Вот только сделал это Гельмут лишь минут пять спустя после того, как, пройдя через несколько постов, барон фон Штубер оказался у площадки, рядом с самой резиденцией фюрера.
- Временный комендант, временное убежище, временный рейх, - не оглядываясь, проговорил Борман, опираясь руками о каменные перила площадки. - Не то, не впечатляет. Все исключительно временное, и все - на обломках тысячелетней империи, которую мы так долго и упорно строили.
- Забыв при этом древнюю истину, согласно которой вечных империй не бывает, - заметил Штубер, которому уже надоело стоять позади рейхсляйтера, словно в свите творящего утреннюю молитву папы римского.
Борман и повел себя так, словно его и в самом деле оторвали от служения молебна. Массивный затылок его, лишь слегка прикрытый ободком фуражки, натужно побагровел, и он медленно, по-волчьи, всем туловищем развернулся в сторону Гиммеля и Штубера, с яростно застывшим на широком мясистом лице вопросе-окрике: "Это кто тут посмел?!".
- Но ведь во имя чего-то же мы все это создавали, - мрачно проговорил он, с такой тягостной гримасой, словно только что у него вскрылась язва желудка.
- Во имя того, чтобы многие поколения потомков наших задавались тем же недоуменным вопросом: "А ради чего все это было сотворено?!".
- Не то, не впечатляет, - грубовато возразил Борман. Голос у рейхсляйтера был хриплым, прерывистым. Он говорил с таким надрывом, словно каждое слово ему приходилось зарождать в глубинах своего взрывного, астматического дыхания. - Неужели это все, к чему мы в конечном итоге придем?
- "К лету сорок первого, - будут терзаться событиями нашей истории исследователи-потомки, - они уже обладали империей, которой не было равной по мощи за всю историю цивилизации - огромной, экономически процветающей, до зубов вооруженной. Чего им еще не хватало? Нет, действительно, - будут изумляться грядущие поколения германцев, пораженные утраченными нами возможностями, - зачем нужно было идти против России?".
- А как с идеей жизненного пространства? - исподлобья смерил его подозрительным взглядом Борман. - Нет, что-то вы не то говорите, Штубер. Не впечатляет.
"Если так пойдет и дальше, то через пару минут рейхсляйтер обвинит тебя в пораженчестве и предательстве", - сказал себе барон, вспоминая, что вообще-то он диверсант, а не университетский полемист. Тем не менее остановиться так и не смог.
- Тогда почему они так легкомысленно ринулись в гибельные предазийские степи, - зададутся вопросом наши с вами, господин рейхсляйтер, предки, - вместо того, чтобы постепенно, где силой оружия, а где хитростью дипломатов приращивать все новые и новые территории? Что они там искали? Еще год-полтора бурного развития рейха, и подневольные колхозные народы сами разнесли бы в клочья империю Кровавого Кобы. Одна Польша давала нам столько жизненного пространства, что его хватило бы на две империи.
Борман неопределенно как-то покряхтел, с тоской оглянулся на открывавшийся с площадки склон горы, словно кто-то прервал полет, и хрипло, не только Штуберу, но и самому себе, напомнил:
- Все мы в конечном итоге доверились провидческому гению фюрера. Но я помню, что сугубо философский диспут этот затеял я, а не вы, - решил подстраховаться опытный партработник. - Хотя, в общем - все не то, не впечатляет. А что вы бездельничаете, лейтенант Гиммель? - воззрился на него Борман, вспомнив, что адъютанту при подобных беседах присутствовать не положено. - Вы разыскали коменданта подземной части ставки?
- Он ждет нас у входа в охранную зону бункера.
- Тогда почему не докладываете? Вам приходилось когда-либо бывать в подземных апартаментах фюрера, Штубер?
- Никогда. В наземных тоже.
