- А я вообще детдомовский, ни отца ни матери не помню. Спасибо товарищу Дзержинскому, устроил колонии для таких, как я, оборванцев. Вот в такой колонии и вырос. Вы идите за мной, товарищ комиссар, - продолжал он, обходя пепелище. - Сейчас я старуху эту кликну. Авдотья! Авдотья Степановна! - послышалось через минуту из-за разрушенной, обгоревшей трубы. - Ты слышишь меня? Это я, капитан Сверчков, признала? С тобой комиссар из Москвы поговорить хочет. Так что с печки слезай, давай, помогу, - в ответ что-то пробубнили по-старчески неразборчиво. - Катерина Алексеевна, здесь она, - Сверчков высунулся из-за трубы, - жива-здорова. Ты бы хлебушка покушала, мать, - предложил он погорелице. - Я вот принес полкраюхи.
- Что ж, идем, лейтенант, - Белозерцева обернулась к Лизе. - Может, удастся разговорить эту Авдотью, узнаем что-нибудь о твоей сестрице. Так говоришь, Авдотья Степановна? - переспросила она Сверчкова, когда они приблизились.
- Так точно, товарищ комиссар, - подтвердил тот. - Авдотья Степановна Краснова, учетчица из колхоза "Заря коммунизма", местная жительница, из всех документов у нее только эта книжица колхозная и сохранилась, но в ней все верно, я проверял.
- Это хорошо, что проверяли, капитан, - ответила Катерина Алексеевна задумчиво, - Авдотья Степановна, поговоришь со мной? - она наклонилась к старухе.
Та сидела на деревянном чурбаке с обгорелыми боками, который подложил ей энкэвэдэшник, маленькая, сгорбленная, закутанная в черный, в темно коричневых заплатах, платок. Голова ее была опущена и время от времени вздрагивала. Словно и не услышав Белозерцеву, она что-то проговорила, глядя себе под ноги.
- Что говоришь-то? - Белозерцева тронула ее за плечо. Старуха вздрогнула. Подняла голову. Лицо ее было узенькое, сморщенное, под черным краем платка - выцветшие глаза навыкате, запавшие щеки дрожат.
- Убили, всех убили, - теперь уж более различимо проговорила она. - Всех убили, ироды. И Ванюшку, и Сашку, деточек моих, и Марфушку, ей всего пять годков исполнилось…
- Авдотья Степановна, вы Остаповых помните? - спросил ее нетерпеливо Сверчков, - Остаповых, соседей ваших? Что с ними стало? Вот товарищ комиссар интересуется, - он указал на Белозерцеву.
- Остаповых? - переспросила старуха едва слышно, Лиза затаила дыхание. - Остаповых, - слезящиеся, красноватые глаза Авдотьи заморгали, потрескавшиеся губы вздернулись. - И их убили, - проговорила она, снова опустив голову. - и Мишку Остапова, и Анну, жену его, и внучика Митьку.
- А девушка, девушка у них жила? Она на каникулы к Остаповыми приехала. Натальей звали. Не помните? - спросила Белозерцева и бросила взгляд на побледневшую Лизу. Старуха помолчала, потом сказала все так же вяло и бесцветно.
- Помню, из Ленинграда она приехала. Коса толстая у нее была, как у меня когда-то в молодости. Веселая девица, красивая. Тоже убили, - она всхлипнула громко, словно что-то надорвалось у нее внутри. - Всех убили. И девицу ту. Тоже.
- Неправда! Я не могу поверить! - Лиза стиснула руку Орлова, ее колотила дрожь, слезы, как она ни старалась сдержать их, катились по щекам, их сбивало ледяным ветром. - Я не верю, - еще раз повторила она и пошатнулась.
Сверчков бросился, чтоб поддержать ее, но Орлов успел скорее, обнял повернув к себе:
- Не плачь, не плачь, - приговаривал, сам понимая, что все утешения бесполезны.
- Отведите ее в машину, лейтенант, - проговорила мрачно Белозерцева. - Я сейчас приду. Вот только с капитаном еще потолкую.
- Я не верю, этого не может быть, - пока Орлов вел ее к дороге, Лиза говорила и говорила, все одно и то же, сама не слыша собственного голоса. - Не может быть, чтоб вот так, вот так одна, совсем одна.
