- Так ведь именно в мозгу рейхсмаршала, насколько я понимаю, и зарождалась сама идея "Альпийской крепости". И название это первым произнес он, сидя за этим вот столом. Хотя, если честно, почести, которые были оказаны ему, объяснялись не его нынешним положением, а тем восторгом, который он вызывает у меня как пилот.
- Геринг? Как пилот?
- Как лучший пилот Первой мировой, барон. Не случись этой войны, он так и вошел бы в историю Германии, как самый искусный пилот той, кстати, тоже безрадостной для нации, войны.
Едва граф произнес это, как появился прибывший вместе с ними на броневике радист, который успел развернуть свою рацию и наладить связь.
- Господин обер-лейтенант, - обратился он к своему командиру. - Полтора часа назад в Рейншток прибыл личный представитель Геринга полковник Ведлинг.
- Ведлинг?! - вырвалось у Штубера. - Он прибывает один?
Барону так и хотелось услышать вслед за именем полковника имя его подчиненной Софи Жерницки.
- Не могу знать. Названо было только его имя. Велено сообщить, что он движется сюда, чтобы встретиться с вами, господин обер-лейтенант, и штурмбаннфюрером Штубером.
- Так вы тоже знакомы с Ведлингом, барон? - приятно удивился фон Ленц.
- Скорее заочно.
- Мир и так слишком тесен, а войны, по-моему, сужают его до беспредела. Именно этот офицер, Ведлинг, тогда еще подполковник, и возглавлял горно-егерский отряд, изучавший пещеры и подземные ходы в окрестностях моего замка.
- Мне приходилось сталкиваться с ним еще на восточном берегу Одера. Тогда рядом с ним находилась обер-лейтенант Софи Жерницки, тоже личный представитель Геринга.
- Нет, под его командой находилось двенадцать солдат, четверо из которых были настоящими альпинистами. Единственной женщиной, привлекшей здесь внимание полковника, была моя племянница Альберта, в прошлом альпинистка, покорившая, как следует из имеющихся у нее бумаг, шесть известных в альпинистском мире вершин. Правда, к полковнику она потеряла интерес сразу же, как только обнаружила, что он страдает горной болезнью и вообще панически боится высоты.
- Летчик Ведлинг боится высоты?! Это следует воспринимать как шутку?
- Воспринимать это можно по-разному, но факт есть факт. Ведлинг действительно начинал как пилот, но вскоре был списан по состоянию здоровья и чины свои добывал уже во всяких вспомогательных службах люфтваффе. А что касается страха высоты… По заверению полковника, для него, экс-пилота, подобного рода страх тоже оказался полной неожиданностью, поскольку раньше этого за ним не замечалось.
- Стоит предположить, что графиня Альберта прекрасно знает окрестные горы? - осторожно поинтересовался Штубер.
Движением подбородка граф вновь приказал обер-ефрейтору Кляйну наполнить бокалы, предупредив, что на этом застолье будет завершено, и только тогда ответил:
- Сейчас она в Рейнштоке, присматривает за моей больной женой. Возможно, я приглашу ее сюда на пару дней, но с условием, что вы, лейтенант Торнарт, не станете подталкивать ее к тому, чтобы она вновь начала возиться со своим альпинистским снаряжением.
- Ни в коем случае, - покаянно произнес командир альпийских стрелков, однако граф решительно взмахнул рукой.
- Вы уже давали подобные обещания, лейтенант, поэтому позвольте вам не поверить.
- Что весьма опрометчиво с вашей стороны, граф. - Благородное, почти аристократическое лицо Торнарта по-прежнему оставалось снисходительно-невозмутимым. Тем не менее теперь Штубер понял, что связывает старого графа с этим, гвардейского вида красавцем. - Графиня Альберта рождена для гор, это очевидно.
- Кому… очевидно? - уставился граф на лейтенанта. - Вам, с вашим легкомысленным отношением ко всему, что имеет отношение к суровой реальности жизни?
- Впервые слышу о таком недостатке, барон? - решил апеллировать лейтенант в Штуберу, не столько для того, чтобы найти у него поддержку, сколько для того, чтобы как-то выйти из неловкой ситуации. - Мы, альпийские стрелки, суровые люди гор… Нам ли слышать о таких слабостях?
