…Ему снился бой. Остервенело бил где-то неподалеку пулемет. Жгло солнце. Эхо выстрелов, разрывов отражалось в безразличных ко всему суетному, людскому стенах ущелья. И он опять под пулями вытаскивал из горевшей машины мёртвого водителя. А потом был взрыв…
Он проснулся и не сразу сообразил, где находится. Грубо побеленный потолок, шершавые в зеленой краске стены. "Камера!" - вдруг обожгла его догадка.
И он сразу всё вспомнил.
Как долго лежал связанный простынями. Как на ближайшей станции в купе появился высокий сержант и, как всем купе его сдавали в отделение. Николай вспомнил, как бесполезно пытался он объяснить сержанту, кто эти люди и как тот, выведенный в конце концов, из терпения, спросил его в лоб:
- Пил?
И сразу стало ясно, что говорить дальше бессмысленно. Он вдруг понял, что уже ничего уже не сможет доказать.
- Да, пил… Оскорблял…
А потом заспешили на поезд эти…
…Он лежал, смотрел в потолок и думал, что форма, конечно, помялась и надо найти где-то утюг, погладиться. Неожиданно он обнаружил, что лежит в одной тельняшке без куртки. "Где она?" - заволновался Николай - "А медаль? Вдруг, эти сволочи её прихватили? Эх, дурак!
Зачем пил, зачем вообще с ними связался?" И ему стало горько и обидно до слез, За то, что он здесь, в камере. За то, что возвращение домой стало таким безобразным. "Один, - думал он, - Были бы ребята, не дали бы в обиду. А эти сволочи… Да еще в таком виде. В камере, как преступник…"
И, размазывая рукавом неожиданные слезы, он подошел к двери:
- Эй? Кто там? - Негромко позвал он. - Выпустите меня! Но никто не откликнулся. И тогда он, раздавленный какой-то давящей горло тоской и отчаянием, Николай заколотил, что есть силы кулаками по гулкой жестяной обивке двери:
- Медаль! Медаль-то хоть отдайте! Слышите, медаль верните, гады!!!
Монетка
- …Только сразу! Что б не мучалась. Хорошо? - её голос предательски дрожит. Как ни крути, а знать, что через пару минут ты умрёшь всегда тяжело.
- Не волнуйся. Всё будет как надо… - говорю я совершенную глупость, и тут же чувствую, как наливаются жаром стыда обмороженные месяц назад уши. "Будет как надо… Идиот! Ещё бы сказал, что всё будет хорошо, гуманист хренов…"
- Вот и - слава богу! - она вдруг успокаивается. - Скоро увижу своих мальчиков…
Мы идём вдвоём по разбитой, грязной улице в сторону Сунжи. Она метрах в трёх впереди…
…У неё странная фамилия - Монетка.
Сколько ей лет? Сейчас уже поздно спрашивать. Лет тридцать шесть - тридцать восемь, наверное. Но точно не больше сорока. Её старшему сыну было девятнадцать. А родила наверное лет в двадцать. Тогда это был самый "рожальный" возраст. Но по виду ей сейчас можно дать все пятьдесят. Давно нечёсаная, в каком-то тряпье, с серым осунувшимся лицом, в синяках и коросте грязи на руках. Она без возраста, как большинство женщин на этой войне.
…Первый раз Монетка появилась у нас три дня назад. Но тогда она была другой. Разбитная баба, с какой-то отчаянной, неженской лихостью в движениях и словах и бросающейся в глаза "нервинкой".. Иногда по её лицу, вдруг, пробегала судорога, и на мгновение оно каменело, превращаясь в какую-то посмертную маску.
- Мужики, а она случаем не наркоманка? - Спросил после первого её прихода к нам Кузя - механик-водитель командирской "бэхи" - БМП.
- Шут её знает. - Пожал плечами наш фельдшер Рафаэль. - С виду - не похожа. Да и где здесь сейчас наркоту-то достанешь? Кроме промедола ничего нет.
- А где её "чечи" достают? - хмыкает Кузя.
