* * *
Утром обессиленный Юзеф умылся, напился воды и пошел на работу. Сразу же за углом ему встретился патруль. Жандармы с надвинутыми на лоб касками, невыспавшиеся и злые, смотрели на людей налитыми кровью глазами. А прохожие сжимались под их взглядами, старались как можно быстрее проскочить мимо.
На углу улицы Костюшко виднелась большая лужа крови. Юзеф осторожно ее обошел, а стоявший неподалеку жандарм насмешливо ухмыльнулся.
Юзефу очень хотелось пойти на квартиру подхорунжего Заглобы, узнать, что с их взводом. Но он боялся… Может, устроили там засаду и ждут? Он ускорил шаг. Сходит позднее, когда в городе немного утихнет.
В мастерской царило похоронное настроение. Бледные, усталые лица, испуганный шепот, крик мастера. Люди про себя пересчитывали друг друга. Некоторых недоставало. Исчез Сула, Верчех, Пясецкий, Зебер… Может, их взяли, а может, они просто испугались и не пришли на работу. Юзеф заметил, что нет также двух парней из его взвода. После обеденного перерыва в слесарную пришел сам Глинский. Остановился в дверях и стал медленно покачиваться взад-вперед. Под его сверлящим взглядом люди молча расходились по своим местам. Хозяин мастерских долго наслаждался их страхом. Потом позвал:
- Коваль!
- Слушаю. - Юзеф отложил гаечный ключ и выпрямился.
- Идите сюда.
Юзеф шел медленно, ноги внезапно сделались будто ватные. Люди напряженно наблюдали за ним.
- Я доволен вами, - на толстом лице Глинского промелькнуло подобие улыбки, - хорошо работаете.
Сказав это, хозяин замолк в ожидании ответа. Коваль переминался с ноги на ногу, рассматривая свои измазанные руки. Молчал.
- Будете помогать мастеру, - ласково объявил хозяин. - С сегодняшнего дня вы будете старшим. - А вы, - бросил он в сторону слесарей, - должны его во всем слушаться.
Похлопав Юзефа по плечу, повернулся и вышел. Коваль стоял у дверей, опустив голову, не в силах смотреть людям в глаза. Фамильярное похлопывание Глинского было как бы публичным уведомлением о его, Коваля, подлости. Никто не обронил ни слова, только Дубель подскочил к нему поздравить с повышением. Коваль молча выслушал и отвернулся, тот смутился и сразу же вернулся на свое место. Когда после работы он уходил из мастерских, люди старались обойти его стороной, ускоряли шаги. Он не обращал на них внимания, шел подавленный оказанной ему милостью. Он был уверен, что это работа гестапо.
Юзеф подходил к лавке Лыховского, когда понял, откуда взялось беспокойство, камнем сидевшее у него в груди. Отец и Метек… Как же он мог о них забыть? Он резко повернул и почти бегом направился к их дому. Отворил калитку, подбежал к двери и остановился, тяжело дыша. Прямо над дверной ручкой белела узкая полоска бумаги. Сверху надпись по-немецки, снизу - красноватая печать. Он понял - это дело рук полиции и трогать ничего нельзя.
Что с отцом и Метеком? Он стоял у дверей, словно зачарованный этой бумажной полоской. Возвращался к себе медленно, только теперь почувствовав огромную усталость после этой проклятой ночи и не менее проклятого дня. Отец, наверное, в гестапо, уже, пожалуй, начали допрашивать. А он разгуливает на свободе…
В комнатке Лыховского сидел Рудольф. Уже в коридоре он услышал его зловещий смех. Гестаповец потягивал спиртное и что-то говорил стоявшему перед ним молодому человеку. Лыховский выскочил навстречу Юзефу, обхватил его за плечи.
- Идите сюда, - потянул он Коваля в комнату.
- Я голоден.
- Зося что-нибудь нам подаст. Вы увидите Видершталя. Рудольф проводит с ним разъяснительную работу. В голове у сопляка все перевернулось: хочет себе приписать всю заслугу.
- Я не любопытный, - буркнул Юзеф.
- Идите…
- Не пойду, устал после работы. Где Дорота?
- Вышла.
