Мертвая голова - Лео Кесслер 11 стр.


Глава третья

Вспоминая в последующие годы то, что случилось в этой крымской деревне, фон Доденбург понимал, что это явилось для него своего рода поворотным пунктом в той войне. До этого все войны, в которых он участвовал, ничем не отличались от тех, о которых ему рассказывали на лекциях преподаватели в Офицерской школе СС в Бад-Тельце. Когда он в 1939 году воевал в Польше, то польские генералы, чтобы сдаться, выезжали к ним верхом на роскошных конях, при этом их сопровождали трубач и знаменосец - совсем как в 19-м столетии. В 1940 году в Бельгии картина была примерно такая же: комендант форта Эбен-Эмаэль пришел на торжественную церемонию капитуляции, опоясанный саблей. Когда они воевали во Франции, то сражавшиеся там англичане пунктуально завершали боевые действия сразу после шести часов вечера. И, наверняка, делали перерыв для того, чтобы выпить свой традиционный чай.

Но в России все было совершенно по-иному. Здесь война шла совсем по другим правилам. Не по тем, которые были описаны в учебниках, а по звериным, диким законам.

Парпач дважды переходил из рук в руки. После того, как в ожесточенной контратаке эсэсовцы сумели наконец окончательно отбить его, они нашли во дворе местного НКВД две сотни немецких пленных. Все они были казнены выстрелами в затылок. В Керчи эсэсовцы наткнулись на еще более ужасную картину. В море плавали два трупа. Это были офицеры дивизии "Лейбштандарт Адольф Гитлер", которым связали руки и засунули в рот отрезанные гениталии.

Но почти с такой же жестокостью, с которой русские относились к немцам, они относились и к своему собственному гражданскому населению. По мере того, как армия, возглавляемая Эрихом фон Манштейном продвигалась к Севастополю, русское командование, осуществляя тактику "выжженной земли", безжалостно наносило удары из реактивных минометов "Катюша" (немцы называли их "сталинские органы") по собственным деревням и селам, которые приходилось оставлять врагу. В дополнение к обстрелам "Катюшами" русские посылали эскадрильи штурмовиков, чтобы они сровняли эти поселения с землей. Проезжая через такие села, танкисты "Вотана" везде натыкались на истерзанные трупы русских крестьян, валявшиеся среди руин и обломков зданий.

- Если вы желаете знать мое мнение, - бросил Шульце, - то весь Крым выглядит как одно большое кладбище!

Фон Доденбургу показалось, что Шульце не так уж и далек от истины…

Однако не только сами русские перестали соблюдать правила ведения войны. 16 ноября 1941 года части "Вотана" достигли окраин Севастополя. Лил сильный дождь. Дорога превратилась в жидкое месиво из глины, в которой по ступицу увязали телеги. Все вокруг было устлано брошенным русскими при отступлении оружием и оборудованием. И трупами - бесчисленными трупами, над которыми лениво кружились вороны.

Когда дождь прекратился, раненые, валявшиеся по обеим сторонам дороги, стали жалобно стонать: "Воды… дайте, пожалуйста, воды!". Они протягивали руки к проезжавшим мимо эсэсовцам, но те только отворачивались. Над ранеными летали огромные черные мухи. Те, кто мог кое-как передвигаться при помощи самодельных костылей, поднялись с земли и медленно заковыляли вперед в поисках воды. Те же, кто уже не мог самостоятельно передвигаться, так и остались лежать на земле, стоически дожидаясь смерти.

После полудня, когда бойцы "Вотана" остановились на временный постой, фон Доденбург в сопровождении Шульце вышел осмотреть дымящиеся руины, которые остались от этого района Севастополя. Внимание Куно привлекли короткие автоматные очереди, раздававшиеся неподалеку. Эсэсовцы обогнули небольшой пригорок и увидели устрашающее зрелище. Сразу за пригорком бульдозеры вырыли огромную яму. Она была полна ранеными и умирающими русскими солдатами. На краю ямы сидел толстый офицер из дивизии "Мертвая голова", зажав в зубах сигару, и стрелял из автомата в тех русских, которые начинали шевелиться или стонать. Заметив, что к нему приближаются два собрата по оружию, он лениво махнул им рукой:

- Хайль Гитлер! Здесь страшно жарко, не так ли?

