- Ничто не может так поднять настроение, как легкая фантазия, искрометная шутка. Впрочем, это очень хорошо, что высокие сановники живут, как все нормальные люди, не правда ли?
Бурда был в этом не совсем уверен. Наконец он ее спровадил и позвал Хасько. Подумав минут пять, он поручил ему выкроить из бюджета дотацию на культурные нужды армии.
- Только без излишеств! Не разбрасывайте деньги направо и налево полными пригоршнями, как мы это умеем. И потом, прошу проследить, чтобы репертуар был на высоте. Ну, к примеру, что-нибудь из Жироду. Поняли? И никаких певичек! Договоритесь с пани Тарнобжесской. Ну, как там политики? Не ушли?
- Они в отличной форме, пан министр. Сидят уже три часа, нахохлившись, как квочки, и совсем размякли. - Хасько подметил усмешку в глазах шефа и не преминул подольститься.
Бурда махнул рукой:
- Давайте этих квочек сюда.
Он очень проголодался, и, возможно, поэтому радость от того, что он правильно расшифровал выражение глаз Нелли, ударила в голову, точно водка. Пустяк, как говорится, а приятно. Этого заряда должно хватить и на беседу с политиками.
Их было четверо. Первым вошел Пуштанский. Этого-то Бурда знал как свои пять пальцев. Первый муж Каролины за последнее время сильно сдал: совершенно облысел, подбородок у него обвис, руки неприятно дрожали. За ним проследовал невысокий, коренастый, с рыжеватыми усиками и низким лбом Гавалек - новая звезда ППС . Бурда поморщился - Гавалека все побаивались. Потом Кулибаба - самый молодой из всех, тоже невысокий, пухлый, румяный, в пенсне. Шествие замыкал Потоцкий.
Бурда приветствовал их, не отходя от стола: надо сразу дать понять, что он не придает их визиту большого значения. А чтобы не было лишних обид, не поскупился на улыбку. Но тут же вынужден был признать, что это не произвело должного впечатления. Увидев Потоцкого, Бурда, чтобы как-то рассеять их дурное настроение, всплеснул руками:
- Сенатор, и вы! Вы тоже в оппозиции?
- Не понимаю, - холодно ответил тот. - Я присоединился к этим господам потому, что этого требует текущий момент, - все политические партии должны быть широко представлены. И не жалею об этом: по крайней мере я смог на собственном опыте убедиться, что представители общественности не зря жалуются на плохое отношение к ним администрации.
Хорошее настроение Бурды сразу улетучилось. Он сухо пригласил посетителей сесть, впрочем, Гавалек уже расположился в кресле и даже закурил. Остальные молча сели. Заявление Хасько, будто они "размякли", как всегда, не соответствовало действительности.
- Прошу извинить, что вам пришлось долго ждать, но я, право, в этом не виноват. Итак, господа, чем могу служить?
Они переглянулись, подбадривая друг друга взглядом. Пуштанский выпятил нижнюю губу, очевидно давая понять, что устал. Потоцкий после сказанной им колкости гордо почивал на лаврах. Кулибаба беспокойно ерзал в кресле. Начал Гавалек:
- Я не знаком с дипломатией, - у него был густой, немного хриплый голос, закаленный многочисленными выступлениями на митингах, - а, впрочем, на разные выкрутасы у нас и времени не осталось, и так три часа потеряли. Одним словом, я хотел бы знать, намерено ли правительство считаться с партиями или по-прежнему плюет на них? Если намерено - пора, приступить к переговорам; если нет - по крайней мере будем знать, что на правительство нечего полагаться.
Кулибаба еще два раза подскочил в кресле и присоединился к дискуссии:
- Коллега Гавалек, может быть, несколько упрощенно, но верно изложил суть вопроса. Польские людовцы обеспокоены тем, что правительство не думает считаться с общественностью. Мы это расцениваем как… как… нечто неслыханное! - выстрелил Кулибаба и тут же притих в испуге - мол, не слишком ли?
- Пожалуйста, пожалуйста, продолжайте, - лицо Бурды прояснилось: "общественность" оказывалась еще глупее, чем он думал. Он дразнил их приманкой, словно мелкую рыбешку. - Наше правительство как раз придает огромное значение общественному мнению. Прошу…
- У нас, людовцев, целый ряд претензий, я это заявляю открыто, не боясь последствий! - Кулибаба, блеснув пенсне, гордо приосанился.
- Какие же это претензии?
- А вот какие, пожалуйста! Мы считаем, что в настоящий момент только обращение к общественности может спасти Польшу!
- Обращение к общественности? Но мы ведь все время к ней обращаемся! Взять хотя бы заем на противовоздушную оборону…
- Э-э! - осмелевший Кулибаба только рукой махнул.
