- А не поспешишь - дашь фашисту возможность закрепиться, тогда и прогрызай, - закончил мысль комбат и ускорил шаг.
Нанеся удар с ходу, батальон уничтожил противника в селе, но прошло всего лишь десяток минут, и за лощиной показалась еле заметная цепочка слабо мерцающих фар. Внимательно присмотревшись, Заикин сдержанно проговорил:
- Вот она, мотоколонна. Явно спешит к реке.
Замполит промолчал, а Рындин, всматриваясь в темноту, хрипловато пробасил:
- Во, гад! Точно, его колонна. Хорошо, что успели тут расправиться. Видно, была его боевая застава.
- Зови ротных! - распорядился комбат.
Первым прибыл Супрун. Не ожидая других, Заикин поставил задачу, но, когда тот намеревался бежать, придержал за руку:
- Смотри, Сергей! Будет жарко, но на тебя надеюсь. Седлай большак и помни, что без моей команды огня не открывать.
Как только Супрун убежал, появился командир первой роты младший лейтенант Светличный. Заикин отправил его на правый фланг. Потом позвал Рындина.
- Артдивизиону передай: пусть немедля встает на прямую наводку, а сам выводи третью роту к большаку и держи в кулаке для удара справа или с фронта - потом будет видно. Я бегу к Супруну. Пока самое главное у него.
Запыхавшись, Заикин появился в роте в тот момент, когда Супрун заканчивал ставить задачи командирам взводов. Слушая его, комбат не отрывал глаз от того района, где, по его предположению, в это время должна была находиться колонна противника, но каких-либо признаков нахождения там войск не обнаружил. "Видно, свернули с большака, пойдут по лощине и выйдут к речке где-то ниже".
Комбат уже намеревался сообщить в полк, чтобы там приготовились встретить колонну, но те же огоньки замигали в районе, в котором Заикин не думал их увидеть. "Вот она какая штука! Наверное, сделали привал перед последним броском. Дозаправляются, уточняют задачи", - предположил он.
Противник и не подозревал, какую неоценимую услугу оказал нашим подразделениям, сделав привал.
Супрун оглянулся на комбата, тот подошел к офицерам ближе.
- Для успеха боя самым важным будет железная выдержка. Разведку и охранение пропустить. Пусть идут. За ними будем вести наблюдение. Главное - распотрошить утробу. Оторванная голова сама сгниет.
Получив еще некоторые указания, взводные поспешили к своим подразделениям, а Заикин, наблюдая за противником, увидел, как у речки метнулась полоса света, осветив заросли ивняка.
В тылу послышалось урчание моторов наших артиллеристов. Седлая большак, дивизион занимал позицию. Подтянулся с третьей ротой и капитан Рындин.
Время тянулось бесконечно долго. Казалось, с момента обнаружения колонны противника минула целая вечность, в то время как прошло всего не более получаса. И вот из темноты вырвалось несколько машин. Первая показалась Заикину совсем приземистой. По вою двигателя можно было понять, что подъем она преодолевает с большим трудом, рывками. "Бронетранспортер", - определил комбат. За транспортером следовали несколько грузовиков с пехотой и два орудия. "Боевое охранение". Когда машины проходили мимо, Заикин, лежа в кювете рядом с Супруном, прижал его руку к земле, мол, понял? Ротный заскрипел зубами.
Как только скрылась последняя машина небольшой колонны, снизу послышался густой нарастающий шум многих моторов. Часто замигал карманный фонарь. "Торопится. Требует ускорить движение", - определил комбат. Повернувшись к Супруну, спросил:
- Видал?
- Так точно, - тихо ответил ротный.
Напряжение усиливалось с каждой минутой: подходила голова колонны, и офицеры понимали, что ее нельзя ни пропустить, ни преждевременно накрывать огнем. И то и другое крайне опасно. И хотя Заикин был уверен и в целесообразности своего замысла, и в исполнительности личного состава, он все же переживал. "Как бы кто из новичков не сорвался", - думал он.
Еще минута, другая, и колонна подошла вплотную. Первой шла легковая машина с открытым верхом. С нее и сигналили.
