Впоследствии выяснилось, что за две остановки до Владика из автобуса сошёл неприметный гражданин, который и оставил в салоне под задним сиденьем взрывное устройство в пакете.
С этого момента на каждом построении, у всех отрядов на ПВД командиры проверяли жетоны. А руководство мобильника каждый день смаковало Пашино имя всуе и на все лады. Это происходило до тех пор, пока не наступало время смаковать имена других залетчиков.
К счастью для Паши, через некоторое время у местного штабного водителя-осетина неизвестные средь бела дня спёрли из УАЗика, стоявшего при входе в гостиницу, табельный пистолет. Началось служебное расследование и соответственно смакование на разводах заковыристого местного имени. Автоматически якутский отряд попадает в разряд положительных.
Северный Кавказ претерпел много горя и бедствий. Проживают впритык друг к другу великое множество разных народностей. Бывает, на противоположных склонах одной скалы живут кланы, разговаривающие на совершенно разных языках. Основные вероисповедания Ислам и Христианство. С древнейших времён люди научились жить в мире и согласии. Но, как часто бывает в перенаселённой коммунальной квартире, если начался скандал, корень склоки уже никто и не помнит. Но бурление страстей продолжается годами. Именно это и приходит на ум в описании нижеследующего.
Как ни странно в отношении "усугубить" потомки древних скифов, аланы-осетины, оказались куда бесшабашнее якутян. Но в "стельку" - такого не было.
Заступив на службу, они первым делом опохмелялись. Опохмелившись, продолжали что-то праздновать. Как это обычно происходило:
- Ну, что Руха, скажи что-нибудь!
- А, давайте выпьем!
- Вай! Маладэц, Руслан! Хорощё сказал! - И закусывая физонагом, кстати, приготовленным якутянами, - Я твою маму!.. - Все выпивают.
Начинается промывание косточек "отрицательным" калмыкам, которых сменили "положительные" якуты. Вот калмыки - такие-сякие, во всех тонкостях перечисляются их недостатки и прочая, и прочая. И вообще - "Я его маму видал"!
- Ну, что Руха, скажи что-нибудь, как ты умеешь!
- А, давайте выпьем!
- Вай, маладэц! Вот это по нащему! Тваю маму! - Выпивают-закусывают. Если отсутствует Эльгам, начинается промывание косточек ингушскому народу. Вот они такие-сякие, ваххабиты, негодяи-сволочи. Да вы посмотрите только на этого Эльгама, я его маму…! И снова прочая и прочая. В присутствии пьющего с ними Эльгама, ингушский народ тактично не упоминается. А берется к растерзанию, например, "неправильный" народ Южной Осетии. Вот они такие-сякие, не умеют даже разговаривать-то по человечески, слова коверкают, вот мы, сэвэрные, говорим на правильном асэтынском. И опять прочая, и прочая. Сам Эльгам, в отсутствие осетин, обычно поминает во всех плоскостях нехорошими словами братский чеченский народ и этих самых осетин, чьих мам, в свою очередь, он… Но с которыми он впрочем, не отказывался выпивать.
- Ну. Что, Руслан, я твою маму!.. Скажи тост!
Но Руслану приспичило в туалет. Уходит. Разговоры, какое то время по инерции продолжаются. Смакуются на предмет охаивания чеченцы.
Кто-то вспоминает, что пора бы и выпить. Но без тоста как-то неприлично:
- Эй! Арслан! Я твою маму!.. Скажи что-нибудь!
Арслан! встает, откашливается. Торжественно и не спеша, с кавказским достоинством, поднимает эмалированный нуазан:
- В этот прекрасный и радостный день, когда вся природа, окружающая нас, буквально поёт. Когда наши сердца преисполнены радостью жизни, - театрально поднимает руку, - наши достижения и национальные потери, историческая претензия нации, подлежащая реализации, мировоззрение, ориентирующее на достойное и мирное существование среди других народов и на выживание в мире, обильном потрясениями, - всё это, спрессованное в…
- Э, Арслан! Погоди, да? Я твою маму!.. Руха уже идёт.