- Теперь все может быть, - вздохнул Орлов и распахнул перед ней дверцу машины. - Садись, погрейся. Все может быть, Лизок. Столько вокруг горя, что уж ничему не удивляешься. Только ты не одна, я с тобой. Пока не убили.
- Господи, Алексей, что ты говоришь! - воскликнула Лиза, стирая рукавицей слезы с лица, и отвернулась от него. Мелкая пороша билась в стекло.
- Я бы на твоем месте, Елизавета Григорьевна, расстраиваться не торопилась, - дверца машины хлопнула, Лизу обдало холодным, морозным воздухом, Белозерцева села рядом с шофером. - Может статься, что от собственного горя у старухи все в памяти перепуталось, шутка ли сказать - две дочки и три внука погибли, да так, что и хоронить нечего - по кучке пепла только осталось. Мне капитан Сверчков доложил, что в сентябре сорок второго, когда немец на Сталинград шел, они в оцеплении у этой же самой Колочовской - Красноармейской стояли. Приказано было ни шагу назад, так они всех дезертиров, кто с фронта бежал, огоньком здесь встречали. Так вот, все, кто оружие держать мог, при отступлении с нашей армии ушли, это Сверчков точно знает. Кроме того, в Колочовской дивизионный госпиталь находился почти с неделю, так многие из здешних девчонок в добровольные помощники пошли, санитарками. С госпиталем и ушли из Колочовской дальше к Сталинграду. Так что когда немец пришел, тут разве что старики-инвалиды да старухи вроде этой Авдотьи, которая хозяйство свое бросить побоялась, несколько баб да детишки малые остались. Я к тому это говорю, - Белозерцева повернулась к притихшей Лизе, - что Наташа вполне могла в медсестры поступить или уйти с заградотрядами НКВД или с какой-нибудь частью отступающей. Ты не отчаиваяйся, - она протянула руку и прикоснулась к Лизиной щеке, - теперь Паулюса пленили, Манштейна отбросили, порядка больше будет. Может, и выяснится, где Наташа находится. Я тебе обещаю, как только вернусь в Москву, постараюсь навести справки поточнее, чем свидетельства этой старухи Красновой. А ты жди. Договорились? Веришь мне?
- Верю, Катерина Алексеевна, спасибо, - Лиза всхлипнула, но голос ее прозвучал спокойнее.
- Вот и славно, - заключила Белозерцева и, обратившись к шоферу, приказала: - На обратном пути поезжай вокруг.
- Но это опасно, Катерина Алексеевна, - запротестовал тот. - Еще снарядов неразорвавшихся, мин полно.
- Мне Сверчков доложил, что саперы уже поработали на славу, так что не бойся, - успокоила его Катерина Алексеевна. - К тому же там везде регулировщики, даже если захочешь, на непрочесанное место не пустят. Езжай по флажкам.
- Ну, как скажете, - сержант пожал плечами.
Выбивая снег колесами, машина тронулась. Сзади заурчала машина с охраной. Склонившись к окну, Лиза смотрела на тающие вдалеке обгорелые печные трубы Колочовской. Она столько времени стремилась сюда, столько раз думала и передумывала планы, как пробраться в станицу и узнать хоть какие-нибудь сведения о сестре. Сколько раз воображала себе самое невероятное - Наталья жива и она обязательно встретит ее, надо только попасть в Колочовку. Именно это казалось самым трудным. И вот - попала. А Колочовки-то и нет. И Натальи тоже нет. Жива ли она?
- Остановись, - донесся до нее голос Катерины Алексеевна.
- Где остановиться? - не понял шофер.
- Вот здесь и остановись, - приказала Белозерцева недовольно.
- Прямо на дороге, что ли?
- Прямо на дороге.
- Слушаюсь, - сержант нажал на тормоз, машина встала.
- Подождите меня минуточку, - повернувшись к Лизе, попросила Белозерцева. Распахнула дверцу, вышла из машины.
- Куда это она? - Орлов, не понимая, пожал плечами. Но Лиза, хотя и догадалась, ничего не ответила ему.
Вокруг расстилалось белое, снежное поле, кое-где виднелись красные флажки ограждений. Проваливаясь по колено в снег, Катерина Алексеевна ушла довольно далеко, ветер рвал полы ее белого полушубка, она придерживала рукой шапку на голове. Постояла недолго, всего-то несколько минут. Но когда вернулась, Лиза увидела слезы в темно-фиалковых, усталых глазах комиссара. Белозерцева села в машину, захлопнула дверцу.