Он кивнул в сторону русских, валявшихся в огромной яме:

- Это курсанты. Вернее, это то, что осталось от 76-й бригады курсантов из Новороссийска.

Он выпустил очередную очередь по зашевелившемуся ивану. Тот уронил голову.

- Здесь здорово воняет, да? У многих из них начинается понос перед тем, как они умирают…

- Что здесь вообще происходит? - мрачно поинтересовался Шульце.

Однако офицера из дивизии "Мертвая голова" ничуть не задел грубый тон Шульце. Он явно относился к числу тех субъектов, которые абсолютно довольны как окружающим миром, так и самими собой.

- Я выполняю личный приказ рейхсфюрера СС. Гиммлер приказал уничтожать офицерский корпус русских, начиная с самых молодых офицеров. Надо, чтобы они не могли сопротивляться и через пятьдесят лет после того, как мы их покорим.

И словно для того, чтобы проиллюстрировать свою мысль, он выстрелил в голову еще одному шевельнувшемуся русскому и принялся менять магазин автомата.

И вдруг фон Доденбург узнал его. Это был тот самый толстый гауптштурмфюрер, который командовал расстрелом Симоны Ванненберг и еще двух бельгийцев в Анри-Шапель под Льежем.

Еще один русский курсант шевельнулся в середине ямы.

- Извините, - пробормотал толстяк и выстрелил ему в голову. Курсант распростерся на груде мертвых тел.

- Один выстрел - один труп, - с улыбкой произнес он. - За народ, за родину, за фюрера… - Он неожиданно осекся, увидев, что фон Доденбург вытаскивает пистолет. - Что вы делаете? - только и успел произнести он.

Фон Доденбург не ответил. Вместо ответа он выстрелил капитану в лоб. Гауптштурмфюрер повалился в яму, до краев наполненную мертвыми телами. Фон Доденбург медленно засунул пистолет обратно в кобуру, застегнул ее и пошел прочь, по-прежнему не произнеся ни слова.

* * *

Другие эсэсовцы также по-своему извлекали выгоду от всеобщего падения нравов в Крыму. Живя под Севастополем и готовясь к походу на Ростов, они похвалялись ночью своими бесконечными сексуальными подвигами.

- У десятилетних девочек здесь вполне развитые груди, - говорили они. - От этого получаешь такое удовольствие!

- Я трахнул дочь за банку мясных консервов, трахнул ее мать за пачку чая, а мог бы трахнуть и отца за пару сигарет.

- Местные девчонки готовы отсосать всего за пачку сигарет. И как мастерски они это делают! Сегодня мне отсосала одна девчонка, которой я не дал бы и двенадцати. Боже, как же жадно она эта делала! Точно глотала материнское молоко!

Эти рассказы не давали покоя гауптшарфюреру Метцгеру. Он постоянно мечтал о юных крымских красотках, готовых доставить ему все мыслимые и немыслимые удовольствия. Время от времени он запирался в сортире и осматривал свой член, проверяя, какое воздействие оказали на него все эти рассказы и его собственные сексуальные фантазии. Ему казалось, что его "достоинство" постепенно оживает и становится несколько тверже. Это напоминало Мяснику о том, каким твердым сделался его член под Брестом, когда он едва не трахнул ту жирную крестьянку, которая подарила ему куриные яйца. Метцгер даже осматривал "прибор" при помощи карманного зеркальца. Нет, сомнений быть не могло - он действительно становился чуть-чуть толще и крепче.

