Через несколько минут послышались приглушенные команды. Подразделения погрузились на машины, и батальон тронулся. Дремов поспешил к штабу, накоротке развернувшемуся в развалинах попавшегося на пути кирпичного завода. У стенки первой развалины ему бросилась в глаза запыленная легковая машина. "Чья может быть?" - подумал он, но, услышав доносившийся из темноты разговор, догадался, что в полк какими-то судьбами попал член Военного совета армии. Подойдя ближе, представился. Генерал полол руку.
- О делах в полку товарищ Великий уже обстоятельно доложил. Идут они у вас, как я понял, неплохо. Оказались вы впереди многих наших стрелковых частей. Что ж, так и дальше держать! - Генерал, вскинув голову, встретился с Дремовым взглядом. - Очень похвальны ваши начинания. Уверен, что инициативу, поддержанную комдивом, одобрит и командарм. Мне представляется, что, если мы начнем высылать усиленные передовые отряды от каждого полка, противник будет лишен возможности маневрировать. - О чем-то подумав, генерал спросил: - Приказы о присвоении званий и о награждениях получили?
Дремов переглянулся с Великим, оба пожали плечами.
- Видать, нет, - понял заминку генерал. - В таком случае мне представляется возможность сообщить, что вам обоим присвоены очередные воинские звания, а многие ваши солдаты и офицеры награждены правительственными наградами. Вы, товарищ Дремов, удостоены ордена Ленина, а Великий и Носков - орденов Красного Знамени. Так что поздравляю. Воевали умело и, несомненно, внесли свою лепту в разгром фашистов в ходе оборонительных боев. - Пожав руки, генерал привлек к себе Дремова. Поняв, что его присутствие излишне, Великий спросил разрешения удалиться.
- Так вот, - продолжил генерал, углубляясь в темноту, - хотел вам сообщить, что на рассвете на вашем направлении будут вводиться в сражение части свежего мехкорпуса. Поэтому высылка передового отряда тем более кстати. Решено с выходом на рубеж Додорино - Зимовище дать вашей дивизии небольшую передышку. Пополним вас и личным составом, и вооружением.
Передернув плечами, генерал звучно вздохнул:
- Ух! Видно, давление падает.
- Да, пахнет дождем, - согласился Дремов.
- Успехов вам, товарищ Дремов, ну а мне пора.
Когда "эмка" нырнула в темноту, Дремов подумал: "Всем достается. Вот и он мотается день и ночь, а ведь не молодой".
Стал накрапывать мелкий дождь. Дремов выругался:
- Черт подери! Тянул двое суток и все-таки пошел. Совсем некстати. Резина лысая, моторы изношены. Далеко ли ускачешь на такой технике по раскисшему проселку?
Направляясь в ту сторону, куда поспешил начальник штаба, он услышал доносившийся из развалин шорох в траве и сипловатый женский голос:
- Знаем вас, все вы такие. Коты!
В ответ пробасил мужской:
- Не все! Зачем так огульно? Люблю же…
- Так не любят. Отстань! Убери руки, не распускайся!
Послышалась звонкая пощечина, и вновь чуть ли не со слезами:
- С ним по-хорошему. Сережа да Сережа, а он все свое.
"Ах, Сережа? Значит, Зубков, по прозванию Робинзон. А сипит телефонистка Маруся. Видать, крепко это у них", - подумал Дремов и вспомнил случай, имевший место еще на дуге: когда во время очередного удара вражеской артиллерии оборвалась связь с первым батальоном, Маруся, не сказав никому ни слова, выпрыгнула из траншеи и, ухватившись за провод, бросилась в сторону переднего края, прямо в огненное пекло. Увидев, как она утонула в дыму, майор Великий успел выкрикнуть:
- Вот бес девка! Что, некому больше?
Вопрос был обращен к находившемуся в траншее Зубкову. И тот, не ответив майору, рванулся вслед за Марусей. "Я тебе покажу, чертова кукла!" - выругался капитан.
Через несколько минут Маруся, вся растрепанная, вытирая грязными кулаками слезы, возвратилась на НП. Ни на кого не глядя, шмыгнула к аппарату. Схватив трубку, стала вызывать батальон. Тут же возвратился и Зубков. Спрыгнув в окоп, прошипел:
- Только попробуй мне еще!