- Поехали! - приказала она сержанту, но голос ее прозвучал как-то глухо, надрывно. Через несколько минут добавила, обращаясь к Лизе: - Здесь погиб мой Гриша. Я часто приезжала сюда до войны, так что в этой степи мне знакома каждая травинка. Здесь он погиб, - повторила она с грустью. - Но никто уже не помнит об этом, ничто не напоминает, только я помню, пока жива. И его самого, и станицу Колочовскую, и Александровский сад под Вологдой. - Она замолчала.
- А кто погиб-то? Я не понял, - тихо спросил Орлов, наклонившись к уху Лизы.
- Муж Катерины Алексеевны, - ответила та и тут же недовольно заметила: - Вообще, это тебя не касается.
Спустя две недели Лиза серьезно заболела. Известие о том, что Наташи больше нет в живых, ее убили каратели в Колочовке, как Лиза ни гнала его от себя, помня о надежде, которую внушила ей Белозерцева, все-таки оказалось слишком тяжелой ношей. Легкая простуда, которая в иных обстоятельствах исчезла бы бесследно за несколько дней, развилась в пневмонию. Лизу отвезли в госпиталь с высокой температурой. Она вернулась в часть только спустя три месяца. Орлов сразу показал ей письмо, которое пришло накануне. Только взяв его в руки, Лиза сразу поняла, из Москвы. От Белозерцевой. Вскрыв письмо, прочла первые строки, и сердце ее замерло. "Помня о своем обещании, Лиза, я навела все необходимые справки и могу порадовать тебя, девочка моя. Твоя сестра Наташа жива. Сейчас находится при генерале Ватутине, служит, как и ты, переводчицей. Номер полевой почты … Очень рада за тебя. Симаков шлет тебе привет. Он помнит и хлопочет. Скоро узнаешь". И подпись - Екатерина Белозерская. Не Белозерцева, а Белозерская. Екатерина Алексеевна Белозерская… Прижав письмо к груди, Лиза в растерянности опустилась на стул.
- Ну, что? Что там? - встревоженно спрашивал Орлов, заметив, как она побледнела.
- Это Катерина Алексеевна прислала, - произнесла Лиза, едва выговаривая слова. - Она нашла Наташу. Наташа жива. Наташа жива, я не могу, у меня нет сил, - закрыв лицо руками, Лиза разрыдалась.
- Ну, поплачь, поплачь, - Орлов обнял ее за плечи, прижимая к себе. - От радости можно и поплакать, не запрещается. Что же выходит, воевали рядом, а друг о дружке не ведали ничего?
- Выходит, так, - кивнула Лиза, - если бы не Катерина Алексеевна, я так и думала бы, что Наташу убили в Колочовке.
- Так чего ж медлить? - Орлов легонько подтолкнул ее в плечо. - Пиши скорее сестрице весточку о себе. Ты только представь, она же тоже наверняка думает, что тебя нет в живых. Вот обрадуется!
Часть 2.
ФРОНТ И ТЫЛ
Наталья с Лизой встретились только в самый разгар Курской битвы. До того времени они постоянно находились рядом, но получить разрешение на отлучку не удавалось ни той, ни другой.
Положение на фронте было сложное. Стремясь взять реванш за Сталинград, немецкое командование сосредоточило крупные силы, располагая их большими группировками на севере у Орла и на юге, близ Харькова и Белгорода. От Орла враг мог нанести сокрушительный удар в сторону Москвы, а его южная группировка под Харьковом стояла заслоном на пути советских частей, препятствуя наступлению на Донбасс и в строну левобережной Украины.
Немцы наступали. Планы ставки Сталина оказались под угрозой. Советский фронт от Орла до Харькова под давлением немцев прогнулся, образовав дугу, которую штабисты назвали Курской. На северной стороне оборону держали войска Центрального фронта под командованием Рокоссовского, там находилась Лиза. Наталья же пребывала на южной оконечности дуги, при штабе генерала Ватутина.