Действительно, после захвата очередной "духовской" лёжки или позиции, мы почти всегда находим там целую россыпь использованных шприцов. Поначалу я думал, что они от раненных остаются. Но, как-то раз, наткнувшись на разбросанные шприцы мы специально "протралили" весь подвал в поисках остатков бинтов, ваты, крови или ещё каких-нибудь следов пребывания здесь раненных, но не нашли ничего. И теперь я стопудово уверен, что "чехи" просто наркоманят, взбадривая себя для храбрости "дурью"…
- Кузя, может, вены у неё проверишь? - донёсся из десантного люка "бэхи" издевательский голос Лёхи - стрелка оператора. - Заодно и на ногах тоже. Могу ещё пару мест сказать, куда особо хитрые колются…
- Да пошёл ты! - Беззлобно огрызнулся Кузя. - Очень мне это надо! Я в смысле того, что какая-то она не такая…
Кузя как в воду глядел. Но тогда никто на это внимания не обратил…
- Да хватит тебе выдумывать! - Вылез на улицу Лёха. - Баба наша! Молодец! Без неё бы мы с тобой завтра цинковые бушлаты бы примеряли.
И это была правда. Улица, по которой мы должны были завтра выдвигаться к мосту через Сунжу, оказалась заминированной и предупредила нас о минах Монетка.
- …Эй, солдатик, мне срочно нужен ваш командир! Проведи меня к нему. - Это были её первые слова. Я сам их слышал.
Судя по тому, что никто не заметил, как она к нам подошла, женщина выбралась из какого-то ближайшего подвала. А подошла она к Вини Пуху - лопоухому, стриженному наголо "срочнику" из второго отделения. Он наблюдал за обстановкой сквозь пролом в кирпичном заборе, отделявшем двор где мы остановились на ночь от улицы, которую мы должны были брать завтра.
Вини Пух удивлённо уставился на женщину, отвлёкшую его от выполнения приказа взводного:
- Чего?
- Командир твой где, вот чего! - уже почти прикрикнула она на солдата. - Веди меня к нему!
- Товарищ прапорщик, - Вини Пух растерянно повернулся в мою сторону. - Тут это… командира спрашивают…
Я дремал на старом пластиковом ящике из под пива, у небольшого костерка, на котором пулемётчики разогревали пайковой "тушняк". После целого дня перебежек, лазания по бесконечным руинам, чердакам и лестницам мышцы просто "скулили" об отдыхе и хотелось только одного - спать! Лечь прямо здесь, в осклизлую, глубокую грязь и заснуть…
"Какого хрена ей надо?" - раздражённо подумал я тогда, зависая в ленивой мути полудрёмы.
- Товарищ, прапорщик!..
Вместо ответа я махнул ему рукой, мол, отправляй её сюда.
Вини Пух что-то коротко объяснил женщине, кивнув в мою сторону.
Она подошла. Невысокая. В прошлом явно ухоженная женщина. Добротное пальто. Справные сапоги на каблуке. Расчесанные, уложенные в "хвост" выбеленные перекисью волосы. Чуть накрасить, очистить от грязи и хоть сейчас на какую-нибудь ростовскую улицу - не отличишь от местных "матрён".
Она оглядела меня с ног до головы.
- Чего вам? - спросил я её, и голосе моём ничего кроме раздражения и недовольства не было.
- Ты прапор, что ли? - небрежно спросила она.
Я буквально закипел от такой наглости - "Прапор?!.." - Сознание едко обожгло мгновенной неприязнью за перебитый сон и наглость. Сон сразу улетучился.
- Не "прапор", а товарищ прапорщик. Выкладывай, чего надо? - сознание.
- Обидела что ли? - Заметила моё раздражение женщина. - Ну, извини. Не хотела. Ты командир здесь?
Я на мгновение задумался - будить или нет, спящего в "бэхе" старлея. Но тут же решил - пусть спит! Ему и так за сутки досталось. Два "двухсотых" из "срочников" и сам под разрыв попал. Видно, что сильно контужен. Сам с ней разберусь. И если она не по делу меня разбудила, то пусть не обижается…
- Ну, допустим, я командир. А что?
- А то, что информация для тебя важная есть. - Женщина с вызовом посмотрела на меня.