В тот вечер, когда пришел приказ готовиться к выступлению на Ростов, гауптшарфюрер Метцгер выскользнул из казармы и двинулся вперед по ночной улице. Вскоре он наткнулся на местных проституток, которые вместе со своими сутенерами поджидали перспективных клиентов.

Мясник остановился возле одной проститутки. Она была совсем молоденькая и казалась симпатичной.

- Две жестянки мясных консервов, - сказал ее сутенер на ломаном немецком. Он махнул рукой в сторону дома: - Поднимешься наверх и трахнешь ее там.

Наверх? Метцгер насторожился. Ему совсем не хотелось получить нож в спину в тот момент, когда он будет заниматься с девчонкой. Он оттолкнул сутенера и двинулся дальше.

Из темноты вынырнула изящная женская фигурка.

- Хочешь трахаться? За две жестянки мясных консервов?

Метцгер не видел лица женщины, скрытого темнотой, но ее голос показался ему достаточно молодым.

- А ты можешь отсосать? - спросил он.

- Отсосать? Ну конечно! Это стоит три пачки сигарет.

Метцгер снова задумался. А что если ее сутенер поджидает в темноте с ножом в руках? Если она начнет ему отсасывать, то он уже не сможет защититься от удара.

Женщина сунула руку ему в брюки. Он ощутил ее пальцы на своем члене и отбросил сомнения в сторону.

- Вот твои сигареты, - прохрипел он. - А теперь соси!

Женщина спрятала сигареты и опустилась на колени. Когда она начала сосать и Мясник почувствовал, что наконец-то кончит, он заулыбался от удовольствия и стал составлять фразу, которую должен был произнести потом в казарме, хвастаясь перед другими унтер-фюрерами: "Ей было всего десять лет, но у нее были вполне развитые формы и лицо молодой богини".

Затем Метцгера захлестнула волна похоти, и он больше ни о чем не думал. Он дышал так, точно совершал забег на длинную дистанцию, но был при этом совершенно счастлив. Он был даже более счастлив, чем в тот день, когда ему присвоили первое звание - звание гефрайтера, - и он понял, что сможет сделать карьеру в немецком вермахте. Он кончил - и его захлестнула волна небывалого удовольствия. Метцгер начал медленно натягивать трусы и только тут вспомнил, что так и не увидел лица девочки, которая помогла ему вновь обрести мужскую силу. Черт побери, он должен был увидеть ее лицо, чтобы ему было чем похвалиться перед своими товарищами!

Он вытащил спички и стал чиркать, чтобы осветить ее лицо. Но те, как назло, постоянно ломались. Наконец ему удалось зажечь одну. Прикрывая огонек ладонью, он поднес спичку к лицу девочки. Из темноты выступило беззубое лицо шестидесятилетней женщины, все в морщинах, покрытое пигментными пятнами.

- Тебе понравилось, как я тебе отсосала? - пробормотала она.

Метцгер в ужасе отшатнулся от нее.

* * *

Два дня спустя танки "Вотана" вновь покатили на восток. Стояло замечательное утро. Небо было совершенно голубое, громко пели птицы.

- В такое утро особенно остро понимаешь, как же хорошо жить! - с энтузиазмом произнес фон Доденбург, глядя на чисто выбритых, хорошо отдохнувших бойцов батальона, которые следовали мимо него.

- Вам повезло, раз вы можете так говорить, - с мрачным видом проронил Шульце. Его голова раскалывалась от водки, которую он в чересчур больших количествах поглощал накануне.

- Ну ладно тебе, Шульце! Не будь старым занудой! И не стой с таким лицом, словно ты сорок дней подряд мок под дождем!

Сержант Шульце взглянул на серое облако, которое повисло над далекими горами.

- Там на нас будет лить не дождь, господин гауптштурмфюрер, - пробормотал он. - А кое-что похлеще. Уж поверьте мне, господин гауптштурмфюрер!