- Вы считаете, что это глупо?
- Общественные круги… - начал Кулибаба.
- …широко представлены в комитете по проведению займа. Разве это не так?
- Ну и что?
- За средствами в Фонд национальной обороны мы также обращаемся к общественности. Деньги на оружие для армии собираем. А разве рытье траншей не дело общественности?
Перечисляя все эти мероприятия, Бурда любовался выражением лица собеседника. Кулибаба краснел и надувался, как воздушный шар. При упоминании о траншеях Кулибаба не выдержал:
- Вы, пан министр, видно, нас за дураков принимаете? Траншеи - это даже не полумеры, а пустое место, очковтирательство.
- А что бы вы предложили?
- Как что? Смену правительства…
- Правительства?
- Конечно! - Кулибаба совсем разошелся. - Конечно, смену правительства.
- Интересно! - Бурда положил руки на стол. Он чувствовал себя как дровосек, который долго бил топором по толстому стволу дерева: оно вот-вот упадет, дровосеку осталось лишь отскочить на шаг, закурить сигарету да слушать грохот падающего дерева. - Оригинальная политическая концепция. Нам грозят войной, а вы предлагаете смену правительства. Распустить сейм, да? Провести выборы? А потом изменить конституцию?
- Да! Да! Да! - Кулибаба, подобно падающей березе или осине, ускорил свою гибель - ему оставалось только поддакивать. - Разумеется! Как можно скорее.
- Итак, в момент, когда родине грозит опасность извне, вы предлагаете самое малое на год или полтора устроить внутри страны настоящий балаган…
- Не балаган! - закричал Кулибаба. - А демократию!
- Очень интересно! И конечно, свободу всех политических партий?
- Конечно! - брякнул Кулибаба и сразу затих.
- Для украинцев, да? Для белорусов, да? Для коммунистов? - гремел Бурда. - Пусть агитируют, пусть выбирают своих депутатов?
- Нет, что вы, - пропищал людовец, - я не в этом смысле…
- Ав каком, скажите на милость?
- Ну… хотя бы нашей партии…
- Разве она находится под запретом?
- Нет, но преследования полиции…
Бурда в ответ только щелкнул пальцем по столу. Для поверженного Кулибабы даже и пальцем-то не хотелось шевельнуть. Пуштанский, терпеливо дожидавшийся, пока от людовца останутся рожки да ножки, теперь заерзал в кресле и кашлянул:
- Пожелания пана Кулибабы действительно в настоящий момент… э… скажем, не совсем актуальны. Но все же думается, что мы вправе требовать большего понимания со стороны правительства. Далеко не все в его политике…
- Конкретнее! - Голод и победа над Кулибабой вывели Бурду из терпения.
- Наши отношения с Францией…
- Никогда еще не строились на таких здоровых началах.
- Преувеличение! - вступил в бой обеспокоенный успехами министра Потоцкий. - Франция не простила нам Заользья …
- Какая Франция? Коммунисты?
- Что вы! Прочтите речи в парламенте. Каждая строка…
- Надо уметь читать между строк. Пан Боннэ и пан Блюм нам очень благодарны…
- Ну, знаете! - Потоцкий чуть не подпрыгнул.
- Да, дорогой сенатор! Именно благодарны. И вы думаете за что?
- За что? За удар по союзнику Франции?
- Вот именно. Этот удар дал им возможность свалить на нас всю ответственность за разрыв союза, сохранить который они, может быть, не могли и наверняка не хотели.
Потоцкий сел. Концепция Бурды была слишком парадоксальна, чтобы аргументированные доводы могли ее отразить. Старомодный и нудный Пуштанский пытался еще что-то возразить, но положить его на обе лопатки для Бурды не составляло труда.
- Именно на отношениях с Францией лучше всего видно, какой большой путь прошло наше государство во времена маршала . Теперь мы в глазах Франции уже не та нищая, несчастная Польша, которой время от времени суют старые винтовки да бракованные консервы, а она на коленях благодарит свою благодетельницу и делает за нее всю грязную работу на этом паршивом Востоке. Из прислуги для всех мы превратились в светскую даму…
- В даму полусвета… - не удержался от плоской шутки Потоцкий.
Кулибаба тоже пришел в себя:
- Ну, положим, что с Францией это так. А как с Англией? Почему?
- Что почему? Почему Англия впервые в своей истории удостоила нас военного союза?
