- Да, господин штурмбаннфюрер! - воскликнул Шульце. Он знал, что, являясь одним из самых старых ветеранов "Вотана" и единственным из унтер-фюреров, награжденным Рыцарским крестом, имеет право на более вольное обращение с командирами, чем другие. - Я знаю, господин штурмбаннфюрер, чего бы я хотел, - опрокинуть в себя литр холодного пенящегося пива! Мое нутро страдает от нестерпимой жажды. Я весь горю!
- Как это типично для Шульце, - рассмеялся фон Доденбург. - Он всегда думает лишь о собственном комфорте. Я вижу, что здесь, в Вестфалии, вы здорово расслабляетесь. У вас тут слишком много пива и слишком много шницелей. Интересно, что вы станете делать, когда нам снова придется воевать с русскими?
- Я знаю, господин штурмбаннфюрер! - бодро ответил Шульце. - Я просто открою рот и дыхну на них. У меня так все пересохло внутри, что мое дыхание будет не просто горячим - оно будет раскаленным, и сожжет всех русских в радиусе ста метров, точно выстрел из огнемета!
Гауптшарфюрер Метцгер злобно покосился на Шульце. Фон Доденбург обвел взглядом бойцов "Вотана", сидевших и полулежавших на теплой траве, и кивнул:
- Ну, хорошо, герои. На сегодня достаточно. Метцгер по прозвищу Мясник торопливо вскочил на ноги. Несмотря на июньскую жару, он выглядел так, словно собирался отправиться на ежегодный парад по случаю дня рождения фюрера. Мундир безукоризненно сидел на нем, а вся грудь гауптшарфюрера была увешана наградами. Он даже привесил на плечо "обезьяний хвост".
- Внимание! - крикнул Мясник так громко, точно бойцы находились в тысяче метрах от него, а не в десяти, и отдал честь фон Доденбургу. - Разрешите разойтись, господин штурмбаннфюрер?
Фон Доденбург небрежно приложил руку к околышу фуражки:
- Разрешаю, Метцгер. Разойдитесь!
* * *
Фон Доденбург и Шульце медленно направились к своим квартирам, которые располагались возле древнего готического собора Падерборна. Унтер-фюреры помоложе двигались вслед за ними на почтительном расстоянии. Они не хотели мешать разговору этих двух людей, которые сражались плечом к плечу начиная еще с 1939 года.
- Итак, господин штурмбаннфюрер, что вы думаете об этом новом танке? - спросил Шульце.
Фон Доденбург пожал плечами:
- Мы должны получить новые танки, Шульце. Это всё.
- Да ладно, господин штурмбаннфюрер. Все прекрасно знают, что мы - не что иное, как пожарная команда фюрера. Когда где-то случается пожар, нас посылают туда, чтобы его тушить.
- Ты, как всегда, прав, Шульце.
Обершарфюрер пропустил ироничное замечание фон Доденбурга мимо ушей и уставился на него, дожидаясь ответа по существу.
- Если бы ты нашел время для того, чтобы читать газеты, Шульце, вместо того, чтобы обжираться в доме гауляйтера Шмеера и заниматься там другими предосудительными вещами, о которых я вообще ничего не желаю знать, то ты был бы в курсе, что в настоящее время нигде не полыхает никакого пожара. И в первую очередь - на Восточном фронте. Там Генерал Грязь перенял эстафету от Генерала Мороза. Сейчас на фронте вообще ничего не двигается. Ни одна вещь.
- Значит, тогда мы должны где-то сделать жарко, - задумчиво протянул Шульце.
Фон Доденбург пристально посмотрел на него:
- Очень может быть. Но почему ты сам так жаждешь этого, Шульце? Я не думал, что ты такой охотник за славой…
- Я - охотник за славой?! - вздохнул Шульце. - Я нахлебался славой достаточно. Вот по сюда.-Он провел ребром ладони себе по горлу. - Знаете, господин штурмбаннфюрер, когда я был в последний раз в отпуске в своем родном Гамбурге, то увидел, что от моего Бармбека почти ничего не осталось. Томми не переставая бомбят его - и занимаются этим, несмотря на то, что наши замечательные ребята из люфтваффе…
- Наш фюрер все знает об этом. Он справится с чертовыми англичанами, уж поверьте мне, - вклинился в разговор поравнявшийся с ними гауптшарфюрер Метцгер.
Куно фон Доденбург с серьезным видом кивнул:
- Да, Метцгер, вы совершенно правы. Мы во всем можем полагаться на фюрера.
