И вот растянулась эта гусеница примерно на полкилометра. Внезапно под Уралом прогремел взрыв - машину, со всеми там сидящими, хорошо тряхнуло. Урал по инерции проехал несколько метров и… - опять взрыв! На этот раз ударной волной всех выбросило из кузова. Причем Котовский с водителем, уже довольно часто подрывавшиеся на машинах, со словами: "Ну, началось!" - успели выскочить до второго подрыва. Прозвучала длинная пулеметная очередь.
Боец Денис "Мастер" успел заметить откуда стреляли бандиты, вскинул автомат, но тут под его ногами разбрызгались камни - стреляли солдаты со своей же колонны. С матами Мастер прыгнул плашмя в глубокую колею.
Рядом копошились двухметровый "Нечисть" и широкоформатный бывший штангист Леша "Выключатель". Оба они, сопя и кряхтя, выталкивали третьего, желающего укрыться от солдатских пуль сухощавого Сашу "Опера". Получилось так, что Опер прыгнул на них сверху. В итоге Саша, устав их расталкивать, на карачках, оперативно просеменил по ним обоим на свободное место в партере театра боевых действий.
В одиноко стоящем рядом с горной дорогой разрушенном кирпичном здании без крыши и, как позже выяснилось, напичканном минами и растяжками, укрылся Баня Пёдереп - вот он то и вызывал по рации огонь артиллерии чуть ли не на себя. Солдаты идут в полный рост, возбужденные, радостные, кричат друг другу: "Вон, вон - еще один!". Милиционеры из укрытий: "Не стреляйте, - свои!".
Слава Богу, ни одна пуля и ни один осколок никого не достали! Осколками, величиной с лапоть, посекло все рюкзаки и вещи в кузове Урала. Даже бронежилеты, висевшие на бортах машины, разодрались в клочья.
Трое, чудом выживших, контуженных сотрудников ФСБ стали вечными друзьями якутского ОМОНа. Десантники в свой адрес не услышали ни единого слова упрёка и этот случай вспоминался только как очередная хохма. Войсковое братство обрело качество закалённой стали.
Охота
"Против природы не попрёшь".
(Озабоченность).
(Моздок - Грозный - Дарго).
Как уже описывалось выше, цветные картинки и фотографии, вырезанные из журналов с различными красивыми девушками в самых разнообразных жизненных ситуациях ситуациях, размещались озабоченными молодыми людьми в самых невероятных местах. То, что в столовой был выставлен буквально целый стенд с огромными вырезками - об этом уже говорилось. Но и этого мало. Во всех отрядах и подразделениях, как будто все сговорились или была получена установка свыше, похожие красочные картинки имелись в громадных количествах. Если кто-нибудь приходил в гости к соседям в первый раз, среди прочих достопримечательностей ему обязательно показывали картинки со своими "подружками", находящиеся над изголовьем кровати, на внешней и внутренней дверцах тумбочек, на входе, на выходе, в проходе и т. д.
Семейные мужики с просветлевшими и подобревшими лицами рекомендовали познакомиться со своей семьёй, с женой и детьми, чьи фотки висели на самых почтенных местах. А уже потом вели гостя в столовую, где рядом с телевизором в обязательном порядке висели указанные плакаты, на которые, впрочем, уже мало кто обращал внимание.
Среди этого разнообразия печатной продукции частенько мелькают висящие на гвоздях иконки, святые кресты и чётки. Что является, несомненно, крайне положительным фактом и примером достойным подражания.
Ну, так вот, к чему это я? А к тому, что мужику всегда охота! Все эти изображения, видео, фантазии, разговоры и воспоминания крайне отрицательно воздействуют на молодые организмы. Наступает гормональная интоксикация мозга. Хочется высокой любви, полёта! Ан, нет! Не получается - единственная, к примеру, страшненькая медичка из соседнего войскового батальона принадлежит непосредственно командиру. И в ответ на приглашение какого-нибудь крутого молодчика она обязательно обнадёживает: "Ага, щас приду, вот только сегодня банный день, так что придётся несколько подождать, милок". И ждёт её наивный милок, на полном серьёзе, вплоть до прибытия в родные края.