…Жители часто приходили к нам и рассказывали о том, что видели сами или слышали от чеченцев. Чаще всего это были какие-то отрывочные слухи, сплетни. Но иногда попадалась и ценная информация. Три дня назад дед пенсионер, бывший военный лётчик, сдал нам духовский склад оружия в доме своих соседей, чей сын был каким-то чином в дудаевском МГБ. Чечены в том доме отстреливались до последнего, пока наш старлей не засадил им в окно "Шмель". Восемь обгорелых трупов насчитали. Старлей тут же отрапортовал в штаб об уничтоженной "бандгруппе МГБ Ичкерии". Он давно об ордене мечтает. Правда, два трупа из восьми были женские и один пацана лет тринадцати, но найденного в подвале оружия хватило бы на целый взвод.
Деду в благодарность за помощь подарили десять банок тушёнки и отдали, найденную в доме охотничью двустволку. Потом нас как-то жители предупредили о засаде в одном из домов…
- И что за информация?
Женщина на мгновение замолчала, словно собираясь мыслями. За тем сказала:
- Сегодня ночью проулок, по которому вы завтра утром двинете, чечены заминировали.
…Полчаса назад сапёры, вернувшиеся с разведки, доложили, что улица, по которой мы собирались начать завтра выдвигаться, была "чистой", без мин.
- Что-то ты тётка напутала. - Я тут же утратил интерес к разговору и остыл. Раздражение ушло. В конце - концов она действительно хотела нам помочь. - Прошли наши сапёры по ней. Ничего там нет. Иди домой. Спасибо…
- Херово ваши проверяли! - Раздражённо и упрямо бросила она. - Я сама видела, как они четыре штуки таких больших зелёных блина на ней установили. Пойдёте - подорвётесь. Не рискуй пацанами. Я покажу где ставили…
Было в её голосе что-то такое, что заставило меня пересилить, дремотную лень и встать.
- Левашов! - окликнул я, устроившегося в проломе стены сержанта. - Вызови ко мне Букреева.
Через минуту передо мной стоял заспанный сапёр.
- Вы проверили дорогу?
- Так точно! - Хмуро буркнул Букреев, недовольный тем, что его вытянули на свет божий из норы, где он спал.
- И что?
- Всё чисто. Я же докладывал…
- А вот женщина говорит, что вчера ночью "чечи" там четыре "тээмки" установили.
- Мало ли кто чего говорит. - огрызнулся сапёр. - Нет там ничего. Одна грязь и лужи.
- Чего ты врёшь!? - Вдруг с неожиданной яростью накинулась на него женщина. - Проверили… Пошли, я тебе покажу где они стоят. Мордой ткну. Вот из-за таких как ты, вы уже целый месяц в городе толчётесь. Всё с землёй смешали, жизнь нам поломали, а толку ноль! Проверили они…
- Так, стоп! - Перебил я её тираду, удивившись про себя её натиску. - Женщина, я сам разберусь. Букреев, как вы проверяли?
- Как полагается. Миноискателем и щупами.
- Ты же мне вчера доложил, что миноискатель сломан.
Глаза Букреева растеряно дёрнулись.
- Да мы это… мы его починили ночью. - Промямлил он, пряча глаза. - Там просто аккумуляторы сели. А щупами мы всё проверили…
Голос его потерял уверенность. Стало ясно, что он врёт. Не прошли они улицу. По крайней мере, до конца точно не прошли…
Я с ненавистью посмотрел в его круглую, в коросте грязи смуглую рожу. Накрылся мой сон!
- В общем, так, поднимай своего напарника и пошли проверять!
Вышли мы только через полчаса, после того, как вся группа была готова, и пулемётный расчёт на крыше доложил, что улицу он контролирует.
…Дорога между "скелетов" разрушенных бомбами пятиэтажек была разбита гусеницами и колёсами до неузнаваемости. Кое-где ещё был виден асфальт, но он лишь изредка показывался из грязи и залитых водою колдобин. В одном месте колея делала полупетлю вокруг воронки от снаряда и почти впритирку подходила к стене дома, теряясь в огромной грязной луже. Низкое, всё в грязных драных облаках небо, привычно сыпало на землю ледяной дождь пополам с крупным мокрым снегом.
- Вот здесь они ставили. - Указала на лужу женщина.
- Проверяйте! - скомандовал я.
Прикрытие разбежалось по ближайшим подворотням занимать позиции на случай засады или атаки чеченов, а я с женщиной укрылся за углом дома, наблюдая за работой сапёров.
