- Вполне возможно.
Во взгляде Елизаветы блеснула брезгливость.
- Я не могу присутствовать при этом позорном акте, - ответила она и, полная негодования, покинула кабинет Леопольда.
В приемной ей отдали честь генералы и офицеры, но она поспешно прошла мимо. Как только закрылись за нею дверь, в приемной раздался взволнованный голос полковника:
- Господа, о чем они договорились? Я верю королеве. Она мужественная женщина и не может капитулировать.
- Душно. Скорее бы кончилась эта кошмарная ночь, - прохрипел вместо ответа генерал, стоявший у окна. Он распахнул френч, подставил вспотевшую грудь свежему ветру и вдыхал его шумно, во все легкие.
- Дышите, генерал, - с откровенной издевкой посоветовал полковник. - Последние часы дышите воздухом свободной Бельгии. Завтра утром вы будете пленником, рабом Гитлера.
Неизвестно, чем бы закончился вновь созревавший спор между полковником и генералом, какой водораздел прошел между присутствующими, если бы в дверях не появился генерал де Руссо.
"Де Руссо", - молнией пронеслось по приемной и в одно мгновение стихли голоса, десятки глаз обратились к генералу, который уже знал судьбу Бельгии. А он, возбужденный выполнением исторической миссии, торопливо проследовал через застывшую в напряженном молчании приемную и скрылся за дверью, услужливо распахнутой адъютантом.
Король стоял у открытого окна со сложенными на груди руками и опущенной головой. Окинув его взглядом, де Руссо поймал себя на мысли, что вот сейчас, как только доложит условия капитуляции, король Бельгии, в обращении с которым допустимо единственное выражение "Ваше величество", станет никем, превратится в обыкновенного военнопленного и ощутил, как от этой мысли жалостно стиснулось сердце.
- Ваше величество, доложил он, - Ваш приказ выполнен.
Леопольд медленно повернулся у окна и подошел к де Руссо так близко, что де Руссо в отблеске свечи увидел его смертельной усталости лицо с выступившей на лбу испариной, глубоко запавшие глаза, в которых гнездилось нетерпение.
- Я вас слушаю, мой генерал.
Де Руссо осторожно вдохнул воздух, набираясь решимости для того, чтобы доложить горькую правду:
- Ваше величество, командующий немецкой армией генерал Рейхенау немедленно связался с Гитлером и доложил о вашем предложении о перемирии.
- И что Гитлер?
- Гитлер отверг ваше предложение о перемирии и потребовал немедленной, полной и безоговорочной капитуляции, - ответил де Руссо как мог мягче, чтобы не причинять боль королю и смотрел на него сочувственно, готовый поддержать, если такое сообщение ошеломит его.
Но, вопреки опасениям де Руссо, Леопольд в отчаяние не пал.
- Немедленной, полной и безоговорочной? - уточнил он и сдвинул к переносице брови, будто выражая озабоченность. - Какие условия капитуляции предъявил Гитлер?
- Вот они, - Де Руссо достал из полевой сумки пакет и передал Леопольду.
И потому, как король поспешно взял и вскрыл пакет, как судорожно доставая документ Рейхенау, как в полумраке кабинета впился глазами в плохо видимый и плохо читаемый на немецком языке текст, де Руссо понял, что ожидал он не прекращения огня, а капитуляции и теперь скорее хотел узнать ее условия, выяснить, как распорядился Гитлер его собственной судьбой. Поняв это, де Руссо взял свечу и стал за его спиной, освещая документ.
- "Бельгийская армия, - читал вслух Леопольд, немедленно и безоговорочно слагает свое оружие и с данного момента становится военнопленной. Огонь прекратить в 5 часов по немецкому времени. Военные действия против французских и английских армий не прекращаются. Бельгийская территория немедленно оккупируется, включая все порты. В знак почетной капитуляции бельгийские офицеры сохраняют личное оружие. Замок Лакен передается в распоряжение его величества короля для его семьи и прислуги". Окончив читать, спросил:
- Который час?
- Два часа ночи, - ответил де Руссо и добавил. - Ваше величество, генерал Рейхенау приказал передать вам, что Гитлер рассчитывает на встречу с вами в ближайшее время.