- О возрасте дам распространяться не принято, - апеллировал к Штуберу теперь уже граф фон Ленц, - но, увы… Альберте под сорок, для женщины - это возраст. Почему она по-прежнему рвется в горы - для меня остается загадкой. Но она в самом деле рвется.
- Знакомый всем альпинистам "зов гор", - попытался подсказать ответ обер-лейтенант Зонбах. - Психология "человека гор", как любит выражаться лейтенант Торнарт.
- Легкомысленное объяснение, Зонбах, - парировал граф, - убийственно легкомысленное. Порой у меня складывается впечатление, что наша альпинистка решила умереть задолго до наступления старости, причем обязательно - на склонах одной из вершин. Надеюсь, вы не это имели в виду, когда говорили о "зове гор", обер-лейтенант?
- Что вы?! Боже упаси! - отшатнулся специалист по секретным посадочным полосам. - Мое отношение к графине Альберте общеизвестно. Я всегда старался…
- Не посвящайте нас в свои чувства, Зонбах. Лично меня они совершенно не интересуют. Но из-за этого вашего "зова гор", я редко позволяю ей наведываться в Шварцбург.
- Этот упрек все еще адресован мне, случайно подключившемуся к вашему разговору, - ехидно поинтересовался создатель секретных аэродромов, - или уже-настоящему "виновнику сего торжества" лейтенанту Торнарту?
""А вот вам, господа актеры, и драматический треугольник", - воскликнул Шекспир, воинственно врубаясь пером в пергамент, - мысленно продекламировал самого себя Штубер. - Информация для тебя совершенно излишняя, тем не менее владеть кое-какими подробностями местного бытия никогда не помешает. Особенно если осаду "Альпийской крепости" в самом деле придется переживать в стенах этого замка".
- Кстати, графиня Альберта является фанатичной поклонницей фюрера, - вдруг хмельно улыбнулся Торнарт, вновь обращаясь к Штуберу. Предвзятое отношение к себе графа он воспринимал со стоической невозмутимостью. - Настолько фанатичной, что было время, когда графиня Альберта, из самых благородных побуждений, мечтала родить от него сына. Однажды даже…
- Хватит, Торнарт! - вдруг грохнул ладонью по краю стола фон Ленц. - Я сказал: хватит об этом! Не первый случай, когда вы затеваете разговор о девичьих грезах и порывах графини, хотя знаете, насколько мне неприятно слышать об этом ее увлечении.
Возможно, потому и затеваете, что Альберта не только отказалась стать вашей женой, но и решительно запретила ухаживать за ней.
Штубер понял, что оказался в центре какой-то давней родовой драмы графского дома фон Ленцев и, решительно поднявшись, поблагодарил хозяина бурга за гостеприимство. Но решил, что с ретивой альпинисткой Альбертой стоило бы познакомиться поближе. Уж кто-кто, а покорители горных высот и всевозможных глубин нужны теперь службе безопасности, как никогда. Особенно такие вот фанатичные, готовые рожать… даже от самого фюрера.
15
И Скорцени, и Борман уже уперлись руками о стол, будучи уверенными, что на этом разговор завершен. Каковым же оказалось их удивление, когда, загадочно улыбнувшись, фюрер неожиданно произнес:
- Итак, несколько второстепенных вопросов мы с вами, господа, обсудили. Теперь пришла пора заняться самым важным. Да, на территории рейха мы заложим несколько тайников с золотом и прочими ценностями. Мало того, наши службы станут распространять слухи о несметных богатствах этих кладов, организовав при этом их охрану. Чего мы достигнем, создав весь этот ажиотаж? Того, что на многие десятилетия будет отвлечено внимание от главного нашего тайника - "Базы-211" в Антарктиде.