За ней тускло поблескивало множество огоньков замаскированных фар. "Не меньше полка", - прикинул Заикин в уме, измеряя глубину колонны.
Когда мимо проскочила штабная колонна, комбат тронул Супруна за плечо.
- Давай сигнал, - шепнул он, поднимаясь на колени. И как только в небо взмыли две ракеты, на колонну и с фронта, и по всей ее глубине хлынул огненный ливень. На земле среди ночи творился кромешный ад: били пулеметы, трещали автоматы, слышались душераздирающие вопли. И взрывы, непрерывные взрывы гранат.
Заикин увидел, как легковая машина, а за ней и несколько других грузовиков рванулись вперед, но тут же услышал, как впереди застрочили автоматы и взорвалось несколько гранат.
- Эх, черт! - выругался он. - Видать, перестарался Рындин. А ведь там, судя по всему, было полковое начальство. Надо было брать живьем. Где еще достать такого "языка"?
Вслед за ударом здесь, у гребня высоты, огнем охватило и хвост колонны.
- Молодчина, Светличный! Успел вывести и растянуть роту, - выкрикнул Заикин, но, внимательнее прислушавшись, удивился: - Но ведь там бьют и сорокапятки, которых у Светличного нет. Откуда они?!
Сомнения тут же рассеялись. К рации позвал командир полка и, выслушав доклад о бое на участке батальона, сообщил, что к самой речушке вышел Лаптев и наносит удар по противнику с тыла.
- Понял? Там Лаптев, - возвращая радисту трубку, сообщил комбат приближавшемуся к нему Рындину. - Ты что же, перебил весь штаб? Разве не видел, что там вся голова? - упрекнул он капитана.
- Не всех. Один остался. Майор. Говорит, что сюда пошел только один полк, а остальные силы выдвигавшейся к переднему краю мехдивизии свернули в сторону реки гораздо раньше.
Через несколько минут за рекой, в том районе, где находился батальон капитана Лаптева, прозвучало несколько одиночных орудийных выстрелов, а из глубины ударила вражеская артиллерия.
Шквал огня обрушился и на большак, невдалеке от НП батальона. Несколько снарядов разорвалось в расположении второй роты. Заикин увидел, как на том месте, где только перед этим строчил наш пулеметчик, взмыли фонтаны земли, а еще через какой-то миг он услышал крики о помощи. Ему хотелось подняться, но рядом еще разорвалось несколько снарядов, и он, хватаясь руками за воздух, упал навзничь в поросший шиповником кювет.
Комбат не был ранен. Его отбросило взрывной волной. Очнувшись, он не сразу понял, где находится и что происходит вокруг, а когда попытался подняться, то не смог. Хотел закричать, но сил не хватило. Лежа на животе, Заикин чувствовал, как сжимало его горло, как стучало и звенело в голове, и слышал, как все дальше и дальше от него откатывались атаковавшие роты его батальона. Стрельба удалялась куда-то на скаты высоты. Только дивизион оставался все там же, у гребня. Снаряды его пушек со сверлящим воем непрерывно проносились над головой.
Когда же дивизион умолк, Заикину стало казаться, что и тот клочок земли, на котором он лежал, и небо, повисшее над ним, начали вращаться с бешеной скоростью, и, чтобы не взлететь на воздух, он старался вонзить пальцы глубоко в сырую землю, лихорадочно хватался за колючие кусты. На лбу выступил холодный пот, а затем наступило такое состояние, при котором отпало всякое желание не только двигаться, но даже о чем-то думать, Лишь где-то в глубине сознания продолжали мелькать все те же мысли: "Как бы удержаться, не взлететь в воздух, как взлетают комья земли при разрывах снарядов".
Наконец комбату удалось с помощью ординарца подняться, и он вначале по открытому полю, а когда над головой просвистело несколько пулеметных очередей - вдоль придорожной канавы поспешил вперед, ближе к боевым порядкам, где надеялся отыскать свой штаб. Неожиданно чья-то рука цепко ухватила за плечо. Комбат упал на дно канавы.
