О многом я хотел рассказать Ахмету. Ведь он не знает, как наши бойцы, истекая кровью, отстояли Кавказ. В батальонах тогда оставалось по 18–20 бойцов, но мы держали оборону и выстояли. Потом дивизия пошла вперед, разгромила врага на Кубани, освободила Таманский полуостров и получила наименование Таманской. Не знает Ахмет и о том, что за освобождение Житомира шахтерская наша дивизия была награждена орденом Красного Знамени, а за взятие Бердичева - орденом Суворова. Шахтеры выполнили свою клятву: дошли до Берлина!
Стоит ли говорить, как обожгла меня обида, когда в обширной экспозиции музея не увидел я ни портрета, ни имени снайпера Ералиева. Огорчение еще больнее кольнуло в сердце, когда я узнал от сотрудников музея, что они ничего и не слышали о таком снайпере, не слышали даже такой фамилии. Этого я никак не ожидал и потому, наверное, растерялся перед сотрудницей музея, не нашелся сразу что сказать в ответ. Слова пришли позже.
- Как же так? Это же знаменитый снайпер Южного фронта! Впрочем, мало ли что могло случиться? Сколько примеров, когда живые герои узнавали о том, что они - Герои, через десять, двадцать лет после войны. Ахмет был очень скромным человеком. Он, может быть, и домой ничего о себе не писал. Как же узнать, где жил Ахмет, где он родился? Через адресный стол? Но там обязательно спросят отчество, год рождения разыскиваемого. А я не знаю. Искать в степях Казахстана на такой огромной территории человека, который жил здесь двадцать с лишним лет назад, зная только его имя и фамилию, - все равно, что искать иголку в стоге сена. А найти надо. Непременно. И сделать это должен я по праву однополчанина, по долгу совести. Может быть, я и хожу по земле только потому, что он остался там, в горах Кавказа.
Осень была на редкость погожая, ласковая. Над степью под синим куполом неба неторопливо плыли позолоченные солнцем облака. Из труб Казахстанской Магнитки поднимались высокие дымные столбы. На широкой глади водохранилища вспыхивали и гасли то голубые, то розовые блики угасающего дня.
Я только что опустил в почтовый ящик письмо, адресованное в Главное управление кадров Министерства обороны, и все еще был во власти дум о Ералиеве. В том, что в списках личного состава нашего полка обязательно найдут фамилию снайпера, у меня не было ни малейшего сомнения. Только бы узнать, каким военкоматом он призывался.
Я думал о том, как бы радовался Ахмет, если бы увидел вот это огромное водохранилище в ковыльной степи Казахстана, если бы увидел этот новый город, взметнувший в небо десятки заводских труб, сотни корпусов многоэтажных зданий. А может быть, он и родился где-то поблизости от этих мест и, конечно, слышал легенду про Муздубая, который жил отшельником в юрте возле степного родника. Его не любили в округе. И потому кочевники-казахи объезжали его юрту стороной даже тогда, когда умирали от жажды. Муздубай - по-казахски "злой бай". Так и называлась местность вокруг родника. Сейчас - это заводская территория. Здесь строится металлургический гигант, продукция которого уже теперь отправляется во все концы страны и за ее пределы. От злого бая уже давно не осталось и следа. Только бьющий из-под земли живой родник, заботливо обложенный плитками из цемента, напоминает людям о старой легенде. А в жаркие дни из родника утоляют жажду все, кто работает неподалеку, - и казахи, и русские, и украинцы, и литовцы… Посланцы почти всех союзных республик строят Казахстанскую Магнитку. Сколько бывших скотоводов приобрело здесь огневые профессии! И Ахмет мог бы стать доменщиком, сталеваром, как Герой Труда Еламан Байгазиев. Или строителем, как Иван Заверуха, награжденный орденом Ленина. Больше сотни пятиэтажных домов построил со своей бригадой этот бывший артиллерист. Город в городе!
