* * *
...Уже больше месяца на железной дороге действовала группа Юрия Лихоноса. Из-за плохого зрения в армию его не взяли, и Юрий поступил учиться в энергомеханический техникум. Перед самой войной он закончил его, но работать почти не пришлось. Юрий не хотел служить оккупантам. Несколько месяцев он скрывался дома от облав, боясь быть отправленным в Германию.
Однажды подруга его сестры Валентина Гец познакомила Юрия с Константином Афоновым, который после нескольких встреч привел его к Василию. Они быстро нашли общий язык.
- Мы вас проверили, товарищ Лихонос, и решили принять в подпольную организацию, - сказал Василий. - Вы живете возле вокзала, поступайте работать на железную дорогу. Там и будете руководителем подпольной группы, только ее организуете сами. Присматривайтесь к людям, подбирайте надежных товарищей.
- Я согласен. Выполню все, что мне прикажут.
- Вот и хорошо.
В присутствии Константина и Василия Афоновых Лихонос подписал клятву. А через несколько дней он уже работал сцепщиком в железнодорожном депо.
Поначалу в его группу вступили машинист Владимир Рубан, слесарь Андрей Корсаков, машинист Илья Лунев. Для связи со штабом Василий Афонов назначил Ивана Ковалева, которого пристроили кладовщиком в топливный склад при железной дороге.
Со временем группа Лихоноса разрослась до двадцати четырех человек. Работы хватало на всех. По заданию центра выводили из строя подвижной состав, в паровозные буксы засыпали песок, обливали кислотой медные трущиеся детали, затягивали ремонт немецких локомотивов.
Подпольный штаб Таганрога поставил перед железнодорожной группой особую задачу: любыми способами срывать немецкие перевозки, препятствовать движению эшелонов к фронту, создавать пробки на перегонах.
К этому времени Юрий Лихонос работал уже помощником машиниста у Ильи Лунева. Вместе водили они поезда на отрезке Таганрог - Батайск. Дорога была одноколейная, и длительная остановка состава в пути рождала заторы на железнодорожных станциях. Старый, опытный машинист Лунев предложил подпольщикам выпаривать воду из паровозных котлов. Несмотря на опасность взрыва, советские патриоты мастерски справлялись с этой задачей.
Локомотивы быстро выходили из строя и часами простаивали на перегонах, закупоривая железнодорожную магистраль.
Связной железнодорожной группы снабжал Лихоноса листовками "Вести с любимой Родины". Однажды он принес их целую пачку и, забравшись на паровоз в будку машиниста, стал читать Юрию очередную сводку Советского Информбюро. Неожиданно в дверях показался немецкий офицер. Немец увидел листовки, достал пистолет и, тыча им в грудь Лихоноса, стал что-то кричать. Он протянул уже руку, собираясь отобрать листовки, когда Иван Ковалев схватил тяжелый колосник и с силой опустил его на голову фашиста. Даже не вскрикнув, офицер повалился навзничь.
Парни переглянулись. Только теперь осознали они грозившую им опасность. Каждую минуту могли появиться немцы, сопровождающие поездные бригады. Не теряя времени, Юрий Лихонос подобрал пистолет, извлек из карманов убитого документы, сорвал с мундира железный крест и потянул труп к топке. Иван Ковалев мигом понял товарища. Распахнув дверцу, он заглянул в топку и ринулся помогать Юрию. Вдвоем подхватили они безжизненное тело фашиста и, бросив его на раскаленные угли, принялись шуровать лопатами.
"А что, если немцы хватятся, если догадаются, куда исчез офицер?" - думал каждый из них. Капли пота застилали глаза, но они продолжали кидать и кидать в топку уголь. На паровоз поднялся машинист Илья Лунев с путевым листом, а вслед за ним на лестнице показался немецкий фельдфебель.
- Шнель, шнель, - потребовал он.
На путях, ожидая паровоза, стоял эшелон с ранеными гитлеровцами.
Уже в дороге Лунев несколько раз недовольно морщился и ворчал на помощника за то, что тот нагнал столько пару. Лихонос отмалчивался. Лишь на остановке, когда немец ушел на станцию, Юрий рассказал Луневу о случившемся.