- Куда прешь? Сдурел, что ли? - прохрипел знакомый голос.
- Ты, Рындин? - спросил Заикин.
- Я, я! А, это вы, товарищ комбат? - обрадовался капитан.
- Тряхнуло меня там. Валялся…
- А мы здесь вот уткнулись. Видите, как варвар полосует. Не дает головы поднять.
Прежде чем спрашивать об обстановке, Заикин попытался, насколько это возможно, разобраться в ней сам. Приподнявшись на колени, он намеревался по вспышкам огня и направлению трасс определить прежде всего, где залегли его вторая и третья роты.
Не поворачиваясь к Рындину, спросил:
- А где Светличный? Как у него?
- Здесь он, на скатах, но с ним никак не удается связаться. Хоть лопни. Кажется, вот он, рукой подать, а ни в какую…
- Так что ж, так и сидеть? Надо было связных…
- Двух послал. Да не вернулись.
Помолчав, Заикин проговорил:
- Видать, посылал растяп. Не может быть, чтобы не пройти! Что здесь, сплошной фронт, укрепполоса? Тем более что рота рядом.
Сопя, Рындин подтянулся к Заикину ближе.
- Не так, конечно, чтобы совсем рядом. Вон там, на скатах, километра полтора будет, - указал он рукой в направлении скатов высоты, где в сереющем рассвете виднелись отдельные деревца. В тот момент там в воздух поднялось несколько сигнальных ракет. - Вот там они. Это от них сигнал. Показывает Светличный, где находится, чтобы мы не били артиллерией.
Заикин хмыкнул:
- Гм-м! Если там Светличный, то он занимает очень выгодное положение, которым нельзя не воспользоваться. Ты смотри, - комбат притянул к себе Рындина. - Там же должен быть и Лаптев. Вот и надо совместными усилиями, пока не поздно, распотрошить поганцев. Не сделаем мы этого, они с рассветом разберутся в положении, и тогда, считай, удачи не видать. Понял?
- Понять-то понял. Надо бы Лаптева предупредить, да с полком не связаться. Рацию пробило осколком.
- Рацию? Пробило осколком?! - вырвалось у комбата с отчаянием. О чем-то подумав, он вскинул голову. - Ты вот что, командуй здесь да следи за сигналами, а я попытаюсь пробраться к роте. Оттуда и ударю. А ты здесь - третью роту держи наготове. Дивизиону также поставь задачу.
Согласно кивая головой, Рындин внимательно слушал, а когда комбат закончил, неуверенно начал:
- Не лучше ли было бы мне туда?
- С тебя на сегодня хватит, - шутя сказал комбат. - Зови Кузьмича. Где ты там, Бодров? - шумнул Заикин.
- Тут я, товарищ капитан, - отозвался Кузьмич нехотя, видно подслушав разговор.
- Давай поближе.
Зная, что комбат еще по-настоящему не пришел в себя, Кузьмич был против его намерения. Поэтому и не торопился. Но, поняв, что ни о каких уговорах речи быть не может, подполз.
- Слушаю.
- Припаси патронов, да побыстрее!
- Слушаю, - вновь так же односложно ответил солдат и, поднявшись в полный рост, явно подчеркивая этим пренебрежение к личной безопасности, не спеша, направился на ротный пункт боепитания.
Пока комбат уточнял Рындину некоторые задачи, Кузьмич возвратился с увесистым вещмешком.
- Приказание сполнил, - бросил он мешок у ног.
- Гранат прихватил?
- А то как же? - угрюмо ответил ординарец.
- Тогда пошли.
Начало светать. И хотя с рассветом в обстановке можно было бы разобраться быстрее, комбат, учитывая численное превосходство противника, спешил воспользоваться еще сохранившейся темнотой. Короткими перебежками, а кое-где и ползком добрался он по придорожной канаве до ската небольшой высотки, а там, обогнув завесу промокшего кустарника, спустился на дно неглубокого оврага, прикрывавшего роту Светличного с фланга.
Пробираясь в темноте по дну оврага, Заикин чувствовал, что сила огневых ударов роты постепенно слабеет. Это обстоятельство настораживало его и заставляло ускорить продвижение к роте Светличного.