Арслан обиженно поджимает губы, садится и по инерции всё равно продолжает бормотать что-то про обычаи:
- Ирон агъдауттаэ кокомаэ аразт сты адаэмы зэрдатаэм…
В случае залёта при проверках из мобильника, гордых аланов заменяли. Но они вроде бы особо и не переживали. Вот ингуши за свой пост держались крепко. В Назрани каждый день кого-нибудь из силовиков отстреливают. Никакого желания у ингушских милиционеров служить в родной столице нет. Уж лучше находиться в осетинском поселке на половине ингушских беженцев. Порядок якутянами вроде бы поддерживается. Все более-менее спокойно.
Как-то вечером Герасимыч, пытаясь направить Эльгама на путь истинный, откашлявшись и взяв правильную тональность проповедника, втолковывает:
- Ну, дык вот. Мирадж или аль-исра-ва-ль-мирадж (арабск.) это чудесное путешествие Мухаммеда в Иерусалим и его вознесение на небеса. Согласно преданию, когда Мухаммед спал однажды около Каабы, к нему явился Джабраил. - С мечети донеслось протяжное "У-а-алла-а-ах Уаккибар!" - Совершенно правильно… Эльгам, не спи! Вот, к примеру, взять наших, якутских…
Но тут к ингушскому блоку подъезжает на "жюльке" отдыхавший после смены и проживающий в этом же поселке серьезный взрослый милиционер Муса:
- Герасимыч, там, на речке, у осетин, твои пьяные валяются. Поселковые уже к оружию присматриваются. Если хочешь - привезу. Но я один не поеду, давай своего одного.
Геркон отдает одного бойца. Привозят двоих нерюнгринцев - плотненького, некогда контуженного в Грозном Коленьку "Борисыча" и молоденького Серёженьку. Оба - никакие. Автоматы, пистолеты на месте. Их заволокли, приставили к стенке. Шатаются от сквозняка. Это они так на патруль по поселку ходили, ну, и обессилели. Сереженька в этих местах проходил срочную службу, все ходы-выходы знает. Пытается объяснить ситуацию:
- Герасимыч… Ик… Ты это… Ик… мы культурно, на природе… Ик… С тостами…
Геркон молча шлепает Сереженьку в челюсть. Сереженька, как мокрая тряпка, шмякается об стенку: "Ик!" - и сладко засыпает. Растёт наверное.
Гаврила поворачивается к Борисычу:
- Ну, а ты чевой товой-то?
- А я то че-чевой? Я ниче-чевой! Я т-т-товой-то. - Сокрушённо машет рукой и мирно отправляется спать на кроваточку, - Ч-чевой-то т- тихо тут у вас.
Через некоторое время понадобилась рация, которую носили в патруль. Рации нигде нет. Возникает нехорошее чувство. Если пьянку скрыть от руководства можно, то утерю радиостанции, - никак. Соответственно, и попойка вылезет, а это ЧП. Бойцы звонят Мусе:
- Муса, посмотри, пожалуйста, там, в машине рации нет?
- Нет! Если хочешь, съезжу на речку, посмотрю. - И опять повторяет, - Но я один на осетинскую сторону не поеду, давай одного.
Слава Богу, рация на речке нашлась.
В общем, потрепали нервы Гавриле хорошо, качественно. Надо бы и ответить тем же. Ставит Герасимыч будильник на своем сотовом, на полдевятого утра. Вытаскивает у Сереженьки из разгрузки черный пистолет и прячет его.
Где-то после семи, просыпаются Сереженька с Борисычем, ну прям, как огурчики. По традиции готовят завтрак. Все: "Ля-ля-тополя", - будто ничего и не случилось. Позавтракали. Все лоснятся. Ждут смену. У Герасимыча громко звонит будильник, вытаскивает, выключает, подносит к уху:
- У аппарата. Да… Здравствуйте… Не по… Ствол? - театрально хлопает, как бы непроизвольно, себя по бедру, по кобуре, будто проверяет наличие оружия, поворачивается к бойцам, - Никто пистолет не терял? Сейчас, подождите. - Возникает суета, беготня, проверка оружия, хлопанье по кобурам и по разгрузкам. У Серёженьки, у которого цвет на лице, после смены всех цветов радуги, останавливается на бледно-белом, отвисает челюсть:
- У меня нету!