Как-то пришлось Герасимычу столкнуться с тольяттинским ОМОНом по службе. Это было ещё до того, как тольяттинцев сменили самарцы. Если самарцы называли себя иногда добрыми самаритянами, то тольяттинцы - итальянцами. Тоже, кстати, горячие парни. Был у них боец "Максимка", совершенно чёрный кожей и губастый молодой парень с идеально белозубой улыбкой. Любил Максимка иной раз повспоминать на досуге про свои подвиги, приключения и похождения на любовном фронте.
Вполне возможно, что и сейчас он втирает кому-нибудь по ушам, вспоминая следующее описываемое похождение.
Группа из трёх человек вылетела на вертушке в Ханкалу, предварительно подобрав в какой-то дыре одного фэйса. Старший спецбрат являлся временным командиром группы. Оттуда, уже вчетвером, на перекладных и бронепоездом - в Моздок. Сделав все свои дела буквально за неполные сутки вернулись к бронепоезду. Время обеденное, а до отправки состава, со всех мыслимых и немыслимых щелей которого торчат стволы станковых пулемётов и зенитных орудий, ещё целых три часа.
Все уже с первых минут перезнакомились и стали уже чуть ли не родными.
Фээсбэшник, узнав, что Герасимыч из Якутского ОМОНа, первым делом задаёт непонятный вопрос:
- Так это ваши, что-ли, "У Симочки" всю мебель покрушили вместе со славянским шкафом? - И внимательно, гипнотизирующими змеиными глазами наблюдает за ответной реакцией. Причём весь его вид, при этом, свидетельствует о крайней степени подозрительности.
Герасимыч, предполагая, что это вероятно какой-то пароль, не знает что ответить:
- Какая-такая Симочка? Это что, прикол такой?
Разведчик, судя по всему, ответом полностью удовлетворён:
- Ну значит сомовцы ваши… Ну… як-кудза!
Максимка, внимательно выслушав всю эту шпионскую белиберду, без лишних расспросов и предисловий заявляет:
- Охота большой, чистой и светлой любви!
Молодёжь в количестве трёх человек изъявляет полнейшую солидарность в этом животрепещущем вопросе и назначает Максимку, как самого опытного бойца на любовном фронте, временным командиром группы. Убеждённый христианин Гаврила, тем более как представитель морально устойчивого отряда, солидарность не проявляет, но группе разбиваться ни в коем случае нельзя и ему приходится ехать с ними в неизвестном направлении на пойманном микроавтобусе.
В этом месте опять следует сделать небольшое традиционное отступление и прояснить обстановку. Во всех горячих точках и прилегающих территориях, где хоть мал-мальски существуют войсковые подразделения, небывалым цветом на фоне полнейшей безработицы расцветает криминальная малина. В числе прочих воровских и бандитских профессий ярко проявляют себя сутенёрство и проституция. Всякий озабоченный, поймав тачку, найдёт у водителя ответ на любой интересующий его вопрос. И тут же, не отходя от кассы, можно получить всю полную сферу услуг: знакомство, первое свидание, уединение в меблированных комнатах, в зависимости от толщины кошелька на час или более. Причём, возлюбленную можно заказать на любой цвет кожи, национальности и возраста.
Кстати, во всех крупных городах Северного Кавказа - и в Кизляре, и во Владикавказе, и в Грозном, и в Каспийске и т. п. в среде военно-ментовской братии ходит не то легенда, не то байка, о том, как один уже немолодой, но и не старый холостой прапорщик увёз на дембель к себе домой, в Россию, одну такую представительницу. И живут они поживают в любви и согласии уже много лет при полном достатке. Причём сам Гаврила несколько раз лично встречался с этими рассказчиками, которые, в свою очередь, своими глазами видели этого самого прапора. Вот только имена у героя байки при этом были совершенно разные.