- В наземную ставку, в апартаменты фюрера, мы не пойдем. Только в присутствии фюрера. Он очень не любит, когда в его кабинет и в другие комнаты вторгаются в его отсутствие. Да и кому это понравится?
- К тому же сейчас там находится фрау Ева, - добавил еще один штрих адъютант.
- А вот наша альпийская Вальгалла - это впечатляет. Как никто другой, вы, Штубер, должны это видеть. Там целый подземный город, со всеми автономными службами обеспечения.
- Я прибыл сюда из известного вам "Регенвурмлагеря", господин рейхсляйтер, - напомнил ему барон, - из подземной "СС-Франконии", огромного подземного города.
- И все же "Регенвурмлагерь" - не то, - скептически покачал головой Борман. - Не впечатляет. И строить его следовало здесь, рядом с "Орлиным гнездом" фюрера. А вот, что мы все же успели создать в подземельях "Бергхофа" - вам, барон, еще только предстоит увидеть.
Штубер знал, что именно Борман занимался обустройством здесь летней резиденции фюрера, именно он осуществлял общее руководство всеми работами по созданию подземного "Орлиного гнезда" фюрера.
Усадив Штубера к себе в машину, рядом с Гиммелем, рейх-сляйтер для начала приказал водителю объехать всю "зону фюрера", то есть закрытую зону площадью более десяти квадратных километров, границы которой он сам когда-то определял и которые были обнесены теперь тройными рядами колючей проволоки и укреплены дотами.
- Дотов явно недостаточно, - признал Борман, когда они свернули с одной из двух шоссейных дорог, с разных концов проложенных в "зону фюрера", - это очевидно. Мы создавали эту зону в мирное время, когда ставка находилась в глубоком, надежном тылу. И теперь не то, не впечатляет. А вас, штурмбаннфюрер?
- Мы сформируем отдельный саперный полк специального назначения, который будет заниматься исключительно укреплением этой зоны, превращая ее в центральный укрепленный район всей "Альпийской крепости". Со временем этот полк вольется в состав гарнизона "фюрер-зоны" и будет использоваться, как для обороны, так и для ремонтных работ после вражеских бомбардировок.
- Предельно четко, - сдержанно похвалил его Борман. - Именно так и действуйте.
На одном из изгибов горного шоссе они вышли из машины. Внизу перед ними, на некогда просторном горном лугу, виднелись новые малоэтажные постройки - одинаково белые, невзрачные, какого-то полуказарменного типа.
- Вот это уж действительно не впечатляет, - проворчал Штубер, всегда остававшийся приверженцем старой, классической архитектуры.
- Зато здесь предусмотрено все: отели, многоквартирные дома для офицеров охраны, - бросился спасать ситуацию лейтенант Гиммель, опасаясь как бы прямолинейность штурмбаннфюрера не вывела рейхсляйтера из себя. Уж он-то хорошо знал, что, при всей своей кажущейся медлительности, порой даже переходящей в некую заторможенность, и столь же кажущемся добродушии, Борман способен взрываться порой совершенно из-за пустяка. И хотя затем он довольно быстро остывал и особой мстительностью не отличался, тем не менее в гневе он был страшен. - А вон там, в здании, слегка напоминающем кирху, разместился кинотеатр, рядом - почта, чуть ближе к горе - детский садик, а в противоположной стороне - офицерская столовая, которая по вечерам превращается в ресторан.
- Если уж мы принимаем решение сражаться до последней возможности, - осмотрел Штубер гарнизонный поселок взглядом полевого командира, которому уже завтра придется сражаться в нем в полном окружении, - то каждое здание должны превратить в опорный пункт: двери и окна переоборудовать в амбразуры. Некоторые здания следует сгруппировать и охватить окопами, а на отдельных участках - и противотанковыми рвами. Нужно немедленно отселить мирное населения, а всех способных держать в руках оружие поставить в строй, невзирая на вердикты медиков. Значительную часть территории превратить в минные поля.
