После коменданта был вызван следователь особого отдела. Командарм приказал ему установить, кто прикасался к документам прибывшего из-за линии фронта прапорщика Насонова.
У командарма было подозрение, что в штабе действуют вражеские лазутчики. Кто они, предстояло установить.
С некоторых пор стали исчезать документы, которые могли представлять интерес для неприятеля.
Армия пополнялась новыми людьми. Принцип добровольности применялся недолго. Наиболее прогрессивная часть офицерства, близко стоявшая к труженикам города и деревни, уже весной 1918 года добровольно вступила в Красную армию. Но количество фронтов увеличивалось, непрерывно требовалось пополнение. Мобилизация населения, способного держать в руках оружие, стала в России обыденным явлением. В Красную армию были мобилизованы не только сторонники советской власти. Это создавало благодатную почву для шпионажа.
Вскоре в людных местах – на вокзалах и на пристанях – пестрели призывы и листовки "Берегись шпионов!" В казармах и в заводских цехах их зачитывали вслух. Листовки заставляли пристальней вглядываться вокруг, вслушиваться в слова митинговых и не только митинговых речей, находить в них потаенный смысл.
Штабные документы учитывались особо. В полках работала секретная часть. В ее сейфах хранились важные и особо важные документы. Один из них непосредственно касался прапорщика Насонова.
Командарм ознакомил Георгия с перехваченной шифровкой, полученной из-за линии фронта. Это была инструкция генерала Миллера, адресованная какому-то своему агенту, но не Насонову:
"Я поручил вашему другу разыскать вас и на какое-то время затаиться, а если представится возможность, вернуться в Вельск. Там работает особый отдел…"
– И вы поспешили сюда.
– Тревога закралась. Появилось предчувствие близкой опасности. В штабе генерала Миллера с некоторых пор стали ко мне относиться настороженно, хотя и встревают улыбчиво и по-дружески пожимают руку. Но я чувствую, отношение ко мне переменилось. Видно, в мое отсутствие шла обо мне речь, и генерал Миллер отказал мне в полном доверии.
– Что ж, вполне логично. Это уже, товарищ Насонов, свидетельство вашего профессионализма, – заметил командарм. – У разведчика особое чутье на опасность. Надеюсь, учителя генерала Миллера вам преподавали предмет "Психология лазутчика"?
– Мы даже сдавали экзамен…
– То был еще не экзамен, а всего лишь зачет. Экзамен будет впереди. Вчитайтесь в текст.
Шифровка, отпечатанная на папиросной бумаге, гласила: "Всем военным комендантам Северного округа задержать прапорщика Насонова Георгия Севельевича и под усиленным конвоем доставить в штаб контрразведки. Подпись: верно – генерал-лейтенант Миллер".
Строкой ниже:
"При задержании немедленно поставьте меня в известность. Ни под каким предлогом не отпускать".
На шифровке была отметка командарма: "Читал".
– Объясните, Георгий Савельевич, если у вас есть свое предположение, по какому поводу генерал Миллер вас, преданного ему лазутчика, намеревается задержать и под усиленным конвоем доставить в контрразведку? Вы где в эти дни находились?
– Между Обозерской и Плесецкой. Двое суток провел в Емецком полевом лагере. Сюда янки перебросили с рубежа Исакогорка штурмовую группу 339-го пехотного полка. Группу будет сопровождать огнем артиллерии трофейный бронепоезд. Наступление намечено вести по железнодорожной линии. Да по-другому тут и нельзя: почти везде непроходимые болота. Так что у белых вся надежда на успех – на трофейный бронепоезд.
– Откуда он взялся? По нашим сведениям, бронепоезд приведен в негодность партизанским отрядом Рикасихи.
– Не совсем так, – возразил Насонов, – бронепоезд отремонтировали рабочие депо станции Исакогорка. Помогали им американцы, солдаты 310-го инженерно-саперного полка.
