- Они хотели, чтобы комбриг Голицын стал более послушным. У него остались две маленькие дочери, вы с Наташей. Им необходима была мать. Они думали, он быстро женится, и даже приставили некую особу Таню Коровину, служившую агентом ОГПУ. Так комбриг все время находился бы под присмотром. А рано или поздно его склонили бы к сотрудничеству, доносительству то есть. Но они не могли допустить, что Гриша станет хранить верность своей умершей супруге. А то, что нельзя использовать, надо уничтожить - таковы большевистские правила. Осознав, что их трюк не удался, огэпэушники приговорили Гришу. Без Нади он прожил всего лишь пять лет. Потом - арест и расстрел. Благо, и повод нашелся, и верные люди.
- Господи, господи, как же это все? - Лиза с трудом преодолевала смятение, охватившее ее. - Сколько же я не знала! Вы поверите, Катерина Алексеевна, - она подняла к Белозерцевой залитое слезами лицо, - я часто спрашивала себя: зачем папа, как приезжает на дачу, обязательно идет на кладбище, к Параше Головкиной, кто она нам? Да еще берет и нас с Наташей с собой. Однажды он сказал мне, - вспомнила она, - за полгода до ареста, чтобы я не забывала эту могилку, когда его не станет. Как будто чувствовал. Я и подумать не могла, что в ней похоронена бабушка.
- В середине двадцатых годов, когда я встретилась с Гришей после долгой разлуки, - продолжала Белозерцева, - я пыталась помочь им с Надей уехать из Советского Союза. Побывав в Париже, я тайно договорилась с Дмитрием Павловичем, что они с сестрой примут Голицыных и не станут пенять Грише на прошлое. Хотя кто мог отвечать за всю эмиграцию? Конечно, избежать нелицеприятных разговоров не удалось бы, но во всяком случае, они сразу же получили бы моральную опору. В Советском Союзе я тогда еще могла, пользуясь расположением Дзержинского, добиться для них разрешения на выезд. Многие, кто прежде верил в рай справедливости на Земле и разочаровался, познав реальность, тогда уезжали. Я говорила Грише об этом. Он был согласен, но опять насмерть встала Надя.
Я просила Гришу не говорить супруге, что мы были знакомы до революции, что Екатерина Белозерцева и бывшая княгиня Катя Белозерская, урожденная Опалева, - одно лицо. Тут уж Надю как подменили. Ее обуяла совершенно неоправданная ревность. Я полагаю, она знала о том, что Гриц женился на мне, оставив свою прежнюю невесту Машу Шаховскую, и потому почитала меня этакой роковой женщиной, которая одним взглядом разбивает мужские сердца, и потому очень сильно забеспокоилась за свой брак. Она даже вбила себе в голову, что до знакомства с ней Гриша имел со мной роман в Петербурге. Конечно, этому способствовали и ее собственная нервозность, и совпадение, что ее муж носил такое же имя, как и мой погибший супруг. Она настояла, чтобы я не приезжала к вам на дачу вовсе. И уж конечно, слышать не желала, что я могу помочь твоим родителям покинуть Россию. "Для чего? - возмущалась она, - чтобы там, когда блюсти порядок станет некому, ты бы бросил меня?" - спрашивала она надрывно у Гриши. Я уверена, знай Надя наперед, что ждет их обоих в ближайшем будущем, она бы забыла глупую ревность и вперед супруга собралась бы в эмиграцию. Но человеку не дано знать, что случится. Он выбирает вслепую, выбирает сам, и Надежда Арсентьевна Полянская, в замужестве Голицына, сделала свой выбор. Когда же она умерла, Гриша оказался под таким непроницаемым колпаком органов, что и думать было нечего об эмиграции. Он стал пленником большевиков. Кроме того, умер Дзержинский, а новые начальники, еще до Ежова, относились ко мне с прохладцей. Мое заступничество могло сыграть крайне отрицательную роль, особенно, когда к власти на Лубянке пришел Ежов. И я отошла в сторону. А вскоре и вовсе лишилась всяческого доверия. Ты знаешь теперь сама, когда твоего отца арестовали, я находилась в ссылке в Белозерском и ничего не знала о его судьбе. Вернувшись же, сразу попросила Лаврентия узнать хоть что-нибудь. Он сообщил мне то, что я сказала тебе: Гриша расстрелян на Левашовском пустыре через три дня после ареста. Больше ничего.