Размечтавшись, я представил, как бы шли мы рядом с Ахметом по Ленинскому проспекту и вспоминали бои-походы… Вспомнили бы, конечно, и село Есауловку, где его принимали в партию, хутор Безымянный, откуда он вышел на свою первую снайперскую "охоту". В этом хуторе я впервые понял, что такое снайпер.
В тот обычный день войны, когда на переднем крае установилось затишье, мы с комбатом капитаном Гоняевым решили потренироваться в стрельбе. Возле полуразбитого сарая комбат обнаружил под снегом кучу пустых бутылок. Их сложили сюда, видать, еще тогда, когда и хутор, и весь Донбасс были в глубоком тылу. Тогда и бутылки были на вооружении: их везли к фронту со всех концов страны. Наполненные горючей смесью, в руках отважных истребителей танков они были страшнее пуль и гранат. Сколько сгорело фашистских танков, подожженных этим бесхитростным оружием!
Комбат принес штук десять пустых бутылок, поставил их в одну линию на лед застывшего озерка перед штабной землянкой.
- А ну, комсорг, покажи пистолет. Так. Смазан отлично. Наверное, и не стрелял из него ни разу?
Капитан был прав. До этого я носил наган и совсем недавно получил взамен "ТТ".
- Вот и проверим, чей лучше бьет. Условимся: двадцать шагов, десять патронов.
Уже после первых выстрелов комбата я понял, что для меня в стеклянной шеренге мишеней не останется. Пришлось идти к сараю и выбирать из кучи осколков целые бутылки.
В азарте соревнования мы с комбатом и не заметили, как на берегу озерка, за нашими спинами, собрались "болельщики". В их числе оказались и снайперы, которые пришли на передний край, чтобы ночью отправиться "на охоту". Результат моей стрельбы был неплохим: десятью выстрелами я превратил в осколки семь бутылок. В одну, зеленую с крутыми плечиками, послал три пули, но она как заколдованная продолжала стоять на месте.
Кончив стрелять, я услышал за спиной чей-то смех. Обернулся и увидел Ахмета Ералиева. Он стоял, придерживая на плече ремень своей снайперской винтовки, и добродушно хохотал.
- Не так надо, - сказал Ахмет.
- Ну-ну, покажи, как надо, - подхватил комбат. - Посмотрим, чему вас научили в школе снайперов.
- Покажи, Ахмет. Только не подведи! - подзадоривали солдаты.
Ахмет взял мою "заколдованную" бутылку с крутыми плечиками, отнес на противоположный берег озерка и там укрепил ее в развилке обгрызанного осколками ствола старой ивы. Бутылку он положил на бок, донышком в сторону противника. Отойдя шагов на полсотню, Ахмет вскинул винтовку и выстрелил почти не целясь. Сухо щелкнул выстрел, словно удар кнута. Бутылка осталась на месте. Теперь настала моя очередь смеяться, подковырнуть Ахмета:
- Вот это показал! Называется - снайпер!
Ахмет, однако, был невозмутим. Мне показалось, что он даже обрадовался промаху.
- Не надо смеяться. Смотреть надо.
- А чего смотреть? Вон она бутылка, целехонькая.
- Смотри, пожалуйста.
Я подбежал к иве. Пуля Ахмета прошла через горлышко и вышибла дно…
Припомнив этот эпизод, я отчетливо представил гудящий лес в горах Кавказа, брезентовую палатку сан-роты, в которой лежал замотанный кровавыми бинтами снайпер Иван Остафейчук. Я держу в своей руке большую, мозолистую ладонь шахтера и чувствую, как трудно, как больно говорить ему об оставшихся там, на хребте Котх, в районе штаба, товарищах. "Накрыло всех минометами… Не осталось живого места…"
Мелькнула мысль, что не вернется никогда Ахмет в родной Казахстан, и померкли передо мной краски осеннего пейзажа преображенной степи, которыми я только что любовался.
Потянулись дни ожидания. Ответ пришел недели через две: "В связи с отсутствием в Главном управлении кадров данных о награждении Ералиева А., ваше письмо направляется для проверки по архивным документам".