- Предельно четко, - опять согласился Борман. - Это впечатляет.
21
Гредер с полминуты простоял посреди зала с оскорбленно поджатыми губами. Ему явно не нравилось развитие событий, особенно не нравилось то, что Скорцени не пожелал беседовать с ним, причем после того, как вспомнил о его, Гредера, причастности к катастрофе дирижабля. Ушел он тоже молча, даже не попрощавшись с генералом.
- Чувствуется, что человек этот мстительный, - первым нарушил молчание ординарец генерала Ферн.
- К чему поспешные выводы? - как можно миролюбивее возразила Софи.
- Капитан прав, - раздраженно заметил барон, чувствуя, что само посещение Гредера замка вызвало у него чувство какого-то дискомфорта.
Софи чуть было не произнесла: "Неужели мы не способны поставить его на место?", но вовремя воздержалась, зачем навлекать на себя подозрение?
- Уверена, что Скорцени способен защитить нас даже от происков этого тылового бродяги, - сказала. - Поднимусь к себе, надо положить в дорожный чемоданчик рукопись моей диссертации и вообще присесть на дорожку, - а выждав с минуту, пока Ферн оставит зал, добавила: - Кстати, господин генерал, мастер Орест остается под вашим высоким попечительством. Сделайте все возможное, чтобы Гредер и его люди не отвлекали художника от полотен. Слишком ценен каждый час работы этого гения.
- С Гредером все ясно. - Карл вернулся к своему месту за картой боевых действий и окинул взглядом последние пометки, лишь недавно сделанные для него ординарцем Ферном по последним сообщениям Берлинского радио. - Попытаюсь дать полковнику понять, что визиты его в замок нежелательны.
- Если он все еще не понял этого.
- Почему же, уверен, что понял. Но как-никак он - офицер СД, - пожал плечами генерал.
- Считаете, что это его оправдывает?
- Не оправдывает конечно же. Но, с другой стороны, законы военного времени, гауптман…
- Что-то вы темните, господин барон, - когда Софи решалась упрекнуть в чем-то обладателя замка Штубербург, то старалась не упоминать его высокого армейского чина. Как офицеру, ей так легче было разговаривать с генералом. - Почему о полномочиях Гредера как офицера СД вы вдруг вспомнили именно тогда, когда я заговорила о безопасности украинского мастера, бывшего советского пленного? Чье положение само по себе наиболее уязвимое? Вы же знаете, что вырвать Ореста из подземелий "Регенвурмлагеря" мне удалось только при помощи вашего сына. Что это Вилли помог доставить его сюда, это он намерен погреться после войны у костра славы этого мастера. Вместе со мной, ясное дело.
Генерал расстроенно постучал тыльной стороной карандаша по карте, непонятно только, что его расстроило больше: неутешительные вести с фронтов или выпад Софи.
- А почему вы, Софи, вспоминаете о Вилли, вообще о нас, Штуберах, только тогда, когда стремитесь обезопасить своего земляка, пленного Ореста?
- Мастера Ореста, господин барона, великого мастера.
- Это вы так решили, что великого?
- Как только кончится эта богом проклятая война и мир слегка очнется, так решат все, - спокойно, умиротворяюще произнесла Софи. - И вы, мой генерал, станете одним из первых свидетелей этому. Но и теперь уже мы имеем заключение нескольких ведущих европейских экспертов, которые утверждают, что мы столкнулись с феноменом от живописи, в том числе и с талантливым иконописцем.
- Я не знаток живописи, госпожа Жерницки. Извините, не дано. Однако не надо быть ценителем, чтобы заметить, что вы слишком увлекаетесь своим мастером Орестом и явно переоцениваете его талант. Причем непростительно, чисто по-женски… увлекаетесь.
Софи томно запрокинула голову и, глядя куда-то в потолок, рассмеялась.
- Давно замечала, что ревнуете, барон, однако до сих пор пытались мужественно не выдавать себя.