Девушка молчала, глядя в землю, но когда подняла глаза, можно было понять, что слова Зубкова ее не оскорбили. Скорее они были ей по душе.
"Вот тебе и Робинзон", - подумал Дремов.
3
В кузове первой машины, шедшей за ротой Супруна, накинув на головы отяжелевшие под дождем плащ-палатки, сидели, перебрасываясь короткими фразами, капитан Заикин, командир дивизиона майор Гранаткин, минометчик Охрименко, ординарец комбата, да радисты со своими "коробками" за спинами. Капитан Рындин, зажимая в кулак цигарку, трясся в кабине рядом с шофером. Комбат поручил ему вести колонну, и он вел. То и дело наклоняясь к ногам, капитан освещал карту, боясь сбиться с пути.
Перегруженные машины, пробуксовывая на подъемах, прижимались одна к другой. Рындин то и дело подталкивал шофера:
- Жми! Жми! Чего тянешь?
Через окошко, выбитое за спиной у Рындина, Заикин прислушивался к разговорам в кабине и считал, что тревога начальника штаба небезосновательна. А тут машина неожиданно остановилась.
- Что там? - повернув голову к кабине, спросил комбат.
- Сейчас, - прохрипел Рындин, вываливаясь на подножку. - Смотрите, - потянулся он к сбросившему плащ-палатку комбату. - Проехали Тетюшино, сейчас подошли к большаку…
- Постой! Что мне твои Тетюши-Матюши? Давай карту. - Натянув на голову плащ-палатку, Заикин стал водить по освещенному участку карты пальцем. - Ну вот оно, Тетюшино, а дальше? - посмотрел он на Рындина. Тот, в свою очередь, скривился на комбата: мол, что же еще? Неясно, что ли?
- Так вот же большак, а вон и Додорино, - ткнул Рындин.
- Значит, мы у этого лесочка? Справа должна быть лощина, а где-то рядом и окраина села.
- И я об этом, - невозмутимо подтвердил Рындин.
- Гаси! - оттолкнул комбат фонарь и сбросил плащ-палатку. - Никакого дождя. Скоро начнет светать.
Сбросив с плеч плащ-палатку, Заикин взглянул в сторону деревни.
- Где же Супрун? - спросил он.
Рындин не успел ответить. Подбежал радист.
- Товарищ комбат! Вас ротный, Супрун.
Ротный доложил, что вышел к окраине Додорина и что немцы всполошились. Их подразделения подняты по тревоге и занимают оборону, но по всему видно: их тут не очень много.
- Давай сигнал! Третью роту отправляй в сторону станции, роту Светличного - к водокачке, а Супруна вперед, - приказал комбат.
Прошло несколько минут, и долину пропороли длинные пулеметные очереди, вслед за которыми в небе рассыпались гроздья сигнальных ракет.
- Мы готовы к атаке, - сказал комбат следовавшему за ним артиллеристу. - Ждем от тебя огня.
Как только подразделения бросились в атаку, село словно взорвалось: стрельба, крики, разрывы. Особенно заклокотало в районе водокачки, куда с ротой Светличного направился капитан Сорокин.
- Подготовить огонь по району водокачки! - приказал Заикин Гранаткину, чтобы в случае необходимости поддержать атаку Светличного.
Когда Заикин со штабом и артиллеристами спустился в село и пошел вслед за ротой Супруна, все было уже кончено. Противник был смят и поспешно оставил Додорино. Только в стороне монастыря еще слышались отдельные выстрелы.
После теплого ночного дождя солнечное утро задымило паром. В долине неширокой речки, над порыжевшими камышами, повисли густые хлопья тумана. Откуда-то из осоки вспорхнула стайка чирков. Все это Дремов отметил лишь мельком. Голова его была занята другим. Выслушав короткий доклад Заикина о выполнении задачи, он спешил догнать штаб, надеясь там узнать новости из штаба дивизии. Выскочив на взгорок, он увидел впереди раскинувшееся село. "Золотухине", - прочитал он на карте.