Но в грохоте и реве танковых двигателей никто не расслышал его предупреждения. А если бы даже и расслышал, то не обратил бы на него внимания в это чудесное осеннее утро, когда перед всеми маячила соблазнительная перспектива новых успешных боевых действий и новой славы.

Глава четвертая

Над бескрайней равниной свистел ледяной ветер. Он обжигал щеки и кидал в лицо острые крупинки снега. После того, как бойцы "Вотана" сумели захватить ключевой мост через Дон и обеспечить переправу на противоположный берег реки, благодаря чему для немецких войск стало возможным проникнуть в Ростов, они вот уже на протяжении трех недель удерживали участок фронта длиной восемь километров вдоль течения Дона к северо-востоку от Ростова. После упорных ожесточенных сражений в живых осталось всего лишь около трех сотен солдат и офицеров. За эти три недели "Вотан" потерял больше людей, чем за все предшествующие месяцы боев.

Русские беспрерывно контратаковали. Бойцы "Вотана" отбивали эти удары, но при этом постоянно теряли новых людей и технику. Сейчас отражать врага стало особенно тяжело, поскольку наступили очень сильные морозы. Дон замерз; многие танки попросту стояли без движения, поскольку их было невозможно применять без специальных зимних смазок и особых составов, предохраняющих оптику прицелов от замерзания. А этих смазок и составов у "Вотана" не было.

Бойцы страдали от отсутствия теплой одежды. Несмотря на жгучие морозы, они так и продолжали сражаться в легких летних шинелях. Когда же эсэсовцы попадали в теплые помещения, то начинали тут же неистово чесаться - все поголовно были заражены вшами. Горячая пища выдавалась лишь один раз в день, - похлебка, сваренная из конины. Застывший на морозе хлеб приходилось разрезать пилой или рубить топором, а затем размораживать на костре.

Сейчас они глядели на противоположный берег Дона, занятый русскими, и чувствовали, что те готовятся к очередной контратаке. Весь день там шла какая-то подозрительная активность. Были видны войска, которые скрытно выдвигались на передовые позиции. Бойцы "Вотана" почти обреченно ждали, когда русские перейдут в наступление. И тогда каждый из них получит шанс умереть в этом бою.

Неожиданно из снежной пелены вынырнули какие-то темные фигуры.

- Стой, стрелять буду! - крикнул часовой, наводя винтовку на незнакомцев.

- Это же я, унтершарфюрер Шульце, - пробасил один из них. Его действительно было трудно узнать: для защиты от мороза он обмотал себя каким-то старым ковром, подсунув под него для тепла номера газеты СС "Дас Шварце Корпс". Позади Шульце застыли фигуры нескольких бойцов "Вотана", ходивших в разведку.

С трудом пробираясь через рыхлый снег, к часовому приблизился фон Доденбург.

- А где штурмбаннфюрер Гейер?

- У себя на командном пункте, господин гауптштурмфюрер, - с трудом двигая замерзшими губами, ответил часовой.

Фон Доденбург с трудом поднял вверх правую руку и приложил ее к шлему, отдавая честь:

- Благодарю.

Он повернулся к бойцам, с которыми ходил в разведывательный дозор:

- Сходите погрейтесь. И постарайтесь поесть чего-нибудь горячего.

Бойцы поспешили в укрытие. Фон Доденбург повернулся к часовому:

- Позаботьтесь об убитом, пожалуйста. Это ССманн Краузе из второй роты.

Часовой уставился на мертвое тело, завернутое в брезент, которое притащили с собой разведчики.

- И будьте крайне внимательны! - рявкнул фон Доденбург. - Смотрите в оба! Русские могут очень скоро перейти в наступление!

- Точно, - кивнул стоявший рядом унтершарфюрер Шульце. - И имей в виду: русские придут сюда не для того, чтобы угостить нас супом из конины. Надо глядеть в оба и быть настороже, понятно?

- Понятно, - кивнул часовой.

Фон Доденбург и Шульце, подняв воротники шинелей, чтобы морозный ветер не так задувал в лицо, побрели на командный пункт Стервятника.