– И железнодорожники согласились ремонтировать?
– Товарищ командующий, их купили мясными консервами. Люди голодно живут. Кое-кто за продукты продается интервентам, они за услуги платят щедро. Район, как вам известно, оккупирован войсками Антанты, в частности, американским экспедиционным корпусом. И хлебную работу можно найти только у них.
– А с какой целью белый генерал бросился разыскивать прапорщика? В чем здесь тайна?
– Тайны нет. Я, товарищ командующий, назвал корреспонденту газеты "Геральд" день общего наступления союзных войск. Словом, дал информацию для прессы.
В глазах Насонова командарм уловил загадочный блеск – хитрость была напоказ.
– Только информацию?
– Ну и еще попросил напечатать в газете мнение русского офицера. Относительно операции "Полярный медведь".
– И в чем же оно заключается, ваше мнение?
– Я ему заявил прямо, сказал, что их медведь обязательно провалится в берлогу нашего медведя. И вряд ли из берлоги выберется.
– И все?
– Все.
Командарм с укоризной покачал седеющей головой, то ли одобрять, то ли осуждать мнение этого офицера? Он, как всякий порядочный русский человек, настроенный не погубить наше Отечество, четко выразил свою позицию, но как разведчик, с головой себя выдал. И генералу Миллеру, по всей вероятности, не оставалось ничего другого, как ликвидировать своего неудавшегося агента.
Еще в старой инструкции вожатому, составленной накануне Русско-турецкой войны 1877–1878 года, под которой стояла подпись военного министра Милютина, предусматривалась ликвидация агента, если будет установлено, что он своими действиями раскрывает военную тайну и тем самым неосознанно помогает неприятию.
Эту инструкцию, конечно, помнил и генерал Миллер, помнил с тех пор, как в Академии Генерального штаба получил доступ к секретной литературе. Ряд пунктов этой инструкции остаются заглавными во все времена, в их числе – наказание смертью агента, способствующего врагу.
В деле с прапорщиком Насоновым прокол был не ему, а генералу-монархисту, который намеревался своими людьми изнутри разложить Красную армию и таким образом ускорить ликвидацию советской власти.
Прокол был и болгарину-хирургу, отбиравшему офицеров для агентурной работы в России. Как подданный Соединенных Штатов Америки, он усердно разгадывал тайну живучести русской нации, ее стойкости как в годы эпидемий и голода, так и в войнах, которые ей навязывали ее недобрые соседи. Он постоянно натыкался на русских, понимавших свое счастье не только в личном благополучии, но и в славе страны, которую каждым поколением нужно умножать.
В свое время, обучаясь в Академии Генерального штаба, изучал инструкцию вожатому и Александр Александрович Самойло. Он тоже, как и генерал Миллер, имел обширные академические знания. И двух офицеров, которых готовил против Красной армии опытный белогвардейский разведчик, красный генерал перехватил и направил их ум и энергию против истинных врагов России.
Беседуя с Насоновым (тот опять стремился за линию фронта), командарм говорил, словно раздумывал:
– Я знаю, Георгий Савельевич, вам не терпится получить новое задание, да и нужны вы нам в лагере неприятеля. Но, дорогой товарищ, над вами с некоторых пор висит дамоклов меч.
– Знаю. Буду предельно осторожен.
– Все равно я вас туда уже не смею посылать.
– Но вы же послали Сергея, а он, как я считаю, тоже не грани провала.
– Сергей мой сын. Это, во-первых…
Командарм сделал паузу. Он раздумывал: говорить ему откровенно или же перевести разговор на другое: служебные дела не смешивать с семейными.
В кармане френча лежало письмо от Зинаиды Фотиевны, которое он получил накануне перехода войск Антанты в наступление.