Внизу послышались выкрики, команды. Дремов присмотрелся. Небольшая колонна, голова которой уже остановилась посередине села, подтягивалась. "Они", - уверился он и дернул поводья. Заметив приближение командира, к нему поспешил Великий.
- Решили малость подтянуться, - доложил он.
- Правильно решили, - с огорчением в голосе проговорил Дремов, ожидавший доклада о другом, но, услышав треск приближавшегося мотоцикла, почувствовал некоторое успокоение. "Легок на помине", - выдохнул он, глядя, как выпрыгнувший из коляски лейтенант поспешно направился к нему.
- Вам, товарищ командир, - протянул он пакет. Поняв, что офицер доставил приказ, Дремов позвал начальника штаба.
- На, разберись, а я послушаю разведчика. Выяснил, что творилось у монастыря? - спросил Дремов у Сорокина.
- Точно так, товарищ командир.
- Доложи самую суть.
- Вас понял. Как только рота пошла в атаку, у монастыря послышалась стрельба, но в ту минуту было не до нее. Когда же там грохнули разрывы гранат, спохватился. Взял один взвод и бегом. Только перебрался через глубокий овраг, взрывы стихли, но послышались выкрики и женский визг. Подбежали к ограде. Ворота были раскрыты. Смотрю, а там полный двор народу. Вокруг немецкая охрана с автоматами. Все фрицы в черном. Нас они не замечают. Стрелять? А в кого? - капитан скосился на Дремова, как бы спрашивая у него совета.
- Да. Тут сразу не поймешь, - согласился Иван Николаевич.
- Вижу, один в стороне, с черной повязкой через всю морду, сощурившись, куда-то целится. Посмотрел в ту сторону, а там мальчишка лет пяти привязан к столбу. Рядом, у стены, два здоровых верзилы заламывают растрепанной женщине руки. Догадался, что это она отчаянно кричала. Не успел прицелиться, палец сам нажал на крючок.
- Жаль. Этого стоило бы приволочь живьем.
- Так мы не всех порешили. Двоих прихватили. Ведут солдаты сюда.
- Ладно, сам допрошу. А что там были за взрывы?
- Понял вас. Это, видно, эсэсовцы перед отходом с населением расправлялись. Старуха одна показала канаву. Она вся завалена трупами. Некоторые раненые еще шевелились. - Сорокин потупился, на несколько секунд умолк. - А что были взрывы, так то рвались гранаты. Фашисты добивали людей в канаве.
Подошел майор Великий.
- Так что там? - спросил Дремов.
- Передышка, товарищ командир. Вроде суток на четверо.
- Вовремя, - потер руки Дремов. - Передай, чтобы батальоны выходили в районы, как намечалось ранее, а командиров ко мне. Поставим каждому задачи.
Подбежал помощник начальника штаба капитан Косичкин.
- Вам, товарищ командир, подобрали вон тот домик, под зеленой крышей. Вроде почище других.
У зеленого домика, стоявшего несколько на отшибе, им навстречу попался мужичок небольшого роста. Низко кланяясь, залебезил:
- Милости просим, наши дорогие освободители. Заждались.
Дремов обменялся с Климовым быстрым взглядом, пошел дальше, а оказавшись в просторной, чистой прихожей, удивленно протянул:
- Да-а-а! Не кажется ли тебе, что любезность этого дяденьки слишком приторна? Да и здесь что-то не то. - Он взглянул под ноги, на некрашеный, прозрачной желтизны пол с тонким рисунком многовековой сосны.
- Совершенно верно. Далеко не по-деревенски, - согласился замполит. Удивление было тем более велико, когда, толкнув обитую дерматином дверь, вошли в гостиную: ноги утонули в мягком, пушистом, с замысловатыми вензелями ковре. Овальный стол покрыт бархатной скатертью, на окнах - причудливый тюль. Диван завален разноцветными подушками, всю внутреннюю стену занимал забитый книгами шкаф.
- Да-а! - только и проговорил Дремов. И пока Климов бегло осматривал книги, прошел в соседнюю комнату. Там стоял полумрак. На задрапированном окне в ряд стояли рыжие горшки с ярко цветущей геранью. Воздух затхлый, несвежий.
Зашел замполит.