Бурда чувствовал себя сейчас как герой гангстерского фильма, на которого напала банда грабителей. Удар в челюсть - валится первый, еще удар - второй, еще удар - третий. Первый встает на колени, пошатываясь, мотает головой. Еще удар - и он снова валится на землю. Эта игра так захватила Бурду, что он даже забыл про пустой желудок. Наклонив голову и обводя присутствующих торжествующим взглядом, он как бы спрашивал: кто следующий? Ага, Потоцкий.
- Ну хорошо, а Москва… Почему так затягиваются переговоры в Москве…
- Москва? Значит, вы, сенатор, граф и воложинский магнат, удивляетесь, почему мы не заключаем с Москвой военного договора? Признаюсь, я всего ждал, только не этого…
- Ну и что с того, что я сенатор и граф? Это не мешает мне мыслить по-государственному. Военная помощь России, чисто военная…
- …безусловно, будет встречена с энтузиазмом всеми слоями населения, в том числе и воложинскимй мужичками. Может быть, вы рассчитываете, что адвокат Кулибаба убедит их в общественной полезности графов Потоцких, после того как они от наших новых союзников на своем родном языке услышат, что без графов, как это ни странно, прожить можно?
- Пан министр, - Потоцкий снова встал, - могу вас заверить, что, если отчизна потребует, я охотно откажусь от личных…
- От личных, пожалуйста, но не от национальных… Вы же опора польского духа на окраинах нашей страны. Так это или не так? По какому же праву вы хотите покинуть свой исторический пост?
Против этого Потоцкому возразить было нечего. Он снял очки, протер их и в первую минуту даже не знал, сесть ли ему или продолжать стоять. Отступление прикрыл Пуштанский:
- В общих чертах все это верно. Но что касается деталей, то мы хотели бы, чтобы политические партии встретили большее понимание…
- Мы также желали бы, чтобы общественность больше считалась с интересами государства…
- Состав правительства… - начал снова Пуштанский. Но Бурда так стремительно прервал его, что тот даже рта не успел закрыть:
- Ага, наконец-то! Так вот что вас беспокоит. Значит, не государственный строй, не политика. Раздать парочку портфелей - и демократия готова? Ну что ж, об этом можно подумать. Итак, господа представители национальной партии , чем вы отблагодарите, ну, скажем, за портфель министра почты и телеграфа… Окажете нам полную поддержку в случае войны? А без этого портфеля маленький бунт устроите?
- Простите, но вы опошляете серьезные проблемы. Роль морального фактора в момент кризиса…
- Моральный фактор - это элементарная государственная дисциплина, а не базарная торговля. Вы действительно уверены, что если пан Пуштанский станет министром почты и телеграфа, то наше общество легче перенесет эту войну нервов?
- Сплоченное общество…
- Общество и без того сплочено! Сильное, сплоченное, готовое ко всему! И вы отлично знаете, что это не пустая фраза. Нужно видеть, с каким энтузиазмом народ отдает армии последний грош, роет окопы! Не далее как сегодня я имел возможность лично в этом убедиться. Жертвуют всем, до последней капли крови! И горе смутьяну, который во имя своекорыстных интересов захотел бы нарушить наше единство. Впрочем, вы это тоже отлично знаете. Поэтому не удивляйтесь, что мы не спешим с раздачей портфелей.
Теперь они все были повержены в прах и никому не хотелось поднимать голову. Бурда не чувствовал к ним особой неприязни, слишком уж они были жалки. Даже известный крикун Гавалек притих, как мышь, и только время от времени стряхивал на ковер пепел, как бы желая показать свое пренебрежение к светским условностям. Ну что ж, теперь можно держаться немного любезнее.
- Я думаю, - начал Бурда, - что пора перейти к подведению итогов нашей весьма любопытной дискуссии. Она была во всех отношениях полезна хотя бы уж тем, что выявила всю несправедливость обвинений, слишком опрометчиво выдвигаемых в адрес правительства представителями оппозиционных партий, а иногда даже, - тут Бурда вздохнул, - и тех кругов, которые сочувствуют правительству. У нас единая с вами внутренняя политика, разумеется, если цель наша в том, чтобы не допустить на общественную арену коммунистов. А иностранная политика впервые со времен Собеского обеспечила Польше в Европе положение великой державы. Дискуссия показала также, что мы куда лучше защищаем интересы политической клиентуры пана Пуштанского, чем он сам мог бы это сделать.
Никто не поднял головы, только Гавалек снова закурил и пустил клуб дыма в сторону Бурды.
- Однако это вовсе не значит, что мы недооцениваем вашу поддержку. Напротив, нам необходимо обменяться мнениями, особенно при нынешней, что и говорить, критической ситуации. Мы управляем страной и проводим определенную политическую линию. Вы оказываете нам помощь, нацеливая общество в меру своих сил и влияния на выполнение наиболее важных и актуальных задач. Полагаю, что я высказался достаточно ясно, ну а за грубость формулировок прошу меня извинить.
