайгу, где свой закон и свои прокуроры.
Безнадега вылилась в слезное письмо внуку: чай, в армии, проще с патронами, выручай…
Служа плотником на мишенном дворе, Бурков стал втихую собирать оставшиеся после стрельб патроны. Но нашелся в батальоне трезвон, нашептал замполиту про тайник в столярке, и нагрянула проверка - Зверев с начальником вооружения и понятыми - солдатами из третьей роты.
Перевернув столярку вверх дном, отыскали тяжеленный посылочный ящик, полный патронов.
Зверев лично, с рвением, взялся за дознание, "колол" рядового, давил, требуя выдать сообщников. Иван молчал.
Закончилась история почти полюбовно. Замполит получил благодарность и премию за проявленную бдительность. Буркова из сержантов разжаловали в рядовые, сняли с теплой должности и готовили к отправке в тмуракань. Доносчик был жестоко избит земляками-питерцами, а те, в свою очередь, готовились предстать перед трибуналом…
* * *
Втащив флягу с плескавшейся, через неплотную крышку, водой в дом, Черемушкин устало присел на пороге. Детская ванна, свободные ведра и тазы наполнены. Раздевшись, он ушел в спальню и лег на продавленный, застонавший скрипучими пружинами, диван.
"Два часа провозился", - подумал, глянув на часы.
- Знаешь, Ир, - повернувшись к жене, гладившей детскую кофточку, сказал он. - Может так статься, что скоро съедем из этой халупы.
Она радостно встрепенулась, выдернула шнур из розетки и присела к нему.
- В самом деле? Ты не шутишь?.. Знаешь, Тоша, какая у меня мечта? Горячая вода! Какое это удовольствие мыть посуду вольной водой! А залезть в ванну…
Черемушкин приподнялся на локте, обнял рукой ее теплые плечи и мечтательно продолжил:
- А я не буду таскаться с флягами, печку кочегарить по три раза на дню. Ведь классно, когда батареи постоянно теплые, нет ни копоти, ни пыли от золы.
- Подожди… - уловив подвох, насторожилась Ира и внимательно посмотрела на мужа. - С чего бы такая щедрость?
- Потом объясню. Васнецов обещался выделись комнату в гостинице. Целых двадцать квадратов!
- Честно, мне даже не верится.
- Просто так ничего в этой жизни не дается, - сказал Черемушкин и завалился на подушку. - Всему есть цена.
Радость слетела с ее лица. В васильковых глазах засветилась тревога.
- И какая цена э т о м у?
- Командировка на полтора - два месяца.
- Что-то серьезное?
Черемушкин промолчал. Воспользоваться киношными советами и брякнуть, что едет на учения, куда- нибудь в Воркуту? Врать жене - самому близкому человеку?.. А вдруг сам проболтается, или по его отъезду она правду узнает от чужих людей?.. Лишние вопросы. Если скрыл, значит, что-то не так, значит, есть что скрывать.
- Еду на курорт, - он попробовал перевести неприятный разговор в шутку. - Помнишь, мы мечтали слетать в Пятигорск на нарзаны? Вот и выпал случай, да еще за казенный счет. Там почти лето, грецких орехов, груш вам с Машкой привезу… Есть, правда, во всем этом минус. Новый год придется порознь встречать.
- Курорт… Телевизор включишь, не Кавказ, а большая "горячая" точка… Пятигорск, Теберда… Когда все это было?… Ох, смотри, Тоша, как бы дочь сиротой не оставил.
Вскочив с дивана, Черемушкин ушел на кухню. Подсев к печи, приоткрыл дверцу, задумчиво глядя на пламя, лижущее оплавленные кирпичи.
"А куда деваться? - мог бы он ей ответить. - Свои же воины подставили. Неужели лучше еще месяцев шесть бегать в лейтенантах с запятнанной репутацией, потому как Васнецов отступного не простит?.."
Отшвырнув бычок в огонь, обжигая пальцы, закрыл заслонку и вернулся в комнату. Подсев к Ире, крепко обнял ее.