Шульце ничего не сказал. Но когда он бросил взгляд на фон Доденбурга, то заметил выражение легкой растерянности на лице своего командира. "Да, господин штурмбаннфюрер, - подумал он,-ты начинаешь постепенно чему-то учиться, не так ли? Начинаешь узнавать про то, что это проклятые ами и томми схватили нас за горло и держат так…"
* * *
Фон Доденбург медленно шагал по направлению к бывшей школе, превращенной в офицерскую столовую "Вотана", когда три месяца назад они прибыли сюда, в этот провинциальный католический городок. Рассказ Шульце о разбомбленном Гамбурге действительно заставил его призадуматься. Лицо фон Доденбурга стало мрачным. Конечно, Шульце был совершенно прав. На их родину и в самом деле крепко навалились иностранные воздушные бандиты. Огромный урон в результате непрерывных бомбардировок был нанесен за последние месяцы Берлину. А его отец, старый генерал фон Доденбург, был вынужден уйти в отставку, чтобы срочно заниматься созданием системы местной обороны в районе их поместья в Восточной Пруссии - на случай, если туда придут русские. Однако больше всего Куно тревожили даже не бомбежки, а общий упадок духа в Германии. С тех пор как два года назад их батальон отправился воевать в Россию, настроения немцев изменились самым драматичным образом. Распространилось чувство всеобщей безнадежности и бесперспективности. Люди стали лихорадочно гнаться за удовольствиями, точно смерть уже поджидала их за ближайшим углом.
Неожиданно фон Доденбург вспомнил женщину, которую встретил на одной вечеринке в Берлине во время своего последнего отпуска. На ней была одежда скромного покроя и темной расцветки - несмотря на то, что в Германии официально было запрещено носить одежду черного цвета в знак траура по погибшим. Это со всей очевидностью указывало на то, что эта женщина являлась вдовой, потерявшей мужа на фронте. На первый взгляд она показалась фон Доденбургу одной из многих немецких женщин, живущих только ради окончательной победы. Но после того, как всем разнесли спиртные напитки, он вдруг почувствовал, как ее рука настойчиво коснулась его. Он дважды отпихивал эту руку, решив, что женщина просто не приучена пить. Однако когда она попыталась -уже открыто - расстегнуть ему брюки, он понял, что столкнулся со вполне опытной и отдающей себе отчет в своих действиях дамой, прекрасно понимающей, чего она хочет, и знающей, что ей нужно от мужчин. Через полчаса он уже был в ее квартире, и они занимались любовью. В середине ночи она неожиданно рассмеялась:
- Моего первого мужа убили во время Польской кампании в 1939 году; он был кавалером Железного креста второго класса. Второго разорвало на куски в Руре во время авианалета; тот был кавалером Креста за военные заслуги первого класса. Все становится лучше и больше - как и та чудесная штука, которую я сейчас сжимаю в своих руках!
Эта вдова была отнюдь не единственной женщиной, с которой Куно удалось встретиться в интимной обстановке за две недели пребывания в отпуске в Берлине. Но в столице Германии он столкнулся не только с охочими до плотских удовольствий дамами. Он увидел и наглых дельцов черного рынка, и барышников, и тыловых крыс, которые изо всех сил держались за свои теплые местечки в тылу и смертельно бледнели при одном лишь упоминании Восточного фронта.
- Здравствуйте, штурмбаннфюрер фон Доденбург, - вторгся в его размышления девичий голос. - Как вы себя чувствуете сегодня?
Он удивленно повернулся. Перед ним стояла Карин - единственная дочь гауляйтера Северной Вестфалии Шмеера. На ней была черно-белая форма "Союза немецких девушек". Несмотря на то, что она держала в руках портфель, набитый школьными учебниками, в самой ее фигуре не было ничего от неоформившихся контуров школьницы: она была рослой, хорошо сложенной, с большими голубыми глазами, длинными ногами и вызывающе торчащими вперед грудями, которые так и грозили вырваться из чересчур тесной для них белой шелковой блузки.
- А, это ты, Карин, - протянул он. - Возвращаешься домой из школы?
- Нет. Уроки закончились в час дня. Я была на собрании "Союза немецких девушек". Нам читала лекцию эта лесбиянка - руководительница окружного отделения Союза. Тема лекции звучала так: "Методы контрацепции и немецкая женщина". - Карин Шмеер надула губки. - Как будто она может что-то знать об этом, верно?
Фон Доденбург покачал головой:
- Карин, где ты научилась так разговаривать - в твоем-то возрасте?
- Мне уже почти шестнадцать. Если бы я жила в Индии, то давно была бы замужем, и у меня к этому времени было бы уже как минимум двое детей. - Она выпятила свои аппетитные груди. - Вы были бы действительно удивлены, если бы узнали, что я знаю, господин фон Доденбург. - Она опустила длинные ресницы и посмотрела сквозь них на Куно. Взгляд Карин был очень соблазнителен.
Фон Доденбург рассмеялся:
- Я уверен в этом. - Он приложил руку к околышу фуражки. - Передай мои наилучшие пожелания гауляйтеру.
