На это, единственное сохранившееся в округе дерево с самого утра слетается вся живность с набережной Сунжи. На самом верху - где голые сучья - пристраиваются вороны, каркают. Чуть ниже - с десяток сизых диких голубей, воркуют; а средь густой листвы, их и не видно, лишь чириканье, ждет появления Мальчика стайка воробьев. И кто бы знал, и кто бы слышал, каким стройным звенящим хором они каждый раз встречают Мальчика! А он в удовлетворении послушает их песнь, насладится их природным даром и гармонией, и в благодарность хлебушком начинает кормить.
Воробьи и вороны под каштаном кормятся, куда Мальчик корм кидает. А вот голуби его уже не боятся, прямо с рук едят, даже на плечики и головку его сесть хотят. Вдоволь наевшись, эта живность неизвестно куда разлетается, а родные ласточки остаются, все щебеча порхают вокруг него:
- Ну что я сделаю, - говорит он им, - вы ведь хлебушек не едите.
А они не о том, еще задорнее щебеча, манят они его взгляд вверх, к гнезду, хотят чтобы и он их радость разделил.
- О-о! - глубоко вдыхая, восторженно воскликнул он.
- Бабушка, Роза, вставайте, идите сюда, быстрее!
Роза резво встала, а бабушка, тоже повинуясь, захрустела костяшками, охая и ахая, хватаясь за бока, вышла на балкон.
- Смотлите, смотлите, - ликовал Мальчик.
- Птенчики вылупились! Какие они славные! А клювики желтые!
- Это хорошо, - улыбнулась бабушка.
- Ласточка только рядом с человеком живет. Значит, здесь наладится мир, построят новый город, новый "Детский мир".
- А я на отклытии исполню гимн мила - наш "Новый Детский мил!"
- Непременно! - погладила бабушка его головку, и обнимая, лаская его:
- Видишь, как ты вырос за ночь, уже едва ли не до плеча дорос.
Чуть позже, прибирая постели, Роза искоса присмотрелась к бабушке:
- Анастасия Тихоновна, как вы? - беспокойство в ее голосе.
- Ой, даже не спрашивай. Всю ночь мучилась, не спалось… А вот нашего золотого обняла, поцеловала, - лицо ее разгладилось, - словно бальзам на душу, полегчало, даже жить еще больше хочется, - лицо ее вновь опечалилось.
- Эх, единственная мечта: дожить бы нам до его совершеннолетия; вывести бы Мальчика в люди, а там!
- Да, конечно, доживем; обязательно доживем, - неестественный оптимизм в тоне Розы. - Вот только лечь бы вам на пару недель в больницу; подлечиться бы надо.
- Роза, какие же здесь больницы?! Сама ведь знаешь.
- А капитан Головачев в военный госпиталь обещал устроить. Вы ведь ветеран войны. - От этих капельниц мне легче не станет. Вот мое мнение, - она посмотрела на Мальчика, улыбнулась.
- От него до гроба никуда.
- Фу, о чем вы говорите, - расстроилась Роза с самого утра.
С этим настроением ходила много раз на Сунжу за водой. В последнюю ходку решилась заглянуть в подвал. Багу давно не встречала, и, судя по емкости с водой, он здесь уже две-три недели как не появляется. На сей раз уровень понизился, свежие следы капель на пыльном бетоне. Она слила ведро воды, и хотела быстро уйти; общаться с Багой не было времени и желания. Однако Бага сам ее окликнул:
- Роза, как твои дела?
- Нормально, - вынужденно остановилась она, и только для приличия.
- Что-то тебя давно не было.
- Важные дела.
- Какие это "важные" дела? - усмехнулась Роза.
- Вид-то у тебя неважнецкий.
- Хе, еще бы, - в тон ей отвечал Бага, - думаешь легко тебе жениха найти? За авось кого я тебя не выдам.
- Бага, - непоказно насупилась она, стала пред ним горой.
- А что "Бага", - игриво отступил он.
- Теперь-то ты свободная женщина.
- Что? - удивление во всем ее виде.
- Откуда ты все знаешь?
- Мой участок, я обязан все знать.