- Ты потихоньку так и продвигайся, а я погляжу, что там творится наверху, - шепнул комбат Кузьмичу.
Хватаясь за оголенные корневища, Заикин полез по крутому обрыву вверх. В глаза посыпался песок, из-под ног покатились камешки, а когда выбрался из оврага и окинул взглядом скаты высоты, то понял, что рота, увлекшись атакой, уклонилась от заданного направления и теперь, занимая выгодное положение по отношению к противнику, сама оказалась отрезанной от батальона.
6
Перевалив затянутую едкой гарью высоту, Дремов услышал за низко повисшими тучами приглушенное рокотание моторов вражеского самолета-разведчика, видно, как и в прошлый день, державшего курс к реке, несомненно, являвшейся для него основным объектом разведки. Несмотря на то что уже совсем рассвело, он сбросил за высотой несколько осветительных ракет, а затем, взяв направление вдоль реки, пошел на юг. "Теперь жди лиха", - подумал Дремов, и действительно, так и произошло. Через несколько минут после ухода самолета за высотой, на стороне противника, вспыхнуло огненное зарево. В тот же миг вдоль большака, по которому продвигался первый батальон, грохнули разрывы. На фоне огненных всплесков даже при недостаточной освещенности было видно, как на скатах в воздух поднялись комья земли да с корнями выхваченные кусты. Дремов натянул поводья. Остановился.
- Вызывай Заикина, выясни обстановку, - приказал он начальнику штаба.
- Вызывают, - отозвался Великий, направляясь к радиостанции.
Великому еще не приходилось слышать упреки от командира за потерю связи с подразделениями полка, и сейчас он был зол на себя за то, что не доложил о случившемся сразу. Однако Дремов и без доклада начальника штаба, только по тону его далеко не уверенного ответа ясно понял, что связи с батальоном нет и надо принимать решение без выяснения обстановки на его направлении. Он хорошо помнил положение Боевого устава о том, что не тот заслуживает упрека, кто в стремлении выполнить приказ не достиг намеченной цели, а тот, кто, стараясь получить исчерпывающие данные обстановки, проявляет бездеятельность. Его насторожило то, что в характере действий противника появилось что-то совсем новое, чего раньше не наблюдалось. По опыту предыдущих боев он знал, что труднее всего нашим войскам было сбросить противника с. занимаемых им оборонительных рубежей, но как только прорыв удавался, дальнейший успех наступления чаще всего зависел от того, успеют ли наши подразделения сорвать намерения противника, занять промежуточные рубежи в глубине. Ночью он, как правило, откатывался быстро. На этот же раз, судя по всему, решил не отходить, а вести бои за восстановление утраченного рубежа. Это свое предположение Дремов основывал на том, что наблюдал подход из-за речки нескольких механизированных колонн.
Петляя вдоль реки, запутавшейся в лозняке, они в основном тянулись вдоль того большака, на котором вел бой первый батальон. Не теряя времени, Дремов приказал капитану Лаптеву атаковать противника с ходу.
Батальон перешел в атаку без задержки, и его удар был очень чувствителен для противника. Он помог оправиться батальону Заикина. Именно в тот момент, когда батальон Лаптева начал атаку, дружно ударили пулеметы, застрочили автоматы, стали непрерывно бить орудия и минометы и на участке Заикина.
- Хотя и не удалось связаться с батальоном, а получилось настолько удачно, что нарочно не придумаешь, - стал объяснять Дремов подошедшему артиллеристу. - Давай, Сомов! Давай и ты всем полком по скатам. Надо батальону помочь.
И артиллеристы Сомова ударили.
Дремов видел, как стремительно катилось вдоль большака пламя боя, знал, что там атакуют его бойцы, но не мог наблюдать их продвижение. Атакующая цепь промелькнула лишь один раз, когда высотка была освещена ракетами.