Впрочем, он не должен относиться к ним с отвращением. Ведь он сам один из них. Такой же сукин сын…
Заставил себя поесть, сварил кофе. Самочувствие улучшилось. Мысль начала работать, как в минуты опасности на фронте… Не дать им почувствовать свое состояние. Это первое. Пусть думают, что его привлек сладкий кусок Иуды. Узнать, что с отцом и Метеком. А потом вступить в контакт со своим командованием, сообщить ему об этих подлецах.
Дорота явилась только перед самым комендантским часом. Сразу поднялась наверх. Юзеф еще ни разу не видел ее такой разъяренной.
- Юзек, спускайся вниз, - бросила она с порога.
- Что-нибудь важное?
- Да.
- А что?
- Узнаешь.
- Что это ты такая расстроенная?
- Не болтай лишнего, спускайся.
Дорота вырвала у Лыховского бутылку, поставила в буфет. Казалось, сейчас она начнет кричать, однако в последний момент сумела взять себя в руки.
- Хольде недоволен нами, - сказала она почти спокойно. - Я вернулась сейчас от него.
- Ведь вчера хвалил, - удивился Лыховский.
- Вчера, - вздохнула Дорота. - Рысь убежал. Главные коммунисты тоже скрылись, этот их секретарь и еще один, - взглянула на Юзефа, - твой отец. Если хочешь знать, братик тоже смылся. - Наверное, она заметила его облегчение и скривилась в злобной усмешке. - Хольде узнал также, что коммунисты создали партизанский отряд. - Она сурово смотрела то на Лыховского, то на Юзефа. Изменилась со вчерашнего дня, сильно изменилась. - Этот сопляк Видершталь должен идти в деревню, - продолжала Дорота. - Не все евреи сидят в гетто. Кажется, некоторые семьи скрываются.
- Хорошо, - отозвался Лыховский, - завтра его отправлю.
- Для тебя, Юзек, тоже есть работа.
- Я работаю в мастерских.
- Это ничего. - В ее голосе чувствовалась насмешка. - Глинскому скажут, что ты болен.
- Я вполне здоров.
- Из мастерских взяли кого надо, и ты там ничего не высидишь. Теперь должен найти путь к этому отряду.
- Я не подхожу для такой работы.
- А для какой? - ехидно спросила Дорота.
- Для слесарной.
- Не забывай, с кем имеешь дело, - резко оборвала его Дорота. - Ты что думаешь, Хольде оставил тебя ради твоих прекрасных глаз? Ты должен заслужить это. Отец коммунист, братья бандиты, а ты невинный? Я не такая дура, и Хольде тоже не дурак. Получаешь работу, хорошую плату - и теперь постарайся.
- Понимаю.
- Ну наконец.
Утром Юзеф получил справку, что служит немецким властям и все должны оказывать ему содействие. Дорота перевела содержание документа и добавила:
- С этим документом вполне можно пережить войну.
- Это от Хольде?
- Разумеется. Только береги его.
Было какое-то странное чувство: будничный день, а у него масса времени. К дому, где жил Заглоба, подошел как раз в тот момент, когда жандармы выносили кресла. Юзеф помнил, что они стояли в маленькой гостиной. Через открытые двери он видел, как жандармы роются в шкафах и ящиках стола. Выходит, Заглоба тоже… Что стало с его родителями?
Он уже знал, что взяли Войтушевских. Задумался, к кому бы еще пойти. Разве к капралу Лесняку? Как-то раз у него собирались командиры отделений. Осмотрелся, не идет ли кто за ним. Здесь у Хольде много помощников. Потом завернул за угол.
На его вопрос, где Лесняк, пожилая женщина сделала удивленное лицо. Может, молодой человек и был у них в доме, но теперь он выехал. Куда? Не знает. Обещал написать, но вот уже месяц прошел, а никаких известий нет. Она очень волнуется… Даже думает, не обратиться ли ей в полицию.
Оставалась только единственная возможность установить связь с командованием - через связную Басю. Может, немцы до нее не добрались? Уже ни о чем не раздумывая, пошел быстрым шагом. Только бы встретить Баську…
Она была дома. Сама открыла ему дверь и, приложив палец к губам, потащила в маленькую комнату. За стеной слышались чьи-то голоса.