Карин Шмеер сделала грациозный книксен. Перед глазами фон Доденбурга на миг мелькнула очаровательная ложбинка между ее грудей. Она повернулась и пошла домой, пленительно покачивая при этом бедрами - так, как совсем не должна была делать девушка-член "Союза немецких девушек".
* * *
Когда фон Доденбург вошел в офицерскую столовую, он увидел, что командир батальона Гейер по прозвищу Стервятник, восседая на кавалерийском седле в центре помещения, злобно качает ногой в безукоризненно начищенном сапоге и через равные промежутки времени с крайне недовольным видом постукивает себя стеком по голенищу.
- А, это вы, фон Доденбург, - произнес штандартенфюрер своим скрипучим голосом с отчетливым прусским акцентом. Он поправил монокль. - Не угодно ли вам будет взглянуть на это?
- А что это такое?
- Рапорт молодого идиота Хортена, который в прошлом месяце был назначен заместителем гауптштурмфюрера Шварца, командира нашей второй роты. Этот остолоп не только посмел повести личный состав роты на экскурсию в чертов музей культуры и антропологии в Берлине - без всякого на то разрешения с моей стороны, прошу отметить, - но и имел наглость прислать мне рапорт с отчетом об этой экскурсии! - Гейер раздраженно ударил стеком по бумаге. - Оказывается, поход был посвящен выяснению различий между арийскими и еврейскими членами и подобной чепухе. Насколько я знаю, личный состав роты провел целый день в Берлине, измеряя длину крайней плоти евреев и остальных… - Гейер был не в силах говорить дальше от возмущения.
Фон Доденбург с трудом сумел подавить улыбку.
- Согласно приказам рейхсфюрера СС, - отчеканил он так, как предписывалось армейскими уставами, - военнослужащих СС следует ознакомлять с основными признаками германского расового превосходства.
- Расовое превосходство, - процедил сквозь зубы Стервятнике - Гиммлер думает, что здесь у нас училище, в котором обучают незрелых студентов? Или все-таки серьезная военная организация, в которой бойцов тренируют, как им уклоняться от пуль, которым, в свою очередь, абсолютно все равно, какой длины крайняя плоть солдата, или же она была когда-то отпилена тупой бритвой раввина?
Фон Доденбург почел за лучшее промолчать. Стервятник был совершенно непредсказуем, если впадал в ярость. А это происходило всегда, когда репутации или статусу его любимого "Вотана" что-то угрожало.
Снова хлестнув себя по голенищу сапога, Гейер устремился к высокому окну. Подбежав к нему, он резко повернулся и вытянул стек в направлении фон Доденбурга:
- Это все вписывается в общую картину, фон Доденбург. Батальон размяк прямо на глазах. Бойцы больше не испытывают голода, не страдают от вшей, в них не стреляют русские - и эсэсовцы превращаются невесть во что. В прошлом году в то же самое время они голодали в окопах и были готовы сожрать все, что попадалось им на глаза. Они были точно голодные псы. Прошлой зимой кое-кому из них пришлось даже пожертвовать своим собственным мясом, чтобы накормить других, когда у нас закончились консервы с тушенкой. А сейчас?
Молодой офицер прекрасно понимал, на что намекал Гейер. Когда прошлой зимой они голодали в Кубанских степях, были зарегистрированы три случая каннибализма. Тогда же обершарфюрер Шульце мрачно пошутил, что если у них закончится конина, из которой варился суп на обед, то им придется покрошить в котел кого-то из самих поваров.
- Наши бойцы раскисают, фон Доденбург, и я не намерен этого терпеть. К тому времени, как закончится война, я хочу стать генералом, как и мой отец. И бойцам "Вотана" придется сделать все, чтобы помочь мне заполучить эти генеральские звезды на погоны - нравится им это или нет!
- Они просто устали, - мягко произнес Куно фон Доденбург.
- Ну, конечно же они устали, - резко бросил Стервятник. - Вся Германия давно устала. Черт побери, мы же сражаемся с доброй половиной мира, в конце концов! - Он ткнул стеком в сторону фон Доденбурга, чуть ли не обвиняя его самого. - Именно поэтому мы и обязаны проявлять твердость. Немецкий солдат должен стать таким твердым и жестким, чтобы с ним одним не смогли бы справиться сразу двое ами, томми или Иванов. А боец СС должен быть вдвойне более жестким, чем обычный немецкий солдат! Мы же элита нации, разве не так? - Лицо Стервятника исказила циничная ухмылка, и фон Доденбург догадался, о чем сейчас думал штандартенфюрер Гейер. Служба в Ваффен-СС являлась для него всего лишь удобным средством для того, чтобы с удвоенной скоростью карабкаться вверх по служебной лестнице. В отличие от многих других Гейер никогда не относился трепетно ни к делу, ни к идеологии национал-социализма. Не зря он так часто хвастливо заявлял другим офицерам в столовой: "Я никогда в своей жизни ни за кого не голосовал на выборах. А с тех пор, как я покинул школу, я вообще ничего не читал, кроме служебных бумаг. Меня не интересует вообще ничего на свете, кроме этих чертовых генеральских звезд на погонах!".
