* * *
Штандартенфюрер Алоиз Швааль, начальник лагеря, сидел в этот вечер с обоими помощниками, Вейзангом и Клуттигом, в своем служебном кабинете. У Швааля, приземистого, склонного к полноте шестидесятилетнего мужчины с дряблыми щеками и круглым лицом, была привычка, разговаривая, ходить вокруг какого-нибудь предмета обстановки. Поэтому его массивный письменный стол стоял посредине пышно обставленного кабинета. Начальник был любителем торжественных речей. Свои слова он всегда сопровождал широкими жестами, подкрепляя их выразительными паузами. Переправа неприятеля через Рейн привела его, а еще более Клуттига в состояние нервного раздражения. На диване, позади резного стола для совещаний, раздвинув ноги, сидел штурмбанфюрер Вейзанг - перед ним неизменная бутылка трофейного французского коньяка - и прислушивался к спору, разгоревшемуся между Шваалем и Клуттигом. Вейзанг уже хлебнул лишнее. Мутными глазами дога следил он за каждым движением своего хозяина.
Предвидя события, которые должны были последовать за переходом американцев через Рейн, Швааль решил образовать из заключенных санитарную команду; ввиду постоянных воздушных тревог и угрозы нападения на лагерь она будет действовать в помощь эсэсовцам. Вопрос об этой команде дал повод к пререканиям, и стычка между начальником лагеря и его помощником становилась все более жаркой. Костлявый и тощий Клуттиг, невзрачный человек лет тридцати пяти, с длинным носом, на конце которого было утолщение, стоял перед письменным столом, и его близорукие воспаленные глаза ядовито жалили собеседника сквозь стекла очков. Между ним и начальником лагеря существовали непримиримые разногласия, которые сейчас, в этой трудной ситуации, привели к взрыву. Клуттиг не скрывал, что не питает к Шваалю никакого уважения. Его приказы он выслушивал с высокомерным молчанием и если в конечном счете их все-таки выполнял, то лишь в силу того простого факта, что Швааль стоял выше по рангу, как начальник лагеря и штандартенфюрер. Швааль брал верх над Клуттигом только благодаря своему рангу, но втайне он испытывал в его присутствии мучительное сознание своей неполноценности. Он не переносил в Клуттиге стремления всегда идти напролом и в то же время завидовал его смелости.
Швааль был труслив, нерешителен, не уверен в себе, однако глубоко убежден, что обладает дипломатическими способностями и в этом превосходит Клуттига, бывшего владельца мелкой плиссировочной мастерской. У Клуттига, само собой разумеется, не могло быть предпосылок для такого таланта, который Швааль развил в себе за тридцать лет службы в тюремном ведомстве. Он успел дойти до инспектора. В прежние годы они во время попоек иногда подшучивали над прошлым друг друга и называли один другого "тюремным душегубом" и "юбкой-плиссе", не предвидя, что это подтрунивание когда-нибудь вы родится в опасную вражду. Сегодня это и случилось.
Спор разгорелся из-за состава санитарной команды. Клуттиг решительно восстал против намерения Швааля использовать только политических заключенных из числа тех, кто провел в лагере уже несколько лет. Как начальник лагеря Швааль мог себе позволить милостиво поучать бывшего владельца мастерской:
- Вам, милый мой, не хватает знания людей и широты кругозора. Мы должны извлечь выгоду из дисциплинированности коммунистов. В их команде не будет отлынивать ни один. Они держатся вместе - водой не разольешь.
В Клуттиге все кипело.
Его возражения становились все резче, а голос приобретал ту колючую озлобленность, которой Швааль втайне боялся; уж очень она напоминала ему голос начальника тюрьмы, где он когда-то служил.
- Я должен обратить ваше внимание, что использовать коммунистов при сложившемся положении вещей опасно. Возьмите для этой цели других заключенных.
Швааль напыжился.
- Ба-ба-ба! - Он остановился перед Клуттигом, расправил плечи и выпятил живот. - Других заключенных? Профессиональных преступников? Воров?
- В лагере существует тайная организация коммунистов.
- Что они могут против нас предпринять?
Швааль снова прошелся вокруг письменного стола.