- Выходит, это мама довела его до смерти? Мама во всем виновата? - спросила Лиза, опустив голову.
- Что за чушь! - одернула ее Белозерцева строго. - Как она может быть виновата? Ведь Надя пострадала первой. Просто она жила, как чувствовала, как ее научили жить, увы, в непригодное для нынешнего положения дореволюционное, царское время. Ведь даже государь Николай Александрович не мог поверить в то, что его лишат жизни в Екатеринбурге. Государыня Александра Федоровна постоянно повторяла княгине Алине, что беспокоиться об их судьбе не нужно. Да, с ними грубо обращаются, но скоро все равно дозволят выехать в Европу. А как же иначе? Ведь их никто не обвинял, суда не было. Они не знали, что в России настали такие времена, что убивают не по суду, а исходя из классовой принадлежности. Так что нельзя винить Надю. Как и всем смертным, ей не дано было предугадать страшные несчастья, которые поджидали ее и твоего отца. Так сложилась их жизнь, - Белозерцева вздохнула. - Конечно, будь на месте Гриши другой человек, он бы не стал слушать жену, сделал по-своему, но твой папа был любимчиком своей матушки, княгини Елизаветы Ксаверьевны, в честь которой тебя назвали. Ему внушили, что мнение матери и жены - это очень важно. И конечно, это было правильно. В дореволюционное время. Но только не тогда, когда власть принадлежит Советам. Пролетарские овцы сбросили кудрявые шкуры и превратились в хищных волков. Надя, конечно же, не ожидала такого поворота, да и кто ожидал? Я тоже не ожидала. Пережила, но не ожидала. А что же Наташа? - спросила Белозерцева, снова приблизившись к Лизе. - В эвакуации? Надеюсь, она не осталась в Ленинграде? - последний вопрос прозвучал напряженно.
- Нет, в конце мая она уехала на каникулы сюда, на Волгу, в станицу Красноармейская, - Лиза всхлипнула, не в силах сдержать своих чувств. - Давно хотела посмотреть на эти места: великая река, столько читано-перечитано у Горького, у Островского. А тут случай представился. В Ленинград к нам приехал бывший заместитель отца по бригаде. Он в академию поступил, наведался, не побоялся, хоть и знал, что папу арестовали. За столом упомянул, будто тесть и теща у него на Волге живут. Вот Наталья и загорелась, уж больно хотелось увидеть - простор, степь, курганы. Он пригласил, договорился со своими стариками, чтобы приняли ее. Кто же знал, что война на пороге.
- А как станица называется, где твоя сестра жила, ты говоришь? - переспросила Белозерцева.
- Красноармейская, - ответила Лиза, - здесь недалеко она. Только кто ж меня туда пустит!
- Красноармейская? - Катерина Алексеевна вздрогнула. - Вот так совпадение. Бывшая Колочовская. Там погиб мой Гриша в девятнадцатом году. Да, Красноармейская - это рядом с Котельниково, - Катерина Алексеевна сдвинула брови, вспоминая, - оттуда только что выбили Манштейна. Туда так просто не попадешь.
- Так, может, там и следа от нее не осталось? - продолжала Лиза с прежней горечью. - Когда отступали к Волге, из окрестных поселений кого эвакуировали, а кого не успели, тот сам бежал. Мы совсем рядом с Красноармейской прошли, я просилась, хоть глазком одним взглянуть, но не позволили: так били с воздуха, головы не поднимешь.
- Ну уж отбились они, - Белозерцева усмехнулась, - нашей каши кушают, без мяса даже, и тому рады. Вот что, Лиза, - решила она, - ты теперь отправляйся спать, я сейчас позову Антонова, чтоб проводил тебя в расположение, а завтра будь готова, я с Никитой Сергеевичем совещание проведу и разузнаю заодно, как нам в эту Красноармейскую проехать. Вместе поедем. Мне бы тоже хотелось на Красноармейскую хотя бы разочек посмотреть. Надеюсь, мне дадут пропуск. А не дадут - опять Лаврентию звонить стану. Он еще пожалеет, что отправил меня из Москвы сюда, я его на Лубянке куда как меньше беспокою, чем отсюда.