- Не бери в голову. Прорвемся! Как поговаривала бабка Пьера Безухова, можно и с печи вусмерть расшибиться, а можно и с войны вернуться без царапины…
* * *
Похожие разговоры в это же самое время велись в расположении второй роты между Юрой Турбиным и Кошкиным.
Развалившись на кровати, Володька царапал пальцем по панцирной сетке и рассуждал:
- Что нам, Юрка, терять, кроме оков? Верно?.. Здесь нас сгноят, уж помяни мое слово. И главное, все будет законно, по уставу. Не придерешься. В наряды через сутки. В промежутках между ними - гнилье на складах перебирать да сортиры чистить…
- Ты прав, - отвлекся Турбин, пришивавший на рукав нового камуфляжного бушлата шеврон. - Я через такое уже проходил. Хватит!
- Это когда ты успел?
- Ба! - Юра перекусил нитку. - Забыл, как летом полк с дизентерией слег? Вы тогда по караулам долбились, а наше отделение - по столовой. Мне больше всех повезло, определили в посудомойку. Руки постоянно в кипятке, в соде, вот и поразъело. На ладонях ожоги вздулись, крошечные, вроде прыщиков. Врач во время осмотра криком кричал: "В столовую не допущу! Будет заразу разносить". Я сдуру обрадовался. А он, медик хренов, подначил: "А в свинарник можно". Вот и послали с бинтами таскать парашу, свиней кормить, пол от дерьма чистить. Грязь, вонища, крысы. Ожоги полопались, загноились. Потом еще месяца на перевязки ходил.
Закончив шитье, он прикинул, ровно ли нашит шеврон и повесил бушлат на плечики.
- Казарму хоть не видеть… Опостылела хуже горькой редьки. Да и что мы, в самом деле, теряем? Черный список? Штрафкоманду?.. Да, может, со льготами я без проблем в любой институт поступлю?
- Все бы ничего, - Володька заворочался на кровати, почесывая пятку. - А Черемушкин? Душу из нас вытрясет. Видел, как в штабе зыркал? Думаешь, простит залет?
- А по-моему, он мужик нормальный. А залет… так из-за нас он без вины виноватый.
Глава шестая
В Грозном, уже обозначенном на армейских картах опорной базой мятежного генерала Дудаева и его вооруженных, незаконных с точки зрения Москвы, формирований, к которому кольцом - через Дагестан, Северную Осетию и Ингушетию стягивались федеральные войска, время текло в ином измерении.
Город жил обособленной, за его пределами мало кому понятной жизнью. С высоты птичьего полета он сильно напоминал встревоженный неразумными туристами муравейник.
На аэродроме ДОСААФ валялись обгоревшие обломки учебных самолетов, расстрелянных с воздуха налетевшими из-за гор штурмовиками без опознавательных знаков…
Черные дымы тянулись в хмурое небо из объятых пожарами пятиэтажек в восточной части города, заселенных поровну и чеченцами и русскими…
Распугивая легковушки, с лязгом проносятся по улицам танки с зелеными флагами на антеннах…
Митинг у президентского дворца…
Возня на окраинах. Ополченцы, используя автокраны и тягачи, стаскивают, загромождая дороги, бетонные блоки и отслуживший свое железный хлам. Там же роют окопы, готовя передовые рубежи обороны…
Людьми движет единый порыв - подготовка к войне. Большой Кавказской войне с имперской Россией. И день ото дня эта война из призрачно далекой принимает все более отчетливые очертания.
Настроившееся на худшее население сметает с прилавков продукты. На городских рынках, рядом с картошкой и сигаретами, идет бойкая торговля оружием. Пистолеты, автоматы, гранаты - поштучно. Патроны ведрами.
Вооружившись, многие вступали в ополчение. Другие, предвидя, что в огне брода не будет, собирали пожитки и детей, и бежали от войны в соседние республики.
Были и те, кто до конца не определился, кто не разобрался в себе и своих убеждениях: за оружие не брались, и из города не бежали, ожидая дальнейшего развития событий.