Он встал в полной уверенности, что сейчас все начнут прощаться. Но тут вскочил красный и смущенный Кулибаба и заговорил. Хотя и с опозданием, но зато красноречиво он воздал дань уважения государственной мудрости Бурды:
- Польский народ, пан министр, разумеется…
Лишь бы только учли… Мы верим, что формула соглашения…
- Да, да, - прервал его Потоцкий. - Народная мудрость гласит: никогда не выпускай из рук знамени, держи его крепко, - начал он с пафосом и закончил тихо, едва слышно: - Вплоть до компромисса!
Улыбнулся один Бурда. Остальные не то отупели, не то были слишком ошеломлены. Бурда вышел из-за стола и протянул руку Пуштанскому. Но Гавалек, заложив ногу за ногу, снова пустил дым прямо в лицо Бурды.
- С вашего любезного разрешения, - начал он, - мы тут немало всего наслушались. Правительство то, правительство се. Со стороны слушая, в самом деле можно подумать, что правительство без нас вмиг со всем справилось бы. Но мы свои люди, кому тут очки втирать? Неужели правительство в самом деле думает, что оно осилит коммунистов только с помощью тюрем Голендзинова и Березы? А мы что, собаки? Мы у себя в партии каждый день ругаемся со сторонниками народного фронта, я на этом даже здоровье потерял. Как бы вы без нас обошлись? Взять хотя бы Кулибабу, разве мало членов "Вици" тянется к красным?
- Это, конечно, верно. - Грубоватые выражения и веская аргументация этого народного трибуна заставила Бурду поморщиться. - Но я уже говорил, что мы отнюдь не преуменьшаем значения общественного фактора…
- Как это не преуменьшаете? А кто нас заставил три часа ждать? А потом как со щенками, по-великопански…
- Короче говоря, чего вы хотите? - Бурда снова приготовился спорить.
- Я многого хочу и просто так помогать капиталистическому правительству не намерен. Вы меня баснями не накормите.
Словно поощряемый взглядами своих спутников, Гавалек медленно поднялся. Кулибаба встал рядом с ним, а Пуштанский в надежде взять реванш за недавний разгром пододвинулся на полшага. Гавалек взглянул на них с пренебрежением, повернулся к Бурде и, наверное, произнес бы еще одну речь, но тут дверь тихо скрипнула и Хасько, проскользнув, словно уж, мимо кресел и политических деятелей, прильнул к уху Бурды и шепнул так громко; что все присутствующие услышали и затрепетали. Он произнес одно лишь слово - назвал фамилию того, кто неожиданно появился в приемной и ждет.
Бурда и без того собирался безжалостно выставить "великих политиков": нависшая над ним угроза выслушать еще одну речь Гавалека заставляла его торопиться. С притворной беспомощностью он развел руками и поспешно стал прощаться. Но Гавалек отдернул руку и засунул ее во внутренний карман пиджака.
- Я так и знал! - проворчал он. - Здесь не принято говорить с народом!
Потом вытащил руку из кармана и помахал перед носом Бурды вчетверо сложенным листком бумаги.
- Здесь изложено все. Разговоры бесполезны. Правительство должно выбирать: да или нет!
Его спутники дружно закивали головами. Одной рукой Бурда схватил ультиматум Гавалека, другой легонько подтолкнул гостей к дверям. Они почти не упирались. Наверно, решили, что Гавалек за них уже отомстил. Бурда бросил гневный взгляд на бумагу.
В ней говорилось о страховании, о конфликтах между полицейским комиссаром и только что избранными пепеэсовскими бургомистрами, о снятых с должностей работниках товарищества "Сполэм" .
Так вот что означает их "да или нет"! Бессмысленный смех родился где-то в глубине его урчащей от голода утробы. Бурда шлепнулся в кресло и задрыгал ногами. Несколько секунд отдыха… но тут его внимание привлекли какие-то странные манипуляции секретаря…
Не успел последний посетитель закрыть за собой дверь, как Хасько был уже у окна и размахивал портьерой, изо всех сил стараясь изгнать из комнаты не только запах сигарет Гавалека, но и вообще дух делегатов оппозиции. Потом схватил пепельницу, вытряхнул ее содержимое в корзину и тщательно протер носовым платком. Обнаружив на ковре пепел, он встал на колени, сдунул его и помахал платочком, а затем вскочил и блуждающим взором обвел кабинет, выискивая, к чему бы еще приложить руки.
Вся эта суета показалась Бурде оскорбительной, и он прошептал со злостью:
- Вы что? Монарха собираетесь принимать?