Водитель микроавтобуса, внимательно рассмотрев Максимку, вникает в суть проблемы и говорит: "Ща спаю, дарагой!" и из ближайшего телефона-автомата совершает звонок другу. Едут в центр, почему-то останавливаясь на зелёный свет светофора и смело проезжая на красный, подбирают у обочины дороги уже с нетерпением ждущую своего очередного возлюбленного.
Это был сюрпрайз! Высокая, стройная, ноги от ушей, смазливенькая, юбочка-пояс. А самое главное - тоже чёрная! С глазами, олицетворяющими саму невинность, представилась: "Изабель! Здравствуйте!". И тут же подсаживается к Максимке, у которого лицо от нахлынувших чувств, кажется, даже порозовело. Заехали в какую то кафешку, набрали пивца, осетинских пирогов-фытчин. В микрике сразу как-то потеплело и повеселело, небо засинело, солнышко заблестело.
А прошло уже минут сорок. Экипаж опять останавливается у телефона-автомата и теперь уже Изабель совершает звонок подруге. Возвращается и говорит - так мол и так, необходимо ехать в Луковскую, ещё за одной подругой. В Луковской, это историческое название станицы, которая по размеру, населением и строениями является второй половиной Моздока, в машину подсаживается ещё одна жрица, уже иранского происхождения, олицетворяющая собой девственность всего Ближнего Востока. Разве что на востоке за её наряд она и минуты в живых не продержалась бы.
Трепыхая крылышками платной любви, томно представляется:
- Изольда! Ах, какие мальчики! - Заметила серьёзного Гаврилу, - Ой!
Настала очередь найти последнее, третье звено. Гаврила смотрит на часы и робко так напоминает:
- Джентльмены, нам час пятьдесят осталось!
На него тут же один боец и фэйс зашипели:
- Знаем, сам дурак, нам и часа хватит!
Максимка, разве что, великодушно заступился:
- Да ладно вам, некультурные вы люди, пущай сидит. Не мешает.
У какой-то кафешки таксомотор притормозил. Изольда вышла и, энергично жестикулируя руками, стала что-то объяснять стоящей там коллеге с удивительно красивыми персями, кокетливо выглядывающими из декольте. Если обрисовать коллегу даже словом "непорочность" - значит ничего не сказать. Видно, что безгрешность явно не стремится вливаться в коллектив, либо это на самом деле само целомудрие. Тут стремительно подъезжает иномарка с двумя бравыми войсковыми офицерами и непорочность исчезает.
Изабель извиняется за происшедшую заминку: да её, оказывается, типа, уже ангажировали. Небо стало покрываться тучками, солнышко слегка поблекло. Начинает ёрзать на сидении дисциплинированный и серьёзный молодой фэйс, так как, по всем признакам, только он один остаётся без пары:
- Так что, Герасимыч, сколько там у нас время?
Нервозность ситуации передаётся жрицам:
- Да как так, да мы щас мигом третью найдём, вы нас, голубчики, не оставляйте. Дома детей нечем кормить, хлеба, и то, нету!
Герасимыч сочувственно накаляет обстановку:
- Да что вы, голубушки, что мы, нехристи какие? Нешто мы вам на хлеб не дадим. Да хоть сейчас весь автобус булками завалим!
- Дык ведь нам ещё и сутенёру отваливать надо!
- И ему, болезному, хлебушка дадим!
Настаёт черёд ёрзать на сидении Максимке:
- Герасимыч, ты товой-то. Не особо товой-то, успеем ышшо. - От избытка нахлынувших чувств и отсутствия подобающих случаю выражений даже делает попытку порвать на себе штопаную тельняшку. И порвал бы, да ясно, жалко стало.
Герасимыч, которому на всю эту эпопею абсолютно как до утренней звезды, начинает капризничать:
- Значьтак. Везите меня откуда взяли, в смысле на железку, сами делайте свои чёрные дела. Безбожники!
Тут поднялся шум и гам:
- Дык…!!!..Товой-то… итить твою ити…
- Да как это так!…Дык успеем…
- Раскомандовался тут, понимаешь…
- …Да найдём!