- Этот вопрос действительно нельзя было не затронуть, - тяжело, по-медвежьи заворочался Мартин. - Хотя мне уже показалось…
- Потому что на самом деле, - проигнорировал его реплику фюрер, - именно туда, в подземелья "Рейх-Антарктиды", на земли "Райского сада", как раз и должны уйти основные сокро-вища рейха, которые позволят создать там свой золотовалютный запас. Я не стану объяснять, что благодаря этим сокровищам на подставных лиц можно будет создать целевые банки в Латинской Америке и пооткрывать счета в ведущих банках мира, чтобы опять же на подставных лиц приобретать все то, что может понадобиться рейх-антарктам. Это понятно. Куда важнее для нас с вами понять, что финансовая, территориальная и продовольственная независимость - всего лишь вершина создаваемого нами айсберга. В основании же его - все те образцы военной и прочей техники, которые мы должны немедленно перебросить в Антарктиду вместе с секретными цехами заводов, технической документацией и ведущими специалистами. Именно там мы должны производить свои боевые и галактические "солнечные диски", там строить новые типы ракеты "Фау" и создавать свою сверхмощную атомную бомбу; там совершенствовать методики сотворения зомби, познания возможностей "снежного человека" и всех прочих тайнозна-ний как основы появления новой расы землян.
Тут фюрер явно увлекся, впадая в одно из тех эйфорических течений своей фантазии, вырывать из которого его всегда было крайне сложно, опасно, а главное, бессмысленно. Он говорил о связях с Шамбалой, о решении Высших Посвященных перенести эксперимент по созданию новой арийской расы в подземелья Антарктиды, дабы таким образом спасти наследников нынешнего рейха от гнева и неблагодарности остальных землян, а также от ожидающих в недавнем будущем планету "климатических катастроф".
Размечтавшись, Гитлер проигнорировал объявленную в рейхсканцелярии воздушную тревогу, отказавшись, по настоятельной просьбе адъютанта, спуститься в бункер. Он уже весь был поглощен своим духовным исходом в Рейх-Атлантиду, он вновь чувствовал себя под защитой Шамбалы и "властительных теней предков", вновь мысленно перевоплощался в мудрого и повелительного вождя-наставника рейхатлантов.
- Простите, мой фюрер, - обратился Скорцени к итогам антарктических экзальтаций Гитлера, - но, как диверсант, я всегда люблю предельную ясность в мыслях и целях. Следует ли понимать вас так, что и создание тайников, и создание самой "Альпийской крепости" - всего лишь большой военно-политический блеф, позволяющий нам не привлекать внимания к созданию нового рейха в Антарктиде?
- Ясности, ясности!. - пробубнил Гитлер поднимаясь из-за стола и прохаживаясь по кабинету. Борман и Скорцени тоже подхватились, но движением руки фюрер заставил их вернуться в свои кресла. - Все требуют полной и окончательной ясности, которой в данной ситуации нет и быть не может. Только вчера, - остановился Гитлер по ту сторону приставного конференц-стола, напротив обер-диверсанта рейха, - Борман настаивал, чтобы уже сейчас я оставил Берлин и перенес свою рейхсканцелярию в "Бергхоф", превратив в новую столицу рейха известный вам городок Берхтесгаден.
Скорцени это признание фюрера удивило. Во-первых, он был убежден, что Борман как раз выступает противником переезда фюрера в альпийскую ставку "Бергхоф". От ведь сам был свидетелем того, как накануне недавнего совещания в замке Ве-бельсберг, в окрестностях Падерборна, заместитель фюрера по партии и его личный секретарь, с кем-то полемизируя, высказывал недовольство тем, что Гитлер почти безвыездно сидит в своей ставке "Фольфшанце" в Восточной Пруссии. Борман тогда говорил: "Фюрер при любых обстоятельствах должен оставаться в Берлине. Особенно сейчас, когда решается судьба рейха. Ни о каком переезде в "Бергхоф" тоже не может быть и речи. Фюрер всегда должен оставаться символом и олицетворением, а при создавшихся обстоятельствах он способен оставаться таковым, только находясь в Берлине!". Но что поделаешь, очевидно, даже Борман порой способен менять свое мнение.
А во-вторых, Гитлер явно апеллировал к нему в стремлении противостоять натиску Бормана. Это наталкивало на мысль, что в стремлении во что бы то ни стало выманить его из столицы Гитлер уже узревал некую попытку отстранения от реальной власти. К длительному пребыванию фюрера в "Вольфшанце" мир давно привык, а вот как ему объяснить отъезд в "Бергхоф" в момент, когда враги рвутся к столице?.