Напряжение нарастало, немцы давили всей мощью, намерения Ватутина и Рокоссовского осуществить крупные операции по разгрому гомельской и харьковской группировок врага пришлось до времени отложить и перейти к жесткой обороне. Срочно разрабатывалась новая стратегия, строились оборонительные сооружения, всем штабистам было приказано находиться на своих местах.
Все началось в ночь с 3 на 4 июля. Группировка Манштейна, расположенная против армий Ватутина, нанесла сокрушительный удар и прорвала фронт. В образовавшуюся брешь ринулись танки, они ускоренным маршем двигались к Курску. Для того чтобы облегчить положение Ватутина и отвлечь вражеские войска, 6 июля Центральный фронт Рокоссовского нанес контрудар. Но немцы отбились. Более того, они перешли в наступление и на северном направлении, прижимая советские войска к прежним оборонительным рубежам.
Под ударами танковых армад все смешалось. В фуражке, присыпанной землей, Орлов лежал в окопе, приникнув к противотанковому ружью и посылал патрон за патроном в казенник.
- А врешь, не возьмешь! - кричал он, глядя на подползающие "тигры". - Лизка, уходи! Уходи, пока не накрыли, - выстрелив по гусенице ближайшего танка, он сильно толкнул Голицыну в плечо. - Беги, сказал! Ты видишь, как прет, зараза!
- Я не уйду, - она чуть высунулась из-за бруствера, и тут же пуля, просвистев, сбила с головы пилотку.
- Каску, каску, одень, дура! - прокричал Орлов. - Не в Питере, на Невском, а, черт! Получайте! - он снова приник к ружью.
"Тигр" подполз совсем близко. Глядя в прицел, Орлов наткнулся взглядом на черный зрачок орудийного дула, наведенного на него. Он даже не успел пошевелиться, как грохнул выстрел. Его толкнуло в грудь, осыпало горячей пылью, ударило спиной о противоположную стену траншеи.
- Лешка! Лешка! - Лиза вцепилась ему в плечо: - Что?! Что?! Ты жив!
Преодолевая звон в голове, Орлов приоткрыл глаза и прошептал:
- Бега же, беги, сейчас зароет, обоих.
Но было поздно. Танк уже наполз на окоп. Лиза только успела наклониться, и гусеницы зловеще проскрежетали над ее головой. К счастью, "тигр" сразу прополз дальше, не став утюжить траншею, так что ее едва присыпало землей. Как только танк проехал, Лиза выглянула из окопа: недалеко от них стреляла советская пушка. Там еще держались. Лиза знала, что это одна из батарей, подчиненных генералу Петровскому. - Лешка, погоди, погоди, я сейчас, - напрягая силы, она вытянула Орлова из окопа и где ползком, где перебежками устремилась к батарее. Орлова она тащила за собой, уложив на плащ-палатку. Пули свистели вокруг, как рой пчел, снаряды падали, взрываясь, то впереди, то сзади.
Взобравшись на пригорок, совсем рядом с батареей, Лиза увидела поле боя, и у нее замерло сердце: на батарею Петровскому по нескошенной, колосящейся ржи двигалось никак не меньше ста "тигров", а за ними широкой цепью двигалась эсэсовская пехота.
- Девица, чего зазевалась? Пригнись! - какой-то сержант схватил ее за руку и повалил на землю, тут же рядом прозвучал взрыв. Осколки со свистом пронеслись над головой.
- Уж, почитай, атак двадцать отбили, - сплюнул сержант зло, распрямляясь. - Ты, девица, не санинструктор? - спросил он, внимательно оглядывая Лизу. - Какого полку? Гляжу, раненый у тебя.
- Я переводчик, - ответила Лиза, недоумевая, как сержант не понимает, но потом сообразила: она вся обсыпана землей, так что ни погон, ни нашивок не различить.
- Переводчик? - усмехнулся криво сержант. - А кому тута переводить? Все без перевода ясно, матушка. А ну, пошли к нам на батарею, у нас раненых много, приглядеть за ними некому, да и когда заберут - неизвестно. Давай, помогу, - он потянул плащ-палатку. - Скорей, скорей, - торопил он Лизу и, прикрывая ее, перебежками двинулся вперед первым, показывая путь.
- Целься! - только взойдя на батарею, Лиза услышала знакомый голос Петровского. - Не отвлекайся, не дрейфь! - в опаленном кителе, багровый от жары и усталости, генерал стоял около головного орудия и сам подавал снаряды заряжающему. Сбитая с головы стальная каска валялась у колеса пушки. Светлые волосы казались серыми от пепла. Тут же лежал офицер в звании майора. Привалившись боком к пустым зарядным ящикам, он сжимал обеими руками живот.