Букреев брезгливо и осторожно шагнул в лужу и чуть не по колено провалился в невидимую под водой яму. Чертыхаясь, выбрался из неё. Зло посмотрел в нашу сторону. И начал часто "простукивать" жалом щупа воду перед собой. Так прошло с минуту. Неожиданно он замер и осторожными лёгкими уколами начал прощупывать что-то впереди себя. Потом он подал знак "внимание". Из кармана "разгрузки" достал моток грязной верёвки с самодельным крючком из проволоки на одном его конце, наклонился и, опустив руки по локоть в воду, что-то стал перед собой нащупывать. Наконец распрямился и осторожно зашагал к нам, разматывая за собой верёвку. Завернув за угол, он пронзительно свистнул - предупреждая всех об опасности, и осторожно потянул на себя верёвку. Она натянулась, и на мгновение показалось, что Букреев борется с какой-то спрятавшейся под водой сильной рыбиной. Наконец верёвка подалась, и сапёр осторожно начал выбирать её на себя. Когда у ног его уже свился целый моток, он осторожно выглянул из-за угла. Метрах в десяти от дома на асфальтовом пятачке лежала мокрая, в разводах жидкой грязи противотанковая мина…
…Букреев старался не смотреть на меня.
- И вот в той колдобине поставили. - Словно бы не замечая его подавленного состояния, деловито сказала женщина, подойдя к следующей залитой водой яме…
Через час группа вернулась к своим. В руках сапёры тащили четыре мины. За улицей до утра остались наблюдать пулемётчики.
В расположении роты состоялся короткий и жёсткий "разбор". "Механ" одной из "бэшек" контрактник Вовка Золотарёв бывший афганец, увидев сложенные на земле стальные "блины", без долгих объяснений двинул пудовым своим кулаком в лицо Букрееву. Тот как мешок отлетел к стене и съехал на землю. Из разбитого рта густо хлынула на подбородок чёрная в сумерках кровь.
- Ты что, сучий потрох делаешь? Да из-за тебя, сучёнок, наши кишки завтра со стен бы соскребали… - Он за грудки поднял Букреева с земли и размеряно, словно боксёрскую грушу, размолотил букреевское лицо, разбрызгивая во все стороны кровь. - Урод ленивый!..
- А ты чего глазками моргаешь? - Отшвырнув, обмякшего Букреева, он обернулся ко второму сапёру. - Тебе, что щуп в задницу надо воткнуть, что бы дошло, наконец, чем вы козлы играете?..
Сапёр, пригнувшись к земле, попытался было юркнуть между Золотарёвым и стеной, но на пол пути поймал глазом золотарёвский сапог и, рухнув на колени, скорчился от боли, заскулил. Но экзекуция на этом не закончилась. Через мгновение он был буквально вздёрнут за шиворот над землёй, и кулаки Золотарёва в два удара превратили его лицо в кровавую кашу.
На шум "разборки" из "бэхи" вылез наш старлей Иваньков с мутными от боли глазами. Шатаясь как пьяный, он подошёл к костру и зачерпнул кружкой чай из кипящего на углях котелка. Утром его сильно контузило. Чечен гранатомётчик как-то смог вычислить комнату, где ротный устроил свой "энпэ", и засадил туда гранату. Взрывом разорвало радиста "срочника" и размозжило голову лейтенанту артиллерийскому наводчику, приданному нам за день до этого от полкового дивизиона. Сам ротный чудом остался жив. Взрывной волной его вышвырнуло из комнаты, контузило и засыпало обломками стены.
Когда мы забежали в комнату, то сначала увидели лишь сучившего в агонии сапогами по полу лейтенанта артиллериста, чья сплюснутая до неузнаваемости голова страшно таращилась на нас чёрными дырами вырванных глаз. Потом в углу под разломанным столом у разбитой радиостанции нашли оплывавшее кровью туловище радиста. Ротного нигде не было и мы решили, что его вышвырнуло взрывом в окно и уже кинулись - было к лестнице, но тут кто-то услышал глухое мычание из под груды битого кирпича.
Когда мы раскопали старлея, стоять самостоятельно он не мог. Его то и дело рвало, из носа и ушей сочилась кровь. Конечно старлея надо было отправить в госпиталь, но он отказался эвакуироваться, пока не пришлют замену. В штабе с ним спорить не стали - после недели боёв из всех офицеров в роте кроме самого ротного оставался лишь лейтенант командир первого взвода - совсем ещё салага, и я - её старшина.