- В лагере есть тайный радиопередатчик!
Клуттиг подошел к столу, и Швааль вынужден был остановиться. Властелин лагеря, великолепно разыгрывая роль великодушного начальника, теребил пуговицу на кителе Клуттига.
- Вы знаете, что я отдавал распоряжение запеленговать этот воображаемый передатчик. Результат? Нуль! Не теряйте спокойствия, господин гауптштурмфюрер!
- Я восхищаюсь вашим спокойствием, господин начальник лагеря!
Они смерили друг друга холодным взглядом. Шваалю казалось, что у него ширится грудь, но в тот же миг искусственно разыгрываемое самообладание покинуло его, и он заорал:
- Я не теряю душевного равновесия, как вы! Стоит мне приказать, и весь лагерь будет в полчаса расстрелян! Весь лагерь, да, да! Вместе с вашей коммунистической организацией!
Теперь уже и Клуттиг не владел собой. От его костлявого лица отлила вся кровь, и он так закричал на Швааля, что Вейзанг в испуге вскочил и, став между спорящими, попытался оттеснить Клуттига.
- Постой, Клуттиг, постой!..
Клуттиг презрительно оттолкнул штурмбанфюрера.
- Пошел прочь, болван! - и снова закричал на Швааля: - Эти негодяи, наверно, уже запасли оружие, а вы ничего не предпринимаете! И, возможно, они уже установили связь с американцами. Я отказываюсь выполнить Ваш приказ!
Вейзанг снова попытался выступить посредником.
- Да ты и не получаешь никаких приказов: они идут к Рейнеботу…
Но он достиг лишь того, что разозленный Клуттиг прикрикнул на него:
- Заткни глотку!
- Гауптштурмфюрер! - взревел Швааль. У него от бешенства тряслись щеки.
- Я не позволю мной командовать!..
- Начальник лагеря пока еще я!
- Сук…
Клуттиг вдруг оборвал себя, повернулся и плюхнулся на диван, где до этого сидел Вейзанг.
Так же внезапно, как Клуттиг, отрезвел и Швааль. Он подошел к столу совещаний, подбоченился и спросил:
- Что вы, собственно, хотели сказать?
Клуттиг не шелохнулся. Он сидел, свесив голову, бессильно опустив руки на широко расставленные колени. После такой яростной перебранки Швааль, по-видимому, и не ждал ответа. Он подошел к шкафчику в углу, взял стаканы, сел за стол и налил вина.
- Выпьем за прошедший испуг.
Он жадно осушил стакан. Вейзанг подтолкнул Клуттига и протянул ему коньяк.
- А ну, хлебни, это успокаивает!
Клуттиг нехотя взял у штурмбанфюрера стакан и залпом выпил коньяк, как лекарство, мрачно глядя перед собой. О взаимно нанесенных оскорблениях они, казалось, забыли, и опьянение перешло у них в душевную усталость. Швааль взял сигарету и откинулся в кресле. Он курил, глубоко затягиваясь. Клуттиг продолжал неподвижно сидеть, уставившись в пространство, а на тупом лице Вейзанга нельзя было прочесть даже признаков какой-либо мысли. Швааль посматривал то на одного, то на другого и с юмором отчаяния наконец сказал:
- М-да, почтенные, песенка-то наша спета!
Клуттиг ударил рукой по столу и закричал пронзительно, истерично:
- Нет! - Его нижняя челюсть выдвинулась вперед. - Нет!
Швааль видел, что Клуттиг охвачен паникой. Он отбросил сигарету, встал и с наслаждением почувствовал, что опять держит себя в руках. За его письменным столом висела большая географическая карта. Швааль подошел к ней и стал рассматривать ее с видом знатока. Потом постучал по булавкам с разноцветными головками.
- Вот как проходит фронт: здесь, здесь и вот здесь. - Он повернулся и оперся руками о стол. - Или что-нибудь не так, а?
Вейзанг и Клуттиг молчали. Швааль подбоченился.
- А что будет через месяц, через два месяца, а может, даже через три недели?
Ответил на это он сам, ударяя кулаком по карте. По Берлину, Дрездену, Веймару. Доска отзывалась громким стуком. Швааль был удовлетворен. По жующим челюстям Клуттига и беспомощным собачьим глазам Вейзанга он мог видеть, что его слова производят впечатление. Поступью полководца вернулся он к столу совещаний и презрительным тоном изрек:
- Будем ли мы еще обманывать себя, господа?
Он сел.
- На востоке большевики, на западе американцы, а мы посередке. Ну, что скажете? Подумайте, гауптштурмфюрер! Ведь никому нет до нас дела и никто нас отсюда не вызволит. Разве что сам черт нас заберет!
В приступе внезапной доблести Вейзанг швырнул на стол свой пистолет.
- Меня он не заберет! - проскрипел штурмбанфюрер. - У меня еще есть вот это.
Швааль не обратил внимания на героический жест баварского кузнеца, и тот бесславно спрятал свое оружие. Начальник лагеря скрестил руки на груди.
- Нам остается только действовать на свой страх и риск.
Тут вскочил Клуттиг.
- Я вижу вас насквозь! - завопил он, опять впадая в истерику. - Вы хотите примазаться к американцам! Вы трус!
Швааль досадливо отмахнулся.
- Пожалуйста, без громких слов! Храбрецы мы или трусы, что мы можем поделать? Мы должны убраться в безопасное место, вот и все. Для этого требуется ум, господин гауптштурмфюрер! Ум, дипломатия, гибкость. - Швааль тряхнул на ладони свой пистолет. - Вот это уже недостаточно гибко.
Клуттиг тоже выхватил из кармана свой пистолет и помахал им.
- Но зато убедительно, господин начальник лагеря, убедительно!
Они готовы были снова завязать ссору. Вейзанг протянул между ними руки.
- Успокойтесь! Не застрелите друг друга!
- В кого же вы хотите стрелять? - спросил Швааль почти весело.
- Расстрелять всех, всех, всех! - с пеной у рта заорал Клуттиг и начал метаться по кабинету. Затем он в отчаянии снова бросился на диван и провел рукой по своим редким бесцветным волосам.
- Время для геройства, пожалуй, прошло, - саркастически заметил Швааль.
На другое утро Клуттигу волей-неволей пришлось передать приказ начальника лагеря Рейнеботу. Он сидел с едва достигшим двадцатипятилетнего возраста гауптшарфюрером в его кабинете, который помещался в одном из крыльев здания при входе в лагерь. Рейнебот своей холеной внешностью резко отличался от Клуттига. Тщеславный молодой человек восхищался собственной элегантностью. Розоватый оттенок кожи и словно напудренная нижняя часть лица без малейшего намека на бороду делали Рейнебота похожим на опереточного героя, хотя он был обыкновенным сыном обыкновенного пивовара.
Небрежно откинувшись на стуле и упершись коленями в край стола, он выслушал приказ.
- Санитарная команда? Изумительная мысль! - Он скептически скривил губы. - Кто-то, по-видимому, испугался буки?
Клуттиг, ничего не ответив, встал и подошел к радиоприемнику. Широко расставив ноги и подбоченясь, он стоял перед ящиком, из которого звучал голос диктора, передававшего последние известия:
- "…после усиленной артиллерийской подготовки вчера вечером разгорелась битва за Нижний Рейн. Гарнизон города Майнца был отозван на правый берег реки…"
Рейнебот некоторое время смотрел на помощника начальника лагеря. Он знал, что происходит в душе Клуттига, и скрывал свой собственный страх перед надвигавшейся опасностью под маской плохо разыгрываемого презрения.
- Пора тебе засесть за английский язык, - сказал он, и его всегда наглая улыбка застыла жесткой складкой в углах рта.
Клуттиг не обратил внимания на насмешку.
- Они или мы! - злобно проворчал он.
- Мы! - с изящным жестом ответил Рейнебот, бросил на стол линейку и встал.
Они смотрели друг на друга и молчали, скрывая свои мысли. Клуттиг вдруг разъярился.
- Если нам придется уйти… - Он сжал кулаки и прошипел сквозь зубы: - Я ни одной мыши не оставлю здесь в живых!
Рейнебот это уже слышал. Он знал цену Клуттигу: много шуму, мало толку.
- Как бы ты не опоздал, господин гауптштурмфюрер! - с язвительной усмешкой заметил он. - Наш дипломат уже выпускает мышей из ловушки…
- Растяпа! - Клуттиг потряс кулаком. - Почем мы знаем, может, свиньи уже установили тайную связь с американцами. Те пришлют несколько бомбардировщиков и за одну ночь вооружат весь лагерь. Как-никак, это пятьдесят тысяч человек, - с дрожью в голосе добавил он.
Рейнебот высокомерно отмахнулся.
- Это сплошь кретины. Два-три залпа со сторожевых вышек - и…
- А если американцы выбросят парашютистов? Ну, что тогда?
Рейнебот пожал плечами.
- Тогда тарарам здесь окончится. - И он с надменным спокойствием усмехнулся. - А я заблаговременно переберусь в Испанию.
- Ты увертлив, как угорь, - презрительно фыркнул Клуттиг. - Здесь речь идет не об одной твоей шкуре.
- Правильно! - холодно возразил Рейнебот. - И о твоей тоже. - Он ухмыльнулся Клуттигу в лицо. - Плохи теперь дела и у штурмбанфюрера и даже у начальника лагеря. - Рейнебот насмешливо перебирал руками, как бы поднимаясь по воздушной лестнице. - Наша песенка спета, Адольф! Утешься, я твой товарищ по несчастью!
Клуттиг упал на стул и уставился перед собой. Его злило, что Рейнебот так хладнокровно говорит об их рухнувших честолюбивых планах. Дело вообще-то шло к концу! Теперь вся задача сводилась к тому, чтобы обезопасить себя от тех, что за колючей проволокой. Клуттиг разразился проклятиями по адресу начальника лагеря.
- Растяпа проклятый! Он отлично знает, что скоты в лагере организовались. Вместо того чтобы выловить десяток и перещелкать…
- Неизвестно, поймает ли он тех, кого надо, - заметил Рейнебот, - а не то, дорогой мой, дело выйдет боком! Под первый выстрел надо настоящих, руководство, головку.
- Кремера! - быстро сказал Клуттиг.
- Это один, а кто другие?
Рейнебот закурил. Сев на угол стола, он лениво покачивал ногой.
- Я возьму в оборот этого гада, - яростно прошипел Клуттиг, - и выжму его, как лимон.
Рейнебот нагло расхохотался.
- Наивно, господин начальник, очень наивно. Во-первых: Кремер не станет болтать. Из него ты ни одного слова не вытянешь. Во-вторых: заперев Кремера, ты тем самым предупредишь других.
Он подошел к микрофону.
- Хорошенько присмотрись к парню, и тогда ты поймешь, что ни шиша от него не добьешься, - сказал он и включил микрофон - Лагерный староста Кремер! Немедленно к коменданту.
В тот момент, когда этот вызов прозвучал из всех громкоговорителей лагеря, Кремер находился в вещевой камере у Гефеля. Цвейлипга еще не было, и Кремер с Гефелем тихо разговаривали в углу у окна.
- Завтра уходит эшелон. Ты знаешь, что требуется, Андре.
Гефель молча кивнул. Вызов прозвучал вторично:
- Лагерный староста Кремер! Срочно к коменданту!
Кремер, недовольно засопев, уставился на громкоговоритель. Гефель сжал губы.
Клуттиг сидел, сгорбясь на стуле, и Рейнебот грубо потряс его за плечо.
- Эй, ты! Возьми себя в руки! Иначе этот тип сразу увидит, что наша последняя победа засела у тебя в печенке.
Клуттиг послушно встал и оправил китель.
Через несколько минут Кремер вошел в комнату. Одним взглядом он оценил представившуюся ему картину. Прислонясь к стене, стоял Клуттиг, недоверчиво и враждебно поглядывая на него, на стуле за письменным столом сидел, вернее лежал, нахальный юнец.
- Тут для вас кое-что новенькое приготовлено, вот послушайте.
Кремер хорошо знал этот небрежный, тщеславный тон. Рейнебот неторопливо поднялся, засунул руки в карманы брюк и начал большими шагами прохаживаться по комнате. Он решил сообщить о приказе начальника лагеря вскользь, как о чем-то маловажном. Но как раз его подчеркнутое равнодушие и настороженные взгляды Клуттига, которые Кремер все время чувствовал на себе, сразу подсказали ему, что речь идет о необычном.
- Шестнадцать заключенных, шестнадцать многолетних политических заключенных требуется выделить в санитарную команду, - картавил нахальный юнец. Говоря как бы в пространство и совершенно равнодушно, он пояснил, что санитарная команда при воздушных тревогах должна будет выходить за наружную цепь постов… У Кремера захватило дух, но он взял себя в руки и ничем не выдал, какие мысли уже закипели в его мозгу: шестнадцать надежных товарищей по ту сторону постов… Клуттиг вдруг вырос перед Кремером и пролаял:
- Заключенные выходят без охраны, понятно? - С трудом сдерживая возбуждение, он прошипел сквозь зубы - Но не стройте себе никаких иллюзий, мы бдительны!
Он и сам не знал, в чем выразится эта бдительность. Они молча посмотрели друг на друга. Кремер спокойно встретил полный ненависти взгляд Клуттига. И вдруг им овладело торжествующее чувство уверенности. За ненавистью, горевшей в этих бесцветных глазах с красной каемкой, он увидел страх, голый страх. Клуттиг все более распалялся, но и Кремер не был так спокоен, как казалось. В его уме одна комбинация сменяла другую. Рейнебот, опасаясь, что Клуттиг вот-вот потеряет самообладание, попытался это предотвратить.
- Завтра утром вы доставите ко мне шестнадцать "орлов", - сказал он.
Кремер, к которому Рейнебот обращался, стоя позади него, повернулся и ответил:
- Так точно!
- Они должны украсить себя санитарными ящиками, противогазами и касками.
- Так точно!
Юноша ленивой походкой подошел к Кремеру и сильно тряхнул его.
- Если кто-нибудь из "орлов" улетит… - он коварно улыбнулся - то мы сумеем возместить ущерб.
Не успел Кремер ответить, как Клуттиг опять очутился перед ним и, стараясь его запугать, прошипел:
- За счет всего лагеря!
- Так точно!
Эта неизменная формула покорности, к которой прибегал Кремер, не давала Клуттигу почвы для нападения.
- Я хочу знать, поняли вы или нет! - пролаял он.
- Так точно!
Клуттиг хотел разразиться руганью, но спокойствие Кремера задушило его порыв, и он лишь прохрипел:
- Можете идти!
Но только Кремер направился к двери, как Клуттиг, потеряв самообладание, заорал:
- Остаться! - И когда Кремер с удивлением обернулся, подошел к нему вплотную и с коварным видом спросил:
- Вы, кажется, были партийным активистом?
Кремер соображал: "Куда он гнет?" И ответил:
- Так точно!
- Коммунистическим?
- Так точно!
Такая откровенность ошеломила Клуттига.
- И вы говорите мне это так… так…
На губах Кремера промелькнула чуть заметная усмешка.
- Именно поэтому я здесь.
- Нет! - резко возразил Клуттиг, снова овладев собой. - Вы здесь для того, чтобы не могли вербовать шайки заговорщиков и создавать на воле тайные организации, как в лагере!
Клуттиг впился взглядом в Кремера. За Клуттигом стоял Рейнебот, заложив палец за борт кителя, и покачивался на носках.
"Тайная организация? - Кремер выдержал сверлящий взгляд. - Неужели они что-нибудь знают?" Но тут же ему стало ясно, что Клуттиг лишь закидывает удочку, "Вот, значит, что! - подумал Кремер. - Вы видите во мне организатора! Тут вы дали маху!" У него было такое чувство, будто он своей широкой спиной прикрывает Бохова. И он спокойно ответил:
- Организацию, господин гауптштурмфюрер, вы ведь сами вызвали к жизни.
Оторопевший Клуттиг мог выдавить из себя лишь протяжное "Что-о?", а Рейнебот подошел на шаг ближе.
- Еще что выдумаете?
Кремер почувствовал, что его смелый выпад увенчался успехом.
- И она вовсе не тайная, - продолжал он. - Лагерь находится под самоуправлением заключенных, и мы точно выполняем все распоряжения лагерного начальства.