Пытаясь избежать очередной язвительной тирады Гейера, фон Доденбург спросил:
- Вы полагаете в этой связи, что нас вскоре опять пошлют на фронт?
- Да. Этим утром я получил извещение из штаба. Выяснилось, что мы находимся в стадии готовности номер три.
- И куда же нас направят?
Стервятник пожал плечами:
- Я не знаю точно, но, конечно, могу догадаться. На Восток - чтобы опять сражаться с проклятыми русскими.
Задумчиво опустив голову, он вновь повернулся к окну.
- Но все дело в том, что наши бойцы пока еще не готовы к этому, фон Доденбург. Они - совсем не те ребята, которых мы повезли сражаться в Россию в прошлый раз. У них нет того духа.
Резко повернувшись, он вдруг с вызовом уставился на фон Доденбурга:
- Но, клянусь дьяволом, я вобью в них этот дух - даже если мне придется вбивать его палкой! - Он ударил стеком по ближайшему столу. - Тысяча чертей, фон Доденбург, когда наш батальон снова отправится на Восточный фронт, он будет лучшим подразделением во всех немецких вооруженных силах. А теперь послушайте, что я намереваюсь сделать, когда к нам прибудут эти новенькие "тигры"…
Глава третья
Среди ветеранов "Вотана" помимо Стервятника и фон Доденбурга, имелись и некоторые другие люди, которых не удовлетворяло состояние дел в рейхе. Одним из таких людей был гауптшарфюрер Метцгер, которого за глаза прозывали Мясником. Ибо после того, как он целый год отсутствовал на родине, его любимая жена Ханнелоре встретила мужа совсем не так, как он этого ожидал.
Всю дорогу, пока их три дня везли на поезде в отпуск в Германию, Метцгер хвастал своим приятелям:
- Когда я приду домой и сброшу с плеч свой ранец, я скажу ей, чтобы она хорошенько посмотрела на пол и запомнила, как он выглядит, потому что в течение последующих двух недель она сможет видеть только потолок. Господи, у меня уже стоит так, что когда я поднимаюсь из-за стола, то невольно сбрасываю на пол все миски!
Но в действительности все произошло несколько по-другому. Нет, Ханнелоре вела себя достаточно послушно, и по возвращении Метцгера в Германию они провели первые сорок восемь часов на огромной двуспальной кровати. Повешенные на стену изображения Иисуса и его апостолов неодобрительно взирали сверху на их потные переплетенные тела внизу своими святыми глазами. Однако в Ханнелоре совсем не было той яростной страсти, которую следовало бы ожидать от женщины, к которой на протяжении целого года не приближался ни один мужчина. А один раз, когда Метцгер полез под кровать, чтобы достать там новый презерватив и сделать добрый глоток хорошего вестфальского пива, он заметил, что Ханнелоре попросту зевает. Точно ей наскучило все, чем они с ним занимались.
- Вот так вот, парни, - сокрушался он потом в пивной, куда заходил с другими унтер-фюрерами каждый день, - я трахал ее так, что с меня градом катился пот, моя задница летала туда-сюда, точно молотилка, - а она зевала. Словно я спросонья чесал ей спину.
Гауптшарфюрер Метцгер был не слишком умным человеком, и не зря его прозвали Мясником. Однако даже в не очень-то сообразительной голове здоровяка постепенно сформировалась мысль о том, что с его супругой явно что-то не в порядке. Вот что он сказал своим дружкам за столиком в пивной через несколько недель по возвращении из России:
- Тут что-то не так, парни, это точно. Молодая здоровая женщина должна была бы хотеть этого каждую ночь, тем более что ей пришлось провести так много времени вообще без мужчины. Если я только узнаю, что в ее постели побывал кто-то другой, я… я… - Он задохнулся от ярости и сделал быстрое движение правой рукой, точно отсекая что-то, что находится у каждого мужчины внизу живота. У его приятелей не осталось ни капли сомнений в том, чего лишится тот парень, которого Мясник вдруг застанет вместе со своей блондинкой-женой.
После этого Метцгер дважды словно ненароком забегал домой в середине дня, однако каждый раз заставал Ханнелоре одну, одиноко сидевшую в квартире. Однажды, когда за ним заехал "кюбельваген", чтобы отвезти его в расположение части, гауптшарфюрер специально дождался, когда машина свернет за угол, выскочил из нее и проскользнул в сигарную лавочку Гаккеншмидта, где провел битых два часа, следя за подъездом дома. Но никто подозрительный туда за это время так и не проник.