Леопольд сдержанно улыбнулся, подумав, что дела складываются как-будто неплохо - не он просит аудиенции у победителя, а сам Гитлер протягивает руку для переговоров и от этого еще больше уверовал, что удастся найти общий язык с фюрером, осуществить задуманную мечту о независимости Бельгии в оккупации. И прежде чем отложить документ, он вновь прочел то, что считал самым важным: "Замок Лакен передается в распоряжение его величества короля для его семьи, военной свиты и прислуги". Облегченный вздох вырвался из его груди. Он положил документ на стол, обратился к де Руссо торжественно и проникновенно.
- Мой генерал, благодарю вас за верную службу, за блестящее исполнение исторической миссии парламентера бельгийской армии в переговорах с противником. Отдайте приказ по армии о прекращении огня по всей линии фронта с 5 часов утра по немецкому времени 28 мая 1940 года. - Возбужденным взглядом посмотрел на де Руссо, достал из папки заранее заготовленный документ. - Вот мое последнее обращение к армии. Доведите его немедленно до каждого солдата, офицера и генерала.
Передав документ, направился к выходу. За ним следом со свечей в руке шел де Руссо, освещая в потемках трагической ночи путь в неизвестное бывшему королю Бельгии.
Как только они оказались в приемной, разряд грома потрясающей силы раздался над командным пунктом, свет ослепительной молнии, прорвав дождливое небо, через открытое окно ворвался в зал, высветлив в полумраке бледные, встревоженные лица генералов и офицеров, напряженно обращенных на Леопольда, но он, гордо подняв голову, будто выиграв сражение, шел к выходу из замка. Навстречу ему кинулся полковник.
- Ваше величество. Ваше величество, нельзя капитулировать, - горячо, и страстно говорил он. - Надо драться, драться за Бельгию! За ее независимость!
Леопольд, не повернув головы в его сторону, скрылся за дверью.
- Так же нельзя, господа. Нельзя! - протестовал полковник, но генералы и офицеры, ошеломленные уходом короля, молчали. Тишину, остро воспринимавшуюся после громового разряда, нарушал шум дождя за окном, да чей-то, сдержанный, мужской плач.
- Господа генералы и офицеры, - обратился к собравшимся, де Руссо. - Волею короля я объявляю его последнее обращение к армии, - Никто не шелохнулся. Немая сцена, свидетелями и участниками которой оказались все присутствующие, продолжалась и слова де Руссо раздавались в приемной словно в пустом зале. "Солдаты и офицеры. Неожиданно ввергнутые в войну, вы дрались мужественно, защищая каждую пядь родной земли. Измотанные и обескровленные превосходящими силами противника, вы были вынуждены сложить оружие. История скажет, что армия выполнила свой долг. Наша честь не запятнана. Я вам рекомендую не отчаиваться и вести себя достойно. Пусть поведение и дисциплина продолжают вызывать уважение победителей. Я вас не покину в несчастье и буду заботиться о вашей судьбе и судьбе ваших близких. Завтра мы включимся в работу с твердой волей поднять Родину из руин. 28 мая 1940 года. Леопольд Ш-й". Господа, король приказал принять условия капитуляции и его воззвание к армии сегодня же передать в войска.
И на этот раз драматическую тишину приемной нарушил раскат грома, молния вновь осветила печальные лица собравшихся да небольшую группу офицеров, решительно уходивших вслед за полковником.
* * *
Оккупированный Брюссель еще спал тревожным сном, когда в предрассветной мгле, из ворот древнего замка Лакен на пустынные улицы города выехали три легковые автомашины. В той, что находилась в центре, с задернутыми на окнах занавесками ехал король Леопольд, сопровождавшие его лица, в головной и замыкавшей - офицеры гестапо. Набрав скорость, колонна направилась к вокзалу, к поезду из двух довольно потрепанных классных вагонов, уединенно стоявшему на запасных путях вдали от постороннего взгляда.
Поезд тронулся и без остановок шел по "зеленой улице" на Мюнхен. Леопольд задернул на окне занавески, поудобнее устроился в углу купе на мягких подушках кожаного, потрескавшегося от времени, дивана и погрузился в размышления о предстоящей встрече с Гитлером. Он рассматривал ее, как важный этап в своей государственной и политической деятельности, полагая, что она может оказаться исторической для судьбы народа Бельгии. Он внушал себе силу воли, чтобы решительно дать понять Гитлеру, что перед ним предстал не поверженный король, а всего лишь командующий бельгийской армией, капитулировавший перед превосходящими силами вермахта, продемонстрировать независимость и переговоры вести на равных. "Независимость. Любой ценой добиться независимости", - настойчиво пульсировала мысль в его мозгу.