- Речь идет не о ревности, - нервно помахал своим штабным карандашом генерал. - О вопросах более принципиальных.
- О ревности, о ревности, - ехидно улыбнулась Софи. - Тут уж вновь-таки доверьтесь знатоку. - "Заклеймила" она генерала, уже поднимаясь по старинной винтовой лестнице на второй этаж. При этом сам барон, словно завороженный, вышел вслед за ней из зала, чтобы смотреть ей вслед.
- Вы не правы, Софи.
- Одного только не пойму: вы ревнуете меня, как будущую - но которая, скорее всего, не состоится - невестку, или же, как свою любимую женщину? Ведь вы еще не так стары, чтобььотрекаться от собственных амурных притязаний, а, барон Карл-Людвиг, извините, забыла, как там ваше третье имя, фон Штубер?
Поднявшись к себе, она осмотрела содержимое походного армейского чемоданчика, всегда стоявшего на приставном столике, с трудом втиснула в него два машинописных экземпляра диссертации (еще два находились в Женевском университете) и склонилась, чтобы закрыть его. В это время дверь открылась и уже в следующее мгновение Софи почувствовала себя в не очень крепких, но умелых мужских объятиях.
Первым желанием женщины, прекрасно обученной многим приемам самозащиты, было остановить генерала и самым решительным способом охладить, но она поняла, что это будет неразумно. Слишком многое значило для нее это пристанище за толстыми стенами замка, слишком много было поставлено на карту, когда она вытаскивала из подземного лагеря СС мастера Ореста, слишком не ко времени наживала она себе сразу двух врагов в лице двух баронов Штуберов. С ее-то метанием между тремя враждующими разведками! Сейчас у нее было только одно желание: во что бы то ни стало дотянуть до конца войны и выжить. Любой ценой выжить!
- Я должна воспринимать ваши казарменные нежности, как ответ на мой вопрос? - как можно спокойнее спросила Софи, стараясь не вызывать раздражения у барона и в то же время не спеша, призывно поигрывая бедрами, приближаясь к своей постели.
- Можете, - выдохнул барон.
- Но почему вы решились только теперь?.
- Только теперь, да, решился…
- Я хотела спросить, почему только теперь, когда в резерве у вас не осталось ничего, кроме "походного солдатского варианта"? Почему бы не дождаться моего возвращения.
- Его ведь можно и не дождаться.
- Вот она, сугубо мужская расчетливость! Чтобы не сказать - мудрость.
Когда барон уже безжалостно расправлялся с ее трусиками, Софи решительно перехватила его руку и, насколько это возможно было, запрокинув голову и по-кошачьи изогнувшись, будто бы для того, чтобы увидеть глаза своего "повелителя", жестко произнесла:
- Только вот что, Карл. Сейчас вы получите то, в ожидании чего приходите в бешенство самца, но с условием… Вы готовы выслушать условия?
- Готов, - буквально задохнулся он от волнения и страсти.
- Отныне мы конечно же время от времени будем предаваться таким вот походным оргиям, но с одним условием: вы никогда больше не будете следить за мной и мастером Орестом, никогда не будете ревновать к нему и никогда не станете причинять ему вреда.
- Я думал, что условие будет касаться Вилли, - сдавленным от волнения голосом проговорил барон, нервно и нерешительно как-то входя в ее тело.
- Вилли наши с вами отношения не касаются, - нежно потерлась Софи теменем о его лицо. - Разве не так?
- И только так.
- Не слышу того ответа, которого ждала.
- Мастера Ореста наши с вами отношения тоже не касаются.
- Забыли сказать: "Отныне…не касаются".
- Отныне не касаются, - послушно повторил фон Штубер.
- Вот видите: даже пребывая в таком взбесившемся состоянии, люди порой умудряются обо всем договариваться. Во всяком случае, о самом важном.