Герасимыч, уничтожающе глядя на Сереженьку, говорит в трубку:
- Номер, какой? - И уже окончательно высверлив взглядом между глаз Сереженьки большую дырку, повторяет "ответ", - БЦ, один, два, три, четыре? - Серёжа крупно вибрирует: "Ыгы… Ыгы…".
Некоторое время Гаврила, якобы, внимательно что-то слушает. Затем:
- Скока? - Поворачивается к сотрудникам, - У кого есть три тыщи? - Весь интернационал отрицательно мотает головами. - Ладно, у меня есть… Хорошо… За мечетью… Ыгы… Понял, не дурак… Угу… Один… Ыгы… Белая жулька… Всё, иду.
Когда всё утряслось, Серёженька несколько успокоился. Но вопросы то волнуют. Вопросы волнуют всех. И ингушей тоже. Как так, да почему, да откуда номер сотика кто-то из левых знает?
А байка то у пожилого, убогого, немощного и обрюзгшего Герасимыча уже наготове:
- Ну, дык, есть у меня во Владике осетиночка, Жанночка зовут. Врать не стану, лет ей за тридцать. Месяца полтора с ней носки шерстяные вяжем. - Молодёжь восхищённо поцокала языками, - А у неё брат, Бесланом звать. Один раз я его у неё видел. Здесь он живёт, на осетинской стороне. Мент он. В ПОМе вроде как, дежурный. Ну, естественно, кто другой был бы, ствол не отдал бы. А тут я от вас беды, понимаешь, терплю. Беслан звонит Жанночке, ещё раз убеждается, что Гаврильчик, как вы знаете, мужик золотой, стоящий и всё такое прочее. И он, как добрый христианин, рискуя своей жизнью, пробирается к мечети. Вот, собственно и всё, господа. Ну, а ты, Серёженька, застенчивый ты мой…
- А чё эт я застенчивый то?
- Не перебивай старших! - Ингуши синхронно, в знак согласия, мотнули головами. - За стенки держишься часто потому что! - Союзники, кроме Эльгама, который вместе с Борисычем уткнулся в "Лебединое озеро" по каналу "Культура", осуждающе трижды цокнули языками и опять мотнули не по годам мудрыми головами. - Ну, а ты, Серёженька, нехристь, - Мусульмане с явным неодобрением посмотрели на Серёжу, - Товой-то, нехороший ты человек, верю, отдашь с получки. - Выдержав эффектную паузу, Гаврила добавляет - И чтоб на ПВД об этом ни-ни!
"Ни-ни" на ПВД не получилось. Слух об утере рации и оружия распространился по низам буквально до обеда. Об этом Герасимыч узнал, когда к нему шутя-любя кто-то обратился по поводу оптовой закупки вооружения. Ну, а насчёт "отдашь с получки" - история умалчивает.
С тех пор тосты на ингушской стороне произносились только под строжайшим контролем Геркона, к тому времени уже как два года совершенного и законченного трезвенника. Но так как он имел огромадный опыт по прятанью концов в воду, на "усугубление" бойцов смотрел сквозь пальцы. Все равно с этим пагубным явлением бороться бессмысленно. А по великим праздникам, подняв нуазан с томатным соком, иногда даже произносил тосты.
Один из самых красивых тостов Герасимыча был на встрече Нового Года:
- Ну… это… желаю чтоб все… э, как его? Ну. в общем… А! - Даже поднял вверх указательный палец, - Чтобы соображать быстрее!
На осетинской стороне залетов было много и часто.