Значит, я не туда обратился. Надо бы сразу написать и в архив. Пришел и ответ из архива. Хоть через два месяца, но пришел.
За окном кружила белогривая метель. Ветер насвистывал что-то сердитое, резкое. В недобрый час, видать, пришел почтальон. От конверта, а потом и от развернутого листка пахнуло острым холодком.
"В имеющихся на хранении приказах по награждению личного состава 726 стр. полка за 1943 год и в книге учета награжденных этого полка за 1943 г. Ералиев А. не значится.
Документов указанного полка по учету награжденных за 1941-42 гг. на хранении в архиве МО нет".
Нет, я не обиделся: разве виноваты работники архива в том, что не оказалось у них под руками нужных документов? Но почему же их там нет? А впрочем… Ведь не зря говорят: "На войне как на войне". Всякое могло случиться. Машина с документами могла попасть под бомбежку, утонуть во время переправы, сгореть от попадания снаряда. Сколько людей погибло бесследно, а бумаги…
Терпение и настойчивость - этими качествами отличался среди снайперов Ахмет Ералиев. А я написал всего одно письмо и усомнился. О Ералиеве писали в газетах, его фамилия упоминалась в сводке Совинформбюро. Не может быть, чтобы не осталось документов в архиве. Я написал начальнику архивохранилища еще одно письмо. На этот раз ответ пришел очень быстро. "Вторично сообщаю, что наградных листов в фонде 395-й стрелковой дивизии за 1941–1945 гг. нет, - гласил категорический ответ. - Рекомендую обратиться за справкой в отдел Главного управления кадров". В тот самый отдел, куда я уже обращался раньше.
Нет надобности перечислять, куда и сколько еще было послано писем, запросов. Важен результат: прошло еще полгода, и я держал в своих руках копию наградного листа Ералиева. Документ пришел в конверте с необычным штемпелем и начинался словами: "По существу вашей просьбы, изложенной в письме в Верховный Совет, сообщаю…"
Нашелся наградной лист! Вот она заветная графа с домашним адресом награжденного: село Баканас Алма-Атинской области. А вот и реляция - краткое описание подвига: сержант, снайпер-истребитель, верный сын казахского народа. В районе обороны батальона у с. Димитровка с 15 февраля по 19 апреля уничтожил 74 немецких оккупанта, в том числе двух наблюдателей и двух корректировщиков огня минометных батарей противника. Несмотря на то, что плохо владеет русским языком, опыт истребления фашистов передает красноармейцам своим личным примером. Достоин правительственной награды - ордена Ленина.
Пробегаю глазами фамилии подписавших реляцию. Командир полка майор Маркиянчик. Помню. Совсем еще молодой, но не по годам серьезный и волевой. Погиб во время отступления под станицей Кущевской. Рассказывали - мина ударила прямо ему под ноги…
Комиссар полка Цибульков. Был намного старше командира, ходил прихрамывая. Встретить его можно было и в солдатской землянке, и в окопе боевого охранения, и в хозяйственном взводе. Часто встречал я его в школе снайперов в Есауловке. Комиссар был тяжело ранен в бою за хребет Котх. Прошит очередью из автомата. Пули прошли через легкие…
А вот и заключение старших начальников - командира дивизии, Героя Советского Союза полковника Петраковского и комиссара Санюка: "Достоин правительственной награды ордена Красного Знамени". Что ж! Может быть, правильно поступило дивизионное начальство: орден Красного Знамени за 74 истребленных фашиста - награда вполне достойная. А вот заключение Военного совета армии. "Достоин правительственной награды медали "За отвагу". Почему только медаль? Несправедливость? А память подсказывает: да ведь здесь же ошибка! Медаль "За отвагу" Ералиев получил на армейском слете снайперов, который проходил в начале года… Командующий армией генерал Камков наградил тогда многих участников слета медалями и приказал по возвращении снайперов в свои полки представить их к орденам. И даже дата подтверждает ошибку: наградной лист составлен 21 апреля, а подпись генерала помечена 17 апреля. На четыре дня раньше. Потому, что медаль уже была вручена и приказ подписан.