Прошло несколько минут. Ординарец несколько раз окликал Софи и генерала, но они попросту игнорировали его. Когда, поднявшись наверх, он подошел к приоткрытой двери, то увидел, что они сидят на прикроватном коврике, привалившись к дивану, вытянув и раскинув ноги и устало прислонившись голова к голове.
- Подите прочь, Ферн, - первой пришла в себя Софи, - сейчас не ваша очередь.
- Там приехал штандартенфюрер, - объяснился ординарец уже из-за двери. - Он ждет в машине, у ворот.
- И его тоже пошлите к черту, - ответил генерал.
- Не забудьте добавить, что уж ему-то здесь вообще ничего не светит, - напутствовала капитана Софи.
22
Поднявшись на площадку, расположенную на высоте более чем тысяча двести метров над уровнем моря, Штубер ощутил легкий приступ кислородного голодания и неуверенность горной болезни. Однако все эти ощущения как-то разом исчезли, когда барон вдруг увидел перед собой бригадефюрера фон Риттера. Он мог полагаться на встречу здесь с кем угодно, только не с бывшим комендантом "Регенвурмлагеря", с которым, как еще недавно казалось Вилли, он распрощался навсегда.
- Да, барон, да, - произнес генерал-майор войск СС, выходя из наземного бетонного бункера, прикрывавшего вход в подземелье. - Оказывается, все мы действительно находимся под прицелами снайперов судьбы.
- Это выражение мне еще помнится.
- Слышал, что вас назначили временным комендантом "Альпийской крепости". А значит, я нахожусь в вашем подчинении.
- Оно будет временным, а главное, очень условным, - пообещал штурмбаннфюрер.
Фон Риттера это обещание явно приободрило. Меняться ролями со вчерашним подчиненным, да к тому же значительно ниже по чину, ему, самолюбивому генералу, явно не хотелось.
- Зато можете считать, что теперь мы наконец оказались в той, настоящей, альпийской "Франконии", о которой столько мечтали на правобережье Одера, посреди померанских болот и в гуще польских партизан.
Только высказав это, комендант "Альпийской Франконии", как и решил называть ее фон Штубер, по аналогии с "СС-Франконией", возникшей в свое время в подземельях "Регенвурмлагеря", обратил внимание на чуть поотставшего Бормана и представился.
- И каково же ваше впечатление от этого подземелья после всего, что вы видели в "Регенвурмлагере"? - сразу же поинтересовался рейхсляйтер.
- Там мы создавали настоящий подземный город - с железной дорогой, гидроэлектростанцией, электротеплицами и всем прочим, а здесь перед нами - один огромный, на двадцать километров растянувшийся бункер. Ни в какое сравнение. Но, что доверили, тем и командую.
- Неужели на двадцать километров? - усомнился Штубер.
- Общая длина штолен. Официально. Говорят, даже чуть побольше будет.
- Не то, не впечатляет, - запоздало отреагировал Борман, и бригадефюреру повезло, что отнес его слова к размерам подземелий.
Едва они вошли в наземный бункер, из которого в подземелье можно было спускаться на лифте, как фон Риттера пригласили к телефону.
- Какая еще колонна? - нервно вытирал безразмерным платком свою шлемоподобную лысину комендант. В караулке не было жарко, но фон Риттер обладал удивительной способностью потеть где угодно и при любых обстоятельствах. Штубер совершенно не удивился бы, если бы бригадефюрер так же остервенело избавлялся от пота, стоя посреди январской полыньи. - Из семнадцати автомашин? И с каким же грузом?. Ах, отказываются предъявлять документы, ссылаясь на секретность государственной важности?! Совсем озверели.
Бригадефюрер взглянул на Штубера. Тот многозначительно переглянулся с Борманом.
- Хотелось бы знать, кто стоит за этим грузом? - едва слышно, несмело пробормотал рейхсляйтер.
- Не говоря уже о характере самого груза, - в тон ему произнес штурмбаннфюрер.