Встреча с Гитлером произошла в его резиденции, в Берстенгадене, куда Леопольда и сопровождавших лиц привезли на машинах из Мюнхена.
Машины остановились около одной из двух вилл, выстроенных в горах с живописной местностью. Здесь царило ничем и никем не нарушаемая тишина и даже не верилось, что где-то отгремели бои, что на полях сражений пролито немало крови, что живущий здесь на лоне девственной природы человек мог развязать войну, бросить миллионы людей на смерть. Между тем, этот, с виду обыкновенный человек, сам вышел навстречу Леопольду и смотрел на него с нескрываемым любопытством, честолюбивой удовлетворенностью. Перед ним, бывшим ефрейтором германского вермахта, стоял не рядовой генерал армии, а король государства и он наслаждался своим положением победителя над коронованной особой.
История войн, которые вело человечество, была не так богата примерами, чтобы глава государства, командующий вооруженными силами, сознательно отклонил настоятельные советы приближенных покинуть страну, преднамеренно не воспользовался имевшейся возможностью на самолете вылететь за границу и добровольно сдался в плен с полумиллионной армией. Поступок Леопольда был редким исключением из общепринятых правил и вызывал определенные опасения в его истинных целях. Поэтому по приказу Гитлера к нему внимательно присматривались, недреманное око гестапо, днем и ночью держало его под неусыпным наблюдением, фиксируя каждый шаг, распоряжения и действия, стремясь во всем этом найти тайный умысел. Шло время, досье короля в гестапо пополнялось все новыми и новыми документами - сводками наблюдений, агентурными сообщениями, тайными записями бесед с приближенными и телефонных разговоров, копиями писем, результатами проверки тех немногих лиц, которых допускали к нему или которых он сам просил на беседу.
Все это многократно проверялось и тщательно анализировалось, но подтверждения подозрений в том, что он разделил судьбу пленных солдат и народа, чтобы поднять их на борьбу против оккупационных властей не находилось. Большие умы гитлеровского рейха ломали голову над его поведением прежде, чем поверили, что он действительно остался в плену с намерением сохранить независимость государства и полноту власти в оккупированной стране. Поняв это, они сделали вывод - в политическом отношении Леопольд безопасен, а положение пленника дает ему единственный выход - в управлении страной тесно сотрудничать с оккупационными властями.
Леопольд посмотрел на Гитлера и почувствовал, как под его взглядом покаянно сжималось собственное королевское "я", как наркотический блеск глаз фюрера давил, унижал это, годами выработанное величественное "я". И все же во взгляде Гитлера было что-то такое, что свидетельствовало о его хорошем расположении духа и это прибавило Леопольду силы, решимости.
- Командующий бельгийской армией, - представился он официально и, отдал честь, приложив руку к козырьку фуражки.
На встречу с Гитлером он приехал в форме генерала, лишний раз подчеркивая этим, что капитулировал не король Бельгии Леопольд III, а командующий бельгийской армией. Гитлер сдержанно и снисходительно улыбнулся не столь сложному и поэтому легко разгадываемому демаршу Леопольда, протянул ему руку и совсем миролюбиво произнес:
- Ваше величество, я ценю мужество и доблесть ваших генералов, офицеров и солдат. Бельгийская армия сражалась достойно, а ваше руководство войсками было блестящим.
- Благодарю вас, - ответил Леопольд.
От миролюбивого настроя Гитлера у него отлегло от сердца, в груди начал таять затаившийся страх, рассеиваться тревожное опасение, за возможно, уготованное унижение. Конечно, это было только начало встречи и ее результат трудно было заранее предугадать, но начало оказалось неожиданно обнадеживающим.
- Ваши слова о мужестве и доблести моих солдат, офицеров и генералов делают им честь, - подстроился под тон Гитлера Леопольд.
- Я всегда считал вас опытным государственным и политическим деятелем, - продолжал Гитлер. - Провозглашенный вами принцип нейтралитета Бельгии в делах Европы - свидетельство великой мудрости и вашего личного мужества.