Кто-то поставил точку:
- Нас на мякине не проведешь!
Ладушки, машина опять едет в центр. Мальчики с девочками вместе с местным водилой удивляются, что за день такой сегодня не рыбный, ну никогда такого не было в нашей практике!
Над Моздоком встали низкие свинцовые тучи, вот-вот всю команду расплющат. Солнышко исчезло, полил крупный дождь. Максимка стал чернее самого себя. Представительницы двух континентов так и не нашли третью подругу. Группа в итоге кое-как успела до отправки поезда. Но голодающим детям заботливых матерей спонсорская помощь всё-таки была выделена.
Обратно ехали до Грозного. Всю дорогу юнцы охаивали почему-то именно Гаврилу. Иногда шушукались и посматривали на него как на какого-то ведьмака. Да как иначе то? Тема для разговоров найдена и развита, а от этого и дорога короче и веселей.
В разрушенной столице ароматами, витавшими в воздухе и напоминавшими якутский морг, тепло попрощались с фэйсом, который укатил в неизвестном направлении по своим шпионским делам на шикарном бронированном авто. Авто представлял собой грузовой "Урал" с настилом и высокими бортами, сложенными из толстых брёвен. В оконных проёмах стандартно расположились бронежилеты. Подобных машин сновало по всему Кавказу немеряно.
На одном из блокпостов, с где-то подобранной и вывешенной табличкой - "Герои Советского Союза, Ветераны и инвалиды ВОВ, инвалиды детства, ветераны тыла и труда - обслуживаются вне очереди", словили машину и на невероятно большой скорости добрались через разрушенный город до авиапорта "Северный". Аэродром с переломленными напополам воздушными судами огорожен обильно испещрённой пулевыми шрамами бетонной стеной, на которой аршинными буквами написано: "В ДРУЖБЕ НАРОДОВ - СИЛА РОССИИ!"
Там, возле вертушки, произошёл небольшой инцидент с двумя уставшими и хриплыми подполковниками, которые наотрез отказывались пускать в переполненный салон транспорта группу с подозрительным негром. Парни, все-таки что-то им доказали, многозначительно кивая на, ничего не подозревающего старого карьериста в звании старшего лейтенанта - Гаврилу. Комплекцией, ростом и возрастом гораздо поболее подполковников, который, в потрёпанной одежде с большими дырами на коленках, без знаков различия, полулежа на зелёной травке, как у себя дома, безмятежно распивал чаи в солдатской компании и что-то чинно поедал из солдатского котелка. Да и сам экипаж боевого вертолёта, не раз бывавший в Дарго, деловито вставил своё слово.
В Дарго прибыли вовремя. Хотя Максимка намекал ещё в Грозном, что неплохо бы зависнуть на недельку в Ханкале. С целью порыскать там в прилегающих кафешках и госпитале, а пожить можно и у гостеприимных читинцев или, на худой конец, у питерских. Но Гаврила со словами: "Какое кощунство!" - От такой аферы категорически отказался, - "Не приемлю!"
Через полторы недели на винтах этого самого вертолёта, со свежеперебитым пулей датчиком внешнего давления, пришла скорбная весть. Сразу после вылета якутско-тольяттинской команды, через пять минут, в очередную загружаемую вертушку влетела управляемая ракета. Погиб весь экипаж, состоявший из пилота, штурмана, пулемётчика, погибли также один солдат и оба подполковника.
Гораздо позже произошёл трагический случай в Ханкале. Группа якутских омоновцев, прилетевшая из Дарго, уже совершая посадку в Ханкале на вертушке МИ-8 наблюдала, как на высоте примерно двухсот метров была сбита, так называемая, "корова" - вертолёт МИ-26. На борту "коровы" было сто сорок военнослужащих. Сто девятнадцать из них, выбегая из горящего транспорта, подрывались на своих же минах в изобилии расставленных вокруг группировки.
Из двух вертушек боевики выбрали большую по размерам.
Небеса опять содрогнулись от рыданий матерей по всей России. Не дождались мамы своих сыновей - молоденьких солдат и офицеров.