- Надо прочистить топку, - посоветовал тот.
Вечером, перед заходом в депо, топку прочистили. К великой радости Лихоноса и его друзей, немец сгорел дотла. В угольном шлаке не удалось обнаружить даже пуговиц - все поглотил огонь...
Василий Афонов и другие руководители таганрогского подполья мечтали о настоящей, крупной диверсии на железной дороге.
...На очередном совещании штаба Николай Морозов, Петр Турубаров, Константин Афонов и Максим Плотников вызвались подорвать вражеский эшелон. Предложение было принято, план операции утвердили единогласно. На подготовку ушло несколько дней. Мину и толовые шашки раздобыл Георгий Пазон.
Ясной, безоблачной ночью, когда звезды выстлали Млечный Путь, подпольщикам удалось подложить мину под небольшой железнодорожный мостик через канаву. С замиранием сердца ждали они звука приближающегося поезда. Вдали прогудел паровоз, послышался нарастающий стук колес. Ближе... еще ближе... И вот мост взлетел на воздух под головной платформой мчавшегося состава. Грохот и скрежет металла гулко покатился в степь. Через минуту крики, вопли, стоны немецких солдат и офицеров взбудоражили тишину.
Сотни убитых фашистов, груды покореженной техники остались валяться у полотна дороги.
Возвращаясь в город, подпольщики набрели на линию высоковольтной передачи. И вдруг, словно током, пронзила Максима Плотникова мысль: "Вот он, ключ ко всем заводам". Помня наказ Василия, Максим ломал себе голову, как устроить диверсию на комбайновом заводе, где ремонтировались немецкие танки. Теперь задача была решена.
- Послушай, Николай! - тихо обратился он к Морозову. - А что, если рвануть высокое напряжение, заводы ведь остановятся?
- Молодец, Максим! - поддержал его Константин Афонов. - Одним махом можем заводы прикрыть...
- Правильно. Над этим стоит подумать! - одобрил Морозов.
Следующей ночью несколько массивных опор высоковольтной линии было взорвано. Больше недели простояли без электроэнергии действующие заводы Таганрога. В цехах без дела покоились те самые танки и самоходные артиллерийские установки, которых так не хватало немцам на берегу Волги.
* * *
Николай Морозов готовил воззвание к жителям Таганрога. Уже второй день не выходил он из своей землянки, сочиняя текст будущей листовки. Только здесь, в привычной обстановке, сидя на жестком топчане, мог он спокойно собраться с мыслями, обдумать каждое слово.
Николай уже исписал половину ученической тетради, но не хватало чего-то очень важного, главного. Он грыз кончик карандаша, вычеркивал слова, надписывал сверху другие, потом рвал листы и начинал писать снова. Наконец последний вариант текста пришелся ему по душе. Он перечитывал его во второй раз, когда у входа в землянку послышались чьи-то шаги.
- Проходите сюда. Он, наверно, здесь, - услышал Николай голос брата и спрятал тетрадку под матрац.
Вслед за Виктором в землянку спустился Сергей Вайс. Николай с трудом узнал его. Вместо красивых волос, всегда зачесанных на пробор, голова Вайса была острижена наголо, глубоко посаженные глаза ввалились еще больше, на щеках выпирали скулы.
- Здравствуйте, - робко проговорил Сергей.
Вайс перед войной работал в конструкторской мастерской Дворца пионеров. Частенько встречались они тогда с Николаем. Сергей превосходно умел мастерить модели самолетов и учил этому делу других ребят.
- Сережа! Какими судьбами тебя занесло? Откуда? - спросил Морозов, радостно вставая ему навстречу. - Говорили, что ты в Германии.
Сергей только махнул рукой.
- Ладно, садись, рассказывай.
Николай освободил край топчана для Вайса. Сергей сел, закашлялся надрывно, вытер платком губы, глянул Морозову в глаза.