- Мы поедем в Красноармейскую? Искать Наташу? - Лиза встала, сжав руки на груди. - Вы думаете, это возможно?
- Конечно, возможно, - ответила та мягко и смахнула слезинку с Лизиной щеки. - Только надо постараться. Я тебе обещаю, что все устрою. Только не проспи, - пошутила она напоследок и, толкнув дверь в сени, крикнула: - Антонов, просыпайся, дружок! Надо Елизавету Григорьевну проводить. И подбрось еще дровишек в печку. А то что-то затухло все и прохладно стало.
- Слушаюсь, Катерина Алексеевна, - Антонов появился, одергивая полушубок. - Это, - он махнул Лизе рукой, - пошли, что ли, товарищ лейтенант?
- Иди, иди, - Белозерцева проводила Лизу до дверей, - скоро уж рассветет.
- Где ж ты все ходишь, Лизонька? - Орлов встретил ее упреками. За Котельниково он получил лейтенанта, уже в третий раз, как сам смеялся.
- Но теперь уж надолго, - уверял он сомневающихся, - мне от Лизаветы Григорьевны отставать не след. Одно дело - санинструктор, а уж переводчик при генерале - это другой коленкор. Ничего не попишешь - интеллигенция. Тут в рядовых ходить стыдно. Надо продвигаться по службе.
- Ладно, ладно, поглядим, - шутили над ним. - Как какая новая юбка подвернется, забудешь свою переводчицу.
- Ты там помалкивай, - шикал Орлов и оборачивался, не слышит ли Лиза. - Чтоб ни звука мне, удавлю!
- Да, да, так и поверили, - кивали давние товарищи. - Иль ты, Лешка, переродился?
Для большинства сослуживцев уже не было секретом, что Орлов неровно дышит к Лизе. Она сама, наверное, узнала о том последней. Как-то не расположено было ее сердечко к любовным переживаниям, когда вокруг она видела столько горя. С извинением и, пытаясь объяснить свою холодность, она отказала Алексею во взаимности, когда он признался, что запала ему в сердце переводчица генерала. Думала, вспылит, бросит. Но он не отступился. Вдруг неожиданно проявил терпение, какого никто бы и не заподозрил в нем прежде. И постепенно она привыкла к нему. Он любил ее по-своему, иногда грубовато, неловко, но зато искренне, от всего сердца и уже не вспоминал о бывшей санинструкторше.
Она была ему благодарна. Орлов спас ее не только от многих опасностей войны, но и от главных ее врагов - одиночества и отчаяния. Она нашла в нем опору, он был дорог ей. С гам было спокойно, и уткнувшись в широкое, крепкое плечо можно было найти защиту от всех невзгод. Казалось, судьба намеренно сберегла их обоих в кровавом месиве Сталинградской битвы, друг для друга.
- Где носит-то? - Орлов обхватил ее за плечи, привлекая к себе, - все от генералов не оторваться?
- Завтра в Красноармейскую поеду, - сообщила она, вынимая шпильки из волос, - Наташу искать.
- Это как так? - недоверчиво усмехнулся Лешка. - Кто тебя туда пропустит. Там оцепление, НКВД стоит.
- Мне обещали помочь, - ответила она уклончиво. - Даже отвезти туда.
- Не этот ли слизняк Суэтин? - в голосе Орлова прозвучали ревнивые нотки. - Ты гляди, Лиза, я ему ноги переломаю, если только он к тебе пальцем прикоснется.
- Да не кипятись ты, Алексей, - Лиза поморщилась, отстраняясь. - При чем здесь Суэтин? У него своих дел хватает. Я старую знакомую своего отца встретила, а она в Москве необходимые связи имеет.
- Так ты, что ж, Лизка, - Орлов толкнул ее в бок, - от меня в Москву собралась? - спросил он с явной обидой.