Гриша Белко, мужик ростом метр девяносто, левой ручищей небрежно закинул за плечо полную эрдэшку с пулемётными лентами. Правой, как детскую пластмассовую игрушку, подхватил тяжёлый пулемёт с пристёгнутой бадьёй-магазином. Сплюнул на землю, цыкнул через зубы и сказал:
- Ну, всё! Они попали!
Все, кто видел эти телодвижения, восхищённо спрашивают:
- А кто - они?
Гриша, нахмурив подгоревшие брови и сделав суровые глаза:
- Да кто-кто! Они - волки позорные!
Личный состав отряда, заразившись патриотическими чувствами, срочно изобразил на обветренных и загорелых лицах мужество и непоколебимость. И не мешкая, выдвинулся на зачистку горных посёлков в соседний район. В ту же сторону, над их горячими головами, завихрив концы бандан, пролетели два зелёных крокодила (это не глюки, - это боевые вертолёты "Чёрная акула"). Друзья-товарищи, оставшиеся на базе, растроганно помахали вслед кухонными тряпицами. Дескать: "Уже тоскуем, берегите себя!"
Гриша на днях вернулся из Ханкалы. Привёз на вертушке продукты питания для отряда. Чтобы не шляться без дела, у него встал выбор: a). Лёжа на кровати ковырять в носу; b). Идти на заготовку дров; c). Двинуться на очередную зачистку. Он легко, не задумываясь, выбрал последнее.
В расположении остались наряд по кухне да двое-трое на постах. Все дружно занимались разделкой горной козы, возможно, её имя - газель. Раздобыл её в горах Охотник, будучи на заготовке дров. Ну и естественно, как бывает в таких случаях, байки крутились вокруг да около охоты. Кто-то в Ингушетии лучил с вояками на танке зайцев. Кто-то из крупнокалиберного пулемёта стрелял с БТРа уток в степной половине Чечни. Правда, от уток и зайчиков мало что оставалось. В красках вспоминали, как на днях всем отрядом долбили из автоматов по огромадной стае гусей, пролетавших над располагой. И при этом ни в одного не попали. Охота - это такое дело, что говорить о ней можно бесконечно. Вот об этом то и пойдёт речь ниже.
Восходящее солнце осветило верхушки гор. Заплясали солнечные зайчики со стороны дальних лесов - это чехи передают друг другу свои секретные сообщения. Наверняка что-то про погоду.
В палатке слышно как на посту Антоша Слепков кричит:
- Братва! Наши идут!
Все вышли встречать героев дня, как-никак хоть какое-то событие. Само событие разглядывает в бинокль и комментирует Антоша:
- Вот вижу оголодавших, с измождёнными лицами, но, смею вас заверить, непобеждённых соратников. Кто ж их победит то? - сам себя спрашивает Антоша и тут же отвечает, - Не быть тому! Слева нас - рать и справа нас - рать!..Интере-есна! А кто это идёт замыкающим? С таким пижонским красным галстуком? Ась? Неужели Гриша? - Антоша подправляет фокус бинокля, - Прошу прощения, господа, это не галстук. Это его язык!
Приволочился бородатый отряд и самым последним, без оружия и без бронника, истерзанный безжалостными горными дорогами, Гриша. Его груз ещё в дороге распределили между собой бойцы.
Тема для разговоров со смакованием нашлась надолго. Бедный Гриша, с первых дней не разработавший мышцы своих ног по причине выбивания в Ханкале для неблагодарных товарищей калорий, потерял покой и сон.
Покой и сон вернулись к Грише в тот момент, когда означенные покой и сон потерял Гаврила. Цепочка событий следовала таким образом.
Почившая газель дала благотворный толчок для развития охотничьей мысли. И однажды тёплым, ласковым вечерком, Гаврила, валяясь на кровати, предварительно задумчиво поковырявшись в носу, двигает идею:
- Братцы, а не получить ли нам горного зайчика фонарями?
Это был сигнал к действию.