- Сейчас расскажу. Только вспоминать жутко... Попал я зимой в облаву. Не успел опомниться, как вместе с другими меня в теплушку втиснули. Под ногами колеса выстукивают, тоска души гложет. Народу в вагоне - тьма, а всю дорогу молча проехали.
Привезли нас в Лейпциг. Меня чернорабочим на паровозном заводе поставили. И еще нескольких ребят туда же. Жили мы в лагере, за колючей проволокой. Кормили два раза в день, утром и вечером, и всегда супом из картофельных очистков. Через месяц мы на себя не походили. А работали с четырех утра и до десяти вечера. Только ночью до лагеря добирались. - Сергей опять с присвистом закашлялся. - Мастер у нас там был немец. Тот прямо говорил: "Все равно вам будет капут". Кое-как до весны дотянули и с одним хлопцем бежали из лагеря. Почти неделю шли по лесам и горам. Ночами на огородах картошку выкапывали. А раз утку словили. Некогда было жарить. С голодухи почти сырую с костра сняли да так и съели.
Потом поймали нас, узнали, что мы беглые, и отправили в новый лагерь. Кругом топи, болота, а мы с рассвета и дотемна горячий шлак грузим. От него по телу у всех язвы. Там я чахотку и заработал. Немцы больных домой отправлять начали. Некоторые руку на рельсы клали, чтоб вагонеткой оттяпало, только бы вырваться. Меня, как чахоточного, тоже домой повезли. Вот и приехал к матери. Две недели дома отлеживался. А теперь к вам пришел. Не могу я спокойно жить. Вовек им каторги не забуду...
- А не испугаешься, не побоишься опасности?
- Чего мне бояться? Туберкулез у меня, все одно жить недолго осталось.
"Да... - задумался Николай. - Сколько покалеченных жизней".
Он глубоко вздохнул:
- Хорошо! Познакомлю тебя с настоящими ребятами, вместе будем бороться.
Морозов встал. Поднялся и Вайс.
Было слышно, как на улице по жухлой листве шелестит дождь.
Николай взял Сергея за плечи, заглянул в глаза:
- Ты Юру Пазона знаешь?
- Конечно, вместе учились.
- Помнишь, где он живет?
- Адрес забыл, а так помню.
- Как считаешь, парень он стоящий, довериться можно?
- Во всяком случае, был настоящим парнем...
- Будешь работать с ним, понял? От него получишь первое задание. Встретишься с ним завтра.
Сергей молча кивнул.
* * *
Свой радиоприемник у подпольной организации был, теперь понадобился передатчик. Это дело также поручили Данилову. Снова целыми днями он бродил по городу, заглядывал в различные мастерские, заводил знакомства на немецких складах. А ночами просиживал над чертежами и схемами, паял, прилаживал, снова паял...
Передатчик необходим был к Новому году, срок задания истекал. Однако, несмотря на все старания Данилова, и половина нужных деталей еще не была найдена. Работа не клеилась. Василий нервничал и торопил его.
Однажды Данилов поделился с Морозовым своими огорчениями, рассказал о трудностях, с которыми столкнулся при розыске нужных деталей. Николай обещал помочь. Вскоре молодежные группы Турубарова и Пазона получили задание тоже подыскивать радиолампы, контуры, клеммы и провода различных сечений.
После безуспешных поисков Анатолий Мещерин предложил с оружием в руках напасть на немецкую радиостанцию и добыть детали в бою. Но Пазон и Кузнецов отвергли этот сумасбродный план.
- Лучше не выполнить задания, чем погубить и людей, и дело, - заявил Толе его друг Николай Кузнецов.
- Ты же клятву давал! - закричал ему Мещерин. - А там ясно сказано: буду смел и бесстрашен в выполнении даваемых заданий.
- Смел и бесстрашен, это правильно, - спокойно вмешался Пазон. - Только при этом с умом надо действовать. Что толку, если нас постреляют, а потом начнут доискиваться, кто и зачем. Так все подполье провалить можно. К тому же без решения центра такую операцию мы проводить не имеем права.
Пазона поддержали и остальные. Они, как всегда, собрались на квартире Нонны Трофимовой. Кроме Пазона, Мещерина, Кузнецова и Нонны, здесь были Анатолий Назаренко, Виталий Мирохин, Рая Капля и Сергей Вайс.