Так, в одном осетинском поселке, на окраине которого стояла погранзастава, состав поста в центре посёлка сформировался только из молодняка. Якутские пэпсы из Нерюнгри, возомнившие себя чуть ли не спецназовцами, и такие же неопытные, но весьма гордые и горячие осетинцы. Как ни странно, женское население часто обращалось на пост, как в какой-то райотдел милиции, с жалобами на своих подвыпивших мужей. Ребятки ситуацию успешно, с кавказским тактом разрулировали. Ну, да речь не об этом.
После очередного возлияния с красивыми тостами: "Ну, за мир!", "В дружбе народов - сила России!" и "Ну, за содружество родов войск!", долговязый русский парень по имени Игорёк вышел перекурить и заодно посмотреть в бинокль складывающуюся оперативную обстановку.
Вот прошли солдаты-погранцы с мужественными лицами и миноискателями в руках, обшаривающие дорогу на предмет выявления взрывных устройств. Школьники и румяные старшеклассницы в коротеньких юбчонках и белых гольфах.
И вдруг…. Вах! Дефилирует мимо красивая молоденькая осетиночка - рот червлёный, брови союзны, в обтягивающих кожаных брючках, подчеркивающих все прелестные подробности стройного тела. Не дэвющка, а пэсня "На одном плече солнце сияет, на другом Луна блестит"!
На ней Игорёк естественно заостряет своё бдительное око, подкручивает фокус бинокля: "Вобляхмух! Ни х…ссе! Н-на!".
Рядом после сытного обеда попыхивает сигареткой осетин Георгий. Георгий проводит прямую линию от фокуса бинокля до красавицы:
- Ты чево!.. Я твою маму!.. - от крайней степени возмущения у него сбивается дыхание и изо рта выпадает сигареточка, - Ты, чего это на мою сестру смотрищь!?
Игорёк невозмутимо бросает:
- Да пшёл ты! Хочу - смотрю!
Георгий побагровел и вообще задохнулся от возмущения. Таблицу умножения явно не знает, успокоиться не может. Все присутствующие с интересом наблюдают за происходящим - хоть какое-то развлечение. Спектакль, конечно, интересный, но никто не изъявляет желания вмешаться и Георгий, наконец, выдыхает: "Э-эххЪ!!!", - и быстро, поминая Барастыр, уходит за занавес, то есть на задний двор блокпоста, где, эмоционально жестикулируя, разговаривает с кем-то по сотовому телефону. После чего с мстительным блеском в прищуренных глазах и многозначительно поджатыми губами, молча возвращается.
Красавицы давно уже нет, а высокое напряжение, оставленное её появлением, еще искрится в атмосфэре.
Напротив поста с неистовым визгом чёрных колёс тормозит "жюлька". Из неё выходят четверо незнакомых молодых джигитов в милицейской форме и направляются к калитке:
- Эй! Дарагой! Открывай, да?! Щас тебе будет раг рауадзын!
Игорёк, не теряя хладнокровия:
- Пароль!?
- Да я твою маму…! Открывай, давай! Да!?
- Пароль!?
Настала очередь изменить цвет лица и, соответственно, задохнуться от непонятного якутянам негодования всем четверым джигитам:
- Да я сейчас твою маму то-то и то-то! - Двое начинают приподнимать колючую проволоку ограждения поста, двое других:
- И твоего баращка тоже! - Приноравливаются пролезть под ней.
Игорёк на вышке спокойно клацает затвором пулемёта:
- Одной ногой ступите за колючку - стреляю на поражение!
Последнюю фразу джигиты, вероятно, не расслышали, потому что двое из них все-таки делают попытку ступить одной ногой за ограждение. Игорёк двумя солидными предупредительными очередями сбивает боевой пыл союзников, они нехотя отступают к "жюльке". Один из них методично то достаёт пистолет из кобуры, то суёт его обратно.
Поплевавшись на пыльную дорогу, немного постояли, подумали. В бессильной ярости затерли плевки подкованными подошвами блестящих ботинок. После короткого эмоционального совещания, благоразумие все же взяло верх. Решив, что им ещё рано в руахсаг уад, джигиты сели в машину и со словами: "Ну, смотри, нехороший ты человек, такой-то и такой-то, мы тебя ещё встретим! Твою маму!..", - Взвизгнули пыльными колесами и укатили в неизвестном направлении.