…Старлей молча наблюдал, как Золортарёв мордует сапёров. Он никак не вмешался в происходящее. И правильно! Пусть на своей шкуре узнают, что бывает за такие вещи. Это война, а не игра в песочнице. В другой раз будет наука…
Всё это время женщина молча стояла в стороне.
Я залез в десантное отделение "бэхи" и, вытащив из деревянного снарядного ящика под ногами пару картонных упаковок "сухпая", подошёл к ней.
- Спасибо тебе! Звать-то тебя как?
- …Нинель - Тихо и не сразу ответила женщина, как завороженная наблюдавшая за расправой над сапёрами. Наконец, она оторвалась от этого зрелища и повернулась ко мне:
- Но чаще Монеткой зовут. - Уже опять разухабисто, задиристо сказала она, широко улыбнувшись.
- Почему Монеткой? - Удивился я.
- Фамилия у меня такая. Монетка. А имя сложное - мало кто запоминает с первого раза.
- В общем, выручила ты нас, Монетка. Спасибо тебе. Вот, возьми. - Я протянул ей коробки с "сухпаем". - Всё чем можем! - и сразу почувствовал себя генералом из фильма "Горячий снег". - А после войны сочтёмся. К награде тебя представим. А пока своих накормишь. Муж, дети есть?
При этом вопросе лицо её дёрнулось, словно она услышала что-то страшное, пугающее. Я даже слегка растерялся. "Может быть, погибли?" - мелькнула догадка.
Но она быстро справилась с собой.
- Есть. Два сына. Один в армии. Сейчас служит где-то на Северном Флоте, второй школу заканчивает. А муж пять лет назад с молодухой в Находку сбежал.
- Все живы - здоровы? - на всякий случай переспросил я.
- Слава богу! - Выдохнула она. - Ну, я пошла. Я завтра вас найду…
…Я ещё слегка удивился этим её словам. "Завтра вас найду" - зачем?
Ночью по нам неожиданно отработали чеченские миномётчики. Три мины разорвались прямо в нашем дворе. Пять человек из роты было ранено. Одна мина попала точно в движок командирской "бэхи" и ротный Иваньков, отлёживавшийся в её десантном отделении, получил вторую контузию. "Беха" сгорела. Только по счастливой случайности никто не погиб.
На следующий день вечером Монетка опять появилась на нашей позиции. Как она нас нашла - не понятно. Ведь за сутки мы прошли почти два квартала. Причём не по прямой, а загибая фронт в сторону Сунжи, нацеливаясь на один из мостов через неё.
Я был в полуразбитом кирпичном гараже на совещании, когда она пришла. В пролом стены было видно, как она подошла к костру, где по обыкновению разогревались банки из "сухпая". Солдаты узнали её и усадили на ящик из под патронов, дали кружку с чаем.
К этому моменту нашего старлея уже эвакуировали, и его заменил капитан Снегов - замкомбата второго батальона. Снегов мне не нравился. Сивый, худой, вьедливый. Одно слово - сухарь! Ему в комендатуре служить - самое место или немцев в фильмах про войну играть. Но меня не спросили. Назначили Снегова и всё! Служи и подчиняйся.
- Это что за баба? - Строго бросил Снегов, увидев сидящую у костра среди солдат незнакомую женщину.
- Всё нормально, товарищ капитан! - взялся объяснять комвзвода Надеждин - Наша женщина. Она нас вчера спасла…
- Как спасла? - переспросил Снегов.
- Да вот Юрий Антоныч расскажет - Спихнул на меня объяснение с новым ротным Надеждин.
Я уничтожающе взглянул на Надеждина. Идиот - идиотом! Скоро год как в офицерах, а так ничему и не научился…
Но слово было уже сказано и пришлось вкратце пересказать вчерашнюю историю.
- …Ну, хорошо! А что ей теперь надо? - голос Снегова чуть помягчал, но командирская задиристость в нем не пропала. - Или вы решили её к себе в штатные спасительницы нанять? - уже с ехидцей спросил он.
Я про себя чертыхнулся. Ну, Надеждин, ну, чудило! Неужели непонятно, что в глазах Снегова история со вчерашними минами это не подвиг, а полное раздолбайство сапёров и халатность нас, командиров…