- Как тебе это гнездышко? - настороженно спросил Дремов.
Климов кисло поморщился.
На веранде появилась высокая пышногрудая женщина. Бросив короткий взгляд в сторону комнаты, на ходу процедила: "Здравс-с-с…" За ней выбежала девочка трех-четырех лет, зашаркала старуха с мальчиком постарше и еще одна молодица с двумя узелками в руках. Старуха, не поворачивая головы, поклонилась, молодая, уткнувшись глазами в землю, прошла не здороваясь.
- Что за чертовщина? Может быть, не стоило бы так бесцеремонно выживать людей? - посмотрел Дремов на замполита. - Ведь наши хлопцы знаешь как? Сугубо по-солдатски. Пришли и выдворили…
- Мы ненадолго. А уж если что - извинимся, - высказал свое мнение замполит.
Вышли на улицу. Невдалеке на поляне собрались командиры подразделений. С той стороны слышался оживленный говор, иногда смех.
- Пошли побеседуем с командирами, - позвал Дремов замполита.
Подойдя ближе, Дремов обратил внимание на то, что у всех без исключения офицеров покрасневшие от недосыпания глаза, обветренные лица. Выгоревшее обмундирование у большинства пропитано солью. Кое-кто оброс щетиной, но ни у одного в глазах он не заметил уныния. Встретившись взглядом со старшим лейтенантом Сиротой, Дремов спросил:
- Как ты там, товарищ Сирота, все крошишь гнилозубого гада?
- Не жалуемся, товарищ командир.
- Вот и хорошо. На войне некогда разбираться с жалобами. - Офицеры одобрительно зашумели. - Не до жалоб, - продолжил Дремов. - Теперь уже не только друзья, но и наши недруги перестали сомневаться, что недалек тот день, когда и на нашей улице будет великий праздник, но ускорить его приближение - наш солдатский долг. Этого от нас ждут соотечественники. После разгрома противника под Орлом мы прочно захватили инициативу, и теперь задача состоит в том, чтобы бить врага днем и ночью, не давать ему ни малейшей передышки. И все это в наших руках. Пример тому - бросок, совершенный батальоном Заикина в прошлую ночь. Его удар обрушился на голову противника неожиданно и с сокрушительной силой. А наши потери были минимальными. Мы намерены такие броски впредь совершать как можно чаще, так как стремительные действия пехоты, расширяя фронт активного преследования противника, способствуют общему оперативному успеху.
- Пехота в грязь лицом не ударит. Она себя еще покажет, - за всех ответил капитан Рындин.
- Верно, - поддержал капитана Дремов. - И надо, чтобы такие действия стали для нас обычными. А главное сейчас: смелость, решительность, дерзость.
- Это ясно, - сказал старший лейтенант Сирота.
- Нас остановили, - продолжал Дремов, - дня на три-четыре. Надо дать бойцам отдохнуть. Но это не значит, что все предоставленное время мы можем истратить для спячки. Передышка дана прежде всего для того, чтобы несколько доукомплектоваться да и подготовиться к выполнению новых задач. Так что работы на эти дни хватит. Распорядок дня и расписание занятий начальник штаба вам объявит… - И, помедлив, закончил: - Если все понятно, задерживать не буду. Мы с вами в эти дни будем встречаться часто и все вопросы разрешим.
Когда офицеры, записав распорядок дня и расписание занятий, стали расходиться, Дремов, улыбаясь, спросил Великого:
- Теперь-то позволишь подзаправиться? - И потряс ослабленным ремнем. - Ну а потом допрошу эсэсовцев. Так, что ли, капитан? - Он перевел взгляд на Сорокина.
У дома Дремов встретил ординарца. Забравшись с ножом в палисадник, солдат нарезал букет роскошных, с росинками на лепестках, роз.
- Ты смотри! - удивился Иван Николаевич, поймав на себе счастливый взгляд обветренного, обожженного пороховой гарью солдата, казалось, давно позабывшего о цветах, о ласке, о любви и вообще о нежностях, хотя в его возрасте в другое время они должны быть его неразлучными спутниками. - А я-то и не заметил, что они цветут, - с грустью произнес Дремов, а про себя подумал: "Одичали мы, ожесточились наши сердца".