- Не в Москву, - ответила Лиза вяло, - мне туда торопиться нечего. Там меня ждут только неприятности из-за отца, да на мой собственный счет найдутся. Я пока только в Красноармейскую еду, - она прислонилась головой к обитой досками стене блиндажа и закончила совсем уж сонно, глаза слипались. - Не накручивай себя по пустому.
- Ладно, спи, спи, - Орлов накрыл ее своим полушубком. - Будет утро, будет ясность.
Адъютант Петровского Зеленин прибежал за Лизой около полудня.
- Елизавета Григорьевна, - выпалил он с порога, - машина готова, Катерина Алексеевна ждет. Сказала - мигом.
- Я сейчас, - обрадовалась Лиза и побежала за адъютантом.
- Куда? Я с тобой! - Орлов кинулся за ней, на ходу отпросившись: - Товарищ командир, можно?
Майор Кузнецов, командовавший батальоном, только руками развел: одно слово - Орлов! Головная боль каждому - и только.
- Скорее возвращайтесь! - крикнул он вслед.
- Лиза, садись, - Катерина Алексеевна уже сидела рядом с шофером, день выдался ветреный, пурга крутила, не переставая. Натянув шапку пониже на уши, Белозерцева прикрывала рукавицей лицо. Рядом стояла еще одна машина - с охраной. - Нам всего два часа дали, - объяснила она, когда Лиза расположилась сзади. - Думаю, управимся. Поехали, - приказала она шоферу.
- А ну подожди! - Орлов подлетел, подняв вихрь снега. - Я тебя одну не отпущу.
- Это еще кто? - обернулась Белозерцева и недоуменно взглянула на офицера. - Вам что нужно, товарищ? Отойдите, вы нас задерживаете.
- Лейтенант Орлов, - представился тот. - Я, товарищ комиссар, вот вместе с Лизой. Я тоже с вами поеду. Мало ли там что, лишний боец вам не помешает.
- С какой это стати вы с нами поедете? - возмутилась Белозерцева и обернулась к Лизе. - Твой поклонник? - та покраснела и проговорила сдавленно, обращаясь к Орлову.
- Немедленно уходи, на тебя пропуск не выписывали.
- Ладно, садитесь, лейтенант, - Белозерцева взглянула на часы и согласилась. - Дольше разговаривать с вами, скорее уж приедем. Сзади, сзади садитесь, - она махнула рукавицей за спину. - Провезу, так и быть, на свою ответственность, где трое, там и четверо. А лишних бойцов действительно не бывает. Это верно сказали. Теперь - поехали, - снова обратилась она к шоферу, когда Орлов уселся рядом с Лизой. - Надеюсь, больше никто под колеса не бросится? У тебя, Елизавета Григорьевна, сколько поклонников? - она вполоборота с иронией взглянула на Голицыну. - Небось тьма тьмущая. Всех брать будем?
- Вы его неправильно поняли, Катерина Алексеевна, - проговорила Лиза виновато. - Он себе позволяет много, - она ударила Орлова по руке.
- Все я понимаю, - ответила Белозерцева задумчиво. - Вдвоем всяко легче, чем одной. Это верно.
- Слышала? - спросил Орлов у Лизы, наклонившись к ней. - Так что не надо нервничать по пустякам.
- Я даже разговаривать с тобой не желаю, - Лиза отвернулась от него. Белозерцева улыбнувшись, покачала головой.
Станица Красноармейская представляла собой сплошное пепелище. Почти все дома были сожжены, от них остались только почерневшие печные трубы. Не был исключением и дом, в котором жили родственники сослуживца комбрига Голицына, дед и бабка Остаповы. Лиза вспомнила их фамилию, и дежурный энкэвэдэшник, встретивший Белозерцеву, отвел их к тому месту, где прежде стояла изба. Теперь вместо нее зияла подернувшаяся грязным ледком воронка.
- Снаряд попал прямиком, все провалилось, товарищ комиссар, - объяснял капитан, - глубоко ушло.