К этому времени по рекомендации Морозова Вайс уже был принят в подпольную организацию. Он прекрасно владел немецким языком, и Василий Афонов поручил ему знакомиться с немцами и выяснять номера частей, в которых те служат.
Вайс начал работать в группе Пазона, но постепенно связывался и с другими подпольными группами.
Смелость и страстность характера, лютая ненависть к фашистам, упорство помогли ему быстро завоевать авторитет среди товарищей. Подпольный центр отметил его незаурядные организаторские способности. Вскоре он стал одним из руководителей городского подполья.
Под руководством Вайса было проведено несколько сложных "идеологических операций". По его настоянию подпольщики связались с русскими "добровольцами", служившими в гитлеровской армии.
Несколько "добровольцев" после бесед с подпольщиками, стремясь искупить свою вину перед Родиной, дезертировали из немецкой армии, предварительно достав для подпольщиков оружие и необходимые для передатчика радиолампы. Шаг этот был рискован, но принес свои плоды.
Любым способом старался Сергей нанести удар ненавистным врагам, обмануть их, перехитрить. В дерзких выдумках и хитроумных планах он был неистощим.
Вскоре по заданию Вайса фельдшер Александр Первеев начал создавать подпольную группу среди медицинских работников первой городской больницы.
* * *
Как-то вечером Николай Морозов привел к Василию невысокого коренастого человека.
- Вот, знакомься! С настоящим партизаном к тебе заглянул! Завтра утром уходит обратно в Азов.
Василий посмотрел на гостя.
- Алексей Козин, - представился тот, пожимая Василию руку. - Привет вам от товарища Сахарова.
- Это какой же Сахаров?
- Василь! Неужели не помнишь? Иван Сахаров в двадцать девятом да в тридцатом году был у нас секретарем горкома комсомола. Небось, ты при нем и в комсомол вступал... - сказал Морозов.
- А... Как же, конечно, помню Ивана Трофимовича. А теперь он где?
- У нас в Азове партизанским отрядом командует. Он меня и послал в Таганрог наведаться, а заодно поручил товарища Морозова разыскать. Ему о нем сам Ягупьев рассказывал, секретарь обкома партии, - пояснил Козин.
- Молодец, что нашел Морозова, - обрадовался Василий. - Теперь мы с вами вместе действовать будем. Вы связаны с той стороной?
- Да, у нас связь налажена. Возле вас в Неклиновке еще отряд есть. "Отважный два" называется. Я товарищу Морозову уже рассказывал... Командир отряда просил, если разыщу в Таганроге подполье, непременно о месте встречи договориться. Тогда наши люди к вам приходить будут.
- Сейчас же и договоримся. Вот адрес явки: Перекопский, два. И пароль: "Есть на вашей улице сапожная мастерская? Нужно починить сапоги" И ответ: "На нашей улице нет. Есть на соседней". Запомнил?
- Запомнил. - Козин четко повторил адрес и пароль.
- Ну что ж... мне пора, задерживаться не буду. - Он направился к двери и стал надевать пальто.
- Да, главное дело сделано, - сказал Василий. - Ты передай мой личный привет товарищу Сахарову. Он меня должен помнить... Скажи ему, что теперь с вами мы вдвойне сильнее стали.
- Обязательно передам, товарищ Василий!
- Ну-ка, адрес явочной квартиры еще повтори... - озабоченно попросил Василий.
Козин рассмеялся и снова повторил адрес и пароль.
- Точно. Пусть туда приходят. Чем можно - всегда поможем... А вы нам... Пусть Сахаров о нас на ту сторону сообщит. И этот адрес укажет для связи.
Прощаясь, Козин пообещал вскоре вновь наведаться в Таганрог.
X
Смрадный дым, пепел и гарь от полыхавших станиц носились над выжженной степью. Словно жирные гуси, плыли по небу немецкие бомбардировщики. В клубах густой пыли шли по донским большакам колонны фашистских танков, ползли вереницы румынских обозов, вышагивали нестройные ряды пехотных частей - все это двигалось на восток, наполняя необъятную ширь земли ревом, гомоном, грохотом артиллерии.