Полузашторенные окна слабо пропускали свет, в доме стоял полумрак. Было тихо. Закурив и склонившись над развернутой картой, Дремов задумался. Надо было во всем разобраться и сделать все возможное для лучшей подготовки полка к предстоящим наступательным боям. "Судя по всему, - рассуждал он, - войска будут и дальше развивать преследование, а это значит, что самостоятельные боевые действия подразделений примут еще более широкие масштабы. Конечно, за эти несколько дней всех вопросов не охватить. Значит, надо обратить внимание на главное - на подготовку личного состава к форсированию рек. Впереди их предостаточно, и больших и малых: Десна, Сейм, а в полку немало таких бойцов, которые настоящей реки и в глаза не видели.
Обязательно надо провести занятия с офицерским составом. В полк пришло много молодых. Необходимо напомнить каждому об инициативе, смелости в принятии решений, пойти на риск во имя достижения решительной победы над врагом. Надо, чтобы офицеры понимали, что, хотя на войне без жертв не обойтись, они должны сделать все, чтобы этих жертв было как можно меньше. Нужно научить офицеров умению завоевывать доверие подчиненных, ибо только тогда командир может быть уверенным в том, что его подчиненные не пощадят себя для выполнения приказов, что они по его команде смело пойдут в бой. Вот только тогда он сможет себя считать настоящим командиром.
В общем дел предстояло много. И Дремов стал набрасывать для себя личный план на предстоящие четыре дня передышки.
- Отдохнули бы, товарищ полковник. Всю ночь глаз не смыкали, - предложил, переступив порог, ординарец.
- Не возражал бы, да только сейчас не до этого. - Поднявшись, Дремов хотел было идти к пленным, но с веранды донесся незнакомый голос. "Кто бы это?" - подумал Дремов, заправляя гимнастерку.
В комнату вошел низкорослый полковник. Дремов догадался: Соскин.
- Наконец добрался и до вас. - Поздоровавшись, полковник сел. - Все, знаете, подталкиваем отстающих. У вас-то дела обстоят успешно. Еле догнал. Солидно оторвались, товарищ Дремов, - льстиво посмотрел он на Ивана Николаевича. - Все здесь собрались? Хотелось ближе познакомиться с полком, его офицерским составом, а то все довольствовались разговорами по телефону.
Сказал это и тут же стал крутить ручку телефона. Связавшись с генералом Булатовым, доложил:
- Так я у Дремова. У него вроде все превосходно, занял чудную виллу, так что можно отдохнуть. Правда, товарищ Дремов выглядит далеко не свежо. Нельзя таких не щадить. У него ведь хватает старых ран. - Он покосился на Дремова с прищуром, от которого у Ивана Николаевича по спине побежал неприятный холодок. - Очень жаль, что надо возвращаться. Хотелось побыть здесь подольше. Есть, есть! Сейчас выезжаю. Вот видите, - обратился он к Дремову, - предполагал одно, а у начальства другие планы. А вам, Иван Николаевич, действительно надо бы подлечиться.
- Сейчас не до лечения! Не то сейчас время! Да и с чего вы взяли, что я болен? При чем здесь мои старые раны?
Соскин не дал ему закончить. Отмахнувшись, продолжал снисходительной скороговоркой:
- А-а! Ваша скромность ни к чему, хотя известно, что скромность украшает большевика.
Думая в дороге об этом сумбурном разговоре, Соскин одновременно с некоторым раздражением испытывал удовлетворение оттого, что ему удалось пустить пробную стрелу: "Пусть Дремов подумает, поломает голову. Авось и правда сляжет. Вначале в медсанбат, а там можно будет постараться и подальше отправить, с таким расчетом, чтобы в дивизию уже больше не возвратился".
Проводив Соскина, Дремов долго смотрел ему вслед, пытаясь понять, чем были вызваны его настойчивые рекомендации сейчас же ложиться в медсанбат. "Что-то тут нечисто. Не думаю, что здесь проявилась действительная забота", - заключил он.
Подошел капитан Сорокин.
- Пленных, товарищ полковник, привели. Оба эсэсовцы. Один ранен в ногу.