Они прошли мимо того места, где под своими же собственными бомбами, которые, промахнувшись, сбросили не в том месте немецкие летчики, погиб целый взвод из состава третьей роты. Потом проследовали мимо слегка занесенных снегом туш трех лошадей, которые когда-то тянули их артиллерийские орудия. Рядом с ними в снегу навечно застыл труп одного мертвого шарфюрера. Наконец они откинули брезент и вошли в помещение командного пункта, который занимал Стервятник. Помещение было затянуто густым вонючим дымом. Сам Стервятник восседал на танковом сиденьи, вытащенном из разбитого Pz-IV. Гауптшарфюрер Метцгер раздувал пламя в маленькой железной печке.

- Приветствую вас, - непринужденно проронил Гейер, словно в том, что его командный пункт представляет собой такую грязную конуру, не было ничего необычного. - Метцгер, налей-ка стаканчик гауптштурмфюреру фон Доденбургу и унтершарфюреру Шульце.

Метцгер налил вошедшим по стаканчику медицинского спирта, смешанного с вареньем. Они с благодарностью выпили. После мороза это было как нельзя кстати.

- Вы голодны? - Стервятник кивнул в сторону Метцгера. Гауптшарфюрер, засунув в печку штык, обжаривал кусочек хлеба с мясными консервами.

- Нет времени на еду, господин штурмбаннфюрер, - отрицательно покачал головой фон Доденбург. - Русские могут напасть на нас в любой момент.

Стервятник внимательно посмотрел на него.

- Что же вы обнаружили на том берегу, гауптштурмфюрер?

Фон Доденбург сунул руку в карман и бросил на стол несколько кокард.

- Сняли это с убитых, господин штурмбаннфюрер. Нашли их трупы в четырех километрах от Дона. Это были бойцы 325-й пехотной и 60-й кавалерийской дивизий. Получается, что эти соединения выдвинуты против нас.

- Вы заметили там какие-нибудь танки? - быстро спросил Стервятник.

- Нет, господин штурмбаннфюрер. Мы не видели и не слышали там никаких танков, - покачал головой фон Доденбург.

- Но зато мы увидели очень много следов от лошадиных копыт, - добавил унтершарфюрер Шульце.

Стервятник задумчиво постучал пальцем по разложенной на деревянном ящике карте:

- Данными разведки установлено, что на противоположном берегу Дона сосредоточены в общей сложности силы 325-й и 31-й пехотной дивизий, а также 60-й кавалерийской дивизии. - Он потер нос. - Да, ничего хорошего, господа. Получается, что триста бойцов "Вотана" удерживают линию фронта, которую следовало бы удерживать силами целой дивизии; при этом против нас теперь развернуто сразу три дивизии русских. То есть не меньше чем тридцать тысяч человек против трехсот наших бойцов. - Штурмбаннфюрер ударил по карте кулаком: - Черт его знает, о чем только думают те идиоты, которые протирают штаны в наших штабах?! Почему они вообще не хотят заменить нас каким-нибудь пехотным подразделением? Ведь именно пехота, черт побери, лучше всего подошла бы здесь! Но не наше бронетанковое подразделение! От нас здесь нет никакой пользы. Мы просто зря торчим тут.

Фон Доденбург прекрасно понимал, что слова Стервятника продиктованы отнюдь не страхом. Штурмбаннфюрер Гейер был профессиональным военным, который давно уже ничего не боялся. Он воевал без всякого страха, движимый лишь желанием получать награды и зарабатывать себе повышения по службе. В данном случае Гейера прежде всего волновало то, что его подразделение может бесславно сгинуть в совершенно бесполезной операции, что, конечно, негативно скажется на его дальнейшей карьере.

- Что же мы будем делать? - осторожно поинтересовался фон Доденбург.

- А что, черт подери, мы можем делать? - взорвался Стервятник. - Только сидеть и ждать, что случится!

Назад Дальше