- Но этого не может быть, - Лиза, которую сразу, как только она увидела, что стало со станицей, охватил нервный озноб, не могла поверить в то, что видела. - Вы уверены, это тот дом? Может, другой? - спрашивала она, цепляясь за ускользающую надежду.
- Да, капитан, вы ничего не путаете? - повторила ее вопрос Белозерцева и строго посмотрела на энкэвэдэшника. - Дом тот?
- Так точно, товарищ комиссар, - ответил капитан с заметной обидой в голосе. - У меня план предвоенный весьма подробный имеется. Если товарищ лейтенант уверена, что Остаповых ищет, - он бросил взгляд на Лизу, - то здесь оно и есть. Одни они здесь жили. Рядом Красновы, Дымовы.
- А что жители? - продолжала спрашивать Белозерцева. - Уцелел кто?
- Да, почти никого, - капитан безнадежно махнул рукой. - По тем сведениям, что собрать удалось, здесь сначала танковая часть немецкая стояла, потом эсэсовцы нагрянули. Они еще народ постреляли. И дома запалили перед отступлением. Так что местный люд кто от пули погиб, кого заживо сожгли в собственной хате. Вот из соседнего дома бабка уцелела, Авдотья Краснова, прежде учетчицей работала в колхозе, а потом уж состарилась. У нее двух дочерей и трех внуков убили, дом сожгли, а она чудом каким-то в подпол провалилась. Сверху ее кадкой приперло, не вылезти. Тем и спаслась, под землей. Дом горел, все над ней было. Мы ж пришли, слышим, колотит кто-то, так вытянули наверх. Только она молчит все, видно, умом тронулась от горя.
- Что ж, коль приехали грех уехать, со старухой не поговорив, - Белозерцева обернулась к Лизе. - Надо спросить ее об Остаповых.
- Так она не откликается, товарищ комиссар, - удивился капитан. - Что с нее проку?
- А вдруг откликнется, - настаивала Белозерцева. - Веди, да нам ехать пора. Все уж ясно здесь.
- Тогда прошу за мной, - пригласил энкэвэдэшник послушно.
- Идем, Лиза, - Орлов поддерживал похолодевшую от горя девушку под руку. - Еще говорила, что мне ехать с тобой не нужно, - не удержался он от упрека. - А я как чувствовал.
Присыпанный серым пеплом снег скрипел под ногами. Капитан НКВД шел впереди, иногда оборачивался, предупреждая:
- Осторожно, товарищ комиссар, рытвина здесь, а здесь - скользко.
- Спасибо, спасибо, браток, как-нибудь не упаду, - откликалась Белозерцева.
- Где ж старуха Краснова твоя?
- Да, кажется, пришли уже, - капитан сверился с планом. - Здесь, на взгорке три дома и стояли. Между ними небольшая рощица березовая, всего-то пять или шесть деревьев. Вот только пни обожженные от них остались. А дома, - он прищурился, окидывая взглядом местность, - располагались кружком: печки, видите, с трубами? Вот что ближе к нам, это и будет Красновых бывший дом. Подальше - Дымовых, а вместо остаповского, сами взгляните, большая воронка, и все.
- Я не верю, не верю, - всхлипнула Лиза и уткнулась лицом Орлову в плечо.
- Да погоди ты, - он погладил ее по выбившимся из-под ушанки волосам, - может, и спасся кто. Сейчас старуху расспросим.
- Вы как прикажете, Катерина Алексеевна? - осведомился деловито капитан. - Авдотью ту к вам сюда привести?
- Зачем же? - Белозерцева отрицательно покачала головой. - Легко ли ей ходить, коли старая она, да еще горе такое спину гнет. Сами до нее дойдем. Где сидит-то она?
- Да вот за печкой своей, - капитан махнул рукой вперед. - Притулилась там на приступке и не шагу, все смотрит, смотрит перед собой, не мигая. Точно ждет кого. Уж ей говорили, вставай, мать, пошли, хоть поешь чего, погреешься у наших костров, а она - ни в какую, упрямая.
- Да какая уж еда на ум придет, - усмехнулась грустно Белозерцева. - Ты сам-то откуда, капитан? - спросила она энкэвэдэшника.
- Я из Свердловска.
- Значит, твои в сохранности?