- Я и сейчас настаиваю на отъезде, - неожиданно твердо объявил Мартин. - Вы должны оставить столицу, пока это еще возможно, пока она не оказалась в окружении. А главное, пока у нас еще есть время полноценно развернуть деятельность рейхсканцелярии и правительства в Альпах. Кроме всего прочего, это позволило бы приступить к созданию "Альпийской крепости", наделило бы ее создание высшим, государственным смыслом.
Фюрер загадочно ухмыльнулся.
- Вы сами все слышали, Скорцени. Я хочу, чтобы вы, Мартин, как можно чаще высказывали это мнение в обществе самых различных людей, а вы, Скорцени, с помощью своих коммандос, должны развернуть грандиозную кампанию по дезинформации англо-американцев относительно "Альпийской крепости". Я не зря оставил в Альпах 6-ю танковую армию СС Дитриха, начальника моей личной охраны. Это аргумент. Как и тридцать тысяч отлетавшихся бездельников Геринга, - это сильный аргумент.
- Собственно, такая кампания уже начата, мы… - попытался было информировать его Скорцени, однако договорить ему Гитлер не позволил. Да и Борман вполголоса, сквозь сжатые губы процедил:
- Слушайте, оберштурмбаннфюрер, слушайте. Говорить будете, когда разрешат.
- Пусть ваши агенты, - взвинчивал свой голос, свои жесты, сами нервы свои Гитлер, - сообщают западным коллегам о переброске в Альпы все новых и новых дивизий, заводов, фабрик и всевозможных лабораторий. Пусть они подбрасывают им совершенно секретные сведения о строительстве аэродромов, дотов и огромного количества всевозможных подземных складов.
- Мы немедленно развернем эту кампанию, - все же не удержался от словесной реакции Скорцени, как только уловил, что фюрер пытается выдержать небольшую паузу.
- Пусть, по их словам, все население Альп и всех беженцев мы вооружаем и обучаем ведению партизанской войны; пусть тысячи наших солдат-зомби денно и нощно прокладывают в горах новые штреки и ходы соединения между уже существующими пещерами и карстовыми пустотами, создают минные поля и налаживают глубоко под землей новейшие виды оружия возмездия. Американцы, которые стратегически нацелены на этот район, должны жить в ожидании мощнейшего многомесячного сопротивления их войскам, в то время как наши дипломаты будут вести секретные переговоры с русскими. Регулярно сообщайте им о подготовке многотысячных отрядов смертников-зомби, снайперов и диверсантов, которые не знают страха смерти, не чувствуют боли при ранениях и ни при каких обстоятельствах не оставляют поле боя без приказа своего специального инструктора. Пусть американцы снимают свои войска с берлинского направления и нацеливают на Альпы. А мы в это время будем тайно создавать нашу Рейх-Атлантиду. У вас есть специалист, который конкретно занялся бы этой дезинформационной кампанией? - обратился он к Скорцени.
- Есть. Оберштурмбаннфюрер Вильгельм Хёттль. Начальник службы безопасности района Балкан и Италии, чье управление находится в Вене.
- Тот самый, который принимал участие в подготовке свержения адмирала Хорти? - оживился Гитлер.
- Тот самый, которого мы вплотную привлекали к венгерским событиям. Я признателен вам, фюрер, что вы дали согласие на проведение масштабной дезинформационной операции, которую мы уже начали. Не далее как завтра Хёттль, под чужими документами и под благовидным предлогом, будет в Швейцарии и встретится с одним из высоких, очень высоких чинов американской разведки. Возможно, даже с самым генералом Донованом, руководителем Управления стратегических служб США, который тоже окажется там под каким-то благовидным предлогом и тоже под чужим именем.
Брови Гитлера поползли вверх, он улыбнулся так радостно, как уже давно-давно не улыбался. Это было озарение человека, который вдруг ощутил прилив надежды.
- С самим генералом Донованом? - спросил он, возвращаясь в свое кресло.
- Мы попытаемся выйти на него через резидента УСС в Швейцарии. Трудно сказать, как развернутся события на самом деле, но Шелленберг, его агенты внешней разведки, тоже убеждены, что намечается прибытие Донована в Берн.
- Сведения надежные?