- Наверное, знаешь, что произошло? - спросил он.
- Слыхала, - подтвердила девушка.
- Я потерял контакт, так как Заглоба арестован.
- Я не знаю… - прошептала девушка. Она была очень бледна и казалась ему совсем ребенком. Маленькая, с большой косой, худенькое личико. Никто не дал бы ей ее двадцати лет.
- Баська, постарайся, - просил он, - это очень важно.
- Многих арестовали.
- Наверное, не всех?
- Не знаю.
- Завтра я приду, а ты постарайся все разузнать. - Он был так возбужден, что не заметил странной сдержанности Баськи. - Завтра, - повторил он, - в три часа.
- Ладно.
Успокоенный, он пошел к себе. Дороты опять не было дома. Увидел он ее только за завтраком. Неприятно кольнуло сердце: у нее были впавшие глаза, видно мало спала в эту ночь. Он удивился. Не ожидал, что может ревновать. Злясь на себя, сказал, что устанавливает контакты.
- С кем?
- Скажу, когда будут результаты.
- Хорошо, - согласилась она, но Юзеф понял, что Дорота явно недовольна.
Баська выглядела еще более худой. Он подумал, что это, наверное, из-за вчерашних арестов.
- Ну что? - спросил прямо с порога.
- Ничего.
- Как это?
- Никого не нашла. Одних арестовали, другие вроде скрываются. Ничем помочь не могу.
Коваль тяжело сел на лавку, вытащил сигарету и глубоко затянулся. На душе было пусто. Нитка надежды оборвалась.
- Больше никого не знаешь? - спрашивал он Баську уже который раз подряд.
- Нет.
- Правду говоришь?
- Ты с ума сошел! Зачем мне обманывать?
- Что теперь будем делать?
- Ждать. В конце концов они нас сами найдут.
Она, конечно, может ждать. А он - нет. Ведь не будет же он ей говорить, почему так спешит. Несолоно хлебавши он пошел домой. Чувствовал, что сети Хольде затягиваются все туже. Что делать?
Ему даже не пришло в голову, что после его ухода Баська сразу же побежала к сержанту Жбику. Выслушав ее сообщение о разговоре с Ковалем, сержант на минуту задумался.
- Он поверил тебе?
- Кажется, да. Но он был очень подавлен.
- Девушка, с огнем играешь. А если он тебя выдаст?
- Зачем я ему, пан сержант? Он, наверное, ищет кого-нибудь покрупнее.
- Нужно пристукнуть сукина сына, - сказал сержант своему помощнику капралу Жуку, - и как можно скорее.
- Вызвать ребят из деревни, никто их не знает, и стукнуть, - согласился Жук.
- Идет. Я доложу начальству об этом. А Баську надо отправить в деревню. Но не сразу, так как этот мерзавец может спохватиться.
- Выдели ей какого-нибудь парнишку, пусть охраняет.
Антек Калиновский дружил с Юзефом с детства. Вместе проказничали в школе, вместе дрались с мальчишками, вместе начинали ухаживать за девчонками. Теперь Антек при виде Юзефа вздрогнул и чуть было не перешел на другую сторону улицы. Потом передумал и направился прямо к нему. С минуту стояли молча. Юзеф первым опустил глаза.
- Не знаю, зачем ты это сделал, - сказал тихо Антек.
- О чем ты говоришь? - хрипло спросил Юзеф.
- Ты сам знаешь… Могу сказать только, что тебе вынесен приговор.
- Какой? - спросил Юзеф, хотя заранее знал ответ.
- Крышка.
- За что?
- Ты!.. - рявкнул Антек. - Продался, сукин сын, и еще спрашиваешь? Будь мужчиной хоть сейчас. - В голосе Калиновского было презрение. Холодное, уничтожающее презрение.
И пошел. Как ни в чем не бывало. Коваль смотрел ему вслед и завидовал, что тот не побоялся… Сказал свое и пошел спокойно дальше.