Жаль, что так получилось нескладно. Но теперь эту ошибку уже не исправить, ее утвердила война. Будь Ахмет в живых, уверен, что и он не стал бы добиваться ее исправления. Ведь не за награды проливали мы кровь, а за то, чтоб Родина была свободной.
Однако надо сообщить на родину Ахмета. Ведь по найденным документам он числился без вести пропавшим с 14 октября 1942 года. С того самого дня, когда разгорелся бой в расположении штаба. В полку считали, что Ахмет погиб, но раз не был похоронен, в документах поставили "пропал без вести".
Заказываю по междугородному телефону село Баканас.
- Сейчас я ничего не смогу ответить. Надо уточнить по картотеке. Позвоните завтра утром. Это очень интересно. Обязательно уточним, - ответил по телефону райвоенком майор Бекбосинов, когда я вкратце рассказал о судьбе снайпера.
Утром, готовясь к разговору, вернее, к его продолжению, я приготовил лист бумаги, карандаш, чтобы записывать адреса друзей и родственников Ахмета. Вот и долгожданный звонок. С волнением беру трубку.
- Баканас на линии. Говорите! - приказала телефонистка.
- Товарищ майор? Здравствуйте. Я насчет родственников Ералиева. Удалось что-либо узнать?
- Конечно. Записывайте. Ералиев Ахмет, 1917 года рождения. Сержант. Состоит на военном учете. Проживает в селе Коктал.
- Кто проживает - жена, дети?
- Он сам проживает.
- Ахмет Ералиев? Он жив?
- Конечно! Их было три брата: Асабек, Журюсбек и Ахмет. Двое не вернулись с войны. Ахмет вернулся. Был тяжело ранен… Алло! Вы меня слышите?
Да, я слышал голос майора и не верил своим ушам. Жив! Снайпер Ералиев жив! Наш Ахмет. Гроза фашистов. Гордость полка!
- Спасибо, товарищ майор. Мы скоро встретимся!
С. ГЕЛЬФАНД, лейтенант запаса
ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Да, это была горсть земли. Обычной и в то же время - необычной. То была горсть земли севастопольской. Она была доставлена из города-героя в Чимкент и вручена нашему земляку. Принимая ее, по-мужски смущенно вытирая глаза, он мысленно переносился в эти минуты на Черноморье. Он словно бы наяву видел сейчас и Севастополь грозового 42-го и еще раньше - Одессу.
Одессу в октябрьскую ночь 41-го. Одессу израненную, исковерканную, пылавшую, словно кратер огромного вулкана. После многодневной героической обороны наши войска покидали город, чтобы, продолжая борьбу, вернуться в него. Принимала солдат на свой борт и "Абхазия".
Прощаясь с городом, старшина сигнальщиков невольно вспоминает и жестокие бои, что шли здесь, и родные, милые с детства места.
Память торопливо перебирает самое важное. Вот слышится Григорию глуховатый голос батьки:
- Ну и вымахал, хлопче. Пора и в матросы подаваться.
Гриша любил отца самозабвенно и гордился им. Иван Андреевич - двадцать лет ходивший по морям-океанам революционный моряк. Гриша с малолетства заслушивался его рассказами о том, как батя кочегарил на "Трансбалте", а потом был машинистом на "Декабристе" и "Сибирякове", как возил в Россию нелегальную литературу, встречал Ленина, как в семнадцатом году навсегда связал свою жизнь с партией большевиков. В тридцатые годы отец прихворнул. И стал Иван Андреевич, сын полтавского хлебопашца, механиком Овидиопольской сельхозартели "2-я пятилетка". Закончил бы Гриша школу юнг, куда поступил, но болезнь отца покоя не давала: пришлось недалеко, в Новом Буге, учиться, техникум сельскохозяйственный кончать.