- Вот он, Заикин! - выкрикнул Дремов, чувствуя, что его как бы обдало горячим дыханием сотен бойцов, докатившимся до полкового НП. "Еще удар, и батальон будет здесь, прорвется", - кричало все у него внутри, но лощину неожиданно оглушил рев танковых моторов. Должно быть, задержавшись на привале, они отстали от ушедшей вперед моторизованной колонны и теперь, чтобы нагнать ее, вырвались из-за горы на предельной скорости. Из-под лязгавших гусениц сыпались снопы белых искр.
Артиллерия противника перенесла огонь в глубину нашей обороны. Ее разрывы послышались в районе переправ, на реке, где не прекращалось движение подходивших наших частей.
Дремова больше всего тревожило появление танков, а они, перемахнув с ходу через речушку и не видя того, что пехота уже вступила в бой и откатывается под ударами наших подразделений, продолжали без разведки рваться по глубокой промоине к гребню высоты, видимо, полагая, что пехота уже достигла Десны. Их-то и надо было остановить во что бы то ни стало.
Зло выругавшись, Дремов посмотрел по сторонам, отыскивая кого-нибудь из артиллеристов, но, увидев промелькнувшего вдали Захара Сомова, понял, что артиллеристы тоже обеспокоены появлением танков и принимают меры, чтобы их остановить.
Вслед за Сомовым пробежали несколько его офицеров, и тут же из-за бугра выскочил для развертывания на рубеже прямой наводки приданный полку пушечный дивизион. Дремов почувствовал, как на душе несколько полегчало.
На высотку, куда взобрался командир полка, запыхавшись, поднялись радисты с рациями, саперы, телефонисты. Под ударами топоров затрещали кусты, зашуршала выбрасываемая лопатами земля. В промозглом сыром воздухе слышалось тяжелое дыхание работавших бойцов, каждый из которых, не щадя себя, старался как можно быстрее подготовить для размещения НП хотя бы простейшие укрытия: ячейки да щели, которые при необходимости можно было бы соединить ходом сообщения. "Живее, живее!" - поторапливали сержанты бойцов, чувствуя, что обстановка с каждой минутой все больше накаляется.
Обстановка действительно осложнилась: и у речки, и на скатах высоты, где продолжал бой батальон Заикина, и на выходе из лощины, куда прорвались вражеские танки, пытаясь выйти в тыл дремовского полка. Здесь рвалось множество снарядов и мин. Над землей плелась паутина огненных трасс, небо полыхало от взрывов. Под низкими облаками то и дело повисали гроздья сигнальных ракет.
Неожиданно в том краю лощины, куда прорвались вражеские танки, прогремели сильные взрывы.
Спустя несколько минут выяснилось, что там на наших фугасах, установленных незадолго до этого полковыми саперами, одновременно подорвались два фашистских танка.
Дремов не удержался, похвалил полкового инженера:
- Умница Бойченко, везде успевает!
Еще не осела от взрывов земля, как где-то в том районе послышалось громкое "ура!". Дремов понял, что там перешел в атаку батальон Лаптева.
- Что слышно от Заикина? - спросил он у начальника штаба, расположившегося со своими помощниками поблизости.
Ответ начальника штаба был неутешителен и обеспокоил Дремова. Он нервно стиснул кулаки и, о чем-то подумав, приказал:
- Посылай верхом офицера! Пусть проскочит в обход. Связь с батальоном установить, хоть кровь из носа!
Противник атак не прекратил. Над НП полка визжали не только осколки часто рвавшихся снарядов, но и пули. Неожиданно Дремов, наблюдая за боем батальона Лаптева, почувствовал, как обожгло плечо. Из рукава тонкой струйкой потекла кровь, рука онемела.
К раненому командиру подбежал ординарец. Пошарив в противогазной сумке, выхватил из нее индивидуальный пакет, но пальцы тряслись, сделались непослушными.
- Тьфу ты, стерва! - выругался солдат, дернув нитку на пакете зубами.
Дремов, закусив нижнюю губу, не обращал внимания ни на волнение солдата, ни на появившегося фельдшера. Ему было не до них. Переступая с ноги на ногу, он переводил напряженный взгляд то на подходившую небольшую колонну вражеских танков, то на скаты высоты, где с новой силой разгорался бой первого батальона.