Гитлер умолк, посмотрел проницательно в лицо Леопольда, будто проверяя его состояние как от теплой встречи, так и от заранее заготовленной лести. Поняв, что он польщен и слушает с великой серьезностью, выложил самое главное.
- Ваше величество, судьба представила мне возможность убедиться, что вы еще и блестящий полководец. Вы - великий человек - решительно подчеркнул Гитлер. - И я счастлив видеть и принимать вас у себя. Прошу.
Он уступил дорогу, пропуская Леопольда в виллу.
Дипломатический этикет встречи был соблюден и исполнен по всем правилам. Леопольд, окрыленный высоким отзывом Гитлера, величественно проследовал в апартаменты. Покаянно сжимавшееся в нем в начале встречи королевское "я", распрямилось, внушая уверенность в нелегкой и ответственной беседе.
В кабинете Гитлер предложил ему место у журнального столика, демонстрируя этим свое расположение, создавая условия для непринужденной беседы. Сам расположился в кресле напротив и все тем же пронзительно-любопытным взглядом рассматривал Леопольда, которому было явно не по себе, но он сидел смиренно, ожидая начало разговора, который, должен был начать Гитлер.
- Нет ли у короля Бельгии личных просьб и пожеланий? - спросил Гитлер, откровенно давая понять Леопольду, что принимает его у себя не как командующего бельгийской армии, а как короля Бельгии.
Леопольд понял это и, выждав несколько мгновений, ответил спокойно, благодарно.
- Личных просьб и пожеланий нет. Я благодарю вас за то, что оставили мне и моей семье замок Лакен. В нем я чувствую себя совершенно свободным.
- Я очень рад. Беспокойство о сохранности семьи короля было для меня приятным, - вновь польстил Гитлер и после некоторой паузы, видимо, свидетельствовавшей, что дипломатический этикет закончен, уже совершенно иным голосом, в котором звучали нескрываемые нотки повелителя, спросил: - Я хотел бы знать, есть ли у вас личные взгляды на будущее вашей страны?
- Да, есть, конечно, - изменившись в лице, поспешно ответил Леопольд.
- Я готов вас выслушать.
Леопольд бесстрашно посмотрел в его помрачневшее, нервное лицо, подтвердил.
- Да, господин канцлер, есть, конечно, - Голос его при этом дрогнул и он мысленно выругал себя за расслабленность. В одно мгновение овладев собой, продолжил: - Для Бельгии я остаюсь королем и в связи с этим серьезно озабочен ее судьбой, судьбой моих подданных в оккупации. Все мои заботы о Бельгии, подчинены главному: я хотел бы получить от вас, господин канцлер, заверение относительно независимости моей страны.
Гитлер недовольно повел плечами, будто удобнее устраиваясь в кресле для решительного разговора, но ничего не ответил.
- Прежде, чем обсудить другие проблемы, - мягко настаивал Леопольд, - я хотел бы иметь разъяснение по этому вопросу.
С каждым его словом о независимости Бельгии, все больше ожесточалось лицо Гитлера. Его лихорадочный взгляд поблуждал по Леопольду, уставился в одну точку на мундире в области сердца, и король почувствовал, как в груди у него похолодело.
- Что будет с независимостью Бельгии? - еще раз спросил он свинцовыми губами.
Гитлер и на этот раз ничего не ответил. Поднялся из-за столика, несколько раз нервно прошел по кабинету. Остановившись около сидевшего в потерянной позе Леопольда, спросил:
- Что будет с независимостью Бельгии?
- Да, господин канцлер.
- Прежде всего, - приглушенным голосом начал Гитлер, - я хочу заметить, ваше величество, что Германия не хотела войны. Не хотела, - подчеркнул он и, заражаясь гневом, продолжил: - И я сделал все, чтобы предотвратить ее. Но бельгийское правительство приложило немало усилий, чтобы вместе с Англией и Францией подготовить войну против Германии. Бельгия служила трамплином для военных действий против рейха.
Будто разрядившись от гнева, он круто повернулся перед Леопольдом и вновь пошел по кабинету.
- Независимость? - спросил издалека, от своего рабочего стола.
- Я позволю себе напомнить, господин канцлер, о нейтралитете Бельгии, невмешательстве в дела Европы и события в ней происходившие до начала войны, - осторожно сказал Леопольд.