Недовольным взглядом она оглядела его с ног до головы, ничего не говоря, было тронулась вверх, как Бага вдогонку:
- Оказывается, твой бывший муж - большой начальник.
- Да, твой "участок" и весь город восстанавливает, - не оборачиваясь бросила она.
- Хе, доверили козлу капусту. Сорок процентов - в Москву - откат, еще сорок местные ставленники схавают, средь которых главный твой бывший муж. И что, ты думаешь, на остаток средств они город хотят восстановить?
Роза остановилась, обернулась:
- Бага, я от них милости не жду, и тебе ждать не советую.
- Так я тоже не жду, - в том же пренебрежительном тоне.
- Вот только ноги о себя вытирать не позволю.
- За ними мощь государства, а ты еще юн, - жалость в голосе Розы. - Побереги себя, уйди тихо в свое село, пережди. А эти дряни пусть обожрутся, перебесятся, - надоест - все устаканится.
- Хм, "перебесятся". Пусть у себя дома бесятся. А тут город сравняли. Сколько людей живьем под руинами погребли? А теперь по приказу московского чиновника - скрипку у старухи - ветерана войны и Мальчика-сироты - отняли. Затем - тебя и меня сдадут, а далее, вновь, весь город.
- Бага, - исподлобья глядела Роза, - откуда про скрипку узнал?
- Хе, мир слухами полон! И как утверждает бабушка, даже говорить и делать ничего не надо - просто мысль, тем более плохая мысль, возникшая в любой голове - становится общеизвестной.
- Много ты знаешь, - напоследок бросила она.
- Жизнь научила, - с бравадой крикнул он.
Наспех позавтракав с бабушкой и Мальчиком, Роза заторопилась в больницу. Предстоял тяжелый день: по графику она дежурная сестра в операционной. Только закончили одну операцию, как ее вызвали к выходу, - мать приехала из Хасавюрта. И вроде давно не виделись, а мать не очень радостна:
- Что ж ты из-за какой-то скрипки скандал учинила, свою жизнь окончательно обломала.
- Ты-то откуда все знаешь? - не выдержала дочь.
- Как не знать? Гута такой человек!
- Да дрянь он!
- Все мужчины дряни. Чуть попридержала бы язык, глядишь и жить стали бы вместе, а там дети, семья, и всем благодать.
- Не нужна мне эта благодать.
- Да? А ты о братьях подумала? У Гуты в руках компенсации за утерянное жилье.
- Нам компенсация по закону полагается.
- Доченька, ты что, не в Грозном живешь? Какой здесь "закон"? Как Гута решит - это и закон; все, кроме тебя, об этом знают.
- Так что, мне теперь на колени перед Туаевыми встать, лизоблюдкой быть?
- Доченька, - мать заплакала, - Братья твои без гроша в кармане.
- Пусть работают.
- Нет работы. А та, что есть, позорная и за копейки. Боюсь, за автомат возьмутся, они убьют и их убьют… Что мне делать? Как мне их сдержать - молодые, дурные, и жениться не могут: ни денег, ни крыши над головой, в чужом краю, в чужом углу еле ютимся.
- О-о! - схватилась Роза за голову. Но это не спасение. Пошла в кассу, получила аванс. Понимая, что этого мало, после долгих раздумий все-таки решилась обратиться к главврачу, взяла еще в долг. И,словно искупая свою вину, отдала все это матери.
- Да я не за этим, не за этим приехала, - пуще прежнего плакала мать.
С утра разболевшаяся голова Розы теперь совсем стала чугунной. Она отпросилась с работы, повела мать домой; так она назвала квартиру Мальчика, чем крайне озадачила мать.
В районе "Детского мира" небывалое оживление. Много строителей, военных, много техники, и не только строительной и боевой, но и очень роскошной, легковой. И, хотя Роза в машинах особо не разбирается, да в войну кое-что поняла - эти "волги", стоящие в ряд, сплошь бронированные, значит сюда прибыло руководство республики.