- Коля, погоди, - обернувшись после очередного выстрела, прокричал ему Петровский, - погоди, может, кто из докторов появится.
- Я вот привел санитарку, товарищ генерал, - втянув Орлова на холм, доложил сержант.
- Отлично, Курбатов! - Петровский, увидев Лизу, удивился: - Елизавета Григорьевна, вы? Откуда? Разве вы не с командующим?
- Меня послали в 54-ю дивизию с приказом, а тут немцы прорвались, мы оказались отрезаны, - сбивчиво доложила она и тут же добавила поспешно: - Я, конечно, не санитарка, но готова, что прикажете…
- Вот у меня помощника поранило, - Петровский указал на майора, - надо бы перевязать. Да не отойти. Санитарных препаратов у нас тут в избытке, рук не хватает.
- Я готова, Алексей Александрович, - быстро согласилась Лиза.
- Спасибо, Елизавета Григорьевна, - Петровский слабо улыбнулся и распорядился: - Курбатов, покажи все.
- Слушаюсь, товарищ генерал. А ну, пригнись, - снова дернул он Лизу за руку вниз. Невдалеке разорвался снаряд. Лизу и сержанта осыпало землей и градом мелких камней. Оглушенная взрывной полной, она на мгновение ослепла. Рядом послышался стон:
- Все там, за ящиками! - прокричал ей в ухо Курбатов, а сам бросился к орудию. Наводчик Петровского лежал мертвым.
- Курбатов, на прямую наводку ставь! - перекрикивал грохот стрельбы Петровский.
- Есть, товарищ генерал, сейчас вмажем! А, ну, поди, поди, милок, поближе!
Кроме Курбатова у орудия оставался еще заряжающий, высокий, рябоватый парень с крепкими, мускулистыми руками.
Схватив санитарную сумку, Лиза раскрыла ее, рванула пакет с бинтами.
- Товарищ майор, обратилась она к помощнику Петровского, - позвольте я посмотрю…
- Давай, давай, двигайся! - покрикивал на заряжающего Курбатов. Раздался залп, серо-черный "тигр" остановился перед самым холмом, пламя жадно охватило броню, затянув белые кресты клубами густо-серого дыма.
- Готов, готов, молодчик! - радостно закричал Курбатов. Вскоре и второй вражеский танк неуклюже развернулся и замер, из-под правой гусеницы у него вырвалось яркое пламя. Третий полз вверх но склону.
- Не торопись, - приказал Курбатову Петровский, взглянув в прицел. - Подпусти поближе, целься медленно. Не то промахнешься.
- Да уж куда торопиться, - усмехнулся сержант, - к теще на блины когда еще попадем. И то еще, если живы останемся.
Где-то рядом послышался выстрел.
- Эх, спугнули, - с досадой махнул рукой Курбатов, но вдруг сообразил: - А кто ж там, товарищ генерал, никак наши? Там же бомба попала, вроде погибли все.
- Значит, не все, - Петровский отстранив Курбатова, сам наводил орудие. - То, что выстрелили, даже к лучшему, он на них отвлекся, нам башню подставил. - Так, так, еще поближе, - продолжал он с удивительным хладнокровием. - А теперь - пали! - приказал коротко, жестко.
Орудие выстрелило. Танк вспыхнул, как спичка.
- Справа, Алексей справа, - раненый майор приподнялся с земли и со стоном опустился. - Справа смотри.
- Товарищ майор, не шевелитесь, - прикрикнула на него Лиза, вы мне повязку сбиваете.
- Прости, сестричка, - тот едва заметно улыбнулся поголубевшим от боли губами.
- Вижу, Коля, - откликнулся Петровский и приказал: - Поворачивай орудие!
- Налегли! - крякнул Курбатов довольно.
Еще один немецкий танк был подбит на подступах к высоте. Сзади суматошно забили зенитки, небо покрылось белыми, пушистыми шариками разрывов. Несколько десятков "юнкерсов" шли в пике от солнца.
- Ложись! - прокричал, что было мочи, Петровский и, схватив Лизу, бросился с нею на землю.