Жена писала: "У нас стало известно, что англо-американцы начали операцию по отторжению Русского Севера от России. Один военспец с трудно скрываемой радостью хвалился (с недавнего времени после окончания курсов при институте Пирогова Зинаида Фотьевна работала в госпитале Петроградского военного округа) – военспец хвалился, что красный Северный фронт через неделю-две будет ликвидирован. Весь Север оккупирует Антанта, прежде всего, Америка. Она высаживает уже второй экспедиционный корпус. Есть сведения, что американцы свирепствуют в провинции. На острове Мудьюгском оборудовали лагерь смерти. Ночью, по рассказам очевидцев, охранники лагеря топили несчастных в дельте Северной Двины. Один из них благодаря ненастью выплыл то ли на остров Разбойничий, то ли на остров Разбойник. Его подобрали соломбальские рыбаки. Каким-то чудом удалось его переправить на Балтику. Сейчас он в нашем госпитале. Служил на Балтийском флоте, а воевал в ваших краях. В плен его взяли американцы у Березняка.
Недавно наш госпиталь посетил корреспондент газеты "Беднота". Он хочет рассказать более подробно о лагере смерти в Белом море. И корреспондент тоже интересовался, как долго Красная Армия продержится на Севере".
И тут же приписка:
"Прошу тебя, Саша, не посылай Сережу в опасные места. Упаси Бог оказаться в лагере смерти! Я понимаю, на фронте все места опасны. И все же…"
"А Сережа где-то рядом с островом Мудьюгским", – невольно подумал командарм. Он его посылал перед началом наступления союзных войск. Надо было ему лично проследить, с какой интенсивностью и в каком количестве идут транспорты в Архангельск.
У Сергея были почти приятельские отношения с подполковником Джорджем Стюартом. Одно время он был при нем переводчиком. Джордж в тайне от генерала Пула любил посидеть с друзьями за бутылкой виски (это была одна из причин, что Стюарта обходили в воинском звании, полковником он стал на завершающем этапе экспедиции "Полярный медведь"). Виски не всегда лилось рекой. Наступил момент, когда эту жидкость можно было достать только в госпитале (этим алкоголем лечили больных от "испанки").
Стюарт посылал своих офицеров на Успенскую улицу. Там, на набережной Северной Двины, размещался госпиталь, и оттуда обычно за доллары приносили "огненную воду", так янки, подражая индейцам, называли виски. Но с прибытием в Архангельск посла Соединенных Штатов Френциса в экспедиционных войсках ужесточили дисциплину. Только спиртное пить не перестали.
"Капитан Серж, – обращался к Сергею Стюарт, – что пьют русские, когда нет виски?"
И Сергей отвечал лаконично и четко;
"Самогон".
"Достаньте".
И капитан доставал.
Русская "огненная вода" оказалась крепче виски и намного приятнее на вкус.
Потом в штабе американского экспедиционного корпуса русский капитан без самогона уже не появлялся.
Об этом знал командующий Шестой Красной армии. Его сын был надежным источником доверительной информации. Командующий рисковал, но в эти трудные дни вынужденной обороны армия и фронт особенно нуждались в своевременной, точной и по возможности полной информации о противнике.
Беседуя с прапорщиком Насоновым, командующий несколько раз напоминал ему о лагерях смерти, созданных интервентами в северных землях России. Концлагерь "Мудьюга" был лишь начальным этапом истребления русских северян. Со временем, по мере успешного продвижения "Полярного медведя" на юг и восток, намечалось создавать в губерниях своеобразные изоляторы для аборигенов "испорченных большевистской пропагандой".
– Мне это известно, товарищ командарм, – говорил Насонов. – Но отсиживаться в тылу я не смогу. Мои товарищи рискуют жизнями на фронте… А в нашем тылу я напрасно теряю время.
Член реввоенсовета Михаил Ветошкин тоже принялся убеждать командарма:
– Александр Александрович, человек рвется на большое дело. Предоставим ему возможность еще раз встретиться с его старыми друзьями.