Юзеф возвращался домой почти бегом. Встречавшихся мужчин обходил с трепетом в сердце. Ему казалось, что каждый из них может привести в исполнение приговор. Никогда еще он так не боялся, даже в самые тяжелые минуты боя. Домой прибежал запыхавшийся, старательно закрыл за собой дверь на замок. Потом поднялся наверх и украдкой посмотрел в окно. На улице все было спокойно.
Дорота поехала в Радом, поэтому он мог спокойно сидеть у себя в комнате, курить и бездумно наблюдать за уличной жизнью. Не было сил что-либо делать. Его терзало постоянное чувство страха: он боялся смерти от рук своих товарищей и клочка бумаги на груди, что убит, мол, за предательство. И вот однажды ночью его разбудили взрыв гранаты и страшный крик Лыховского. На улице раздались выстрелы, потом послышался топот, резкие команды. Юзеф спустился вниз. Разрушенная взрывом гранаты столовая, поломанная мебель, пол, засыпанный штукатуркой, и скованный страхом Лыховский, который только теперь понял, что гестаповцы схватили не всех, что смерть хотя и прошла совсем рядом, но в любую минуту может возвратиться…
Дорота приехала в полдень, вошла в дом оживленная, радостная. Осмотрела квартиру, презрительно скривилась.
- Убедились, - промолвила она, - что у них руки коротки? - И обратилась к Юзефу: - Что успел сделать? Нащупал контакты?
- Еще нет.
- Можешь у меня поучиться. - В ее голосе вновь звучало презрение. - Я уже знаю, где их искать.
Его раздражала ее самоуверенность. Но, очевидно, она не хвалится, действительно напала на какой-то след. Дьявол ей, что ли, помогает?
Многое можно объяснить этим людям, сидящим у костра. Но вряд ли он сумеет рассказать им о последней ночи с Доротой.
Они легли в постель, и все было так, как в начале их совместной жизни. Вновь была только она, ее тело, ее теплое, жадное на ласку тело. Она скоро уснула… Он лежал и постепенно приходил в себя, осознавая, что, собственно, произошло. Встал, с минуту постоял посредине комнаты. Все это показалось ему таким отвратительным. И тогда он решился…
Тихонько подошел к двери комнаты Лыховского. Тишина… Дворами прошел на улицу Лангевича. Услышал топот патруля. Забежал в какой-то двор, потом перескочил через забор и огородами добрался до реки. За городом пошел по знакомым тропинкам, сокращая свой путь. Старательно обходил деревни. Было только одно желание: дойти… А потом… Все равно, дойти и предупредить. Уже рассветало, когда он подошел к дому Шимека. Тихонько постучал в окно. Во дворе залаяла собака. Ей стали вторить другие. В окне показался Шимек. Он смотрел на Юзефа почти с ужасом.
- Что случилось? - спросил он, как только открыл дверь.
- Дайте пить, - попросил Юзеф.
В кухню заглянула жена Шимека. Муж прогнал ее движением руки. Принес молока, налил в кружку, а сам сверлил Юзефа глазами.
- Где отец? - спросил Юзеф.
- Не знаю. - Шимек держался настороженно, время от времени поглядывал в окно.
- Я должен с ним увидеться.
- Для этого и пришел?
- Да, только для этого. Он, наверное, в отряде?
Шимек вздохнул и потянулся за махоркой. Наступила длительная пауза. Юзеф с тревогой ждал ответа: это был его последний шанс.
- Подожди, - отозвался наконец Шимек, - вечером я видел одного человека. Если он еще…
Нахлобучил на голову шапку и вышел. Только тогда Юзеф почувствовал огромную усталость. Скрутил цигарку из табака Шимека, закурил. Сел возле окна, пускал дым и бездумно смотрел во двор и еще дальше - на кусты возле ручья и изгиб дороги у въезда в деревню. Временами проваливался в дремоту, но тут же пробуждался с чувством приближающейся опасности.
Шимек пропадал недолго. Видно, шел быстро, так как тяжело дышал.
- Порядок, - сообщил он. - Встретил того человека и все ему передал.
С минуту молчал, словно раздумывая, добавить ли что-нибудь еще. Юзеф тоже ни о чем не спрашивал.
- Сегодня увидишь отца.
- Здесь?
- Нет, связной тебя отведет.
- Хорошо, подожду.
- В Мнихов не будешь возвращаться?