В первых рядах наступающей немецкой армии прорывала русскую оборону и 111-я пехотная дивизия генерала Рекнагеля. При форсировании Дона дивизия хоть и понесла значительные потери, но прочно закрепилась на занятом плацдарме и обеспечила дальнейшее продвижение к Волге. За это полковник Рекнагель стал генералом.
По стопам дивизии в потрепанном штабном автобусе катился и Вилли Брандт со своей группой тайной полевой полиции. Однако в немецких частях работать ему почти не приходилось. Дезертирство сейчас было не в моде. Приближая "победоносное" завершение войны, солдаты фюрера рвались в бой, тесня разрозненные дивизии Красной Армии. И Брандт возложил на себя карательные функции в отношении местных жителей.
Он вешал и расстреливал коммунистов, назначал старост, инструктировал предателей, допрашивал военнопленных. Он устал. Устал от нестерпимой жары, от въедливой пыли, от беспрестанного движения к отступающему горизонту, от допросов с пристрастием, от стонов и слез, от гула и скрежета войны.
Потому-то так обрадовался Брандт, когда дивизию генерала Рекнагеля вывели в резерв группы армий и расположили на отдых в районе города Калача. Брандт с наслаждением вдыхал степной аромат нескошенных трав, вспоминал размеренную жизнь в Таганроге и русскую девушку по имени Нонна.
Ему казалось, что до окончания войны уже не так далеко, и он не мог понять русских, которые продолжают бессмысленное сопротивление. Однако вскоре с берега Волги стали поступать неутешительные вести. В Сталинграде немецкая армия наткнулась на стойкую оборону.
На одном из совещаний генерал Рекнагель сообщил офицерам, что бои идут за каждую улицу, за каждый дом. Не называя цифр, он рассказал о больших потерях, которые понесла армия Паулюса.
Ночью дивизия была поднята по тревоге и двинулась к фронту. На окраинах Сталинграда с ходу ее бросили в бой.
Брандт не участвовал в штурме. И хотя кое-кто из офицеров поговаривал, что это последняя агония русских перед окончательной капитуляцией, Вилли уже не тешил себя надеждами. В доверительной беседе сам генерал Рекнагель признался ему в невосполнимых потерях, которые понесла дивизия за последние дни боев.
Брандт был фаталистом. Кроме фюрера, он верил в судьбу, верил в приметы. Вспоминая минувшую зиму, он загадал: "Если до первого снега русские не сдадут Сталинграда, война будет долгой". И снег не заставил себя ждать. Не прошло и недели, как замело, забуранило все вокруг. В белый саван укуталась степь. Тем чернее был над Волгой дым горящего города.
Солдаты доставили к Брандту пленного русского лейтенанта. Всю свою злобу выместил Вилли на нем. Он хлестал его по лицу и бил ногами, пока тот еще шевелился. Потом приказал запереть в сарай. Только на другой день Брандт приступил к допросу. И странно, лейтенант рассказал все, что знал.
Николай Мусиков без особого принуждения назвал номер части, аэродром, где базировались советские истребители, фамилии командиров. Вилли даже пожалел, что так жестоко избил его вчера.
- Поедешь в обычный лагерь военнопленных. Будешь выявлять комиссаров и коммунистов. Этим заслужишь право на жизнь, - сказал он на прощание.
Когда Мусикова увели, Брандт сделал особую пометку на его документах и принялся читать донесения своих агентов. В них перечислялись крамольные разговоры солдат великой Германии. Увы, теперь под Сталинградом нашлась для Брандта работа и в немецких частях. Боевой дух германских солдат падал. "Густав Шметке говорил Гансу Вильдену, что если бы не занесенные снегом степи России, то он давно бы сбежал из этого ада", - сообщал один из доносчиков. Другой писал о Карле Керере, который заявил, что больше не верит в силу немецкого оружия и не хочет гнить в русской земле из-за глупости Адольфа Гитлера.