Начальник штаба имел в виду офицеров 339-го пехотного полка, в частности майора Фурса, с которым Георгий Насонов на крейсере "Олимпия" шел к берегам Мурмана. Майор Николо Фурс в письме родителю-фармацевту в штат Мичиган с восторгом рассказывал, как он познакомился с русским офицером, отец которого имеет в России лесопильный завод. После победы он, Николо, сделает его своим партнером. На это мистер Насонов якобы дал согласие. По словам Насонова, на Русском Севере имеются неограниченные возможности для цивилизованного бизнеса.
Прибывший накануне лазутчик – путевой обходчик, семья которого проживала в казенном домике недалеко от моста через болотистую речку Емца, – подтвердил, что на перегоне Обозерская – Плесецк наблюдается интенсивное движение поездов. Воинские эшелоны движутся на юг, накапливаются на станции Плесецк. На этом участке наших войск мало, а те, что есть, находятся в тайге. Оттуда делают вылазки, обстреливают поезда, удается захватывать одиночных солдат, но это, как правило, телефонисты, устраняющие повреждения.
Пленные показывают, что на этот участок прибывают инженерные подразделения. По всей вероятности, отсюда готовится удар на Вологду. Но когда и какими силами – вопрос.
Командарм согласился с предложением Ветошкина послать в район Плесецка человека, который сможет войти в контакт с офицерами 339-го американского полка.
Георгий Насонов получил подробный инструктаж. Инструктировал его заместитель начальника штаба Шестой Красной армии Андрей Поршнев, в недавнем прошлом работник разведотдела Северной завесы. За годы своей довоенной службы (Поршнев тогда работал геодезистом, исправлял и дополнял топографические карты) он досконально изучил местность Архангельской губернии.
При инструктаже прапорщика Насонова заместитель начальника штаба развернул на столе карту-десятиверстку, показал вероятные маршруты, по которым предстояло совершать переходы, отметил места сосредоточения войск противника.
Под занавес инструктажа сообщил:
– Связным у вас будет товарищ Тырин.
– Вы его предупредили?
– Да, он знает, что он идет с вами. С ним беседовал командарм. Тырин его попросил, когда он, Тырин, вернется с задания, пусть его прапорщик Насонов отпустит домой.
– Что за срочность?
– Жена собирается рожать.
– В революцию?
Поршнев улыбнулся:
– В этом случае, идя навстречу Поршневу, революция могла бы подождать. Но естественный ход событий не откладывают.
– И командарм убедил Тырина, что революцию "на потом" не откладывают?
– Коль русские женщины продолжают рожать, революции неизбежны. И своевременны.
31
Заняв Архангельск, англо-американская флотилия, сделав кратковременную передышку, продолжила движение вверх по Северной Двине. Адмирал Кемп перенес свой вымпел на "Сальватор".
В Архангельске ему нанес визит генерал-губернатор Северного края генерал-лейтенант Миллер. Адмирал спросил:
– Большевистское правительство еще существует?
– Да, но его трудно будет найти. Тайга – не океан. Искать придется долго, – ответил Миллер. – Большевистское правительство оказалось крепче, чем мы предполагали.
– Я его найду и уничтожу, – заверил адмирал. – Насколько мне известно, вы его уже однажды уничтожали?
– С первой попытки не удалось. Но это промашка не моя, а прежнего премьера, социалиста Чайковского.
– И где же все-таки искать большевиков? – допытывался адмирал в присутствии офицеров Белой гвардии, сопровождавших генерала Миллера.
– Большевики повсюду, а вот их краевое правительство в городе Шенкурске.
Перед адмиралом развернули карту, показали, где находится этот самый Шенкурск.
– Какой же это город? – удивился адмирал. – Населенный пункт не больше рыбацкого поселка! Река Вага судоходна?
– В прошлую зиму ледоколы проходили.
– Значит, и мы пройдем. Вышлем "Аттентив" с десантом на борту.