…Вечер пятнадцатого октября 41-го года. Пылает Одесса. В глазах Григория Оноколо стоят слезы. Уходят войска из города. Уходит из порта "Абхазия". Накануне она вывезла на Большую землю - к местам новых битв полк морской пехоты под командованием ветерана гражданской войны Я. И. Осипова, полк, вписавший яркую страницу в летопись героической обороны Одессы. И еще - прославленную 25-ю Чапаевскую дивизию, которая вместе с моряками, несмотря на огромное превосходство противника, мужественно сдерживала его натиск. Восемь рейсов сделала "Абхазия". Нынче девятый. Уже заканчивается погрузка частей прикрытия, незаметно оставивших свои позиции. Одесса…
Это отсюда он ровно два года назад - октябрьским днем 39-го - уходил на флот. Стал курсантом военно-морского училища. Там же в Ленинграде, где он учился, избрали молодого коммуниста вожаком комсомольской организации батальона. Их выпустили досрочно: сгущались над нашей страной тучи войны. Так и оказался Григорий опять на родном море, теперь холодном, неспокойном.
- Отдать концы! - прозвучала команда.
- Шапки долой! До свидания, Одесса! Жди, мы вернемся! - прокричал тот же зычный голос.
Это было в ночь на 16 октября. О ней напишет много лет спустя тогдашний Наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов:
"Шестьдесят восемь дней героической обороны Одессы остались позади. Впереди были еще самые тяжелые испытания как для ее бывших защитников, так и для всей страны. Но главное состояло в том, что у советских людей росла вера в победу, а надежды гитлеровцев на молниеносную войну с каждым днем таяли, хоть их армии и были еще сильны.
Подвиг моряков-черноморцев, воинов Приморской армии и жителей Одессы, подвиг всех, кто оборонял ее, - одна из ярчайших страниц истории Великой Отечественной войны…"
В этот подвиг внесли свою лепту Григорий и его славные товарищи, с гордостью носящие на груди медаль "За оборону Одессы".
…А враг рвался дальше. Смертельная угроза нависла над Севастополем. И пассажирский черноморский теплоход "Абхазия", ставший в суровую пору войны санитарным транспортом, шел на подмогу славному городу. Это был уже не первый рейс с того самого дня, когда началась беспримерная в истории двухсотпятидесятидневная эпопея Севастополя.
Поздним декабрьским вечером, приняв на борт несколько тысяч красноармейцев и командиров, а также снаряды и продовольствие, корабль покинул новороссийскую бухту. Курс - Севастополь. С суши, воздуха, моря рвется к Севастополю озверелый враг. Город ждет подкреплений. Единственный путь к нему, окруженному фашистским кольцом, - морской.
- Гляди в оба, старшина! - бросает Грише стоящий на мостике старший помощник капитана Заикин.
Звучит это не командой, скорее, напоминанием. Но Гриша и без того знает - иначе нельзя: и его "Абхазия", и другие корабли что ни день подвергаются атакам фашистских бомбардировщиков и торпедоносцев, в море шныряют гитлеровские подлодки, немудрено попасть в расставленные врагом минные ловушки.
…Уже при подходе к берегу сильный и резкий толчок потряс "Абхазию": рядом с ней взорвалась магнитная мина. Она вывела из строя сердце корабля - машинное отделение.
Команда БЧ-5 во главе с инженером-механиком А. А. Тарлецким отремонтировала машину, и с помощью лоцмана транспорт вошел в порт. Тогда же на рассвете войска высадились на берег, и час спустя началась погрузка раненых. Григорий помогает врачам и санитарам принимать раненых, а сам то и дело поглядывает на город.
- Вон видишь, - показывает ему дружок, пулеметчик Саша Соколов, коренной севастополец, - видишь: то Меккензиевы горы. Там как раз и наступают фашисты. Там и бьются сейчас братишки. Ох, тяжело, Гриша.
И старшина переводит взгляд направо, затем налево, поднимает его, следуя указаниям друга. Вокруг нескончаемый гул, над городом идет воздушный бой, неподалеку рвутся снаряды. А "Абхазия", приняв тех, кто еще вчера пролил кровь за родную землю, подождет до темноты и уйдет в открытое море навстречу риску и опасности.