Обойдя бесхозно вываленные нагромождения кирпичей, цемента и песка, Роза повела мать через прохладную темную арку, и только вышли во двор, как десятки камер уставились на холеного моложавого мужчину в белоснежной сорочке и галстуке. Это Гута Туаев на фоне строительных лесов дает оживленное интервью.
Надо бы домой бежать, да мать упрямо двинулась в сторону наблюдающей толпы, и Роза не сдержалась, любопытство поманило ее.
До сих пор вроде Гута и говорить не мог, тем паче по-русски, только деньги считать - любые цифры умножит и сложит, - а тут заливается, словно соловей:
- В целом по республике и в Грозном, вновь построено и восстановлено сорок две школы, четыре интерната, восемь детских садов, пять профтехучилищ и двадцать больниц. Практически полностью восстановлены и заново построены сотни километров линий электропередач, газопровод, асфальтовые дороги и множество мостов. Уже сданы в эксплуатацию тысячи жилых домов. Более двадцати тысяч семей получили из Российского бюджета компенсации за утерянное имущество и жилье, и еще столько же в ближайшее время получит…
- Дрянь! - довольно громко прошепелявила Роза.
- Замолчи! - злобно выдала рядом стоящая габаритная женщина. - Таких грамотных не любим.
- А до чего нас довели прежние бородатые оборванцы-революционеры, - поддержала другая.
- Эти не лучше тех, - вмешался усатый мужчина, - все они засланные казачки - пограбят и восвояси.
- Он ведь чеченец.
- При чем тут чеченец - не чеченец, - тот же бас.
- Москва прислала очередного мерзавца. Жупел поганый, - сплюнул он смачно.
- Во-во, от таких, как вы, весь наш раздрай, - вновь вступилась габаритная женщина.
- Так, может, сразу под них лечь? - не сдержалась Роза.
- Ты замолчи. По роже видно, революционерка: то-то ни зубов, ни совести нет.
- Что ты сказала? - тронулась было к ней Роза, да мать вцепилась в нее, оттащила от толпы:
- Ужас! Из-за этого твоего гонора все наши невзгоды, - недовольно проворчала она.
- Девушка всегда должна держать язык за зубами.
- Я уже давно не девушка, и, как видишь, зубов тоже нет.
Мать виновато опустила голову:
- А вставные-то хоть куда делись?
- Твой Гута выбил.
- Как Гута "выбил"? - в момент вспыхнула она.
- А ну пошли.
- Нет-нет, - теперь уже дочь стала тянуть мать.
- Все не так просто. Пошли домой, там расскажу.
- Ну, пошли, - после раздумий сдалась мать, - Посмотрим, что у тебя за "дом".
Они уже подходили к самому подъезду, как кто-то громко окликнул по имени мать Розы. Они остановились, оцепенели. Прямо к ним, как ни в чем не бывало, подошел младший брат Гуты, по-свойски обнял мать, вежливо справился о житье-бытье, и, словно Розы рядом нет:
- Как-никак мы соседи. А молодые - ну, не сошлись характерами, а нам все равно рядом жить. Да и родители наши тебя очень любили и уважали… А где сыновья, мои друзья, однокашники? В Хасавюрте? Так что ж они там делают? Здесь вся жизнь! Пусть срочно приезжают, и ко мне. Пока еще время есть - компенсацию дам. Всю, конечно же, не получат - откат Москве, а обоим по половине - обещаю: огромные деньги, за так, и бегать документы оформлять не надо, я помогу.
- Разве это "за так"? - не смогла сдержать себя Роза.
- Замолчи! - топнула ногой мать, и, слащаво улыбаясь соседу.
- Да храни вас, всех Туаевых, Бог, - она его обняла.
- Я обязательно передам сыновьям от тебя маршо. Большое спасибо за заботу.
- Хорошо, что не поцеловала, - уже в подъезде съязвила дочь.
- Дура ты, - постановила мать, глубоко вздохнув.
- Чувствую, они опять захотят с нами породниться.
- Разве что с тобой.
- Ну и оставайся одинокой девицей.
На это дочь ничего не ответила. В "доме" мать погостила недолго: пообедала со всеми, посмотрела по сторонам и сказала:
- Что-то в этом городе у меня голова все время болит.