– В сухопутных войсках сначала проводят рекогносцировку, – осторожно заметил генерал.
Адмирал рассмеялся, как смеются британцы, осознавая свое превосходство: солнце над ними сияет двадцать четыре часа в сутки. Где еще есть такая держава, которая опоясывает весь земной шар?
– На британском флоте предпочитают внезапность, – сказал адмирал и тут же спросил: – Сколько сражений выигрывал адмирал Нельсон, когда появлялся там, где его не ждали? И сегодня нас там наверняка не ждут.
Напористость адмирала Кемпа импонировала генералу Миллеру, но он уже испытывал чувство ревности: внезапной высадкой десанта адмирал захватит Шенкурск. А это могли бы сделать люди Миллера, и ему бы досталась слава.
По сведениям белогвардейских лазутчиков, в этом таежном городе красных войск почти нет, есть караульная рота и два учебных батальона. Батальоны не сколочены. Все это бойцы недавнего призыва, в боях еще не побывали. По сути, это деревенские мальчишки, недавние школьники. Пулеметный учебный взвод только по названию пулеметный. Вот командиры отделений, солдаты из фронтовиков, пулеметчики опытные. Но будут ли они готовы отразить внезапную высадку десанта?
Адмирал Кемп, но не генерал Миллер, на это и рассчитывал. "Внезапность и решительность – уже половина победы". Так утверждал адмирал Нельсон. На море этот принцип срабатывал безошибочно. Сработает ли на реке?
Адмиралу был придан батальон проверенной в боях британской пехоты. Десант от этого батальона высаживался на подступах к Мурману, обеспечивал безопасное прохождение кораблей меж каменистых берегов реки Кола. На острове Мудьюгском британская пехота, поддержанная американцами, заставила капитулировать русскую батарею береговой артиллерии.
О боевых возможностях батальона, посаженного на "Альтентив", знал и генерал Миллер, но он рассчитал, что с учетом высадки десанта непосредственно в центре города, караульная рота будет заблокирована в казарме. Десант успеет закрепиться на берегу, обеспечит успешную высадку подкрепления, которое на транспортных кораблях способно за двадцать часов подойти к дельте реки Вага.
Учебные батальоны красных можно было не принимать во внимание: новобранцы, к тому же безоружные, много не навоюют: два-три орудийных выстрела – и неоперившиеся бойцы убегут обратно в тайгу, откуда их вылавливали военкомы и ставили в строй.
– Господин адмирал, имейте в виду, Шенкурск – старинный русский город, никогда не знавший оккупации, – напомнил генерал.
– Вы хотите сказать, что нельзя сбрасывать со счета жителей города?
– Мирное население больше всего ценит свободу. Политические ссыльные привили им дух свободы. С этим обстоятельством предстоит считаться.
– Что же вы предлагаете?
– Надо сделать так, чтоб горожане не успели опомниться, что произошло – а над ними уже цивилизованная власть…
– Военная диктатура?
– Что-то в этом роде. Я вам предоставлю роту пластунов. Русские называют их карателями. Они вполне оправдывают свое название. В большинстве своем это бывшие жандармы. Но им, сразу предупреждаю, надо будет хорошо заплатить.
– Так берите хоть мешок этих, как их, "моржовок". Надеюсь, бумаги в России пока что хватает.
– Они предпочитают "казенку".
– Будет и "казенка".
Скоро покинуть Архангельск не удалось. Задержка десанта от флотилии не зависела. Командование экспедиции согласовывало с местной властью план действий.
Генерал-лейтенант Миллер как главнокомандующий Северного края, которого на этот пост назначил сам Верховный главнокомандующий адмирал Колчак, не хотел, чтобы вся слава досталась англичанам и американцам.
Рота пластунов – это не просто вчерашние тюремные надзиратели. В силу специфики их деятельности они не могли воевать с красными, как, скажем, Белая гвардия. У них хорошо получалось усмирение.