Мирное население посёлка дружно начинает названивать по компетентным инстанциям, мол, так и так, здесь у нас война начинается, срочно высылайте танки пятьдесят восьмой армии, вертолёты, истребители и прочая.
Союзники в это время звонят по сотовым телефонам каждые своим командирам с жалобами и предложениями:
Якудза:
- Так, мол, и так, осетины напились, скандалят! Оградите!
Осетины:
- Так, мол, и так, якуты упились, убивают! Спасайте!
В итоге, в срочном порядке на пост прибывает руководство мобильника с врачом для освидетельствования. Врач подаёт команду всем бойцам: "Дышите - не дышите!". Как ни странно, в выдохах не находит ничего подозрительного. Союзники в этом отношении всё-таки проявили боевое содружество и солидарность и предварительно, до прибытия высокой комиссии, свое дыхание облагородили. Но в глубине души подозрение все-таки есть!
Мистер Икс за инцидент с союзниками, на всякий случай, опять получает в штабе толстым оргвыводом по бедной голове, получив дополнительный заряд возмужания. Невозмутимого Игорька, действовавшего строго по уставу и согласно Закону о милиции, прячут от мстительных осетин в ингушский посёлок к Геркону. Где полное взаимопонимание, согласие и спокойствие. Так называемая толерантность в высшем её проявлении.
Пылающего гневом Георгия отрывают от любимой сестры и отправляют подальше, в ссылку, на границу, на осетино-ингушско-якутский пост. На котором осетинские и ингушские милиционеры, скрипя зубами, пытаются проявлять толерантность, а якудза тактично между ними, в качестве прокладки, болтаются.
Якутский СОМ, следовательно, на целую неделю попадает в разряд отрицательных. Положение спасает, только благодаря Эльгаму, ингушский отряд. Якуты переходят в разряд крайне положительных, а вот ингуши…
Питерский блокпост при очередном обстреле понёс потери. Якутский же отряд все беды обошли стороной. Даже заложенный как-то раз у дороги минный заряд сработал уже после того как автобус с нарядом проехал метров пять. Никто не пострадал.
Но как бы то ни было, поставленные задачи всем интернационалом в зоне осетино-ингушского конфликта выполняются. Общественный порядок поддерживается, конфликты в корне пресекаются. По местным обычаям, благодарное население, во время свадеб и поминок присылает на блокпосты обильные угощения. А такое простое и искреннее проявление добрых чувств принято только в отношении либо близких родственников, либо крайне уважаемых людей. Главы администраций обеих сторон в официальном порядке, на высшем уровне, благодарят всех милиционеров и отряды. Никто от этого носы не задирает. И всем радостно, приятно, тепло, сухо и комфортно.
Вот что значит - у кого сила, тот и миротворец.
Когда в отряде шла оживленная суета по подготовке к возвращению домой, мудрый ингушский милиционер Муса изрёк:
- Нет печальнее картины, чем спина уходящего гостя!
До сих пор по праздникам происходит обмен прикольными эсэмэсками между якутянами, осетинами и ингушами.
Письмо
Женщин бывает много, но за гробом идёт одна.
(Поговорка)
Событий происходит много и каждый день. Но за обыденностью и рутиной каждодневной службы всё быстро забывается. Возможно, срабатывает защита перегруженного "шифера".
Где-то на въезде в Кизляр обстреляна машина Краснодарского СОМа - есть потери. В степи у рисового чека стреляли в Сергеича с Гаврилой - жертв нет. Трое якутских сомовцев увезли на родину, в цинковом гробу, тело своего товарища, трагически погибшего прямо у блока. В соседнем посёлке бандитами расстрелян местный участковый. В другом - вырезана семья главы администрации. В Аргуне (Дарго, Грозном, или др. нас. пункте) подорвана машина якутского ОМОНа - есть раненые (нет раненых). И т. д. и т. п. до бесконечности.
Но всё это только фон каждодневного ратного труда.