- Нет.
Шимек хотел еще что-то сказать, даже шевельнул губами. Внезапно он изменился в лице. Бросив взгляд в окно, куда смотрел Шимек, Юзеф увидел, как из-за поворота в деревню въезжали грузовики, через борт соскакивали солдаты.
- Беги! - Шимек схватил Коваля за плечо, вывел на крыльцо, коротко объяснил, куда идти. - Должен успеть проскочить, - обнадежил он.
От первых домов уже доносились крики.
* * *
Часовой, мурлыкая себе под нос какую-то песню, не спускал глаз с Юзефа. Возле дерева возникла тень человека. Часовой встал и приблизился к подошедшему. Они перекинулись несколькими словами.
- Иди сюда… - бросил часовой Ковалю.
Возле маленького костра сидели трое: отец, Коза и Янек. Отсветы огня падали на их лица.
- Садись, - сказал Коза и указал рукой на место против себя. - Садись и рассказывай.
6
Первым зарево заметил боец Козак, стоявший на посту в боевом охранении с северной стороны. Какое-то время он с удивлением, но спокойно смотрел на все увеличивавшуюся красную полосу, занимавшую теперь почти полнеба. Ничего странного: лето подходит к концу, в деревнях в эту пору пожары не редкость. Потом, однако, подумал, что огонь слишком уж большой. В этот момент на пост пришел капрал Сенк. Оба долго всматривались в огненный горизонт.
- Ты ведь здешний, - сказал наконец Сенк. - Где это?
- Трудно разобрать, - забеспокоился Козак, - по-моему, или Валице, или Домбровка.
- Домбровка, говоришь?..
- Пожалуй, да…
Сенк не стал проверять остальные посты, а быстро пошел обратно. Название деревни было ему знакомо. Он недавно слышал разговор поручника с Крогульцем. Сержант предлагал идти в ту сторону, а Рысь ответил, что они не должны входить в чужую зону. Деревня находится под влиянием коммунистов… Кто знает, может, и о ней пронюхали немцы.
В доме лесника все спали. Сенк с минуту раздумывал, будить ли поручника. Наконец решился.
- Зарево? - Поручник сразу же пришел в себя, быстро всунул ноги в сапоги, надел ремень.
- Так точно.
- Разбуди сержанта… Возьмите четырех человек, Крогулец, - сказал поручник, - а мы здесь подождем. Только без драки. Подойти, увидеть и доложить.
- Сделаем, - ответил Крогулец совсем не по-военному.
- Отправляйтесь.
В числе четырех был и Метек. Шли гуськом через высокоствольный лес. На кромке молодого леса Крогулец сделал привал.
- Орлик, отойди на несколько шагов, будешь часовым, прикрой нас; остальные могут закурить, в рукав, разумеется, - скомандовал сержант.
Курить в рукав уже научились так, что за несколько шагов не было видно. С наслаждением вытянули ноги и затянулись махоркой.
- Далеко еще? - спросил Крогулец.
- Порядочно.
- Сколько?
- Трудно сказать, пан сержант, но еще далеко, - ответил Козак, бывший проводником.
- Еще пять минут отдыха.
Только тогда Метек понял, что речь идет о хорошо ему известной Домбровке. Его охватило беспокойство. Если там такой пожар… Погасил цигарку и первым встал с места. Надо быстрее двигаться дальше. Он не думал о том, что они уже ничем не смогут помочь сельчанам.
Шум они услышали, как только свернули с заросшей травой дороги. Сержант остановил их движением руки. Притаились за деревьями. Странные и чужие для леса звуки вызывали беспокойство. До сих пор шумели только деревья, трещал под ногами валежник, покрикивала ночная птица. Теперь отчетливо слышалось, как мычит корова, плачет ребенок, кто-то вполголоса зовет коня. Крогулец отправился туда, откуда неслись эти звуки. Потом вернулся к своим.
- Крестьяне, - сказал он едва слышным шепотом. - Наверно, ушли из деревни.
Теперь их охватил страх. Значит, в деревне что-то случилось, если люди скрываются в ночном, угрюмом лесу. Страх охватывал их все больше и больше по мере того, как они приближались к деревне.