- В войну у всех голова болит, - ответила ей дочь.
- А раз приехала, хоть переночуй со мной.
- Поеду. Мальчики одни. Боюсь.
Роза провожала мать до автовокзала.
- А за русской старухой, как за родной, заботишься, - ревность в голосе матери.
- Нана, перестань. Мы судьбой повязаны. А о вас забочусь не меньше: ползарплаты вам отсылаю, сама в лохмотьях хожу.
- Вот и дура, - вновь постановила мать. И чуть погодя, примирительно.
- Братья компенсацию получат, и больше ни копейки нам не высылай. Свою жизнь устраивай, - а далее совсем тяжелое.
- А об этом Мальчике и не мечтай. Не сегодня-завтра, даст Бог, война кончится, его родня по отцовской линии объявится - такого славного ребенка заберут.
- Я без Мальчика жить не смогу.
- Сможешь, своих заведи.
- От кого? - рассердилась Роза. - От кого попало, как у других народов, нам нельзя, заклюют.
- Правильно, нечего разводить ублюдков.
- Так от кого рожать? Кто меня замуж возьмет? Мужиков не осталось, да и старая я уже! Как бабушка - одинокой останусь!
- Война, все эта война перевернула, - пустила слезу мать, обняла дочь.
- Нана яалъ хъа! Нана яла хьан!
Глава одиннадцатая
Этот страшный слух уже несколько дней зловеще витал над Грозным. Об этом говорили и в больнице, и на базаре, и на автобусных остановках. Как и все жители, Роза в это верила и не хотела верить.
Лето было в разгаре, июнь догорал. В городе было жарко, даже душно. К трем часам, освободившись на работе, Роза, как обычно, по пути домой свернула на зеленый рынок. Здесь, средь застоялой пыли, грязи и кучек мусора непролазная толкотня, столпотворение всяких лиц; и гражданских, и военных, и еще неизвестно каких. Кругом шум, неспешность, всюду играет музыка, торговки зазывают на свой товар: у мясных рядов дремлют толстые собаки, высунув от жары языки; у рыбных - о ноги продавщиц трутся облезлые кошки; у хлебных рядов примостились голуби и воробьи.
Недолго послонялась Роза по базару, купила Мальчику позднюю клубнику, абрикосы и мороженое; потом еще кое-что, и окончательно выбившись из сил, вспотев так, что глаз не раскрыть, уже с облегчением покидала это людное место, как кто-то сзади тронул ее пакет:
- Девушка, вам помочь? - на чисто русском языке.
- Чего уж, - она отдернула руку, а симпатичный молодой человек в солнцезащитных очках более, чем настырен.
- Да не нужна мне твоя помощь… Ой! Бага, неужто ты? Клянусь, никогда бы не узнала.
Бага выбрит, красиво, даже модно одет; настроение тоже бесшабашное; глаз не видно, только прежний оскал белоснежных зубов.
- Вот теперь ты молодец, - искренне радовалась Роза, - какой красавец стал! А то напялил эту грязную униформу, все по подвалам, да подворотням шлялся - в бороде вшей разводил.
- Ха-ха-ха! - беззаботно хохотал Бага.
Болтая ни о чем, более о мирском и веселом, они немного удалились от базара.
- Так что ж ты нас и "свой участок" навсегда забросил? - поинтересовалась Роза.
- Как я вас, тем более "участок", могу бросить, - шутливо отвечал он.
- Ты знаешь, как я по Мальчику и его музыке скучаю, - сам такого не представлял… Погоди-ка, - он огляделся, подошел к торговым ларькам, стоящим в ряд вдоль разбитого Дома Моды на проспекте Победы и долго присматривался, пока не выбрал большую красивую машину.
- Это Мальчику подарок.
Почему-то в этот момент Бага стал как никогда серьезным, даже озабоченным. Он снял очки, вплотную подошел к Розе и обхватил ее локоть:
- Ты особо не трепись, так, скажи кое-кому из близких, не знаю, точно когда, но скоро в городе будет страшная заварушка.
- Боже! Неужели? Об этом весь город твердит.
- Вам бы убраться до конца лета.
- Куда мы "уберемся"? Бабушка еле ходит - на ногах перенесла инсульт. А Мальчик, сам знаешь, от этого дому ни шагу… Да и не верю я в это. Смотри, как жизнь в городе кипит.
- Вот именно "кипит", - он стал узнаваемо злым, лишь бородки не хватало.
- Ты всегда обзывала меня дураком, а сама не меньше дура. Война - это грязные деньги, их только кровью можно отмыть…
Ночью, когда Мальчик уснул, Роза поделилась слухом с бабушкой.
- Куда я поеду? - печально сказала Анастасия Тихоновна.
- Да и где и кому я более нужна, - она тяжко, со свистом вздохнула.
- Вот Мальчика увезти надо бы.
- Не поедет.
- Хоть ты уезжай.
- Гм, - горько усмехнулась Роза, переворачиваясь к стене, - я тоже никому и нигде не нужна.
- За Мальчика боюсь, - тихо прошептала бабушка.
- В том то и дело.
Пожелав друг другу спокойной ночи, они умолкли. Да обе не спали, беспокойство новой бойни терзало их, и бабушка не выдержала - о своем:
- Роза, не спишь? А может, и мне компенсацию дадут? Ведь положено: хотя бы треть, даже четверть. А то, что я за женщина, что за человек? Столько лет прожила, а похоронить себя - не заработала.
- Анастасия Тихоновна, - что-то не совсем вразумительное стала городить Роза, на полуслове оборвалась - мысль совсем о другом, да и говорить невозможно.
Средь ночи, это очень редко бывает, над городом залетал вертолет, прямо над их домом страшно прошелестел лопастями, аж слышно, как шипит мотор. Где-то совсем рядом вроде завис, может, вовсе приземлился. Не задерживаясь, улетел обратно, в сторону юга - то ли на базу федералов, в Ханкалу, то ли еще дальше, к горам.
- К добру ли это? - тревожно прошептала бабушка. И словно это была команда, где-то, видимо в районе дома правительства, раздалось подряд несколько взрывов, а потом автоматно-пулеметный шквал огня. Все это длилось недолго - минут пять. Потом, затухая, еще слышались одиночные выстрелы с разных сторон, и затишье, которое опять нарушил вой вертолета, совершившего тот же маршрут. И после этого гробовая тишина. Далеко за полночь, когда Роза уже крепко спала, ее плечо затеребила бабушка:
- Проснись, проснись, - испуганно шептала она.
- Под нашими окнами какое-то движение, кто-то стонет и просит о помощи.
- Бага?! - первое что пришло Розе на ум.
Как была в неглиже, бросилась на балкон, потом выглядывала в противоположное окно - никого. Выйти в подъезд, тем более на улицу, в темноту побоялась, да и бабушка не пустила бы.
А до зари, когда небосвод лишь чуточку прояснился, Роза была у подвала: много крови, кого-то, видимо, волокли.
- Бага, - не громко позвала она. Потом еще пару раз, и громче - никто не ответил.
Зайти в подземелье она не посмела. Решив смыть кровь, она бегала с ведрами к реке, и уже все следы вроде скрыла, как услышала шипение рации - прямо перед ней капитан Головачев.
- Убирайся, да побыстрее. И не домой, а беги в больницу. Сейчас здесь зачистка будет. Заметут всех, и тебя возможно.
- А Мальчик? А бабушка?
- Бабушка русская. Небось пронесет. А Мальчика я на пост заберу.
В это время, издали, со стороны улицы Ленина послышался рев техники. В рации послышалась команда - пропустить спецколонну.
- Слышишь? Беги. А я к Мальчику, эти изверги могут дров наломать.
В больницу, как и на рынок, все новости стекаются. К вечеру узнала Роза, что оцепление снято - побежала домой. В районе "Детского мира" дышать тяжело, да вроде все в порядке - бабушка Мальчика обняла, что-то на ушко веселое шепчет.
- Вот и Роза, - воскликнула она, - сейчас всех нас накормит.
Чуть погодя, когда Мальчик возился на балконе со своими птицами, она уже другим, крайне печальным голосом рассказывала: